Читать книгу Бегство из рая - Илья Борисович Пряхин - Страница 2

– Здравствуй, Максим. Проходи, присаживайся. Да не туда, в кресло садись, разговор у нас с тобой сегодня получится долгий и обстоятельный, так что, устраивайся. А это что у тебя?

Слегка удивленный, Макс обошел массивный стол для совещаний, опустился в одно из двух черных кресел в углу кабинета и положил на низкий журнальный столик тонкую кожаную папку.

– Это, Валерий Гаврилович, некоторые дополнительные данные по Забайкальскому ГОКу. Я сегодня выслал вам файлы с финансовым расчетом и оценкой рисков, подготовил свои соображения по этому поводу. Собственно, перед тем, как вы меня вызвали, я сам хотел инициировать встречу. В двух словах ситуация такая: c учетом новых, известных вам обстоятельств, аналитики произвели перерасчет своих прогнозов по трем сценариям, переслали результаты финансистам. Ситуация серьезно изменилась. Финансисты считают, что при пессимистичном сценарии, вероятность которого, кстати, аналитики оценивают теперь в пятьдесят пять процентов, китайских денег может не хватить, привлечение дополнительного финансирования через выпуск облигаций или банковскими кредитами для нас сейчас обойдется дорого, в результате срок окупаемости всего проекта и выход на операционную рентабельность…

– Погоди, Максим.

Запнувшись на полуслове, Макс посмотрел в спину Дарганова, который стоял у огромного панорамного окна, заменяющего собой одну их стен кабинета, и, казалось, задумчиво изучал вид вечерней Москвы, открывавшийся с двадцатипятиэтажной высоты.

– Файлы твои я видел. Верю, что соображения твои толковые. Обсудим их… позже. К китайцам делегацию отправим, презентацию им подготовишь грамотную. Деньги я найду. К Рыжему придется на поклон идти, больше сейчас ни с кем не договориться. В общем, все это может подождать. До совета директоров полтора месяца. Я хочу, чтобы за это время ты подобрал себе достойную замену и успел обстоятельно и не торопясь передать дела.

Дарганов обернулся.

– Я снимаю тебя с проекта Забайкальского ГОКа. Можешь кого порекомендовать на свое место?

Потрясенный Макс молча уставился в спину вновь повернувшегося к окну шефа.

Строительство крупного горно-обогатительного комбината являлось, пусть не самым масштабным, но уж точно самым громким и раскрученным проектом корпорации. Торжественный запуск стройки, случился год назад, прошел шумно, с большим количеством прессы, федеральных и региональных чиновников, с длинными речами и первым кирпичом, заложенным под объективами телекамер лично Премьером.

Узнав о своем назначении куратором известного всей стране проекта, окрыленный Макс почувствовал себя человеком, вытащившим, наконец, счастливый билет. И даже Вика, обычно реагировавшая на любые карьерные успехи мужа с пренебрежительным скепсисом, на этот раз снизошла до слегка насмешливого, но почти благожелательного комментария: «Ничего так папусик тебя двинул».

Ощущение, что все идет не совсем так, как он представлял себе, вступая в должность, появилось у Макса почти сразу. Финансирование проекта было предусмотрено щедрое, в пуле инвесторов присутствовали российские и иностранные частные компании, а также серьезные госструктуры, однако с самого начала стройка почему-то начала испытывать острую нехватку средств. От крупного транша, перечисленного ВЭБом в рамках государственного софинансирования, уже через неделю волшебным образом почти ничего не осталось. Тендеры на поставки материалов и выполнение работ выигрывали не те, кто предложил лучшие условия, а какие-то неизвестные рынку конторы, причем почти всегда подобные поставщики, получив предоплату, безнадежно срывали сроки и серьезно подводили с качеством. Макс, номинально являясь руководителем всего проекта, по факту оказался не в состоянии ни проследить финансовые потоки, ни повлиять на итоги тендеров. На его неоднократные, иногда довольно эмоциональные обращения Дарганов реагировал всегда одинаково, лишь с небольшими вариациями: «Максим, к тебе абсолютно никаких претензий нет, более того – твоей работой я очень доволен… ГОК – лишь часть огромного бизнеса корпорации, чьи интересы порой требуют некоторых отступлений от принятых норм… Ты отлично вникаешь в дела – это для тебя хорошая школа, которая поможет тебя со временем подняться еще выше… Просто выполняй свои обязанности, а о результате не беспокойся. Результат будет…».

Между тем, проект, столь помпезно стартовавший, грозил не сегодня – завтра превратиться в большой пшик и вызвать нешуточный скандал. В конце концов Максу надоело исполнять роль свадебного генерала при умирающей стройке, и он решил при первом удобном случае спокойно, без надрыва и эмоций поговорить с шефом и спросить прямо: собирается ли он вообще достраивать комбинат и, если да, то на какие деньги, а, если нет, то как намерен объясняться с инвесторами. Во втором случае немалое значение имел и вопрос о роли самого Макса в неизбежных проверках и расследованиях.

Внезапный вызов к шефу застал его врасплох, – обычно все встречи, совещания, митинги и телеконференции назначались заранее с точным указанием времени, темы и списка участников. Отправляясь в приемную президента корпорации, он прихватил давно приготовленные материалы по комбинату, твердо намереваясь сегодня же выяснить все мучавшие его вопросы.

Однако начало разговора оказалось столь неожиданным, что он растерялся, сразу позабыв всю свою решимость.

– Ну, я не знаю, – Макс на секунду задумался. – Пожалуй, Радченко можно поручить, он вполне…

– Вот и ладненько, – сразу согласился Дарганов.

Он прервал, наконец, созерцание московских видов, развернулся, слегка прихрамывая (последствия тяжелейшей травмы ноги шестилетней давности, которую не удалось до конца залечить даже в дорогих европейских клиниках) медленно пересек кабинет и уселся во второе расположенное у журнального столика кресло. Этот уютный уголок, специально предназначенный для неофициальных бесед тет-а-тет, с элегантным, выполненным из красного дерева и стилизованного под старинный сейф минибаром, индивидуальной подсветкой, нежно переливающейся на зеркальной поверхности столика, мягким ковром, картиной на стене с изображением умиротворяющего пейзажа – рассвета в горах, абсолютно не гармонировал с деловой функциональностью огромного кабинета.

– Радченко – так Радченко. И то верно – парень молодой, грамотный, амбициозный. Небось, мается, считает, что недооценивают его. А тут ты ему таким проектом порулить предложишь. Думаю, кипятком писать будет от счастья. Вот и пусть он пока займется, ну, первое время под твоим присмотром, конечно. А с тобой, Максимка, у меня давно уже серьезный разговор созрел. Я все повода ждал, и вот он, похоже, появился.

Макс с удивлением наблюдал, как Дарганов открывает минибар, извлекает из него и расставляет на столик бутылку Hennessy, два пузатых бокала, тарелочку с аккуратно порезанными лимонными дольками. За все время работы в компании он не помнил ни одного случая, чтобы в пределах офиса шеф позволил себе малейшее отступление от чисто делового стиля общения с ним.

– Давай-ка, Максим, выпьем с тобой. Давненько мы не сидели вот так, за рюмочкой. Что-то вы с Викой совсем перестали приезжать, раньше-то, помнится, чуть не каждую неделю навещали, а теперь совсем забыли старика. Ну-ну, ладно, – прервал шеф начавшего было оправдываться Макса. – Это я так, ворчу под настроение. Так вот, давай-ка, Максим, выпьем за тебя. За путь, в начале которого ты находишься, за то, чтобы этот путь оказался более прямым, чем у меня, да и многих моих приятелей-соратников.

Шеф сделал маленький глоток, явно смакуя любимый коньяк, Макс опрокинул свою рюмку разом, – сколько бы он не пробовал различных недешевых напитков, привычка пить все сорокоградусное, как водку, в один прием, оказалась неистребима.

– Так вот, Максим, о чем я хотел с тобой поговорить, – Дарганов слегка поморщился, жуя лимонную дольку, плеснул коньяка в пустой фужер Макса. – Ты работаешь у меня почти пять лет. С кого ты тут начинал – сам помнишь, так что, путь пройден не малый, почти с самых низов. Конечно, я за тобой смотрел, двигал тебя, иногда помогал советом. Но при этом, каждый твой шаг наверх всегда был заслуженным – ты очень быстро обучался и на каждой должности со временем становился практически незаменимым. Поэтому, вопреки мнению некоторых, я знаю – такие есть, которые завистливо шипят тебе вслед, типа «зятек наверх попер», ты свой карьерный рост отрабатываешь честно.

Сделав новый глоток, Дарганов откинулся на спинку кресла, забросил ногу на ногу, задумчиво разглядывая коричневую жидкость на дне фужера.

– Знаешь, Макс, в моем положении страшнее всего ошибиться не в финансовом расчете или экономическом прогнозе, самой дорогой может оказаться ошибка в оценке людей. Тогда, под Казбеком, у меня не было возможности к тебе присмотреться, да и не в состоянии я был тогда к кому-то присматриваться, но чутье – то чутье, которое позволяет иногда с первого взгляда делить людей на своих и чужих, – уже тогда подсказало, что с тобой можно иметь дело не только в горах. Поэтому, когда я узнал, что у вас с Викой чего-то там наклевывается, а узнал я это, можешь мне поверить, – Дарганов хитро ухмыльнулся, – сразу же, и, может быть, даже раньше вас самих, я почувствовал облегчение. Облегчение и надежду.

Допив остававшийся на дне коньяк одним большим глотком, он небрежно плеснул себе почти полфужера, с чуть слышным кряхтением поднялся на ноги и медленно, с задумчивым видом собирающегося с мыслями человека побрел по кабинету. Макс следил глазами за шефом, молча ожидая продолжения монолога. Дарганов вновь подошел к окну, за которым в начинающихся сумерках уже появилась редкая пока россыпь огней, и замер в той же позе, в которой встретил Макса.

– Да-а. Вика моя, вернее – уже твоя, сам понимаю, не подарок. Упустил я ее. Мать у нее рано умерла, а из меня какой отец? Неделями в разъездах, да и в Москве когда – дома только ночую. Так с раннего детства и повелось: няньки-гувернантки-воспитательницы, любое желание – только глазом моргнуть, единственная дочь, центр вселенной. Видел ведь, какую жизнь она обслуге устраивает, понимал, что вмешаться надо, делать что-то, а что – не знал. Да, наверно, не очень то и хотел, думал: повзрослеет – изменится. Потом, когда учиться в Лондон поехала, надеялся, что хоть там-то ума наберется. Набралась… вернулась вообще неуправляемая – авторитетов никаких, деньги – грязь, в бизнесе – быдло с комплексами неполноценности, политики – выродки-импотенты. На парней, которые вокруг нее вились – понятно, все достойные, ее круга, – смотрела с брезгливой жалостью, типа, «сыночки-мажоры, без папашек своих не способные ни на что». Связалась потом с какими-то… службе безопасности вместе с ментами целая неделя понадобилось, чтобы шваль всякую отвадить от нее напрочь.

И тут ты нарисовался такой – герой-альпинист, покоритель вершин, папашку спас опять же. Такой типаж ей был внове. Ты оказался не похож ни на кого из тех, к кому она привыкла – ни на богатых балбесов-сыночков, ни на вечно обдолбанных хипарей-пофигистов.

Дарганов повернулся спиной к окну, посмотрел на Макса, хлебнул коньяк, уже не смакуя, как воду, поморщился, поставил фужер на рабочий стол.

– С тобой за эти годы она, конечно, сильно изменилась, дурь всякая повыветрилась. Опять же, матерью стала, а материнство мозги бабам почти всегда на место ставит. Вот только к делу моему интереса у нее ноль. О карьере деловой, как ты сам знаешь, даже слышать не хочет. А какая бизнес-леди получилась бы – с ее характером, внешностью, образованием, да с моими возможностями! Какими делами крутить могла бы! Ну, да ладно, бабы – они и есть бабы, не всякую такая судьба прельстит. Только я, Макс, вот это все, – он широко развел руками, как бы стараясь охватить все пространство огромного кабинета, – больше четверти века выстраивал. Еще в совке начинал, при Горбаче. И под следствием и под пулями ходил, на государевой службе сколько задниц вылизал, пока первые заработки пошли, сколько раз потом все кровно заработанное приходилось отдавать и заново начинать. И партнеры кидали и начальники. А потом я кидал, потом мне задницу лизали те, кто удавил бы, не задумываясь. Сам в крови не замарался – такого греха не было, – но с теми, кто в крови по уши, дела имел, и кровью этой пролитой для своей выгоды пользовался, не брезговал. И что теперь? Я, Макс, тебе не говорил, и Вике тем более. Врачи в последнее время темнят что-то. В брюхе моем им, понимаешь, чего-то не нравится. Толком не говорят ничего, говнюки-дармоеды, да я сам чувствую: не тот стал… ну, ладно, не о том сейчас.… Раскудахтался я как-то, а, между тем, по делу серьезному тебя позвал.

«А ведь он, и правда, как-то быстро постарел». Макс впервые обратил внимание на четко обозначившиеся под глазами шефа темно-синие мешки, вспомнил, что в последнее время иногда замечал в нем признаки крайней усталости или плохого самочувствия. Макс никогда не придавал этому особого значения, привычно списывая на обычные последствия пятнадцатичасового рабочего дня и постоянно растущий груз проблем с управлением корпорацией. Но после последних слов Дарганова он невольно вспомнил события почти шестилетней давности, когда ему пришлось познакомиться с будущим тестем, и только сейчас поразился перемене, произошедшей с этим сильным, казалось, несгибаемым человеком за такой короткий срок.