Читать книгу Память совести или совесть памяти - Игорь Сотников - Страница 8

Гл.7
ОБЪЕКТЫ ПРОШЛОГО

Оглавление

Кто-то сказал, что каждый родившийся в маленьком городке мечтает уехать из него, ну а те же, кому это удалось – жаждут вернуться обратно. Так они и живут в полушаге от своего казалось бы сбыточного желания, но, пожалуй, уже все-таки – несбыточного, ведь, внутренний шлагбаум уже вряд ли позволит им переступить его. Каждый маленький поселок, городок… и так – по возрастающей, живет в тени относительно своего мегаполиса, который и определяет погоду в этом маленьком городке. В свою очередь, маленький городок служит, в некотором роде, корневой системой мегаполиса, подпитывая его свежей кровью и другим ресурсом. При этом, житель мегаполиса слегка свысока смотрит на жителя маленького городка, считая его не столь высококультурным как он. Видимо, культурность – такая штука, которая водится только в больших городах, наделяя ее носителей этим своего рода чванством. Малокультурные же жители маленьких городов не всегда согласны с таким мнением, и частенько «окультуривают» гостей из мегаполиса где-нибудь вечером, возле мест массовых культурных мероприятий, типа дискотеки. И может показаться, что антагонизм между двумя этими представителями разных уровней культур никак невозможно преодолеть, но не надо спешить с выводами. И как только на горизонте появляется представитель еще более культурного, то есть столичного общества – вражда в местном культурном сообществе затихает, он обращает свой совместный взор на так любимого всеми столичного гостя. Ведь столичный гость – всегда есть воплощение всех экстракачеств, с которыми он не против поделиться (а вернее будет сказать – поучить вас) с вами, с высоты своего столичного статуса. Но местные аборигены – народ невоспитанный, и все сам норовит вставить свое слово в пылкую дискуссию, часто переходящую в тыканье носом столичного гостя в его недостатки. Но данный способ (тыканье носом) всегда сопровождается попаданием в этот самый нос, и поэтому – разбитием последнего, так что всегда трудно сказать, было ли найдено взаимопонимание, или имела лишь место попытка. Известно лишь одно, что в дальнейшем столичный гость смущался таких знаков внимания к его персоне, и больше не пытался высказывать свое высокое мнение, отложив его до лучших, столичных времен.


В одном из таких городов-спутников у Лу был свой дом. Когда-то в этом городе жили родители его родителей, и Лу со всей своей семьей частенько к ним приезжали на свои выходные. Со временем, когда старшая семейная ветвь ушла из этого бренного мира, сюда переехали его родители, сменив на посту своих предков. Видимо для них, отчий дом все же был не пустым звуком, хотя они и прожили большую часть жизни в мегаполисе. Но здесь, в маленьком городке, в своем доме, было так спокойно и тихо, что это, наверное, тоже явилось немаловажным фактором при решении переехать сюда. Но время нещадно, и вскоре дом вновь опустел, отправив в последний путь своих новых-старых жильцов. Лу же, храня память о них, не стал продавать дом, а несколько подлатав его, оставил для себя это прибежище старых воспоминаний. Правда, он этим не ограничился, и выкупив соседний участок, построил на нем уже дом, отвечающий его современной жизни. Так и стояли рядом друг с дружкой два отражения временной реальности: старенький родительский дом, и современный особняк, дом их детей. Старенький дом, частенько покряхтывал, глядя на своего рослого собрата, как бы говоря: «Ты, смотри не зарывайся, и не смотри на меня свысока. Дай бог тебе еще столько простоять, сколько стою здесь я, видевши самого Генку-рябого и Ваську-кривого. Так что, если будешь слушать меня – получишь такой же почет и уважение, что и я!». Особняк же, хмуро глядя свысока на этого старого ворчуна и ничего не говоря в ответ, все не мог сообразить: кто такой Генка-рябой, и чем велик этот Васька-кривой? Хотя, судя по его имени, это был не иначе как великий архитектор, зарекомендовавший себя со своей профессиональной стороны. Но ему никто об этом не рассказал, а также не раскрыл всей удивительной правды о сих человечищах – некому уже было этого сделать. И теперь можно с прискорбием сказать: для нас навсегда канула в лету славная память об этих людях, когда-то бывших грозой всего микрорайона. Что же касается самого родительского дома? В минуты особенного волнительного настроения Лу любил, включив здесь старый проигрыватель и качаясь на кресле-качалке, погружаться в свои воспоминания. Его старый дом служил для него своего рода прибежищем его памяти. Об этом его доме знала, наверное, только его сестра, которая, впрочем, тоже была здесь редким гостем, так что здесь можно было не опасаться, что тебя потревожат (как всегда, некстати желающие встречи с тобой какие-нибудь твои знакомые) в тот момент, когда тебе экстренно требуется тишина. Вот сюда-то и направлял свой автомобиль Лу, где, по его мнению, его никто не сможет побеспокоить. Правда, по прибытию на место (как только он вошел в калитку) воспоминания прошлого живой материальностью обрушились на него, заставляя тревожно забиться его сердце. Сразу за калиткой его встретила пустая конура, из которой когда-то с радостным лаем бросался ему навстречу его лохматый друг Амур. Он был ближайшим другом для своих, но считался злой собакой для чужих, пока твой друг не познакомит тебя со своим Амуром, а уж потом ты тоже становишься своим, и смело можешь заходить к нам в гости. Правда, из этого правила тоже было свое исключение, и одна зловредная соседка так и не была допущена до круга своих из-за имевшихся на то оснований у самого Амура. Трудно сказать, с чем это было связано: возможно – с ее кошачьими предпочтениями, и запах кошек, идущий вслед за ней, нарушал покой чувственной натуры Амура так, что он, при каждом ее появлении у нас в гостях, откладывал подальше от себя кость и со злобным рычанием встречал взглядом ее, так быстро старающуюся проскользнуть мимо него. Отдельные же злопыхатели настаивают на иной версии этого внутреннего конфликта. Они приводят свою версию: во времена молодости Амура, и его свободной беспечной жизни, у этой зловредной соседки пропала курица, в результате чего подозрения пали на Амура, так любящего погонять кур на лужайке. Конечно же, хозяева усомнились в столь недостойном обвинении нашего любимца, так любящего пускать слюни тебе в лицо, и непременно встали бы на его защиту, но неопровержимые доказательства в виде остатков курицы, найденные в его конуре, привели нас к заключению, что Амур пускал слюни не только глядя на нас, но и наблюдая за бегающими курицами. После выплаченной компенсации соседке было принято решение заключить Амура на цепь, чему он сильно не обрадовался и, было, хотел обидеться на нас, но его тонкая натура почувствовала откуда ветер дует, и с тех пор носительница этого ветра не могла со спокойной душой находиться у нас в гостях. «Но где сейчас Амур, мой верный пес, и где – то время, когда я катался верхом на нем?», – по-гамлетовски размышлял Лу, потирая заслезившийся глаз. «Что от него осталось? Ошейник, да и того уже нет. Уже не обнимешь его, с такой верностью смотрящего тебе прямо в глаза, уже не погладишь, так безмерно осчастливленного этим…». Только теперь и остались эти верные годовые друзья-смартфоны, которые вечерами гладишь по экрану, ища в них что-то, чем можно будет заполнить свою душу. А ведь смартфон очень умный и знает, чем тебя развлечь, и ты, забываясь на время, заполняешь им себя, но почему-то, как только ты его откладываешь в сторону – пустота возвращается вновь, и только сон слегка умиротворяет твое одиночество. А ведь этот верный четвероногий друг, так любовно царапавший и хватавший тебя за что попало, наполнял тебя радостью и счастьем, и твое легкое поглаживание его и даже дергание за уши еще долго жили в тебе, сохраняя атмосферу легкой безмятежности. А ведь когда Лу в очередной раз приехал сюда в гости и вместо радостно лающего Амура, застал пустую конуру, и только в тот момент, теряя под собой землю, он понял смысл тех смущенных взглядов родителей, бросаемых на него, когда он заговаривал о собаке. Это, наверное, была первая значимая потеря в его жизни, и даже проступившие слезы на его лице он не пытался скрыть, стоя рядом с конурой. И когда ему протянули ненавидимый Амуром ошейник – то Лу, схватив его, с ненавистью забросил куда подальше. Затем он рванул калитку и бросился прочь, вниз по улице, в ближайшую лесную рощу. Побродив по ней, Лу успокоился и направил свой шаг назад домой.


– Привет, – услышал Лу, подходя к своей калитке.

Повернувшись, он увидел дочку той самой зловредной соседки и, надо сказать, что возможность увидеть ее была одним из тайных желаний Лу, приезжавшего сюда. Наверное, и его пес чувствовал это, и в связи с чем вел себя по отношению к ней более чем дружелюбно, позволяя себя гладить за ухом и хватать за грудки. А ведь до этого Лу даже ни разу с ней не перекинулся словом, несмотря на огромный багаж заготовленных фраз. А ведь он не был слишком неразговорчивым парнем, и многие девушки могут подтвердить, что иногда им приходилось перекинуться с ним парой фраз. Конечно, Лу более красноречив был, как каждый из нас, в кругу своих друзей. Но почему же он не удосужился поговорить со столь привлекательной девушкой, к тому же знакомой с ним? Может в том-то и дело, что она для Лу стала уж очень сильно привлекательной, и скажу даже больше: очень и очень сильно привлекательной, а ведь всем известно, что именно этот фактор и становится той перемычкой, перекрывающей ваши голосовые связки, тем самым мешающий промолвить вам даже слово в сторону волнующей вас юной особы.

– Привет, – раскрыв рот, сказал Лу, покраснев от волнения.

– Я увидела, что вы приехали, и решила подойти поздороваться, – продолжила Светлана. (Так звали соседскую дочку, приходится самому восполнять недочеты, ведь из Лу и слова не вытянешь).

– Да, – только и ответил Лу.

– Я знаю про Амура, и мне его очень жалко, – сказала Светлана.

– И мне, – ответил Лу.

– Ну, а ты, как? – спросила Светлана.

«А без тебя – никак!», – хотел бы ответить Лу, но не ответил сейчас так. Но он все же ей сказал это, хоть и другими словами, но с тем же смыслом. И ведь, как только он получил возможность это сказать (небезответность чувств Светланы открыло ему для этого путь) – то Лу осыпал ее словами исходящими от сердца.

– Без тебя никак, – говорил он вечером, стоя у ее калитки. – А как же – без тебя, – зовя ее погулять вдвоем в город. – Только ты и я, – договариваясь с ней встретить Новый год.– Мы всегда будем вместе, – уезжая в столицу на учебу, говорил Лу. – Я всегда буду помнить тебя, – говорила жирная точка в последнем его письме.


Что сказать, столичная жизнь завертела Лу своим водоворотом событий, его провинциальные целеустремления были признаны устаревшими, и он, вкусив новой жизни, а с ней впитав и новых идей, разменял свою тусклую жизнь вдали от городов на яркость беспечности жизни в мегаполисе.

Не будем останавливаться на пути Лу к своей новой мечте, тем более, его путь не предусматривал остановки ни перед чем, и только таким образом и можно было преуспеть, по его мнению, в этой жизни. Так что, найдя для себя новую жизненную стезю, он практически забыл о своей старой колее. И уже по прошествии многих лет, в связи с открытием его филиалов компании на своей родине, Лу все-таки навестил свой отчий дом и, побывав здесь, распорядился отстроить рядом со своим стареньким домом новый, гостевой дом. Что касается света, когда-то освещавшего ему уголки его души, и бывшим для него огоньком в ночи – то он решив, что жить в потемках тоже вполне можно (но что здесь было правдой, сложно сказать: то ли он испугался растревожить свою душу, то ли опять же испугался расстроить ее), не решился навестить Светлану. Хотя ему казалось, что шторы на окнах их дома неестественно ведут себя, уж больно часто они меняют свое положение, но откуда он мог об этом знать, если на них не смотреть. И все же мне что-то подсказывает, что он все-таки не смог удержаться, и не только посматривал в ту сторону, но и часто не сводил с ее дома взгляда, ожидая увидеть ее. И ведь он многое знал о ее жизни. Первый неудачный брак, затем второй, закончившийся для нее также разводом, из которого, правда, был вынесен ребенок. И как окончание – жизнь со своей престарелой мамой у нее в доме. Пройдя в дом, Лу на каждом углу натыкался на какое-нибудь свое памятливое воспоминание, не дающее успокоиться его душе, ведь вещественность, когда-то впитав в себя частику вас, теперь, на протяжении лет, не престает истощать их из себя, и вы, сталкиваясь со своей казалось бы утраченной частичкой себя, натыкаетесь на нее и в результате чего ощущаете боль связанную с этой утратой. Побродив немного по дому, Лу решил, что прием пищи сегодня всецело зависит от него самого, так что для этого необходимо наведаться в магазин, дабы наполнить холодильник, в котором осталась только одна память о продуктах. Выйдя во двор, Лу вдохнул полной грудью местного воздуха, и решив, что он довольно не плох, да и к тому же погода настроена нынче, как нельзя лучше, что, пожалуй, было бы неплохо прогуляться пешком до магазина, и заодно насладиться местными достопримечательностями. Эти достопримечательности не носили в себе монументальности – они скорее носились на своих двоих, иначе говоря, местный городишко не мог похвастаться своими достижениями в области архитектуры, но зато колоритность местных жителей, архииндивидуальность отдельных ее представителей смело можно было занести в книгу местных достопримечательностей. А ведь это закон жизни: там где живет столь видный живой народ – редко встретишь какую-то застывшую мысль в виде отдельных архитектурных изысков. Живость и кипучая деятельность не дает застояться, как человеку, так и строительному бетону. А ведь, как, оказывается, хорошо вот так беззаботно пройтись по улочкам своего детства. Правда, многое хоть и изменилось, и многих уже и не знаешь, да и ты для многих – уже совсем незнакомый человек, но, все равно, там-то или там попадаются тебе на пути осколки твоего прошлого, так живо цепляя тебя. И ведь те, малозначимые когда-то для тебя вещи, вдруг стали, как-то особенно важны для тебя, неся в себе частички жизненных случаев, когда-то происходивших с тобой, и они, дополняя твои памятливые просветы, потихоньку восстанавливают твои картины из прошлого. Городок, как и ты, тоже не стоял на месте, он тоже где-то рос, а где-то, наоборот, редел, то – расцветая в жирные благополучные годы, то – ветшая в годы невзгод. Веяние времени не могли пройти мимо него, и он, следуя моде, преображался согласно действующему в данный момент тренду. Так, на место ларьков и магазинчиков пришли маркеты и супермаркеты, ну, как пришли… – просто сменили вывеску. Так, на место пивных-баров пришли различные спорт-бары и пивные рестораны, а ведь еще не давно в них так любили потолковать о насущном местные любители справедливости (а также и профессионалы этого дела), так не любящие публичности. Но их расплющенные носы, зияющие бланши и другая синеватая роспись по телу, сразу же выдавали в них деловой профессионализм, что, собственно, не умеряло их профессиональный пыл, и они после первой же выпитой кружки преображались и заявляли о себе во всех голос, что часто добавляло к их отличительным тельным меткам дополнительные украшения. Но несмотря на такие удары по человеческому сознанию, его не так-то просто провести, и человек, ко всему привычный, не изменяя себе, все также рвется в эти спорт-бары, ответственно заявляя своему нерешительному спорящему с ним приятелю: «Только „bar“ нас рассудит!». Лу же по дороге набрел на один из таких маркетов, в детстве носящего по-простолюдинке название: «Продукты», но сейчас обретшее, благодаря работе местных маркетологов, звучное магнитологическое имя. Зайдя внутрь, Лу обнаружил существенные изменения во внутренней жизни магазина. Так, впитав в себя дух самообслуживания, магазин подвергся значительной реконструкции для подходящего удобства покупателя в его стремлении самообслуживаться. Лу, с некоторой ностальгией, вспомнил ту огромную зловредную тетку, как тогда говорили, «сидящую на сладостях». Видимо, это ее сидение, да и повышенное содержание дрожжей в ее сдобном теле, дало ход ее росту, раз ее так, в конечном счете, разнесло (или расперло, кому как удобно говорить), но не это больше всего задевало детвору. С этим «достатком» еще можно было как-нибудь ужиться, тем более что с ним уживался тот унылый «сухостой», который встречал по вечерам ее с работы, взваливая на себя огромные сумки. Но дело в том, что эта тетка полностью опровергала сложившееся мнение: большой человек – это добрый человек. И дети, прежде чем подойти к ее прилавку, долго думали об этом, и разве что только завораживающий вид разных пирожных и всяких ужасно сладких вещей, брал над ними верх, и дети на ее звучный вопрос: «Че надо?!», – с трудом выговаривая название: «Корзиночку с крем-брюле!», – получали свой заказ. А ведь может, эта тетка – сама по себе очень добрый человек, так любящий сладости, что и сказалось на ее решении пойти работать в этот сладкий отдел. Но вот только сладкое и сдобное не всегда сопутствует стройности, и она, заметив те свои изменения, которым она подверглась благодаря этим факторам сладкой жизни, попыталась ограничить себя от сладкого. Но что поделать, когда маховик привычки уже запущен – наша тетка (сколько не пыталась отказаться от сладкого) все никак не может перебороть себя. И она, видя как детвора беспечно откусывает очередное пирожное, со слезами на глазах забегает в подсобку и, зачерпнув своими жирными руками горсть конфет, с трудом пытается ими заткнуть свой рот от извергающегося вопля своей души. Затем, слегка остыв, она возвращается за прилавок, где новый покупатель просит принести «вон тот большой торт», и она сама, того не понимая, ненавидит его бессильная в своих действиях. И так, раз за разом, продолжается ее ежедневная пытка ничего не подозревающими любителями сладкого. Ну а детям, подсознательно чувствующим эту ее ненависть, так ничего другого не оставалось делать, как перебарывать себя и, превозмогая страх, покупать сладкое. А что вам, детям! Вам еще повезло по сравнению с тем унылым мужчиной, который когда-то из-за своего веселого характера слыл душой многих компаний. И разве могла перед ним устоять всеобщая любимица Ласточка-сладкоежка? Да ни в жизнь или, по крайней мере, не в этой ее ипостаси! Но где же сейчас та стройная веселая Ласточка, вносящая в его жизнь радость и счастье? Неужели? Да не может быть? Увы, все это так, и с каждым лишним килограммом она все меньше улыбалась, а он все чаще отворачивал от нее свой взгляд. Она же, замечая это, с расстройства еще больше прибавляла в весе, а он все меньше от этого радовался и, как потом говорили всезнающие бабульки, в один из вечеров, ее никто не пришел встречать, и она, не понимая, что случилось, ошарашено стоя на пороге магазина, глядела по сторонам в ожидании его, и (как рассказывали очень дальнозоркие) ее глаза при этом приобрели неестественную слезливость. Но он так и не появился, а она, с опустившимися плечами (и не только благодаря тяжести сумок), побрела по узкой тропинке домой.

Сейчас уже нет того отдела, нет, конечно же, сладости никуда не пропали, и даже ассортимент их значительно вырос, но сейчас они уже соседствуют с другими не столь сладкими вещами, что не говорит о пониженном содержании в них сахара, но слегка портит ощущение праздника. Наш же Лу, прикинув, что ему необходимо для ужина, прикупил этого себе и отправился в обратный путь. Занеся продукты в дом, он решил, что надобно занести также привезенную одежду, для чего и пошел к своему автомобилю. Когда же он вытаскивал сумки из багажника, то неожиданно услышал обращающийся к нему голос.

– Ты, я смотрю, богатый, раз на такой машине ездишь.

Лу же, повернувшись, увидел перед собой весьма отвратительного типа, со всеми своими регалиями несимпатичности, как-то: зловонный запах, неопрятность (если, конечно, это слово можно употребить по отношению к нему), жизненный багаж знаний, заключенный в мешках под глазами, ну, и в придачу, палочка, на которую он опирался, как говорил он и даже зуб за это давал: «Я – инвалид труда, и получил свое увечье, когда работал шахтером в забое».

– Ну и что, – не дипломатично отрезал Лу.

– Так может, с хорошей жизни, добавишь мне пять рублей? – слегка заискивающе спросил инвалид труда.

– Нет, не добавлю, – не меняя тона, ответил Лу.

– Ну, ладно, – процедил сквозь зубы сей тип и, развернувшись, поковылял по дороге дальше.

Лу же повернулся и стал смотреть ему вслед, вспоминая, где же он его видел.

– Что, денег просил? – вдруг услышал женский голос Лу, заставив его тем самым вновь проделать вращательные движения головой и телом.

Повернувшись же обратно, он на этот раз увидел вовсе ни кого-то неприятного, а скорее даже наоборот. Перед ним стояла та, которую он жаждал и боялся увидеть. Светлана стояла рядом с его машиной и, слегка наклонив голову, прищурив глаза, изучала его. Для Лу же, кроме ее глаз, ничего больше не существовало. Так они и стояли, не смея нарушить тишину.

– Надо все-таки было дать ему какую-то мелочь, а то он у нас злопамятливый и может гвоздем царапнуть машину, – все же нарушив тишину, сказала она.

– Ну, а ты – как? – спросил ее Лу.

– А без тебя – никак, – хотела бы сказать она, прокручивая сладко-горькие воспоминания. – А мне – как без тебя, – соглашалась она идти вместе с ним гулять. – Только я и ты? – переспрашивала она, когда он звал отмечать вместе Новый год. – Я тебя буду ждать, – говорила она, когда он уезжал на учебу. – Я тебя никогда не забуду, – размывала ее слеза его жирную точку.

– Да ничего, помаленьку, – ответила она ему. – Ну а ты, надолго к нам?

– Да еще не знаю, – ответил Лу.

– Понятно, – в свою очередь ответила она.

А что, собственно, в данном случае понятно? То, что сложно разговаривать – это только и понятно, остальное же совсем не ясно и очень непонятно. Но попробуй тут разберись и пойми друг друга. Как себя вести после стольких лет, после разрыва, и что говорить в данном случае уж очень непонятно для всех, так что приходиться держать независимый вид, проводя языковую разведку.

– А кто это был, – не зная, что сказать, спросил Лу.

– Так ты разве не узнал? – искренне удивилась она.

– Да нет, – слегка оживившись, ответил Лу.

– Так это же… тот самый Сева-сдача, который… – Света как-то особенно посмотрела на Лу и продолжила, – да ты сам все знаешь.

– Неужели? – пораженный открытием, ответил Лу. – Никогда бы не узнал.

– Ну а меня-то хоть узнал, ведь время и меня не пощадило? – спросила она его тихо. —

– Прости меня, – хотел бы он сказать, но ответил лишь коротко. – Конечно.

– Ну, ну… – кивнула она.

– Может, тогда зайдешь ко мне в гости вечером? – кротко спросил ее Лу.

– Зачем? – как-то зло спросила она.

– Посидим, поговорим, – сказал Лу.

– А мне казалось, что ты все сказал в своем последнем письме, – не сводя с него глаз, проговорила Светлана.

– Видимо, не все, – выдохнув воздух, ответил Лу.

– Я хоть девушка и злопамятная, но к тому же и весьма любопытная, и если первое предлагает мне послать тебя куда подальше, то второе, имеющее большой вес, заставляет меня пойти наперекор себялюбию и согласиться, – выдала она тираду.

– Ну, так что? – как-то по-детски спросил Лу.

– Ладно, спрошусь дома, и если отпустят – то, возможно, – развернувшись идти к себе домой, сказала она.

– Я буду ждать, – только и сказал Лу ей вслед.


«А ведь она стала еще красивей!», – размышлял про себя Лу. «Но разве время не упущено?», – спрашивала Рассудительность. «Я чувствую, что нет!», – заныло в ответ Сердце. «А если она меня так и не простила?», – пускает сомнение Рассудительность. «Хватит отговорок. Я хочу ее видеть, и другое меня мало волнует!», – непреклонно Сердце. «А если она не придет?», – пытается внести смуту Рассудительности. «Ха, ха!», – страшно смеется сердце, вынося свой вердикт, – «Тогда ты пойдешь к ней и еще раз ее позовешь. Решение окончательное и обжалованию не подлежит!».

А что поделать, когда сердце всем рулит и руководит в тебе, и только попробуй ослушаться его, возьмет да и ослабит подачу крови в организм, и ты, чувствуя слабость из-за недостатка крови, будешь вынужден отменить все твои планы на день, ну, а в другой раз, оно, наоборот, перенервничает и увеличит давление, тем самым разогнав в тебе кровь, и ты вновь уже не справляешься с таким перепадом и вынужден занять место на койке. Что уж говорить, а если оно захочет и вовсе остановится – нам с вами уже не придется говорить. Так что, слушать сердце всегда полезно, и даже нужно для своего здоровья, ведь оно плохого не посоветует, хотя, честно сказать, иногда и пользуется своим служебным положением. И ведь что интересно, так это его заявления, что оно более разумно в своих действиях, чем кто-либо во всей этой системе человека. И нечего там разуму позиционировать себя в этом качестве, ведь только от количественного кровяного потока в область головы и зависит уровень разумности мышления человека. Вот захочет сердце, чтоб человек впал в безумие, так возьмет, как качнет всеми своими поршнями, и человек нальется кровью аж до самых глаз, и ты уже не зевай, а опасайся его действий. Так что, только сердце определяет степень разумности человека и – никаких гвоздей, а если не верите – то спросите у своего сердца. Лу не стал задаваться таким вопросом, он уже и так был во власти своего сердца, которое после того, как сжалось при встрече со своей когда-то половинкой, так только сейчас полностью расправилось и взяло рычаги управления в свои клапана. Лу, высыпав купленное из пакетов, и осмотрев свои покупки, пришел к выводу, что придется еще раз идти в магазин, дабы пополнить и разнообразить запасы продуктов, чтобы можно было приготовить что-нибудь особенное, а не только сварить пельмени, как того хотел он до встречи со Светой. Так что, быстро сгоняв уже на машине до магазина, при этом успев навлечь на себя недовольство местных собак, не любящих быструю езду автомобилей, но так любящих с лаем бросаться под колеса проезжающих мимо машин, Лу прикупил все, что показалось ему нужным в сегодняшней готовке. Но не забыл ли Лу прикупить к продуктам и умение приготовить ужин? Что-то я сомневаюсь в этом его умении. Ведь судя по образу жизни Лу, можно сказать, что его отношения с ужином складывались разве что только с потребительской стороны, но никак не с производственной. «А ничего подобного! В пору его студенческой жизни он не раз был замечен за варкой макарон и жаркой картошки!», – вступятся за него его однокурсники. Что ж, все может быть. Но разве Лу собирается приготовить макароны, или даже поразить нас их более сложным флотским вариантом? Нет, Лу не так-то прост, и он, включив спутниковое телевидение со специальным каналом, приготовился изумить своим мастерством конечно же не нас, а лишь только ее, ну и себя в придачу. И вот, несмотря на некоторые сопутствующие готовке происшествия, такие как: небольшие порезы пальцев, небольшие ожоги от шипучего масла, блюдо готово, и даже сервирован стол в ожидании вечернего ужина. И наш повар даже приоделся и, несмотря на ограниченность его гардероба, он все же приобрел элегантный вид. И осталось только дождаться гостьи, которая, впрочем, весьма смутно обозначила время своего прихода. Что ж делать, Лу пришлось занять наблюдательный пост у окна и смотреть на окна своей соседки, стараясь заметить Светлану в них. Но что-то сегодня шторки были особенно сдвинуты, и Лу, не обладая рентгеновским зрением, никак не мог увидеть, что делалось за ними. И только тени от лампы на занавесках могли ему подсказать, что все-таки дом кем-то населен. Лу, изнемогая от нетерпения, переходил от одного окна к другому, думая, что сменив диспозицию, ему удастся хоть как-то продвинуться в своих наблюдениях, но это ничего не давало – его взгляд все так же упирался в безмолвие ненавистных им штор. Прождав ее в таком двигательном процессе, Лу, вместо того чтобы облизывать пальчики от ужина, стал постепенно кусать локти от неопределенного чувства найденной потери, что, в принципе, очень полезно для работы мозга. Существует мнение, что именно в локтях находиться большое количество веществ, содержащих повышенную норму витамина «B», так полезного при работе мозга и способствующему улучшении памяти. И могу вас заверить, как только вы немного покусаете локти – то сразу же, с первого раза, непременно почувствуете, как работает этот действенный способ, как он включить вашу память, до этого работавшую с перебоями. Но только не забывайте, что локти, с необходимым для вас веществом, должны быть только вашими, а то, ведь, найдутся особо безпамятливые, которые возьмутся за чужие конечности.

Лу же, не находя себе места, еще немного пообтер носом свои окна и, решив, что терпение его уже давно закончилось, выдвинулся к ее дому. Подойдя к калитке, он тяжело выдохнул и постучался. На его удивление, в ответ залаяла собака. «Надо же, завели себе пса!», – подумал Лу, зная нелюбовь Светланиной матери к собакам. Подождав еще немного, Лу повторил свой стук. На этот раз он услышал голос самой Светланиной матери.

– Кто там?

Лу же, не зная, как представиться ответил:

– А Светлану, можно позвать?

– Уже поздно. Идите домой, – ответил ему старческий голос.

Лу поначалу даже не сообразил, что ответить на это «поздно» и даже слегка нервически прыснул смешком. Как поздно? Ведь ей не пятнадцать лет, что еще за глупость. Придя в себя, Лу вновь крикнул:

– Я вас прошу, позовите. Мне очень нужно.

– Нечего тут орать благим матом, – заскрипела старушка. – И если вы не прекратите – то я на вас собаку спущу. Амур, иди ко мне!

Услышав это имя, Лу как-то весь обмяк, его сердце как-то нехорошо (а разве бывает хорошо) защемило, и он пошел прочь отсюда, к себе домой, который сегодня взял на себя обязанности этого места под названием «прочь». А ведь это не просто место, куда все посылают неугодных им людей или изгоев, оно очень даже необходимое пристанище для всех униженных и оскорбленных. И ведь даже трудно представить, кого только здесь нет, а уж тех, кто там не побывал – вовсе не представится возможным найти. «Не много ли вы на себя берете, заявляя подобные вещи?!», – вдруг кинет мне вызов вон тот расфуфыренный франт. «А не пошел бы ты, прочь!», – отвечу я со своей стороны, и он в мгновение ока, совершив путешествие в эту страну посланцев, смиренно замолчит перед столь действенным аргументом. Но этой своей властью – посылать прочь, нельзя злоупотреблять, иначе и вас когда-нибудь возьмут и пошлют подальше прочь. Хотя вы можете контраргументировать, заявив: «А я и не прочь!». Что говорит об универсальности этого слова, означающего: как место существительное, так и само действие, направленное помочь вам достигнуть так желаемого вашим посылателем. Почему же это направление отправления отдыха, так популярно в народе, если конечно не учитывать другое, самое чертовски желаемое место отсылки, немного затратное ввиду выписки визы и уже безвизовое секс-туристическое направление на «…». Но с последними все понятно, их специфичность говорит сама за себя, не утруждая нас искать в них подводные камни. Прочее же направление, видимо, своей напрочь надежностью, зарекомендовало себя своей стабильностью и доступностью, ведь посыл по другим направлениям (в особенности сексуального характера) может вылиться для посылающего в большие хлопоты, а так – все надежно и доступно для твоего кармана. Также, «прочь» очень демократичное место, и выбор его полностью зависит от предпочтений клиента: оно может быть, как в развалившейся лачуге, так и в фешенебельном отеле. Впрочем, это место заслуживает для себя отдельного развернутого исследования, на которое у меня, в данный момент, нет времени, а впрочем… Нет и нет! А то уже прочие родственники начинают стучать в двери, намекая на свой родственный синтаксис. В общем, для Лу это самое «прочь» находилось у него дома, на мягком диване, где он, не раздеваясь, и уснул.


Хорошо, что все-таки есть сменяемость времени дня: утро, сменив на посту вечер, приносит с собой совершенно другие ощущения… Так и Лу, проснувшись утром, хоть и был слегка помят, но его сердечный ритм принял свою утреннюю размеренность, что позволяло оптимально эксплуатировать свой организм, чем и занялся Лу, приняв гигиенические процедуры, а затем – позавтракав.

Ближе к обеду, к дому подъехали два микроавтобуса, привезя с собой Консультанта и еще парочку разработчиков проекта. Решив, что гостиная, как нельзя лучше подойдет для них, они стали настраивать свое оборудование в ней. Лу же, предоставив им полную свободу действий, и дабы не мешать им отправился прогуляться по городу. Ему захотелось еще раз пройтись по старым своим улочкам, где когда-то он гулял. К его удивлению, на это потратилось не так уж и много времени, как оказалось, когда-то большой для него городок – совсем не такой большой, каким он ему казался в детстве, хотя, возможно, что просто сам Лу вырос, когда как городок не сильно-то преуспел в этом деле, и теперь в его взрослых глазах когда-то широкие улицы превратились в так себе проулки. Так, пройдя по одной из улиц, он оказался в центре города, где, как и полагается, находился парк культуры и отдыха, со своими предложениями для отдыха в выходные дни трудящего люда. Рядом с ним находилось еще одно монументальное здание, которое уже под своими сводами, закрытыми для неблагоприятной погоды, предлагало культурно отдохнуть. Взрослая публика могла здесь насладиться выступлениями артистов, как эстрады, так и театральных постановок. Молодежь отдавала предпочтение вечерним танцам, проводимых на так называемой дискотеке, со временем переименованной в клуб, чем весьма гордятся деревенские жители, ставшие, по их мнению, основоположниками клубной жизни, так нынче модной в больших мегаполисах. «Ха, ха! Деревня! Для нас уже в прошлом веке это было в не диковинку. А они только сейчас начали вести клубную жизнь!», – не особенно церемонясь, заявит какой-нибудь не особо щепетильный в вопросах тактичности деревенский житель. Сюда-то, по выходным, и захаживал в свое время Лу. В будние же дни он, как и многие другие, посещал местный кинотеатр, где под свист, громогласное обсуждение и хохот проходили сеансы показа какого-нибудь фильма. «Я бы и сейчас сходил, – ностальгически подумал Лу. – Хотя бы только просто окунуться в ту атмосферу беззаботности». Побродив еще немного, Лу направил свой шаг назад, домой, где к его приходу, по большей части, все было готово. Пока техническое звено занималось настройкой, Лу и Консультант, устроившись в кабинете, принялись за завершающую информационную доводку данных, необходимых для осуществления их эксперимента.

– Видите ли, наша информационная компонента эфира, который позволит создать нам тот связующий мост с вашим намеченный прошлым, создается на основе сбора данных о том периоде времени, в который вы и собираетесь переместиться. Так, мы собираем (в нашем случае – это 85 год) все данные о составе внешнего фона (или по нашему информационного эфира), включающего в себя весь перечень присутствующих в нем веществ: как кислород, азот и т. д. Ведь содержание этих веществ в нашем эфире разнится для каждого периода времени, хотя, надо сказать, что есть и очень схожие времена, но все же именно срок в 48 часов – есть тот промежуток времени, когда эфирное время наиболее схоже. Так что, кто знает, что больше влияет на окружающую жизнь: то ли состав внешнего эфира, то ли сам живой мир, внося изменения в него. Так вот, чтобы у нас не было большого временного разбега, мы вносим составную константу в эфир, ну а вы моделируете определенную ситуацию, в результате которой мы попробуем совершить обмен. И наша компонента эфира, проложив путь в информационном пространстве, сможет соединиться с той вашей точкой сохранения, где будут находиться, отвечающие ему схожими характеристиками, эфирные ворота. Затем ваше концентрированное погружение наложит кальку на ваше прошлое, и за тем, за счет вашей модернизированной багажной памяти (проще сказать – большего веса вашей современной памяти), вы выдавите вашу прошлую составляющую памяти, которая по эфирной дороге сменит вашу сегодняшнюю память, и что, в конечном счете, приведет к нашему обмену, – сказав все это на одном дыхании, Консультант внимательно посмотрел на Лу, ожидая его реакции.

Лу же, сидя в кресле, что-то для себя обдумывал, а затем стал задавать дополняющие вопросы.

– Ну а как этот эфир вы заставите работать?

– Скажу так: этот эфир, по своей сути, тоже есть информационный концентратор памяти, и мы, введя его в вас, запустим его с помощью вас же, – начал говорить Консультант.

– Как это? – не выдержав, спросил Консультанта Лу.

– Наш эфир имеет жидкую форму, и мы, закапав его вам в глаза, запустим процесс обмена. Эфир же, проникнув в ваш мозг, подключившись к его деятельности, и поможет создать этот мост, – ответил Консультант.

– А не будет ли это, всего лишь, мозговая галлюцинация? – спросил Лу.

– Кто знает, ведь человеческий мозг так и не изучен до конца. Да и если так, разве для вас будет это иметь значение, если вы будете ощущать свое прошлое так же реально, как и прожив его. Да и кто знает, реален ли нынешний мир? Все дело ведь в степени его ощущения.

– Интересная перспектива. Но что же должен делать я, когда буду заряжен этим вашим эфиром? – спросил Лу.

– От вас требуется концентрация на том времени, куда вы хотите попасть, а затем моделирование ситуации через погружение.

– Понятно, – задумавшись, сказал Лу.

– Знаете, все же моделирование действий может говорить о том, что ваш обмен будет происходить не только в вашем в мозгу, – сказал Консультант.

– Кто знает, что мне привидится. Мозг – уж очень большой фокусник в этом плане, – сказал Лу, затем встал и добавил. – Хорошо, мне все ясно. Ну, а если я не уложусь в 48 часов?

– Придется. Ведь все будет уже зависеть от вашего прошлого «я», которое уже по накатанной выдавит вас обратно, – ответил Консультант.

– Ну, а если я возьму и заблокирую обмен, возьму и отменю погружение? – спросил Лу.

Консультант же, видимо, не ожидал такого развития событий и несколько даже потерялся.

– Ведь надо же все варианты предусмотреть, – улыбаясь, сказал Лу.

– Трудно сказать… Если честно, то тогда, возможно, ваше прошлое вернется назад в отправную точку, и просто произойдет сбой в вашем обмене.

– Ладно. С собой-то я как-нибудь разберусь. Но что вы будете делать с моим прошлым «я», мне, как помниться, я в прошлом с вами не виделся?

– Ну, во-первых, от вас нам необходимы личные фотографии, начиная с детских; что касается вашей записки – я думаю, что она не понадобится; далее, к намеченному вами дню приедет психолог, которому вы подробно расскажите о том своем «себе», от этого, собственно, и будет зависеть ваше возвращение назад. Ну, и как экстренный случай – придется, если что, немного вас помять, – сообщил Консультант.

– А, теперь я вспоминаю, откуда у меня появился синяк. Когда-то я, проснувшись в детстве, помнил, что ложился без него, – вдруг заявил Лу.

Консультант же, слегка оторопев от этих слов, как-то растерянно ответил:

– Я про это ничего не знаю…

– Ладно, не переживайте. Я ведь не помню об этом. Значит, возможно, у нас есть шанс, ведь про синяк я не соврал, – ответил Лу. – Так что, с чего начнем?

– Давайте для начала произведем опытное перемещение, к примеру, на сутки назад, что будет нам легче сделать в плане сбора технического материала о состоянии окружающей среды, ну и с вами, я думаю, не возникнет проблем, – ответил Консультант.

– Что ж, я думаю, разумно. Ну и когда начнем? – спросил Лу.

– Сейчас мы произведем забор воздуха, затем проведем его анализ, законсервируем пробу в вакуумной упаковке, для того, чтобы она не подвергалась изменениям и осталась в своей временной форме. Завтра введем пробу в компоненту эфира, а затем уже дозируем ее в вас, через капли в глаза. А потом – дело за вами, – разъяснил Консультант.

– Это понятно. Но получается, чтобы мне попасть в сегодняшний день из будущего, мне надо будет сегодня слегка понырять.

– Вы все верно предполагаете, – заверил Консультант.

– Ну, тогда занимайтесь своими делами, я не буду вам мешать, – сказал Лу на прощание Консультанту, который поняв, что разговор закончен, приподнялся и пошел на выход из кабинета, но, остановившись у двери, спросил:

– А где вас искать, если что?

– Я буду вон в том маленьком гостевом домике, – сказал Лу, указав на родительский дом.

Память совести или совесть памяти

Подняться наверх