Читать книгу Жизнь с переводом - Илья Райх - Страница 5

Побег в кино дорого обошелся всем нам. Как и обещала Надежда Васильевна, по итогам первой четверти у нас в классе не осталось отличников, поубавилось хорошистов, появилась целая группа ребят, перед которыми маячила перспектива получить по итогам четверти за математику «неуд».

Федор приехал в школу за неделю до наступления каникул. Всем улыбался, пытался с каждым заговорить, но никто с ним толком не общался. Его никто ни в чем не винил, но, как и прежде, мы вновь стали избегать общения с ним. Все без исключения помогали ему перемещаться по школе, ему никто не отказывал в поддержке, ведь зачастую к ней призывали нас учителя. Все дело было в том, что он избежал кары, и это снова сделало его в наших глазах «чужим», не таким, как мы. Он опять превратился в инопланетянина, для которого не существовали земные законы.

Федор почувствовал нашу прохладу. В конце концов, он узнал причину – почему его все игнорируют. Об этом ему рассказала наша староста – Анна Антонова. Это было ее шагом отчаяния, она умела переживать за других ребят, всегда давала списывать неучам, вообще была девочкой отзывчивой. Поэтому мы избрали ее старостой класса, и она так никому и не уступила эту должность до самого окончания школы. За эту самую отзывчивость все, любя, называли ее Антошей. После ее рассказа все думали, что Федор исчезнет из школы, в крайнем случае, покинет наш класс, перейдет в параллельный, но он, наоборот, всю неделю до наступления ноябрьских каникул упорно посещал занятия.

Настал день последнего в первой четверти урока математики, на котором ненавистная Надежда Васильевна должна была объявить нам итоговые оценки за четверть. У троих ребят выходили двойки: у Беса, у Худы и у Ролана Фазылова по кличке Фаза. Если двое первых усиленно занимались борьбой, то Ролан намеренно избегал спорта, хотя и обладал недюжинной силой – двух наших борцов он без проблем клал на лопатки. В нем чувствовалась неимоверная физическая мощь от природы, и все старались избегать с ним недоброжелательного контакта.

Надежда Васильевна, как любая неудовлетворенная стерва – она никогда не была замужем и не имела детей – этот день восприняла как личный праздник. Она облачилась в черное бархатное платье, чем-то напоминающее вечерние наряды наших мам. Устроить моральную трепку, унизить беспомощных учеников – вот для чего, как нам казалось, она посещала школу. А сегодня настал особенный день, когда все мы без исключения были заранее записаны ею в неудачники.

Она написала на доске сегодняшнее число: «Первое ноября».

– Какой сегодня день?

– Сегодня последний день перед каникулами… – неуверенно ответил класс.

– Сегодня день экзекуции, – крикнул Ролан с места.

Надежда Васильевна усмехнулась:

– В чем-то ты прав, Ролан… Сегодня я расскажу вам о ваших оценках. Но скажу прямо: они неблагополучные почти у всех.

Все мы знали об этом уже задолго до окончания четверти. Было тяжело наблюдать за отличницей Анфисой Жарковой. Этой девочке очень тяжело давались пятерки, но она старалась; когда мы злились на нее – окликали Ананасом, на что она очень обижалась. Она была единственной из класса, кто прилюдно зарыдал из-за четверки по математике, в отличие от других отличников, которые с достоинством приняли удар.

– Не надо распускать слезы, раньше надо было думать, – сделала замечание Анфисе Надежда Васильевна.

Она злорадствовала. Она смотрела на каждого ученика, когда громко называла его фамилию и соответствующую оценку, еще раз отмечая, какие мы бездарные и никудышные дети. Своим взглядом она укоряла не только нас, но и наших родителей, бабушек и дедушек, всех предков, которые давно канули в историю. Это был ее день, не наш. Только перед тем как назвать последнюю фамилию, она сделала паузу, притворно улыбнулась и громко произнесла:

– Федор Лучанов, у тебя, у единственного ученика – пятерка. Вот, ребята, с кого пример надо брать. Мальчик учится, старается. А вы…

Весь класс с ненавистью посмотрел на Федора, а он, чувствуя неловкость, виновато опустил голову. Он сидел рядом со мной, и в этот момент я намеренно отстранился от него.

Надежда Васильевна встала со стула, отошла к доске, повернулась спиной к классу. В этот момент мы все обомлели. Все платье было покрыто белыми изъеденными отверстиями, как будто его проела моль. При этом отверстия все увеличивались в размерах, все большие куски плотной ткани отслаивались, обнажая ее белье белого цвета. В классе поднялся смех, улюлюканье.

– Что вы смеетесь?! – недоуменно покосилась она на нас. Смех перешел в коллективный хохот.

– Дура, ты вся в дырках, – выкрикнул кто-то с задних рядов не своим, писклявым голосом.

– Кто это сказал?! – взвыла она.

Все уткнулись в свои учебники, но она видела, что мы продолжаем злорадствовать, еле сдерживая смех.

– Кто обозвал меня? Худобаев, встать! – закричала она на Дениса.

– Это не я! – замотал головой Худо.

Надежда Васильевна держала в руке указку и, если бы не коляска Федора, перегородившая проход, то в порыве гнева этот скипетр власти преподавателя, возможно, нашел бы голову Дениса.

– Садись! – скомандовала она. – Белозерчев, ты?

– Нет, – твердо ответил Бес, не вставая с места.

Надежда Васильевна кипела, ее большое бледное лицо переполняли эмоции.

– Ролан! – истерично закричала она. Он был ее последним вариантом, больше в классе на такое никто не способен.

– Встань!

Фаза неохотно встал.

– Ты еще и не встаешь! – она направилась к нему, но неожиданно споткнулась и чуть не рухнула на Анфису Жаркову. Та только успела закрыть руками лицо, – перспектива быть раздавленной, да еще и перед каникулами, напугала ее. Но пронесло, Надежда Васильевна удержалась на ногах, только черная туфля слетела с ее ноги, скользнув под дальние парты, и никто не торопился достать ее.

– Ролан! – еще раз завопила она. – Достань туфлю, сейчас же!

Ролан не стал испытывать судьбу и полез под парту.

Но, как только она повернулась задом к классу, по нему вновь волною прошелся смех. Она запрокинула голову назад, прошлась рукой по своим ягодицам, и до нее дошло, что во время перемены кто-то подлил ей на стул кислоты. Она устремила взор на стул, подошла к нему, принюхалась и заорала так, что покачнулись стены:

– Кто это сделал?! Ублюдки!

В этот момент открылась дверь. Вошел директор. Он сразу заприметил потрепанный вид Надежды Васильевны, до которой только теперь дошло, что ее платье, колготки, нижнее белье безвозвратно растворялись.

– Надежда Васильевна, с вами все в порядке? – спокойно спросил он, пытаясь погасить приступ гнева коллеги.

– У меня… у меня… – задыхалась она, – у меня ничего… ничего не… не…

– Успокойтесь! – поднял на нее голос директор.

– Что вы на меня кричите, Петр Евдокимович, вот… вот, посмотрите, что они… – Надежду Васильевну трясло, она повернулась спиной к директору.

Директор отпрянул, он, как и разгневанная Надежда Васильевна, покрылся красными пятнами, но, придя в себя, заявил ей то, что она никак не ожидала услышать:

– Как вам не стыдно?!

Надежда Васильевна обезумела, ее глаза горели, казалось, еще чуть-чуть – и она напустится с кулаками на своего начальника.

– Вы что! Вы, вы за… за… защищаете этих щенков?!

Тут до директора дошло, что он сильно ошибся:

– Ой, простите, не разобрал…

– Не разобрали!! – закричала она.

– Кто это сделал? – быстро переключился Петр Евдокимович на учащихся класса.

– Эти мерзавцы, эти сволочи… – вопила она.

– Так кто это сделал? Надо позвать классного руководителя, – сообразил директор.

Антонина Робертовна прибежала сразу – если зовет директор, значит, случилось что-то весьма неординарное. Первое, что она предложила – это вызвать скорую помощь. «Вы получили сильный ожог, вам нужен врач», – обратилась она к коллеге. В этот момент обезумевшее от ненависти лицо Надежды Васильевны перекосилось, мы впервые прочитали на нем страх, она зарыдала.

На удивление, карета скорой помощи подъехала быстро, врач, мужчина в очках, с пренебрежительной усмешкой на лице поставил диагноз: «Ожог». Мы победили, но победа оказалось пирровой. После того как нашу математичку увезли врачи, настал наш черед держать ответ.

В класс заявилась завуч школы по воспитательной работе Таисия Венгеровна. Про эту хрупкую на вид женщину ходили легенды. Внешность была обманчива. Ее всегда кидали на амбразуру, она умела найти подход к несговорчивым родителям, которые были готовы закидать жалобами РОНО за просчеты в учебном процессе, найти общий язык с теми же ревизорами РОНО, если вдруг в школе находили нарушения норм воспитательной работы. В ней нуждались все, от учителей до директора. В своем кабинете, как рассказывали ученики старших классов, она устраивала длительные экзекуции ослушникам. Непослушных учеников она поодиночке вызывала в свой кабинет, якобы раздевала их до трусов, ставила в угол и все сорок пять минут урока заставляла читать что-нибудь из Пушкина. У нее на столе всегда лежал томик великого русского поэта. В дальнейшем самому яростному нарушителю дисциплины хватало ума не переступать черту.

Надежда Васильевна с ее публичным стращанием на фоне завуча казалась безобидной девочкой. Первое, что сделала Таисия Венгеровна, это вежливо попросила удалиться директора и классного руководителя. Директор повиновался без возражения: «Ладно, вы тут разберитесь», – сказал он и быстро вышел. А наша мягкая и сердобольная Антонина Робертовна замерла у порога классного кабинета, она колебалась – хотя все мы и заслуживали кары, она знала, на что способна Таисия Венгеровна, поэтому не на шутку беспокоилась за нас.

– Антонина Робертовна, я обещаю, через полчаса я верну вам ваших учеников! – И завуч захлопнула дверь перед ее носом. Мы лишились единственного заступника.

– Ну что, мальчики и девочки… – произнесла она с особым удовлетворением, подчеркивая, что настал момент расплаты. Ее зловещая улыбка растянулась на все ее узкое лицо. Худая, небольшого роста женщина с тощими морщинистыми руками решительно смотрела на нас. Так драматично мы на каникулы еще не уходили.

Завуч попросила встать старосту. Анна Антонова встала со стула.

– Какая симпатичная девочка, – комплимент звучал со зловещей предосторожностью. – Подойди ко мне, встань рядом.

Анна подошла, встала рядом и опустила глаза.

– Скажи мне, дитя, у кого из класса самые большие проблемы с математикой?

Анна подняла взгляд, посмотрела недоуменно, пожала плечами.

– Ты не знаешь? Значит, ты плохо справляешься с обязанностями старосты, если не знаешь, у кого проблемы с учебой, – упрекнула она Анну. Та покраснела, было видно, как она вспыхнула, глаза налились слезами, но Антоша держалась.

Таисия Венгеровна подошла к столу, сделала паузу, но на уже высохший стул Надежды Васильевны сесть не рискнула. Открыв журнал, она громко произнесла фамилию: «Худобаев». Он встал, она скомандовала ему: «Принеси мне свой стул». Денис нес его без охоты, перед ним сидел Федор, которому пришлось отъехать вперед к доске, чтобы пропустить одноклассника. Денис поставил стул перед завучем, на что она еще раз громко скомандовала: «Поставь к столу, а тот можешь взять себе». Денис вернулся на свое место, но присел на пустующий стул с соседнего ряда.

– Я не разрешала тебе садиться, встань, – опять обратилась Таисия Венгеровна к нему.

Денис встал, но на его лице, как и на лицах Белозерчева и Фазылова, которым она приказала встать следом, не было страха, вся троица пребывала в индифферентном состоянии. Она подошла к ним, попросила открыть портфели.

– Показывайте, что у вас там, давайте, выворачивайте все наизнанку!

Из портфелей посыпались учебники, тетради, ручки, карандаши, всякие безделушки…

– Это что? – спросила она у Ролана, взяв в руки рогатку.

– Так…

– Это я конфискую.

Она заглянула под парту Ролана, приказала вывернуть карманы. Кроме огрызков помятых бумаг и начатой упаковки жевательной резинки она ничего не обнаружила. Двое других тоже успели вывернуть карманы, ожидая своей очереди. Но завуч остановилась, она не могла не заметить, что эта троица из числа трудновоспитуемых детей проявляла ко всему происходящему полную безучастность. Значит, это не они.

– Возможно, я ошиблась, – признала свою ошибку Таисия Венгеровна.

Это означало одно: поиски одноклассника или одноклассницы, по чьей вине Надежда Васильевна загремела в больницу, продолжатся.

– Но я обещаю, вы не выйдете отсюда, пока я не найду виновного. Или вы сами скажете, кто это сделал, или этот негодяй должен встать и сознаться.

– И ему ничего не будет? – с умилением в голосе произнес Ролан.

По классу прошелся легкий смешок.

– Нет, но это зачтется при выборе наказания.

У всех в классе пронеслись в голове байки бывалых о чтении Пушкина, которого мы еще не успели изучить, но уже возненавидели. Школа умеет прививать детям неприятие классической литературы.

Таисия Венгеровна подошла к учительскому столу. Перед тем как сесть на стул, она осторожным взглядом осмотрела его. После перевела свой цепкий взгляд на классный журнал, с любопытствующим лицом пролистала несколько страниц, тщательно изучив успеваемость взбунтовавшего класса по другим предметам. Настал черед тихих троечников, хорошистов. Но мы ошибались, не зря про ее коварство ходили легенды.

– Антонова, Белобородов, Жаркова, Куприянова и Мустаев, встаньте, – скомандовала она.

Она перечислила отличников, мы не ожидали, что следующими станут именно они, лицо и гордость класса, школы, участники городских и республиканских олимпиад, классные и школьные активисты.

Класс удивленно смотрел на них, но Таисия Венгеровна знала, что делала. Она не могла быть осведомлена о каждом отличнике в школе, поэтому, сопоставив оценки по другим предметам, сделала для себя вывод, что именно по математике у этих пятерых, стабильно учившихся на «отлично», не выходят необходимые им пятерки. Они больше всех пострадали от ответных мер Надежды Васильевны. А о том, что класс прогулял ее урок, завуч по воспитательной работе была чересчур осведомлена, но не вмешивалась в ситуацию до сего момента, так как недолюбливала прямолинейную Надежду Васильевну – две стервы с трудом уживались в одном педагогическом коллективе.

Но теперь Таисия Венгеровна посчитала, что вызов брошен ей лично, ведь ученики класса не собирались сдаваться без боя, все молчали, хоть и испытывали страх, который в этот момент объединял всех без исключения. Отличники плечом к плечу стояли с двоечниками, ребята, которых всегда ставили за отличное поведение в пример нерадивым ученикам, уравнялись с ними в правах. Теперь они также не имели права на ошибку, за которой последовал бы вызов в школу родителей и исключение со школьной «доски почета».

Если Равиль Мустаев иногда и участвовал в заварушках на переменах, то Павел Белобородов вообще являлся образцом для учеников школы. Правильное, серьезное лицо, учился только на «отлично». Даже когда все решили пойти в кино вместо урока математики, он долго и упорно отговаривал класс от недальновидного поступка, но в итоге пошел со всеми, так как не хотел выглядеть в глазах всего класса «белой вороной». Одним словом – человек будущего.

Антоша, которую на какое-то время Таисия Венгеровна оставила без внимания, проявила поползновения подойти к своему месту. Но была одернута завучем: «Анна, милая моя, встань на место, я верю, что это не ты». Другие отличники выворачивали карманы, высыпали содержимое своих ранцев на парты. Первым управился Равиль. Таисия Венгеровна без особого интереса рассмотрела его вещи – у отличников ничего лишнего, только аккуратно сложенные тетради и учебники – потом приказала сложить их обратно в портфель, даже не заглянув под его парту.

То же самое проделал Павел, сидевший на первом ряду на второй парте, следом за Равилем. Его лицо покрылось багровыми пятнами. Такого морального унижения он еще не испытывал, он представить не мог, что его, вот так, как самого отъявленного бездаря будут «раздевать» на глазах всего класса. Ему казалось, что его авторитет рухнул, карьера отличника подошла к концу… что он скажет дома родителям! Одно дело – четверка, другое – публичная экзекуция на глазах класса, и главное – он не желал сливаться с безликой толпой, он привык быть первым во всем и всегда считал себя выше других. «Вся жизнь наперекосяк», – думал он, когда неохотно выворачивал карманы брюк под неусыпным взором Таисии Венгеровны.

Слезы подступили к глазам, вот-вот польются безудержным потоком, рванут во все стороны… Но плакать нельзя, нужно выдержать. Мальчик не должен рыдать на глазах всего класса. Такого позора он точно не смог бы вынести.

– Ты еще и рыдаешь? – процедила Таисия Венгеровна. – Дома будешь плакать, – с укором произнесла она. Она смотрела в сторону Павла, тот опустил глаза, первая соленая слеза предательски скатилась по щеке.

Таисия Венгеровна двинулась в его сторону, но прошла мимо него – она обращалась не к Павлу, а к Анфисе Жарковой, которая сидела на среднем ряду за второй партой. Девочка зарыдала, поочередно вынимая дрожащими руками предметы из ранца.

– Быстрее, быстрее! – громко и твердо скомандовала Таисия Венгеровна. От голоса завуча у Анфисы руки затряслись еще сильнее. Выпал пенал, посыпались тетради…

Вдруг прозвенел звонок, класс выдохнул.

– Рано радуетесь, – отреагировала Таисия Венгеровна, – я никого не отпускала. Я же сказала вам: вы не выйдете из класса, пока я не закончу.

Так она сбила наш порыв к свободе, когда многие уже начали собирать вещи с парт в тяжелые портфели. А за дверью поднялся веселый гомон, все спешили домой, радуясь наступившим каникулам.

– Анфиса, ну, давай смелей, что там еще у тебя осталось! – Таисия Венгеровна попыталась заглянуть ей в ранец.

– Это я сделал! – послышался голос за спиной Таисии Венгеровны.

– Что?! – она повернулась.

Класс встрепенулся.

– Что? – повторила Таисия Венгеровна, она с удивлением, как и весь класс, взглянула на Федора.

– Это сделал я, – волнуясь, повторил Федор.

– Ты?! – все сильнее удивлялась Таисия Венгеровна.

– Да, да, я, – дрожащим голосом отвечал Федор.

Завуч обошла ряд, подошла к нему и с усмешкой на лице произнесла:

– Ты хоть понимаешь, что ты наделал?

– Да, да, я же говорю, что это сделал я, – Федор бесстрашно смотрел ей в глаза.

Самое удивительное было то, что своим взглядом завуч по воспитательной работе не выражала ни гнева, ни ненависти. Зато самодовольная улыбка явно означала: «Я же говорила, что обличу негодника». Другой вопрос, что на роль негодника Федор никак не подходил. Но цель была достигнута, и было уже неважно, взял ли Федор на себя чью-то вину или нет, ведь учителя редко находят истину. Если бы Таисия Венгеровна не добилась своего, она все равно нашла бы выход, назначив виновного на свое усмотрение. Учитель в школе, как и судья, обладает редким правом – определять виновного.

Поступок Федора с трудом укладывался в моей голове, я не верил, что именно он залил кислотой стул Надежде Васильевне. Он был единственный, кого миновала кара математички, мало того, Надежда Васильевна постоянно, без длительных перерывов посещала его на дому. Остальные учителя из школы не могли похвастаться таким постоянством.

– Федор! – вскричала завуч, чтобы хоть как-то проявить строгость к мальчику-инвалиду. – Сегодня же придешь с мамой в школу!

– Она на работе, – уверенным голосом ответил Федор. Он хорошо держался.

– Ничего, мы ее вызовем с работы, – отреагировала Таисия Венгеровна и вышла из класса.

Мы тихонько упаковывали свои вещи. Один Федор сидел неподвижно. Мы все подглядывали за ним, также осторожно, когда увидели его в первый раз. Он не переставал нас удивлять.

К нему подошел Ролан и предложил довести его до дома. К ним присоединился Худо и Бес, – те ребята, которые в отличие от нас были свободны, которые никогда не заискивали перед учителями, ведь им не нужны были правильные оценки за учебу, за поведение. Они жили своей жизнью и редко замечали взрослых.