Читать книгу Аттестат зрелости - Илана Петровна Городисская - Страница 8

Лиат в спешке конспектировала урок математики, время от времени озираясь на замкнутое лицо Галь. Ее соседка по парте выглядела сильно озабоченной. Даже расстроеной. Казалось, в классе пребывало лишь одно ее тело, тогда как душа ее блуждала непонятно где. Несколько раз Лиат почти что приготовилась спросить ее, что, собственно, случилось, но в последний момент поступало очередное изречение учительницы, и она вновь принималась строчить.

От напряжения поспевать конспектировать за училкой у девушки давно сомлела рука. Она была, пожалуй, единственной во всем классе, которая уделяла столько внимания своим записям. Чем больше информации вмещали ее тетради, тем уверенней она себя ощущала. В прошлом учебном году Шели, одолжившая ее конспекты по истории к выпускному экзамену, сделала ей комплимент, что, мол, только благодаря им, сумела получить неплохой балл. Чем же занималась красотка Шели в данную минуту? Они с Хеном тихонько разгадывали кроссворды в журнале. За спиною Лиат флегматично поскрипывал ручкой Одед. Рядом с ним, Шахар весь превратился в слух, и лишь изредка помечал на полях учебника то, что звучало у доски. На другом конце класса шпана пыталась шуметь, нарываясь на строгие замечания. Кто задавал вопросы, кто на них отвечал, кто глядел в учебник, кто – на доску, кто – в потолок. В общем, царила обычная учебная обстановка. И лишь Лиат без устали писала и писала, в то же время чувствуя всей кожей удрученное настроение Галь.

Она решила пристрастно поинтересоваться причиной подавленности подруги по окончании урока. Однако, ей не пришлось проявлять никакой инициативы. Едва лишь прозвенел звонок, Галь, в миг очнувшись, и даже не взглянув на остальных, схватила ее за руку и повлекла на задний двор. Лиат не успела вымолвить ни слова. Она понимала, что, коль скоро Галь повела себя так, значит, сейчас ей предстояло услышать нечто неординарное. Так и произошло.

– Лиат, мне срочно нужен твой совет, – нервно озираясь, сказала Галь, поеживась от вязкой утренней свежести. – Я стою на распутье, не знаю, что делать; со вчерашнего дня я сама не своя…

– Так! Объясни мне, что произошло, – спокойно ответила Лиат, пронизывая ее взглядом. – Ты же только вертишься и хнычешь.

– Ты будешь поражена, потом все поймешь… Ты должна все понять… – Галь замолкла на секудну чтоб собраться с мыслями, и выпалила: – Помнишь тот мой снимок на пляже?

– Тот самый?.. – промямлила захваченная врасплох Лиат.

– Да-да. Я… честное слово, я сама не ожидала… – задыхаясь от волнения приступила Галь. – Тот фотограф, который меня фоткал, все же представил его в одном из агентств. Не знаю, с какой стати он сохранил мой номер телефона, и почему показал именно мои фотки… Не важно. Так или иначе, мне позвонили из этого агентства и пригласили на пробы. Вчера я была у них после занятий. Лиат… держи покрепче свою челюсть! – наступила короткая напряженная пауза, после чего девушка выпалила: – Они предложили мне контракт!

У изумленной Лиат Ярив на самом деле отвисла челюсть. Она ожидала всего, но такого!.. Она стояла, разинув рот и охваченная безмолвием, тогда как Галь томилась в ожидании ее реакции.

– А что это за контракт? – только и сумела выдавить из себя Лиат.

– Неплохие деньги, – ответила Галь, несколько разочарованная паузой подруги. – Речь идет о съемках для модных журналов и об участии в конкурсах: на лучшего визажиста, оформителя, парикмахера и так далее. Но не о подиуме. Для подиума я, видать, недоросла, – закончила она со скромной улыбкой.

Лиат еще несколько мгновений постояла в полном ошеломлении, после чего до нее дошло все, что хотела сказать ей этим подруга.

– Галь! Это чудо! – вскричала она наконец, бросаясь на шею растерянной Галь. – Это… это же сказка! Потрясающе! Шикарно! Восхитительно! Мои поздравления! Я всем расскажу!

– Погоди восторгаться, Лиат! – почти равнодушно ответила Галь. – Да, звучит заманчиво, но все ж… я вся в сомнениях.

– О чем? Ведь это твой триумф! Твое везение, дуреха! Хватай обеими руками!

– Не все так просто. Я не была бы настолько подавленной, если бы…

И она затараторила о постоянных пробах "за счет агентства", примерках, разъездах на съемки включая полеты за границу, тесной работе с самыми разными людьми из мира рекламы, моды и шоубизнеса, и главное – о сроке контракта на год с возможностью продления.

– На весь наш последний учебный год! – возбужденно восклицала Галь, подчеркивая каждое слово. – Ты улавливаешь мою мысль?

– О да, – едва проговорила потрясенная Лиат. – Теперь мне все понятно, Галь. В самом деле, есть над чем помозговать. – Она многозначительно шмыгнула носом и робко спросила: – А разве то, что ты – в выпускном классе, для них не играет роли?

– Безусловно, играет! – ответила Галь. – Но я у них не первая и не последняя школьница, и напрягать такая двойная нагрузка должна только меня, а не их.

– Хм, – снова хмыкнула Лиат. – Ты уже с кем-то говорила на этот счет?

– Ты первая, – покачала головой Галь.

– И чего же ты ждешь от меня?

– Понимания, – сказала Галь чуть ли не умоляюще, – и поддержки. Умом я, конечно, отдаю себе отчет в том, что это – уникальный шанс, открывающий мне большие перспективы, но сердцем… Лиат, я всю ночь не спала! Я разбита!

Галь в бессилии присела на корточки под школьной стеной и замерла, уронив на руки голову. Лиат, не менее растерянная, машинально присела рядом, выпрямив спину. В таком положении склоненная голова Галь и задранная голова Лиат оказались на одном уровне. Плечом к плечу сидели на асфальте подруги детства и молчали.

Задний двор пустовал. Как и прогнозировали синоптики, резко похолодало, солнце скрылось за тучами, и мало кому была охота в перерывах дышать сырым колючим воздухом. Все грелись в помещении школы, тогда как они, дрожа от ветра, держались подальше от посторонних глаз в закутке, заваленном хозматериалами, напротив запертых железных ворот школьного склада. Правда, летом здесь скрывались многие целующиеся парочки, но лето давно прошло. Ноябрь уже стучался в двери.

Будучи пока не в силах сказать подруге что-то однозначное, и чувствуя, что ей придется обстоятельно обдумать эту неожиданную ситуацию, содержащую для нее самой определенный намек, Лиат предложила Галь продолжить разговор после уроков. Будет лучше всего, сказала она, если они отправятся к ней домой и там, в спокойной обстановке, все обсудят. Галь нехотя согласилась, хоть было видно, что она была готова принять решение незамедлительно.

Этот учебный день тянулся мучительно долго для Галь. Каждый урок был для нее настоящим испытанием. Она нервно вертелась на стуле, бросая виноватые взгляды на Шахара, смотревшего на нее с явным недоумением, но не интересуясь предметом ее нервозности. Вот с Шели она могла бы поделиться, но заранее известная реакция той ничем не могла ей помочь. У Лиат был, все же, более взвешенный подход к вещам, и понимала она ее лучше. Она никогда не давала ей плохих советов, и на этот раз тоже подскажет ей наилучший для нее выход.

А Лиат с самого начала поняла, что Галь, фактически, доверила ей свою судьбу. Ее влияние на ход мыслей Галь, возможно, станет определяющим. И для Лиат не было тайной, что истинным камнем претконовения в решении подоуги был никто иной, как Шахар. Девушка не считала, что Галь перегибала палку, говоря о нагрузке и частых поездках по работе. Но Шахар оставался здесь, и он лежал на чаше ее весов, на другую чашу которых были брошены «неплохие» деньги и вероятность блестящей карьеры. Какая чаша перевесит – вот во что все упиралось! И какая же деликатная роль досталась ей именно потому, что дело касалось Шахара!

– Галь, неужели когда ты фотографировалась у тебя не возникло даже мысли, что это может круто развернуться? – начала она издалека, когда они уже ехали домой в автобусе.

– Нет! Сто раз нет! – категорично отозвалась та. – Для меня это была простая забава. Кроме того, я ни о чем не спрашивала фотографа. Поэтому я в таком шоке была, когда мне вдруг позвонили из агентства. Сперва даже подумала, что это был розыгрыш какого-то сукина сына.

– Теперь ты жалеешь, что сфотографировалась? – последовал каверзный вопрос.

Галь укоризнено улыбнулась:

– Какая глупость! Снимок просто восхитителен.

Некоторое время обе помолчали, погруженные каждая в свои мысли. Затем Лиат произнесла:

– Ты поражаешь меня, Галь. Любая другая на твоем месте не то, что пошла, а побежала бы навстречу такому шансу. Ведь такой шанс выпадает один на тысячу, а то и на миллион! А ты ломаешься и портишь себе нервы.

– Знаешь, – раздалось в ответ, – я еще не знаю, чего я хочу. Да, мне сказали, что я – именно то, что им там, в агентстве, надо. Что я – тот самый образ, который они искали. Но работать в рекламе… Вот никогда бы не задумалась над этим.

Замухрышку Лиат ошарашило столь непрактичное отношение подруги к ее завидной фигуре и внешности. Ей бы ее данные – она бы не ждала, пока удача ее найдет. Она сама пошла бы ей навстречу.

– Красоту не упрячешь, – философски заметила она. – С твоей физиономией не скроешься в толпе. И до сих пор ты ощущала себя с этим вполне комфортно.

Галь покачала головой.

– Это разные вещи, Лиат, – попыталась она объяснить. – Становясь моделью, ты начинаешь принадлежать себе лишь отчасти. Ты превращаешься… в бренд, – употребила она самое грубое сравнение, какое пришло ей на ум. – И у тебя, как и у любого бренда, появляется хозяин. Даже несколько.

– Ты начиталась в глянце всякой ерунды про "звездную жизнь", – резко постановила Лиат. – В глянце, который затем потрошишь на вырезки для твоих коллажей.

– Именно в глянце и напишут всякую ерунду про этот мир, – настолько же резко возразила ей Галь, не беря в толк, с чего это вдруг Лиат заговорила о журналах, которые она обычно «потрошила», даже не прочитывая внимательно. – Хотя, ты права: я слишком нервничаю, – добавила она помягче.

Лиат не обиделась. Ей было важно заставить Галь посмотреть на ситуацию объективно.

– Послушай, Галь! В конце концов, этот контракт – не бракосочетание. Не понимаю, почему он так сильно тебя напрягает. Попробуй! Оставить ты успеешь всегда. И подумай хотя бы о всех королевах красоты, "мисс мира" и прочих известных фотомоделях. Самые младшие из них – твои ровесницы. Ты считаешь, что у них, помимо съемок, нет учебы, поступлений в ВУЗы и других обязательств? Ведь как-то же они справляются! Чем же ты хуже их? На мой взгляд, ничем, – завершила она свою долгую тираду.

– Лиат, – Галь стремительно к ней обернулась как раз в момент, когда автобус почти занесло на крутом повороте, – я понимаю все, о чем ты говоришь. Мне и хочется, и колется. Серьезно! Соблазн огромен, и зарплата отличная для начинающей. Но в мой спокойный, устоявшийся мирок ворвутся новшества, которые перевернут его навсегда. У меня нет никаких гарантий, что я успею и там, и здесь, и сохраню хорошие отношения с теми, кто меня окружают. Вот если бы не приходилось выбирать!

Лиат захотелось добавить, что окружающим Галь одноклассницам, помимо нее и Шели – Нааме, Лирон, Керен, и даже флегматичной Шири, девушке Янива – было втайне глубоко на нее наплевать, что было очевидно всем, кроме одной лишь Шели, слывшей "душой компании". Но, вместо этого, она пошла напрямик:

– Ты просто ищешь себе оправдания. Ты ведь сама не хочешь этого контракта. Если так, то лучше сразу откажись – и дело в шляпе.

Сейчас она ее проверяла. От ответа Галь зависела дальнейшая направленность их разговора, их судьбоносного разговора. Однако, реакция подруги еще больше смутила ее:

– Мое желание соглашаться или не соглашаться на этот контракт зависит только от того, какая чаша перевесит. Я чувствую, что любое решение обойдется мне очень дорого.

– Ты загоняешь себя в угол, – произнесла Лиат сурово. – Ты рассуждаешь инфантильно, и все – из-за привычки к уютной теплице, созданной тебе твоей мамой. Из-за нее ты теряешь шанс проявить себя и, хотя бы, подзаработать. Нельзя же так недооценивать себя! Так вот, что я тебе скажу…

Внезапно подсевшая к ним пожилая соседка Галь прервала ее реплику на середине. Она везла с рынка тяжелую тележку с продуктами, и, устало отдуваясь, заговорила с девушками о ценах. Ее появление несколько отвлекло подруг от их напряженного разговора. К тому времени дом Галь уже вырисовался за грядою жилых высоток, возле которых останавливался автобус, выпуская пассажиров. Его можно было распознать по примыкающей небольшой площади, где в первых этажах зданий распологались магазины и разные конторки.

Дотащив продукты женщины до ее двери, осыпаемые словами благодарности, две школьницы переступили порог квартиры семейства Лахав.

Знакомая с детства обстановка опять предстала взору гостьи. Жалюзи на окнах в квартире по-прежнему были спущены, вокруг царил легкий сумрак. Немытая посуда загромождала кухонную раковину. Постель в комнате Галь оставалась незастланной. Там же, на этажерке, красовалась ее пляжная фотография, ставшая причиной такого поворота событий. Серебристая рамка оттеняла небесно-морской фон, на котором был запечатлен изящный стан "модели".

Положив свой ранец на пол в углу комнаты Галь, Лиат подошла к этой фотографии, поднесла ее к свету, и невольно залюбовалась ею. Галь явно намеревалась совершить большую ошибку. При неискушенном первом взгляде на фотографию даже не было заметно, что она запечатляла непрофессионалку – столь естественными и артистичными были и поворот головы девушки, и ее мимика, и поза. Конечно, освещение и ракурс являлись уже заслугой фотографа, но сама Галь была неподражаема.

Галь, заметив как Лиат внимательно рассматривает ее изображение, ухмыльнувшись, сказала:

– Знаешь, в прошлый выходной мы с Шахаром были на пляже, и он тоже пофотографировал меня в этой позе. Причем, по случаю, я была в этом же самом купальнике.

– Ну и ну! – изумленно вскричала Лиат. – И как получилось?

– Наши снимки еще не проявлены. Когда они будут – тогда и сравним.

""Ну вот мы и подобрались к самой вишенке в пироге!" – с облегчением подумала Лиат Ярив, и призвала на помощь всю изворотливость своего острого ума. Наконец-то речь зашла о том, из-за кого она сейчас всю дорогу прощупывала эту счастливую дурочку! Она уселась на кровать, сняв обувь и подобрав под себя ноги, и спросила у той:

– А как бы Шахар отнесся к тому, что ты станешь фотомоделью?

Галь, возившаяся с одеждой в своем шкафу, полушутя-полусерьезно выпалила:

– Я еще у него не интересовалась.

– Тогда почему бы тебе не спросить его мнения?

– Потому, что я сама в шоке. Хотя, моим первым побуждением было именно посоветоваться с ним, – возбужденно прозвенело в ответ. – Но я боюсь, что если поделюсь с ним сейчас, не определившись, то сама еще больше обеспокоюсь. Поэтому я обратилась к тебе, – очень близкому, но, в общем, нейтральному человеку.

– Гм, – неловко кашлянула гостья.

– Ну, а ты? Как бы ты поступила на моем месте? – последовал неожиданный вопрос.

– Не знаю, – процедила Лиат. – Я – это не ты. У меня нет такого же устоявшегося мирка, как у тебя, и к тому же, у меня нет и никогда не было такого молодого человека, как Шахар, – попыталась она ее зацепить.

– Наверно, – покоробленно молвила Галь.

Она закончила раскладывать одежду, подсела к Лиат, и глядя ей в лицо, виновато прибавила:

– Извини, что я вмешиваю тебя в свои проблемы. Ты правильно сказала: я – инфантильна и слишком привязчива. Будь я такая же, как Шели, мы бы не вели сейчас этой беседы.

– А ее ты тоже посвятишь в эту историю? – лукаво улыбнулась Лиат.

– Вряд ли, – твердо отозвалась Галь.

– Почему?

– Чтобы не брать ее вместе с собой на съемки, – рассмеялась Галь, вспомнив их дразнилки в начале учебного года, в тот день, когда копия ее фотографии безвестно пропала. Но в ее смехе чувствовался надрыв.

– Галь, подружка, давай откровенно: чего ты боишься? – не сдержалась Лиат. – Ты хочешь, чтобы я поняла тебя и просишь у меня поддержки, но ты чего-то недоговариваешь! Убей меня, я не поверю в то, что твой страх перемен может – и должен! – стать препятствием в таком важном вопросе, как будущее. Поэтому, будь добра: открой мне все свои карты!

Этот довод подействовал подобно удару тока. Галь сникла, прилегла на кровать, и застыла в тоскливом, печальном молчании. При виде ее настроения у Лиат невольно сжалось сердце. Она горячо обняла расстроенную девушку.

– Моя хорошая, – промолвила она елейным голосом, – ну не мучай себя так! Скажи правду! Ведь ты же доверяешь мне?

Галь посмотрела подруге в глаза с бесконечным доверием.

– Ну хорошо, – отчаянно проговорила она. – Я боюсь из-за Шахара. Боюсь, что моя карьера испортит нам отношения.

""Гениально, Лиат! Ты услышала то, что хотела услышать", – пронеслось в мозгу той.

– "С глаз долой – из сердца вон"?

– Нет, – воскликнула Галь, замотав головой, – за себя я готова поручиться! Я буду любить его, даже если работа забросит меня на край света!

– Стало быть, ты неуверена в нем?

– Да. Наверно. Речь идет о моем будущем жизненном укладе, о том, что примерки, съемки, конкурсы, разъезды, в соединении с наверстыванием школы, помешают нам встречаться. Как только я себе представлю, во что мне это обойдется, мне становится дурно!

Лиат была смущена этим взрывом признаний. Она почувствовала, что почва уходит из-под ее ног, потому, что охваченная переживаниями лежащая перед ней подруга детства могла принять свое окончательное решение в любую минуту. Сумасшедшая ревность пронзила ее.

– Однако, ты боишься только за себя, – строго проговорила она, пытаясь хоть как-то вернуть себе свои позиции. – Словечко "я".звучало в каждой твоей фразе. Если бы ты так дрожала за Шахара, за его реакцию, то хотя бы один раз сказала "он".

– Я говорила о себе, – возразила Галь, – поскольку мое подписание контракта отразится на нас обоих. Шахар, может быть, будет меня поддерживать вначале. Но потом… обязательно возникнут конфликты и ссоры. Я не могу пойти на это! – выразительно ударила она себя в грудь. – Мне важнее сохранить его любовь.

Лиат оказалась в себе же расставленной западне. Мало того, что ей было невыразимо больно слушать пылкие признания Галь в ее любви к Шахару, так еще и ее влияние на ход мыслей Галь шло на нет. Это было также очевидно, как и то, что Лиат отдала бы все на свете за возможность очутиться на месте Галь, во всех смыслах. И все-таки ее собственные чувства к Шахару были превыше очевидности. Она дерзнула побороться.

– Галь, я, конечно, тебе не советчица, – снова заговорила она, – но если для тебя важно мое мнение, то я его выскажу. Но оно будет не из приятных для тебя.

– Почему? – на Лиат устремился испуганный взор огромных синих глаз подруги.

– Знаешь, ваш пятилетний роман, на мой взгляд, уже превратился в глухую рутину. Вы так привыкли видеть друг друга ежедневно, что странно, как вы еще друг другу не надоели. Пока все просто: школа, наша компания… А потом? Что, переедете сюда? Или к нему? Лично мне, это смешно. А, между тем, когда двое переживают какую-никакую встряску, то они часто не только не охладевают друг к другу, а напротив – еще больше хотят быть вместе. Я просто читала об этом в одной статье.

Галь посмотрела на подругу широко раскрытыми от изумления глазами, ничего не понимая.

– Лиат! – воскликнула она в ошеломлении. – Ты что? С чего ты взяла, что мои отношения с Шахаром нуждаются в встряске? Да будет тебе известно, что когда мы были с ним на пляже, то задумали построить себе там дом.

– Дом? – переспросила Лиат.

– Дом, – подтвердила Галь.

– А когда?

– Когда-нибудь, когда станем взрослыми. Шахар сам предложил реализовать этот замысел… Что ты смеешься? – недовольно запнулась она, увидев, как рот Лиат расплылся в улыбке.

– Я смеюсь, – отозвалась та, – потому, что ты не желаешь использовать шанс, подаренный тебе судьбой, самой заработать на этот дом. Неужели ты думаешь, что Шахар сразу же отдаст все свои силы вашей юношеской мечте? Нет, милая! Он уйдет прокладывать себе дорогу в жизнь и ни перед чем не остановится. А ты пожалеешь об этом шансе, который сдуру упустишь, и слишком поздно вспомнишь мои слова.

– Ты агрессивна, – осадила ее Галь холодным тоном.

Тут Лиат прикусила язык, испугавшись настойчивости, с которой стремилась ее убедить. При всем своем простодушии, Галь Лахав была далеко не дурой. Она постаралась спасти ситуацию.

– Это потому, что я волнуюсь за тебя, – сказала она прочувствованно. – Ведь я ж тебе почти сестра! Пусть я неопытна в этих делах, но кое-что понимаю… во многом благодаря Шели. Нельзя, нельзя так жертвовать собой ради мужчины! Подумай о себе. В руках у тебя ключ к блистательной жизни. Потеряв его, ты будешь горько плакать. Ведь ты же хочешь стать моделью! Я вижу по твоим глазам, что ты безумно хочешь этого! Ну, так хоть раз пойди на поводу у твоих амбиций, а не твоих страстей, и ничего не бойся! Если Шахар на самом деле любит тебя всей душой, то он никуда от тебя не денется.

Сомневаясь в верности выбранной ею тактики, Лиат со страхом ждала ответ. Он был жёсток:

– А знаешь ли ты, что такое любовь? Ведь ты никогда еще не была влюблена, так как ты можешь это знать? Так вот: тот, кто любит, тот ставит интересы любимого выше собственных благ. Любящая женщина пойдет за своим мужчиной куда угодно, хоть на край света. Я от души желаю тебе, Лиат, испытать счастье такой любви и лишь только потом говорить об эгоизме и амбициях.

– Я говорю о реальной жизни, – с горечью выговорила та. – Ты – не первая и не последняя в мире девчонка, которая жертвовала всем ради своего парня, а спустя годы – хваталась за голову. А ведь многие из них, впридачу, сделали аборты.

– Насчет последнего не беспокойся, – прыснула Галь. – Я надежно предохраняюсь.

– Вот: снова – ты. Ты, а не он. Значит, ты вовсе не так в нем уверена, дорогуша.

– Мне надоел этот разговор! – отрезала Галь с нескрываемым раздражением.

Она пошла в ванную, где напилась воды из-под крана, и вернулась в комнату более спокойной, чем раньше, но такой же нахмуренной и раздосадованной. Совершив по ней круг, она подошла к этажерке и достала другой сногсшибательный фотопортрет, на котором она была запечатлена в обнимку с Шахаром в вечерних нарядах на фоне вазона багряных цветов.

– Это мы в зале торжеств, – пояснила она, – когда у его родителей была годовщина свадьбы. Я собираюсь поставить ее в рамку рядом с этой, – кивнула она на свою пляжную фотографию. – Как ты считаешь, они будут смотреться вместе?

Лиат Ярив ощущала себя конченной дурой и мерзавкой. Ей было все равно, будет ли хорошо выглядеть совместный портрет Галь и Шахара на фоне ее многообещающей фотографии, и она только лишь кивнула. Она уже поняла, что проиграла. Ее влияние, может, слишком напористое, себя не оправдывало, а беспечный ответ Галь о том, что она ничего не знает о любви, причинил ей адскую боль. Кому, как не ей, были знакомы страх потери и неуверенность в себе! Обессилев почти также, как потенциальная модель, и испробуя свой последний козырь, она произнесла с сарказмом:

– По поводу этого разговора. Ты сама завела его. Но я не понимаю, к чему же он был, если ты заведомо решила отказаться? Мнение мое ты услышала, совет получила. Ты получишь его от любого другого, потому, что все, кроме тебя одной, прекрасно видят, что ты за все годы так растворилась в твоем Шахаре, что утратила себя самое. Ты живешь буквально за его спиной. Похвально, ничего не скажешь! А ну-ка, иди сюда! – Лиат с бешеной силой отчаянья потащила подругу за локоть к настенному зеркалу, и поставила прямо перед ним. – Вот, взгляни на себя еще раз и подумай, не совершаешь ли ты ошибку по отношению к себе? Головой думай, Галь, головой, а не сердцем! Ведь ты – модель на миллион!

Это был опасный выпад. Выбросив такие кости, Лиат была уже готова ко всему.

Самолюбие Галь было, действительно, больно задето. Однако, вместо того, чтоб разозлиться и высказать обидчице все, что в ней накипело за этот денечек, она застыла перед собственным отражением. Заглушенное честолюбие молниеносно проснулось в ней, взгляд вспыхнул хищным огоньком. Очень сосредоточенно Галь посмотрела на себя в зеркале: на золотистый оттенок кожи, копну каштановых волос, разрез своих голубых глаз с поволокой, очертания носа и рта, превосходную фигуру и гордую стать несмотря на средний рост – все то, что обхватившая ее рукой за талию Лиат оценила в такую огромную сумму. И тотчас все ее прежние доводы, все ее яростное сопротивление, показались ей несерьезными. Да, она рождена для величия и блеска! Принося в жертву свой потенциал, она продолжала топтаться на месте, смешивая свое уникальное лицо с миллионами прочих, ничем не примечательных лиц. Да, ей нужно принять предложение агентства и стать моделью! Ведь за нее сама судьба.

Только запал девушки быстро закончился. Образ Шахара опять пронесся пред ее глазами. Пускай она подпишет контракт, пускай проявит себя в агентстве и обеспечит им с матерью райскую жизнь. Станет ли счастливее? Вот в чем была загвоздка! Может быть, она и пройдет испытание нагрузкой и известностью, но Шахар? Как он отнесется к тому, что ее будут окружать богемные люди и, в частности, другие мужчины? А ребята из ее тесного, доброго школьного мира? Изменив свою жизнь, она безмерно отдалится от тех, кто ей здесь были очень дороги. Выбор был неизбежен.

Галь почувствовала себя так, как будто на ее шее затягивалась петля. Стрелка весов ее бешено дергалась, вибрировала, качалась. Наконец, сломленная, измученная девушка разом опустила гирю на одну из чаш и выпалила:

– Нет, Лиат! Извини, но тебе было нечего играть на моем честолюбии. Я остаюсь при своем мнении. Во сколько бы там меня не оценили, я не в силах пойти против моего сердца.

Лиат сдалась. Поскольку ей одной было понятно, ради чего – то есть, ради кого – она затеяла эту глупую исповедь, то самым правильным теперь было больше никогда не касаться этой темы. Да и чем она могла реально изменить ситуацию в выгодную ей сторону? Галь любила Шахара безумно, и все бросала на алтарь своей любви. Обе они бились в одну и ту же стенку.

Она медленным шагом прошла в туалет – якобы по нужде, а на самом деле чтоб скрыть от Галь свои предательские слезы. Но, выйдя оттуда спустя пять минут, маска ее лица вновь была ровной и доброжелательной.

– Послушай, я проголодалась, – сказала она бодрым голосом. – Пойдем-ка лучше пообедаем.

– Согласна! – отозвалась Галь, радуясь, что с этой темой было покончено. – Погляди что там есть в холодильнике, и поставь на стол все, что захочешь. Я скоро присоеденюсь.

Лиат отправилась на кухню, заглянула в холодильник, достала отварной рис, жаренное мясо, овощи, поставила рис и мясо в микроволновку, сервировала стол. Она вела себя как у себя дома, поскольку дом Галь и был ее вторым домом, с самого детства. Вскоре подошла Галь, одетая уже по домашнему и со смытым макияжем, и подруги принялись за еду. После трапезы, Лиат почему-то заторопилась уходить. Она так спешила, как будто спасалась бегством.

Придя домой, и даже не раздеваясь, Лиат в неистовстве ворвалась в свою комнату, вытряхнула на рабочий стол все учебники из ранца, и немедленно уселась за занятия. Она по сто раз перечитывала конспекты, штудировала словари, делала даже те задания, которые их в школе и не просили делать. В каком-то умопомрачении грызла девушка науку, вживалась в нее, убегала от окружающего мира, превозносящего внешнюю, даже напускную, привлекательность. Успехи в учебе – это было единственное, что она могла противопоставить Галь, с ее великой красотой и великой любовью.

Почти до самой ночи просидела она над уроками, пока, наконец, еле переводя дух, свалилась в кровать и забылась сумбурным, поверхностным сном.

* * *

– Ты повела себя абсолютно неправильно, – сказала мать, когда, после программы новостей, Галь все-таки рассказала ей обо всем. – Такие вещи обсуждают не с подружками, а с теми, кого они касаются непосредственно. Нам нужно было сесть втроем за этот стол: тебе, мне и Шахару, и разобраться в этом вопросе в семейном кругу.

Галь сидела на диване в гостиной подобрав под себя ноги, с отрешенным выражением лица, и грызла семечки. Она уже успела созвониться с агентством, и, мотивировав свой отказ тем, что в настоящее время учеба являлась для нее самым главным, попросила придержать ее анкету и ее пробные снимки на будущее. И, хотя девушка в тысячный раз убеждала себя в правильности своего выбора, смутная тревога точила ее сердце. Слова матери ее покоробили.

– Лиат – моя подруга детства, мама, почти сестра. Она желает мне добра. Кстати, именно она все убеждала меня принять предложение. "Ты – модель на миллион", – именно так она кричала. Черт побери, я почти убедилась! Но в последнюю секудну воздержалась.

– Отчего же? – полюбопытствовала мать.

– А как же Шахар? Как же ты? Почему ты распекаешь меня теперь, когда все уже кончено?

Тень легла на озабоченное лицо Шимрит Лахав, которая выключила телевизор и беспокойно заходила по гостиной. Галь удивленно следила за ней, проглатывая семечки вместе с шелухой. Но еще больше она была поражена, когда мать сказала:

– Это все – моя вина.

– О чем ты? – испугалась дочь.

– Я вложила в тебя слишком много себя, и сделала собственной копией, дочка, – произнесла Шимрит с глубоким сожалением.

– И что в этом плохого, мама? – беспечно сказала девушка.

– Плохо то, что я уже ничего не в силах в этом изменить, – прозвучало в ответ.

Она встала возле раковины и занялась мытьем посуды, что указывало на ее крайнее смятение.

Девушка, окончательно сбитая с толку, кинулась вслед за ней. От ее резвости пакетик семечек упал, и его содержимое рассыпалось по ковру. Но ни она, ни ее хозяйственная мать не обратили на это внимания.

– Объясни мне, мама, что ты имеешь в виду? – настороженно потребовала она. – Я ничего не понимаю. Причем здесь ты? Причем здесь какая-то твоя вина? Я не вижу ничего особо страшного в том, что мы с тобой похожи. Мы и так живем с тобой вдвоем, поскольку этот гад нас бросил, и должны находить во всем общий язык.

Слово "отец".она, как всегда, старалась вообще не выговаривать, но не могла не упомянуть о нем в оскорбительной форме.

– Мне просто очень не хотелось бы, чтобы ты повторила мою судьбу, – отозвалась Шимрит.

Голова у Галь пошла кругом. Она со стыдом призналась себе, что ничего не знала о молодости своей мамы. Что ж такого в ней было, что та заговорила о своей неудачной судьбе? Пронизанная любопытством и страхом, девушка напряженно всматривалась в замкнутое лицо самой близкой ей на свете женщины, намыливавшей груду тарелок.

– Только, пожалуйста, не говори, что ты сожалеешь о вашем разводе. Этот человек – подлец. Он не достоин нас с тобой.

– Ты когда-нибудь видела фотографии твоего отца? – вдруг спросила Шимрит.

– Ну, видела… – безучастно протянула дочь.

– Он писанный красавец, – не правда ли? Внешне ты его слепок.

– Предположим, – глухо огрызнулась Галь.

Мать смерила ее взглядом, исполненным ласки и терпения и приступила к рассказу:

– Твой отец был моей самой первой любовью и самым первым мужчиной. Достойнейший и талантливейший человек, за которым увивались все студентки нашего колледжа. Помню, была среди них одна брюнетка с зелеными глазами, осиной талией и длинными ногами. Красавица! Как же она бегала за ним! Но только он выбрал меня, одну из всех. Почему, – я и сама не представляю. Просто так вышло. Мы поженились всего за несколько месяцев. Я была как на крыльях! Мои сокурсницы восприняли это так, словно я обокрала их. Но я и раньше понимала, что все эти куклы никогда не относились ко мне искренне и хорошо, и наплевала на их зависть.

– Зачем ты это мне выкладываешь? – пробурчала Галь, недовольная тем, что ей пришлось выслушивать рассказ о человеке, которого она привыкла ненавидеть.

Кончив с мойкой посуды, Шимрит Лахав закрыла кран, вытерла руки о фартук и опустилась на стул за обеденным столиком.

– Чтоб ты поняла, – объяснила она, поглядев в глаза дочери, – какой нельзя ни в коем случае быть в отношениях с мужчиной. С любым мужчиной.

– Да-да, я уже предчувствую, что ты мне скажешь, – вспыхнула девушка. – Но, может быть, ты напрасно берешь всю вину на себя, потому, что я знаю, какая ты в жизни. Если он всего этого не оценил, значит, это – его вина.

– Все мужчины меняются после заключения брака, – постановила Шимрит, – и я это сразу поняла. Эйфория прошла, и началась совместная жизнь. Мне пришлось очень внимательно взглянуть на себя со стороны. Красотою я не блистала, особыми талантами – тоже, разве что трудолюбия мне было не занимать. Но я была воспитана в том духе, что главная задача супруги – забота о муже и детях. Поэтому, я полностью посвятила себя нам двоим. Учебу забросила, устроилась на работу. Меня это удовлетворяло. Дом, ведение хозяйства – вот, что стало моей профессией. Вскоре родилась ты. И после твоего рождения, меня стало едва хватать даже на дом. Все мои силы были отданы тебе.

– Причем же тогда все мужчины? Причем же здесь этот… твой муж? – не унималась Галь.

– Твой отец, – с содроганием ответила Шимрит Лахав, – был очень светским, очень ярким, амбициозным человеком, до смерти ненавидевшим рутину. Со временем, он попросту стал тяготиться мной, Галь. Смотрящая в рот и готовая явиться по первому зову жена материнского типа, вероятно, была удобна ему в самом начале, когда оба мы были всего лишь студентами, и он нуждался в моей заботе. Но потом он защитил кандидатскую, устроился на отличную работу, расправил крылья и быстро пошел вверх. Его стали часто посылать в командировки, на курсы повышения квалификации, наделили огромными полномочиями. И тогда… он перестал принадлежать своей семье… то есть, мне. И, отчасти, тебе. Ты была еще совсем маленькой. Я чувствовала, что летела ко дну, но терпела… ради сохранения семьи, пусть даже видимой, иллюзорной семьи… ради тебя, в конце концов. Изнывая от сознания своей неполноценности и невостребованности, я была уже бессильна что-либо предпринять, ибо все зашло безмерно далеко…

Шимрит осеклась, обратив внимание на выражение лица молодой девушки. Ей показалось на мгновение что это не дочь, а сам бывший муж глядит на нее широко раскрытыми от потрясения глазами. Сходство было поразительным. Не удержавшись, она вскрикнула:

– Галь, как ты похожа сейчас на отца! Те же глаза!

Но, быстро собравшись с мыслями, она продолжила срывающимся голосом:

– Да, все зашло далеко, но я по-прежнему ждала его вечерами домой, втихомолку проклиная свой характер. Я была готова ждать твоего отца всегда… Но как-то раз он не вернулся… он пришел только утром… и сказал, что уходит… что любит другую… начальницу соседнего отдела предприятия… мою ровесницу… и что это серьезно.

– И ты… отпустила его просто так? – еле вымолвила ужаснувшаяся дочь.

– А что мне оставалось делать? – развела руками мать. – Все то, что я стремилась сохранить ценой самопожертвований, рассыпалось как карточный домик. Я поняла, что если мой муж очень счастлив с той женщиной, то я не была вправе его удерживать. Я всплакнула, помогла ему собраться, поцеловала напоследок и отправила. У них прекрасная семья.

– Откуда ты знаешь?

– Знаю. Мне ли этого не знать? – закончила та с усталой улыбкой.

Галь вскочила, закружилась по квартире, собрала с ковра в гостиной рассыпавшиеся семечки, затем снова стремительно опустилась на стул и застыла, обхватив руками голову, сходя с ума от жгучей неуверенности. Нет, попыталась она успокоить себя, ее история с этим контрактом даже отдаленно не могла напоминать пример ее матери! Она еще школьница, и это было всего лишь первое и несовместимое с ее учебной нагрузкой предложение. Но ведь это не значило, что из нее ничего никогда не выйдет! И потом, ее Шахар – это что-то другое. Он ее полюбил именно такой, ему известна ее семейная драма, и он не нанесет ей удара в спину!

Видя замешательство дочери, Шимрит, с раскаяньем, сказала:

– Я признаю, что мой пример неординарен. В настоящее время, таких женщин, как я, немного. Очень жаль, что восемнадцать лет назад я, из романтизма или из наивности, не понимала, насколько важно для женщины быть самостоятельной личностью. Полагала, что любовь должна быть превыше всего остального. И мое время, к сожалению, ушло. Но глядя на тебя, дочка, я часто вижу себя в юности. Ты впитала мои представления о жизни, – то есть, о неудаче в жизни. Ты не должна идти по моим следам. Это чревато большими неприятными последствиями.

– Что же ты раньше молчала? – неистово вскричала девушка, чувствуя, как в нее все больше просачивался яд сомнений. – Почему ты рассказываешь мне это лишь сейчас?

– Потому, что раньше я боялась тебя ранить. В твоих глазах я оказалась несчастной жертвой обстоятельств, но теперь ты поняла, что я во всем была виновна гораздо больше, чем мой муж. Мне надо было быть другой. Или выйти замуж за другого человека: не карьериста, а семьянина, который бы во всем мне помогал. Но тебя, дочка, заклинаю: не повторяй моей ошибки! Шахар талантлив и честолюбив, и у него уже тысяча планов на будущее. А ты живешь в прекрасных сказках о любви.

Девушка, нервная, взвинченная, ощутила удар ножом прямо в сердце. Слова матери подлили масла в огонь, который развела Лиат. Ей стало страшно.

– Мама, что ты хочешь этим сказать? – спросила она в упор. – Что Шахар бросит меня?

– Упаси Боже, дочка! Я – последний человек, которому бы этого хотелось! Но пойми: все у вас еще впереди, и поэтому не торопись отказываться от твоих интересов ради него, и не веди такую же жизнь, какую вела я при твоем отце.

– Довольно! – завопила Галь, вскакивая на ноги. – Ни слова больше об этом мерзавце! Ты ни в чем не виновата. Я остаюсь при своем мнении, что это он тебя использовал и бросил! Ты – настоящая жена, а он… а он отлично знал, на ком, и для чего женился. Ему нужна была служанка, повариха и кормилица для ребенка. Но, если ты дал клятву перед Богом, будь ей верен! Если ты взял на себя долг по отношению к семье, то изволь его выполнять!

Бедная мать, растерянная и напуганная резким выговором дочери, только пробормотала:

– Лучше бы я не считалась с тобою всю жизнь. Наверно, тогда ты научилась бы рассуждать более зрело.

Внезапный удар потряс обеденный столик. Львица подняла лапу и обрушила ее на предмет домашней мебели. В глазах ее стояли слезы, голос звучал с глубочайшим надрывом:

– Довольно, мама, умоляю! Все позади, ничего не вернуть! Я, быть может, хотела б принять это предложение, очень хотела б, но все взвесила и решила иначе… Лиат выносила мне мозг целый день, но я, идиотка, держалась твердо… потому, что вокруг меня и так полным полно завистниц и самых настоящих идиотов. Теперь ты хочешь, чтобы я сошла с ума? Мне жаль, что я сказала тебе правду. По крайней мере, не пришлось бы переживать все это заново!

Лицо девушки покраснело, жилы на лбу вздулись, глаза распухли. Минувший день сломил ее. Она была на взводе. Шимрит, судорожно пытаясь успокоить разволновавшуюся дочь, ласково произнесла:

– Нет, доченька, еще ничего не потеряно! Люби своего друга, но не кичись твоей любовью, не отдавайся ей так слепо, не давай ей связать тебя по всему телу!

– Хватит! – взвизгнула Галь в истерике. – Хватит! Все уже кончено!

И она ушла в комнату, хлопнув дверью. Мать лишь успела прокричать ей вослед:

– Ты хоть ничего не рассказывай Шахару! Слышишь?

Но Галь, закрыв руками уши, уже рыдала на своей разбросанной постели, с ужасной болью вспоминая атакующие убеждения Лиат, неожиданные откровения мамы, и вежливый голос секретарши в модельном агентстве, которая с беспредельным "пониманием".выслушала ее вымученный отказ.