Читать книгу Неожиданный Город. Фантастический роман - Илья Тамигин - Страница 4

В белом плаще с кровавым подбоем… Как бы хотелось начать роман этими чеканными словами! Но – увы! Таких плащей больше не носят…

Военком Горно-Бадахшанской Автономной Области, полковник Андреев, озабоченно почесал в затылке: план по призыву новобранцев в ряды Советской Армии срывался. Где найти ещё полсотни призывников? Уклоняющихся от призыва всех повыловили… да и было их совсем немного. Он встал из-за стола, подошёл к окну. За окном торчали горы. Памир. Вершины скрывались за облаками, но, всё равно, горы пробуждали в человеке, ранее жившем на равнине, чувство восхищения, благоговения и немножко страха. Также они вызывали мысли о вечности. Андреев служил здесь, в Хороге, восьмой год, но никак не мог привыкнуть. Подавляли его горы.

Взглянул на будильник. Присутственные часы заканчивались через десять минут. Не спеша убрал в сейф документы, надел вместо белого плаща шинель и фуражку. В приёмной кивнул секретарше:

– До завтра, Галина Семёновна.

И вышел на улицу шаркающей кавалерийской походкой, скрипя сапогами. До дому было недалеко.

Дома его встретили, как положено: сначала пёс Бобик, чёрный терьер, кинулся на грудь и облизал щёки, затем рыжий кот Обормот вышел в прихожую и сдержанно, но приветливо мяукнул. И только после них, вытирая руки, появилась жена Люба. Поцеловала! Значит, настроение хорошее у женщины.

– Умывайся, Женя. У меня уже всё готово.

– А парни где?

– Да, на тренировке же!

– О, я и забыл!

Сыновья, близнецы-десятиклассники, усердно постигали Самбо.

Евгений Михайлович переобулся в войлочные тапки и прошёл в гостиную, она же столовая, она же спальня. Включил телевизор «Старт-3» и уселся в кресло. По экрану побежали полосы, и раздался голос диктора:

– … ударными темпами идёт посевная на Ставрополье…

Телевизор был мазохистом, а потому начинал внятно показывать только после удара кулаком.

Люба внесла манты.

– Руки мыл, полковник?

– Нет, ещё нет. Заслушался, понимаешь.

Вымыв руки, сел к столу. Манты были выше всяких похвал!

– Я сегодня на базар ходила, – поведала Люба, – Так там два дядьки камни продавали всякие, в том числе и рубины. Недорого, представляешь?

– Ну да? Купила?

– Купила две штуки. Серьги закажу сделать.

На стол легли два кроваво-красных камушка величиной горошину каждый.

– У него и другие камни были, только мне ни к чему.

Полковник задумчиво повертел один сгусток огня в пальцах. Он и раньше слышал, что на базаре иногда можно купить полудрагоценные камни, вроде лазурита и аметиста. Но, рубины!

«Интересно, откуда? Неужели, местные?»

– Что за дядьки?

– Ой, Женя, странные такие дядьки! Ни таджики, ни киргизы… Белобрысые, с лица страшноватые: лбы низкие, покатые, надбровные дуги толстенные, а подбородки наоборот, как срезаны, хотя челюсти огромные. Никогда раньше таких не видела!

Полковник задумался: он таких тоже никогда не видел.

После приёма пищи расположился на диване со свежей газетой «Красная Звезда» и задремал. Проснулся от того, что пришёл сосед, начальник Хорогского РОВД подполковник Тепляев.

– Здорово, Женя!

– И тебе здравствовать, Зяма!

Они пожали руки.

– Я чего пришёл-то: сейчас полуфинал, наши с вашими играют, а у меня телик накрылся. Ну, то-есть, вообще, тёмный экран! Пусти погреться, а? Я принёс!

Взору Андреева была явлена поллитра.

– О! А я чуть не забыл! Конечно, раздевайся и грейся!

Они уселись за стол, на который Люба поставила рюмки, корейскую морковку и солёные огурчики-помидорчики. По лёгкому, в общем.

Телевизор, разогревшись и насладившись ударом кулака, начал показывать зрелище.

– … итак, дорогие телезрители, мы начинаем трансляцию с центрального стадиона «Динамо»! Сегодня за право выступать в финале чемпионата СССР по футболу встречаются команды «Динамо» и «ЦСКА». Динамовцы сегодня в белых футболках и синих трусах, соответственно, вы видите белый верх и тёмный низ, а армейцы в красных футболках и белых трусах, соответственно, тёмный верх и белый низ. Вот капитаны бросают монету… Капитан динамовцев Хропачёв выбирает восточные ворота!

– ЦСКА – кони! – выразительно сощурился Тепляев.

– Зарэжу! – темпераментно отозвался Андреев.

На экране динамовцы пошли в атаку. Довольно вяло. Мужчины выпили по первой за начало игры.

– Слушай, Зяма, ты слыхал, что у нас на базаре всякими камнями, в том числе и рубинами, торгуют? – поинтересовался Андреев, с хлюпаньем всасывая солёный помидор.

– Слыхал… Противозаконно, конечно. Но уловить продавцов руки не доходят. А что?

– Да, так, интересно просто, где они их берут, камни?

– Э-э, Женя, это же Памир! Вспомни, где живём: на стыке трёх границ. Афганистан, Китай… Может, оттуда таскают?

– Китай, говоришь… Навряд ли! Люба говорила, что продавец белобрысый и с лица страшноватый. Явно не китаец.

– Белобрысый? Г-м… Десять лет тут служу, а блондинов не видал.

Они выпили по второй.

– Знаешь, я поговорю кое с кем. Интересно, что за народ и откуда.

К концу матча, закончившегося победой «Динамо», поллитра опустела.

– Пойду домой радоваться, веселиться и праздновать, – заявил довольный Тепляев.

– А я останусь горевать, печалиться и грустить, – тяжко вздохнул Андреев.

На следующий день Тепляев пригласил к себе для беседы старосту базара, пожилого киргиза Бекназара Даниярбекова. Тот пришёл, с достоинством поклонился:

– Здравствуй, насяльник!

– Здравствуй и ты, Бекназар. Присаживайся, окажи уважение, выпей со мной чаю.

После второй пиалы зелёного чаю, сопровождаемого рассыпчатым «Юбилейным» печеньем, Тепляев спросил:

– Что за люди у тебя на базаре камнями торгуют?

Бекназар развёл руками:

– Приходят иногда, всегда вдвоём, но редко. Раз в месяц, а то и реже. Так-то они продают кожу: сумки, чувяки, куртки. Качество отличное! И ножи, которые никогда не тупятся! За место платят, как положено. Русского не знают. Говорят немного на дари́, но плохо.

– А за место рублями платят?

Бекназар замялся:

– Рублями, да… Но, когда первый раз появились, с год назад, вот этим заплатили.

Он порылся в кошельке и достал золотую монету – английский фунт.

– Ого! – поднял брови Тепляев, – Сколько же ты им сдачи дал?

Староста отвёл глаза. Милиционер решил не усугублять.

– Когда снова появятся, дай знать. Хочу с ними познакомиться, документы проверить… и вообще.

– Я понял, насяльник!

Через два месяца, в разгар лета, дежурный доложил по внутреннему телефону:

– Товарищ подполковник! Тут к вам человек пришёл, говорит, староста базара его послал.

– Проводите ко мне, – коротко ответил Тепляев.

Вошёл молодой парень, киргиз:

– Уважаемый Бекназар просил передать, что люди, о которых ты спрашивал, снова на базаре.

– Какие люди? – не понял милиционер, уже подзабывший разговор со старостой.

– Которые камнями торгуют.

– А! Спасибо, дорогой!

Взяв с собой двух сержантов, подполковник поехал на базар. Можно было и пешком дойти, всего-то два километра, но на машине солиднее. Остановившись около конторы, он, оставив сержантов в машине, зашёл в крохотный кабинет Даниярбекова. При виде главного милиционера города тот торопливо вскочил:

– Пойдём, Зиновий Степанович, я тебе их покажу!

– Пойдём, только не спеши, чтоб не вспугнуть.

Прогулочным шагом все четверо прошли по базару, на котором торговали чем попало и всем подряд. Ковры, шкуры барсов и каракуль, упряжь и сёдла для лошадей и яков, посуда медная и глиняная, самовары, одежда поношенная и новая, ножи, стрептомицин, мумиё, радиоприёмники. Даже наконечники для стрел и копий! Ну, и, конечно, продукты: мясо, овощи, фрукты из долины. Обжорный ряд: плов десяти видов, манты, самсы, шурпа, баурсаки, лепешки. Дёшево!

Тепляев знал, что многие товары контрабанда, но предпочитал закрывать на это глаза. Главное, чтобы наркотой и оружием не торговали, а тряпки и транзисторы – это ладно.

Бекназар подвёл милиционеров к двоим мужчинам, торгующим кожей. В глаза бросилась их необычная внешность: атлетическое телосложение, хотя роста они были небольшого – сто шестьдесят сантиметров или около того. Грудная клетка у обоих широченная, как у гребцов. Головы непокрытые, длинные рыжеватые волосы до плеч. Лица странные: лбы низкие, покатые, нависающие надбровные дуги, подбородки как срезаны, но челюсти здоровенные. Носы большие, мясистые. Лица обветренные, морщинистые. Руки большие, как лопаты, торчащие из рукавов запястья чуть ли не вдвое толще, чем у самого Тепляева. Усы, бороды. Головы большие! Подполковник прикинул, что его шапка шестидесятого размера будет им маловата. А глаза отнюдь не азиатской формы, и серые, к тому же! Возраст не определить: не то двадцать лет, не то сорок. Одеты в кожаные комбинезоны, здесь невиданные. Что за народ? Тепляев раньше таких не встречал.

Среди сумок, курток и штанов, щедро украшенных бисером и бахромой, лежали и камни: небольшие кристаллы изумрудов, рубины, самый крупный с горошину, голубой камень – лазурит, а также аметисты. Было и несколько массивных серебряных браслетов с неограненными камнями.

– Здравствуйте, граждане! – поздоровался Тепляев, – Доку́менты предъявим!

Бекназар перевёл. Мужчины поняли не сразу, пришлось повторить дважды. Они переглянулись, и старший вынул из-за пазухи бумагу с фотографией. Присмотревшись, подполковник опознал арабскую вязь или что-то очень на неё похожее.

– Это по-уйгурски, товарищ подполковник, – пояснил сержант Субудаев, заглянувший через плечо.

– Ты знаешь по-уйгурски?

– Нет, но ихнее письмо видел.

Тепляев задумался.

– Бекназар, на каком языке ты с ними говоришь?

– На дари́, насяльник. Но они понимают меня плохо.

– Знаешь ли ты уйгурский?

– Нет, но могу позвать человека, который знает.

– Позови, пожалуйста.

Бекназар ушёл, но вскоре вернулся с пожилым седобородым человеком в ватном халате и чалме.

– Это уважаемый Самаган, он шерстью торгует. Знает и уйгурский, и русский.

– Здравствуйте, уважаемый Самаган! – прижал руку к сердцу и поклонился подполковник, – Пожалуйста, сделайте одолжение, побудьте переводчиком.

Аксакал приосанился:

– Конечно, насяльник!

– Спросите их, откуда они пришли в Хорог.

Услышав знакомую речь, пришельцы оживились. Старший сказал что-то, показав при этом на восток.

– Он говорит, что пришли с востока. Три дня пути. У них там селение.

– Как называется? Давно ли они там живут? Сколько их?

Самаган перевёл вопросы и внимательно выслушал ответы.

– Он говорит: город называется Лхаги. Живут они там недавно, двенадцать лет. Семьдесят тысяч человек.

– Ого! Вот это коллективчик!

Всё было ясно: люди, целая толпа, пришли из Синцзянь-Уйгурского Автономного Округа, из Китая, и теперь живут в Советском Таджикистане. Конечно, границу пересекли нелегально… но это головная боль Комитета. Да и границы, как таковой, практически нету. Так, несколько пограничных столбов. Уж больно территория неудобная: и горы, и ущелья, и ледники. Задержать этих двоих… в принципе, можно, за незаконную торговлю камешками, но не хотелось. Гораздо интереснее было вступить с ними в более тесный контакт.

– Скажи им, уважаемый Самаган, что я хотел бы посетить их город. Объясни, что я здесь главный надзирающий за порядком, и должен знать всех, кто живёт на моей территории.

Самаган переводил долго, гораздо дольше, чем говорил милиционер. Незнакомцы посовещались, затем улыбнулись и сделали приглашающий жест.

– Они согласны, насяльник. Они проводят тебя и твою свиту в Лхаги. Но дай им три дня, чтобы закончить торговлю. Не возвращаться же им домой с товаром!

– Годится! Да, как их зовут? Ну, имена?

Старший, выслушав Самагана, произнёс:

– Хи-Жэнь.

Младший назвался Хи-Вэнем.

Пожав им руки, Тепляев с сержантами удалился.

Вечером Зиновий Степанович зашёл к Андрееву и был усажен пить чай с эклерами, испечёнными Любой.

– Вкуснятина! – восторгался сладкоежка Тепляев, – Благорастворение возду́хов! Объедун! Любочка, я тебя поцелую! Потом. Если захочешь, конечно.

– Зарэжу! – многозначительно пообещал Андреев, хватая вилку, – Во: два удара – восемь дыр!

Польщённая Люба принесла мужчинам к чаю ещё и бутылку вишнёвки.

– Вах, какая правильная у тебя жена, Евгений!

После второй чашки Тепляев приступил к делу:

– Я сегодня на базаре был. Разговаривал с теми мужиками, что камнями торгуют.

– Задержал?

– Нет. Там всё так интересно… Семьдесят тыщ пришли на нашу землю и город построили!

– Скока-скока?!

– Говорю же: семьдесят. Двенадцать лет назад. А пришли из Китая!

– Нифига себе! – потрясся Андреев и выплеснул в рот рюмку.

– Ага, себе-то нифига… – фыркнул Тепляев, – Я, однако, с ними договорился об официальном визите. Ну, объяснил им, что они теперь на моей территории. Я уже Самсонову позвонил, объяснил ситуацию

Майор Самсонов был главой Хорогского КГБ.

– Только, тут есть одно «Но». Придётся тебе, Евгений, с нами пойти. Ну, и взвод солдатиков взять для представительности. У меня-то людей мало, да и как город без милиционеров оставишь? И Самсонов тоже: у него только четверо в штате плюс секретарша Пуля.

При упоминании о секретарше Андреев захихикал: отношения её с майором давно были в Хороге секретом Полишинеля. Об их связи не знала только жена Самсонова, Ираида Пантелеймоновна, в молодости мастер спорта по лёгкой атлетике и чемпионка Саратова по толканию ядра.

– Нет проблем! Конечно, пойду! Во-первых, интересно, во-вторых – насчёт призывников, а то мне за недовыполненный весенний призыв выговор влепили.

– Замётано! Отправляемся в пятницу на рассвете.

На колени к Андрееву вспрыгнул Обормот и деликатно потрогал его лапой за руку. Евгений Михайлович мазнул ему нос кремом. Немедленно из-под стола высунулась лохматая морда Бобика.

– А я?! А мне!?

Ему тоже намазали нос, но коварно, едва не между глаз. Длинный розовый язык, тем не менее, справился с трудной задачей. Воспользовавшись тем, что хозяин отвлёкся, Обормот незаметно подцепил когтем два эклера и сбросил на пол. Пёс легко спрятал оба пирожных в своей обширной пасти и тихонько вышел из комнаты, чтобы в укромном месте разделить добычу с подельником.

Заметивший милицейским взором кражу Тепляев хихикнул про себя:

«Тихо стырил и ушёл – называется «нашёл»!

Промолчал.

Первый Секретарь Горно-Бадахшанской Автономной Области товарищ Бахтияров, меланхолично пил чай в своём кабинете и размышлял о разных невесёлых вещах одновременно: что ему позавчера исполнилось целых пятьдесят пять лет, что доктор предлагает лечь в больницу оперировать аденому простаты, а это страшновато из-за непредсказуемых последствий, что перспектив карьерного роста нет никаких, что старшего сына отчислили из университета за неуспеваемость, и теперь придётся отмазывать его от армии… Больше всего беспокоила грядущая операция.

«Вах, что, если после ножика Нефритовый Скипетр не поднимется? Как тогда жёнам в глаза смотреть, э? Старшая переживёт, конечно, а младшая, Гюзель? Обидится так, что никакие подарки не помогут!»

В дверь просунулась голова секретарши:

– К вам Самсонов пришёл, Данияр Бекмурзаевич!

Секретарь покосился на часы: было половина пятого. Вздохнул:

– Пусть войдёт. И ещё чаю принеси.

Самсонов, приветствовав партийное начальство, сел к столу и принял предложенную пиалу с чаем.

– Какие новости, Михаил Игнатьич?

– Новости грандиозные, Данияр Бекмурзаевич! По неподтверждённым данным целый город на нашей территории возник.

– Город?! Какой ещё город? – поразился товарищ Бахтияров, – И откуда сведения?

– Сведения от Тепляева, он с людьми оттуда на базаре разговаривал. Случайно на них натолкнулся. А город большой! Говорят, семьдесят тысяч народу.

Партсекретарь едва не подавился рахат-лукумом:

– Скока-скока?! Да у нас, в Хороге, всего двадцать пять!

Он жадно отпил подостывшего чаю:

– Где? Откуда? Как называется?

– На северо-востоке. Три дня пути. А называется Лхаги.

– Нифига себе!

– Я думаю, надо туда сходить, посмотреть, что, как и почему. Я возьму Тепляева и Андреева со взводом бойцов, на всякий случай.

– Действуйте, Михаил Игнатьевич! С вами пойдёт ещё Степан Энгельсович. Я с ним поговорю нынче же.

Степан Энгельсович Михеев был Вторым Секретарём Обкома. За глаза его звали «Сэм».

Самсонов серьёзно покивал: в самом деле, как в таком ответственном деле без партийного руководства?

– А территория точно наша, советская? – озабоченно спросил товарищ Бахтияров, волнуясь за державу.

– Вроде, да. Я смотрел по карте – вроде бы в пределах границы, но… Сами понимаете, в горах граница понятие условное. В принципе, китайцы, если захотят, могут претензии предъявить на это место.

– Г-м… Я нынче же свяжусь с Душанбэ, проконсультируюсь…

На следующий день майор Самсонов дозвонился до кого надо и договорился насчёт переводчика с уйгурского. В четверг приехала молодая, очень красивая девушка-китаянка, в форме лейтенанта КГБ.

– Я Томирис Исхакова, переводчица, – представилась она секретарше Пульхерии.

Та хмуро воззрилась на пришелицу.

«Слишком уж красивая… Как бы Мишенька… на неё не запал! Хотя, вряд ли, ему русские девушки нравятся, а китайские – нет!»

– Ждите! – сухо бросила она и наклонилась к селектору:

– Михаил Игнатьич, к вам лейтенант Исхакова!

– Пусть войдёт!

Переводчица одёрнула юбку, понимающе прищурившись, покосилась на Пульхерию и вошла в кабинет. Не было её долго, полчаса или больше. Пульхерия вся изревновалась, представляя всякую эротику! Но майор, хотя и очарованный красавицей, всего лишь выяснял связанные со службой вопросы: кто, откуда, кто родственники, какое образование, да умеет ли гостья ездить верхом и достаточно ли у неё тёплых вещей.

– А откуда вы уйгурский знаете? – задал главный вопрос комитетчик.

– Я уйгурка, а не китаянка, как вы, наверное, подумали. Родители ещё до моего рождения в Таджикистан переехали.

– А, понятно, – расслабился майор и перешёл к другим темам:

– У нас тут, хоть и лето, а всё равно холодно. Горы, почти три тыщи метров над уровнем моря.

– Не беспокойтесь, товарищ майор, верхом я езжу очень хорошо и тёплые штаны у меня есть.

– Три дневных перехода до места. Ночевать в палатке придётся, а не то в пещере, – предупредил Самсонов.

– Я выдержу. У меня спальник хороший.

– Ну, тогда, идите, устраивайтесь. Завтра на рассвете выступаем, отдохните хорошенько. Пульхерия! Проводи товарища лейтенанта в гостиницу, всё равно тебе по пути!

Пульхерия с ненавистью подчинилась.

Влюбчивый Самсонов отправился домой, с грустью вспоминая красы переводчицы. Эх, кабы он холостой был! Он бы тогда срочно поухаживал за этой Томирис со всей галантностью… Но – увы. У него уже есть жена… и Пуля. Он содрогнулся при мысли, что будет, если жена узнает про его отношения с секретаршей. Ой, полетят клочки по закоулочкам! Но поделать с собой ничего не мог, так как Пуля была красивая, статная, дородная, в смысле, в теле, и едва ли не каждый рабочий день дарила ему блаженство. А жена Ираида была некрасивая, упрямая, да ещё и ревнивая, как бритва. В гневе, вообще, страшна и неукротима! Блаженство же дарила гораздо реже, чем желалось супругу, к тому же только после долгих уговоров. То мадам Самсонова была не в настроении, то у неё, якобы, голова болела…

Женился на ней майор (тогда ещё не майор, а лейтенант), только-только вылупившись из училища. На выпускной вечер, куда традиционно пригласили в качестве дам студенток педфака, он слегка опоздал, и все девушки были уже приглашены товарищами. Осталась только одна. Михаил оценивающе пригляделся: нордическая блондинка, высокая, крупная. Фигура – как у «девушки с веслом». Глаза серьёзные, строгие. Черты лица правильные, но в красоту не складываются. Вздохнув, что нет другой кандидатуры, пригласил на танец, затем на другой. Не подпирать же стенку! Девушка тоже пристально пригляделась к лейтенанту: высокий, худощавый, красивый, хотя нос и длинноват. Синеглазый, волосы тёмные, вьются, усы «Смерть девкам». Очень даже ничего кавалер! Побеседовали, выпили вместе кофе с пирожными «картошка», потанцевали ещё. Ну, конечно, проводил потом до дома, а по дороге поцеловал и легонько потискал в тёмной аллее городского сада. И всё! Но во время этого недолгого совместного променада Ира (так девушка назвалась) выкачала из разнеженного Миши все анкетные данные.

Тут надо сделать небольшое отступление для пояснения. Дело в том, что Ире, перевалившей двадцатидвухлетний рубеж, никак не удавалось выйти замуж. Не то, что замуж, а даже близко к замужу не получалоь подойти! Кавалеры избегали девушку, несмотря на красивые наряды, отличную фигуру с мощными бёдрами и классические, хотя и не сформированные, к сожалению, в красоту, черты лица. После окончания школы был только один ухажёр. Приглашал в кино, в парке погулять. Ире он не очень нравился, но никого другого просто не было. Вот и ходила на свидания. И уже во время третьей встречи парень попытался её поцеловать! И руки распространил, куда не положено! Ира возмутилась: хватать руками комсомолку! Она не такая! Кавалер получил оплеуху, от которой у него лопнула барабанная перепонка. Странно, но после этого он на свидания её не приглашал, почему-то. И, вообще, никого у девушки не было целых два года. Ира уже готова была выйти замуж за любого, парня, которого удастся закогтить! Она поведала свою грусть-печаль другу отца, подполковнику Ухову. Тот, ненадолго задумавшись, посоветовал прийти на выпускной вечер в училище. Дескать, много молодых лейтенантов будет, найдётся, из чего выбрать.

– А уж дальше моя забота.

Вот и получилось, что уже на следующий после выпускного вечера день, новоиспечённого лейтенанта вызвал к себе замполит училища подполковник Ухов.

– Вот, товарищ лейтенант Самсонов, заявление от гражданки Колошматовой И Пэ, что ты вчера склонял её к сожительству.

Услышав фамилию случайной подруги, Михаил побледнел.

– Так она… самого Пантелеймона Захарыча дочка?!

– Ага, единственная, долгожданная и горячо любимая.

Ухов, сделав серьёзное лицо, хотя его и распирало от сдерживаемого смеха, продолжил:

– Целоваться принуждал, трогал за всякие места. Было?

– Э-э… – проблеял Самсонов, потерявший дар речи, – Так, она же… не это… не возражала целоваться…

– Ну, ещё бы! – ухмыльнулся Ухов, – А с какой стати ей возражать? Ты же у нас комсомолец, красавец, отличник боевой и политической подготовки, спортсмен-разрядник! И танцуешь отлично, я вчера видел.

Посерьёзнев, деловито продолжил:

– Есть мнение, что тебе, поскольку ты училище закончил, и произведен в офицеры, неплохо бы семьёй обзавестись. Сам посуди: поедешь служить куда попало, а у тебя ни жены, ни… гр-хм… ни тестя…

– У м-меня!? – с трудом вытолкнул из перехваченного судорогой горла комсомолец-красавец-спортсмен.

– Ну, не у меня же! Имей в виду, лейтенант, что Ирочка папаше пока не сказала про твои… г-м… прикосновения. Так что, если после всего, что между вами было, ты не… То человек может обидеться! Оно тебе надо?

Вот и пришлось скоропостижно жениться, ибо папа являлся генералом и самым главным комитетчиком Саратовской области. Представить его обиженным было страшно!

Впрочем, всё оказалось не так плохо, а гораздо хуже. Пантелеймон Захарович, хотя и любил дочку и отнёсся благосклонно к её замужеству, тем не менее, проявил принципиальность. В смысле, не только не помог зятю получить хорошую должность в нормальном российском городе, а наоборот, посодействовал его назначению в Казахстан, в Семипалатинск-7. Дескать, там для чекиста уйма возможностей проявить себя. Ещё бы! Ядерный полигон, на который так и рвутся шпионы и диверсанты! И поехал Самсонов в закрытый город посреди степи, славный суховеями, пыльными бурями и радиацией. Народ спасался от неё народным средством: водкой с добавлением капли йода на пол-литра. Михаил попробовал эту гадость, но втянуться не смог. Чистую водку он тоже пил неохотно. А с женой установились вышеописанные отношения: сцены ревности, поводы для которых Ираида выдумывала сама, скучные, невыразительные и нечастые соития, отсутствие общих интересов. Ну, прямо, поговорить не о чем: ни о книгах (Михаил любил читать, особенно романы Тамигина, а Ираида не читала ничего от слова «вообще»), ни о театре, который посещать удавалось редко, ни о живописи, которую Ираида называла «глупостями». Кино и телевизор были единственными точками соприкосновения супругов. Отслужив в этом неприятном месте несколько лет и дослужившись до капитана, Самсонов, посланный однажды на курсы повышения квалификации в Ленинград, похвастался там (в неформальной обстановке) начальнику школы, что он зять самого Колошматова, и тонко намекнул, что скучает в Семипалатинске-7 и мечтает о подвиге. В результате этой изощрённой интриги он и попал в Хорог на должность главы Комитета Госбезопасности Горно-Бадахшанской Автономной Области, и вскоре получил майорские погоны.

Как говорил садовод Мичурин: не надо ждать милостей от природы! Взять их у неё – наша задача.

Тепляев тоже не терял времени: вызвал старого знакомого, китайца Чжана Ли, неоднократно штрафованного за контрабанду. Тот пришёл, конечно, но без восторга на лице. Тепляев сердечно поздоровался с ним, угостил чаем с баранками. Посетитель расслабился.

– Вопрос у меня к тебе, Чжан Ли. Вот это место тебе знакомо? – милиционер показал на карте территорию на восток и северо-восток от Хорога.

Китаец задумчиво распушил реденькие усы:

– Да. Я там был, но давно. Плато. Огромное, за неделю не пересечь. Тропа плохая, только летом лошадь пройдёт. Зимой на яках. Там полная ненаселёнка, и ходить туда незачем. В центре плато озеро. Больше четырёх тыщ высота, дышать трудно.

– Г-м… Ненаселёнка, говоришь… А у нас другие сведения: там нынче целый город!

Глаза китайца от изумления сделались круглыми и большими, как плоды инжира:

– Да, кто ж там поселился-то?

– Вот это нам завтра и предстоит выяснить, – озабоченно вздохнул Тепляев и закурил, – Пойдёшь с нами, поможешь.

Он протянул беломорину Чжану, и некоторое время они пускали дым вместе.

– Когда выходить?

– Завтра на рассвете. Проводник у нас есть, ты будешь для уверенности.

Назавтра экспедиция тронулась в путь. Впереди ехали на маленьких косматых лошадках Хи-Жень с Хи-Вэнем. За ними – Тепляев с Чжаном Ли. Майор Самсонов старался ехать поближе к красавице Томирис и непрерывно болтал на всякие внешнеполитические и народохозяйственные темы, чем утомил девушку в первый же час так, что она отстала и поехала с Андреевым. Самсонов надулся. Чего она в этом старике нашла? Конечно, Андреев подполковник, а он только майор… Может, из-за этого?

«Мундир, один мундир!» – вспомнилась строка из школьной программы.

Настроение тем более испортилось, когда до него вдруг дошло, наконец, какую дыню ему вставит начальство за проворонивание целого города. Скажут, что должен же был разведчиков посылать туда-сюда, информаторов опрашивать, а не сидеть на жо… на заднице. Иностранцы, оказывается, двенадцать лет, как из-за границы пришли, а он ни сном, ни духом… Правда, его всего два года, как в Хорог назначили. Может, и удастся отбрехаться?

Михеев с референтом-телохранителем Рахимом ехал на четырёх лошадях, нагруженных комфортабельной палаткой, едой, коробками с избранными произведениями В. И. Ленина и материалами ХХ-го и последующих съездов КПСС. Ещё в седельной сумке ехал маленький бронзовый бюст Ленина.

Взвод бойцов замыкал шествие. Десяток вьючных лошадей были нагружены провиантом, водой и палатками, а также дровами и фуражом.

Через четыре часа тропа сузилась, и стала подниматься в гору. Все были вынуждены двигаться в затылок друг другу. К полудню барометр показал, что высота достигла трёх с половиной тысяч метров. Дышать стало трудновато. Проголодавшийся Тепляев приказал искать место для привала, но Хи-Жэнь объяснил, что такой возможности не будет до самого вечера. Милиционер, как, впрочем, и комитетчик, приуныл, но ненадолго. Достал бутерброды с домашней колбаской, приготовленные женой. Кушать пришлось на ходу, всухомятку, но всё равно, это было лучше, чем испытывать сосущую пустоту и урчание в брюхе. Самсонов, которого жена бутербродами не снабдила, ехал сзади, терзаясь аппетитным запахом колбасы и глотая голодные слюни. Андреев же легко переносил тяготы похода, ему этот пост был нипочём. А солдаты роптали про себя, но терпели, понимая, что обстоятельства окружающей среды сильнее их желания отдохнуть и поесть.

Уже в сумерках нашлась небольшая плоская площадка над пропастью метров шестисот глубиной. Палатки пришлось ставить едва не вплотную. Разожгли костры (три), подогрели еду в котелках. Все были люди опытные, знали, что вода на такой высоте закипает при восьмидесяти градусах, а не при ста, соответственно, кашу нормально сварить не удастся. Поэтому ели концентраты. Развели кипяточком – и готово. Правда, не сказать, чтобы вкусно. Самсонов этого закона природы не знал, а посему, вскипятив воды в котелке и попытавшись заварить чай для себя и переводчицы, был сильно удивлён его вкусом. Прямо-таки, бурда какая-то, а не чай! Пришлось выплеснуть в пропасть.

Когда собрались готовиться ко сну, Хи-Жень строго сказал:

– Воду на костёр не лить и песок не сыпать! Просто разгребите угли, пусть сами умрут.

Все слегка удивились, но сделали, как было сказано.

Стали укладываться спать. Нежный майор Самсонов долго вертелся, пытаясь угнездиться поудобнее: каменистая поверхность впивалась в бока сквозь спальник. Опытный Андреев нагрёб себе щебёнки и положил на неё спальник. Не мягко, конечно, но ровненько! Томирис уклонилась ночевать в одной палатке с Самсоновым и Михеевым, хотя их палатка была четырёхместная – легла с Тепляевым и Андреевым, подстелив себе толстую мягкую кошму. Вскоре весь лагерь захрапел. Только Самсонов ворочался едва не до утра: болела голова и не хватало воздуху. Не спал и Михеев. Во-первых, Самсонов ворочался и толкался коленками, а во-вторых, надо было составить план развёрнутой политической информации для руководства аборигенов.

До таинственного города, населённого таинственными людьми, оставалось ещё два дня пути.