Читать книгу Культ свободы: этика и общество будущего - Илья Свободин - Страница 17

Конечно, это раздвоение с одной стороны несколько условно, поскольку иногда обе половинки трудно отделяются, а с другой – абсолютно, поскольку они полностью исключают друг друга. Люди долго и безуспешно пытаются слить их воедино, найти моральное оправдание выгоде, а рациональное морали, пробуют руководствоваться только моралью или только расчетом, и вообще стараются отыскать "универсальную истину", "золотое правило", "категорический императив" и прочую сермяжную правду – одно простое и понятное руководство к действию на все случаи жизни. Откровенно говоря, описанное раздвоение – скорее дело отдаленного будущего. Мы все еще живем не только во тьме насилия, но и в тумане глубокого морального конфуза, когда неясно где должна быть жертва, а где выгода, где надо полагаться на мораль, а где на расчет. А также в условиях навязанной нравственности и тотального промывания мозгов, за что надо благодарить государство, которое одновременно является и экономической властью, и моральным авторитетом. Учит жить и заставляет работать. Лезет в душу и заглядывает в постель.

Впрочем, оставим пока государство в покое. В чем причина конфуза? Почему мы никак не можем разделить сферы? Думаю, виновата мораль. В отличие от интереса, выгоды и других практических мотивов, требующих трезвой головы, мораль упивается собой, возводит себя в абсолют и гордо обымает необьятное. Подарив человеку способность оценивать все вокруг с позиции добра и зла, она, в точном соответствии со своей иррациональной природой, заставила его первым делом оценить сам моральный выбор. И разумеется признать его глубоко моральным. Иными словами, человек убедил себя, что выбор добра есть добро – иначе добро теряет смысл. Следствием этой бессмыслицы стало превращение невинной, в общем, выгоды в зло, а рациональное навеки попало в слуги иррациональному. Человек стал считать свои вполне естественные побуждения негодными, некрасивыми, нечестивыми. К поруганию "телесных" потребностей приложили руки и определенного склада моралисты, которые руки эти тут же бесстыдно грели – от пророков загробной жизни до идеологов братской любви. Были и попытки морально протестовать – обьявлять торговлю, бизнес и выгоду оправданными высшим, божественным авторитетом. Нашлись и философы, сгоряча обнаружившие в жадности основу мироздания. Но все их потуги, разумеется, оказались тщетны – нажива, барыш, навар, чистоган, корысть, равно как скупость, жадность, алчность, стяжательство, скаредность, скопидомство, скупердяйство, скряжничество, прижимистость, крохоборство, жмотство… сколько слов и ни одного приличного! Как и рынок, и обмен – все экономические мотивы прочно отождествляются с низменным, животным и постыдным. Противоречащим светлому образу морального человека.

Следы морального конфуза затерялись в толще веков из которых до нас дошла путаница публичного и частного. В древнем мире наоборот, сфера морали считалась публичным делом, поскольку она связывала и организовывала общество, а сфера экономики – делом чисто семейным, личным. Но и по прошествии толщи веков все еще ошибочно считается, что "частная сфера" – это там, где бизнес, наемный труд, рынок и, как следствие, вопиющая аморальность, а "публичная сфера" – там, где люди ведут общественную жизнь, демонстрирующую, разумеется, образцы морального долга. Отсюда же проистекает морально перекошенное отношение к собственности: общественная – там, где требуется высокая нравственность, самоотверженность и служение другим, а частная – там, где других можно гнуть в дугу, заботясь только о личном интересе.

Мораль не позволяет разумно осмыслить этот парадокс. Нравственно оправдать собственную выгоду невозможно. Но и выгода, и жертва – одинаково естественны, разумны и даже моральны! В результате мы имеем неизлечимый невроз свободного человека. Который усугубляется еще одной причиной. Само функционирование двух сфер общества противоречиво. Торг с чужими и дар своим выглядит легко когда всех можно разделить на тех или других. Но сотрудничество приводит к завязыванию личных связей, а разрастание личной сферы приводит к отчуждению. Сотрудники становятся друзьями, а близкие превращаются во врагов. Да и сам обмен многообразен. Одни и те же люди в одном случае кооператоры, а в другом – конкуренты.

И это еще не все. Свобода полна парадоксов. Она предоставила нам выбор – мы можем выбрать выгоду, организовать экономику и построить общество, или мы можем выбрать жертву, создать коммуну и воспитать поколение цветов и радуги. Но что будет, если мы ничего не выберем? Свобода допускает и такую возможность. Не всякому человеку по силам выбор. Не все мыслят одинаково хорошо рационально и иррационально. Я уж не говорю о том, что некоторые вообще никак не хотят мыслить. И независимо от того мыслят они или нет, люди действуют. В результате их действий граница между альтернативами выбора, между мотивами поведения и в конце концов между выгодой и жертвой оказывается размыта. Кто-то начинает использовать близких в корыстных целях, предавая и продавая друзей и родных, а кто-то – любить всех как самого себя, попутно забирая личную собственность в общее пользование. Кто-то требует чтобы рынок стал высоконравственным и озаботился благотворительностью, а кто-то – чтобы отношения в семье встали на прочную взаимовыгодную основу. Кто-то мечтает, чтобы государство пекло хлеб и шило брюки, а кто-то – чтобы каждый стал святым. И все эти случаи, увы, абсолютно естественны.

Впору спросить – так свободен ли свободный человек? Освободившись от детерминизма выживания и сделав пару мелких выборов, он оказался под спудом новой несвободы. С одной стороны он должен преследовать собственную выгоду, а с другой – жертвовать на чье-то благо. И отказаться ни от одного, ни от другого он не в состоянии. Все, что ему остается – выбирать между ними. Но чем яснее наша голова, братья мои, тем легче наш выбор.