Читать книгу Панацея - Илья Тель - Страница 13

Матушкин снова без ложного стеснения воспользовался биописсуаром, вымыл руки, выпил и продолжил.

Однако социальная стратификация блекнет в сравнении с интеллектуальной. По сути, сегодня идет разделение Homo Sapiens на два подвида: традиционный Homo Sapiens и продвинутый цифровой – Homo Digital. Традиционный человек разумный постепенно утрачивает разум. Не буквально. Он «сходит с ума» в новой информационно-технологической и социальной реальности и навсегда переходит в разряд манипулируемого биологического подвида.

В середине прошлого века в «Возвышении меритократии» Майкл Янг изобразил общество будущего, в котором статус человека определяется коэффициентом его интеллекта (IQ). В книге Янга народ сверг надменную элиту и упразднил интеллектуальный расизм. Что ж! Это ненадолго. Социальная IQ-структура, описанная Янгом, формируется сегодня, но безо всяких шансов на демонтаж.

Генетическое программирование разделит людей на страты в биологическом измерении. Люди, имеющие доступ к новейшим медицинским технологиям, смогут «редактировать» гены, чтобы рожать фантастически умных детей. Возможно, эти дети первым делом избавятся от своих «дальновидных» родителей. Но и нам, уверяю, не поздоровится.

Однако и «цифровым людям» не стоит почивать на лаврах. Набирает силу новая напасть, создаваемая их же руками. Искусственный интеллект, а потом и полноценное искусственное сознание вытеснит человека на обочину жизни, в резервации. Джин уже вырвался из бутылки.

Перемены нарастают в геометрической прогрессии, по экспоненте. Огромное сообщество людей плодит их в немыслимых, неподвластных разуму масштабах. Мы не успеваем следить за ними. Время уплотняется. Каких-то пятьдесят, сорок, тридцать и даже двадцать лет такое уплотнение времени невозможно было представить.

На протяжении доброй сотни лет сначала писатели-фантасты, потом ученые и другие интеллектуалы предупреждали о вызовах, таящихся в роботах. Айзек Азимов придумал три закона робототехники. А в романе «Роботы и империя» предложил нулевой закон.

Робот не может причинить вред человечеству или своим бездействием допустить, чтобы человечеству был причинен вред.

Сегодня мы все отчетливей понимаем наивность этих «законов». Получили огласку первые случаи смерти людей от рук роботов. Но многие такие случаи засекречены.

Технологии развиваются семимильными шагами. И новая гонка вооружений делает практически неизбежными губительные и неконтролируемые последствия использования этих технологий.

С миром происходит самое важное в его истории. ТРАДИЦИОННОЕ ЧЕЛОВЕЧЕСТВО УМИРАЕТ.

Небо осиял приговор, вынесенный миру – будто скрижаль, написанная таинственной рукой живым огнем:

Традиционное человечество умирает.

Большая литература часто очень чутко улавливала блуждающий нерв времени. Было время, когда она находила место ожиданиям лучшего будущего и породила утопию. Но двадцатый век стал эпохой отрезвления. Он подарил миру антиутопию – «Когда Спящий проснется» Уэллса, «Мы» Замятина, «Дивный новый мир» Хаксли, «1984» Оруэлла и другие произведения обозначили новый вектор восприятия человеком своего будущего. Не стоит верить в мечты, в happy end. Не стоит грезить. Возможно, надежда умирает последней, но и ей суждено умереть.

Более того, антиутопия перековала, пересмотрела многое из того предсказуемого, упорядоченного, статичного, что авторы утопий провозглашали благом. Утопия переродилась в антиутопию как неказистая, мешковатая гусеница перерождается в изящную цветущую бабочку.

В небе сменяли друг друга портреты Азимова, Уэллса, Замятина, Хаксли, Оруэлла… круговорот обложек их книг и цитаты из их произведений.

Красной нитью антиутопии является идея тотального контроля над личностью. Такой контроль стал данностью. Последней лагуной, укрытой от посторонних глаз, оставалась свобода мысли. Но и она уходит в прошлое. Уже созданы технологии и тестируется аппаратура, позволяющая сканировать ваши мысли. Определять не только ваше отношение к тому или иному событию, не только правдивость ваших высказываний, но буквально считывать то, что вы думаете. Конечно, сначала такая аппаратура будет доступна только специальным службам. Но вскоре она непременно поступит в продажу: состоятельным людям, вашим работодателям, кукловодам. Во что превратиться жизнь, лишенная права на ложь в одностороннем порядке?

Сегодня пространство безнаказанного сокращается как шагреневая кожа. Но что более всего делает человека человеком? Разве не возможность скрыть свои помыслы, безнаказанно обмануть, безнаказанно совершить правонарушение или самое настоящее преступление, и остаться с содеянным один на один… Такая версия ответа на вопрос «что более всего делает человека человеком» кажется сомнительной. Но не станем отвергать ее с порога.

Сегодня если и уместно говорить о каких-то законах, то только об одном: все хорошее всегда заканчивается чем-нибудь плохим.

Когда-то давно создатель интернета Тим Бернерс-Ли обвинил крупнейшие технологические корпорации в том, что они наделили его детище «античеловеческими последствиями». Воз и ныне там. Только уже совсем не там. Наивный Бернерс-Ли видел интернет пространством, где «личность может реализовать свою свободу». А между тем интернет превратился в «орудие угнетения, эксплуатации и неравенства». Умный, а сумасшедший. Он даже намеревался что-то исправить. Или же хитрый, даже не пытавшийся что-то исправить, а только имитировавший борьбу.

* * *

Матушкин сделал паузу и тяжело вздохнул.

Ну а теперь о главном, о самом главном…

В эпоху тотального контроля и насилия над человеком, в эру тотального отчуждения, в жизни оставалась одна неоспоримая правда. Она заключалась в том, что человек непременно умрет. Кем бы он ни был. Как бы он ни жил. Рано или поздно он умирал, потому что должен БЫЛ умереть.

Эта участь не миновала великих жрецов, мыслителей, императоров, провозглашавших себя богами, веривших в собственное бессмертие. Ушли Александр Македонский, Цинь Шихуанди, Гай Юлий Цезарь, Аттила, Чингисхан, Тамерлан, Иван Грозный, Петр Великий, Наполеон, товарищ Ленин и товарищ Троцкий, товарищ Сталин и товарищ Мао Цзэдун, прочие «надлунные и надсолнечные владыки», а вместе с ними десятки миллиардов человек, в разное время бытовавших на Земле.

Смерть страшила. Бессмертие влекло. Алхимики, оккультисты, эликсиры, граф Сен-Жермен, новейшие технологии продления жизни… Но сегодня на смену одной напасти – смерти – приходит другая. Человек долгие века говорил о своих правах, даже не подозревая, не представляя, что его главным правом, в конечном счете, станет ПРАВО НА СМЕРТЬ. Ибо развитие технологий поставило мир на порог РУКОТВОРНОГО БЕССМЕРТИЯ.

Идеологи русского космизма – люди экзальтированные – видели благо в технологии воскрешения человека. Нам же следует впасть от этих «радужных», в кавычках, перспектив в отчаяние. Нам следует вспомнить о характере наказания Агасфера, осужденного на скитания по земле до второго пришествия Христа: «и не будет тебе ни покоя, ни смерти».

Я всегда верил в то, что каждая человеческая жизнь, каждое ее мгновение где-то сохраняется. Что существует гигантский сервер – назовите его ноосферой или Большим мыслящим миром, или как угодно еще, – где своего часа ждут миллиарды и миллиарды файлов. Каждый файл – чья-то жизнь. Вся ваша жизнь, вся ваша память, все ваши чувства в абсолютной детализации записаны в файл и могут быть оттуда извлечены.

И если уже умершим ПОКА ничего не угрожает, то ныне живущие в самом скором времени станут объектом самой страшной хищнической охоты.

За рубежом завершается создание технологии «воскрешения» человека. Проект получил безжалостное название – «Пандемониум». Речь идет не о физическом, то есть не о телесном бессмертии. Ученые научились считывать человеческую память и вневременную сущность человека и воспроизводить его бытие во всей полноте сознания и чувств в любых новых обстоятельствах. Пишется новый катехизис. Создается ад. Человек обретает бессмертие, по сути, божественное, но при этом рукотворное, не ограниченное никакими нравственными законами, никакими традиционными заповедями.

* * *

– Какое бессмертие уготовано нам? Всмотритесь! – призвал Матушкин.

Над головами свидетелей выступления Матушкина воспылали злобные божества и устрашающие произведения архитектуры и живописи. Ожившие картины десяти казней египетских сменились знаменитыми полотнами Босха. Небо разверз Дантов ад в исполнении Боттичелли, Блейка, Доре, Бугро, фон Байроса… Новейшие технологии создавали поразительный эффект присутствия. Изображения не были статичными. Они проживали свои мучения, передавая боль и ужас. Адский огонь плавил пространство, обжигая воздух. Изображения то отдалялись, то приближались; то заволакивали необъятный небесный свод, открывая взору безграничные горизонты Преисподней, то выхватывали страдания того или иного персонажа. Видеоряд венчал «Страшный суд» Микеланджело.

Необыкновенное живописание стало прелюдией явления Дантова ада, созданного к выступлению Матушкина. Площадь Победы и весь центр Москвы превратились в огромный прозрачный лифт, устремившийся в бездонную пропасть. Ноги зрителей непроизвольно подкашивались. Через несколько мгновений всё кружилось в водовороте жуткого смерча. Раздался злорадный экстатический хохот. Неистовым вихрем неслись души, принявшие телесный человеческий облик, направленные высшей силой в последний страшный путь. То и дело мелькали знакомые лица. Люди узнавали… себя! Души пролетали сквозь своих хранителей, до предела обостряя восприятие…

Огнедышащее пламя сменилось абсолютным мраком. Но вот, в небе появился отблеск огня. Перед завороженной публикой вырисовывались очертания величественной стены. Распахнулись врата ада.

Зазвучал скорбный голос Матушкина.

Я увожу к отверженным селеньям,

Я увожу сквозь вековечный стон,

Я увожу к погибшим поколеньям,

Был правдою мой Зодчий вдохновлен:

Я высшей силой, полнотой всезнанья

И первую любовью сотворен.

Древней меня лишь вечные созданья,

И с вечностью прибуду наравне,

Входящие, оставьте упованья.

«Входящие, оставьте упованья», – повторил Матушкин. «Входящие, оставьте упованья»… Эти слова эхом разносились над Москвой и всей Россией.

Страна переступила порог Преисподней.

Душераздирающие вопли, крики, возгласы, стоны – незыблемое надрывное страдание было призвано развеять малейшие сомнения в назначении Того Места, куда вел Россию Матушкин.

Каждый зритель находился на невидимой смотровой площадке во чреве потрясающего действа. Казалось, на гигантской трехмерной сцене идет грандиозная постановка, в которой настоящие живые актеры проживают свою участь, несут свой крест. Их тьмы, и тьмы, и тьмы… Нескончаемым потоком несутся они Туда, полноводной бурлящей рекой проплывают их лица, искаженные гримасами ужаса и боли.

Матушкин поднял руку. В людском море, напоминавшим оазис в океане бескрайнего бедствия, воцарилась гробовая тишина. Верховный правитель декламировал:

Там вздохи, плач и исступленный крик

Во тьме беззвездной были так велики,

Что поначалу я в слезах поник.

Обрывки всех наречий, ропот дикий,

Слова, в которых боль, и гнев, и страх,

Плесканье рук, и жалобы, и всклики

Сливались в гул, без времени, в веках,

Кружащийся во тьме неозаренной,

Как бурным вихрем возмущенный прах.

Несметная армия обнаженных тел, подстегиваемая вихрем крутящейся пыли, бежала, преследуемая полчищами слепней, шершней и ос, заполонивших воздух. Летающая нечисть непрерывно вонзала свои жала в уши, ноздри, глаза, губы и ротовые полости приговоренных. Обильно стекавшую кровь и содержимое глазниц сладострастно поглощали скопища мерзких червей, кишевших под ногами.

Продержавшись какое-то время «на плаву», узник все больше и больше вяз в червивом месиве и, в конце концов, тонул в зловонном склизком болоте, чтобы затем, словно из катапульты, быть извергнутым на поверхность и продолжить бег, сопровождаемый гадкими страданиями.

Чаща тел, вопящие от боли лица – страшное всецелое мучение, помноженные на самое страшное, – пронзительное понимание необратимости и бесконечности происходящего.

И смертный час для них недостижим,

И эта жизнь настолько нестерпима,

Что все другое было б легче им.

Матушкин закрыл глаза и повторил:

И смертный час для них недостижим,

И эта жизнь настолько нестерпима,

Что все другое было б легче им.

– Вдумайтесь в эти строки! – грозно призвал он.

Толпа неслась к обрыву, с которого летела в бездонный шипящий коловорот. Пройдя экзекуцию Сциллой и Харибдой, умерев в жестоких муках и вновь обретя телесность, невольники, выбиваясь из сил, устремлялись в скоплении таких же обреченных к противоположному берегу. Здесь они попадали во власть безжалостного старика Харона, неустанно подгонявшего плывших и нещадно бившего веслами тех, кто пытался влезть на его лодку для облегчения участи.

Новоиспеченные обитатели ада подплывали к суше, на которой возвышалась гигантская гора, покрытая агатовой грязью. На ней восседало уродливое чудовище, напоминавшее осьминога. Безобразный Вельзевул, словно кит, непрерывно исторгал фонтаны зловонной аспидной слизи. Каждое из его бесчисленных щупальцев раздваивалось. Одним концом оно намертво окручивало тело грешника. Другим ставило ему на лоб клеймо – сообразно номеру круга, в котором тому предстояло отбывать посмертное заключение.

* * *

…

На полчаса Россия погрузилась в красочные, чарующие и ужасные сцены Дантова ада. Все без исключения зрители вместе со своими душами всецело принадлежали Преисподней. Матушкин, большой мастер художественного слова, декламировал «Божественную комедию». Никогда еще литературный вымысел, люди и реальность не становились так близки, так неразлучны. Очевидцы испытывали не меньшее потрясение, чем свидетели прибытия поезда на вокзал Ла-Сьота.

Посвящение завершалось видом ледяного озера.

И как лягушка выставить ловчится,

Чтобы поквакать, рыльце из пруда,

Когда ж ее страда и ночью снится,

Так, вмерзши до таилища стыда

И аисту под звук стуча зубами,

Синели души грешных изо льда.

Свое лицо они склоняли сами,

Свидетельствуя в облике таком

О стуже – ртом, о горести – глазами.

…

Потом я видел сотни лиц во льду,

Подобных песьим мордам; и доныне

Страх у меня к замерзшему пруду.

Россия оказалась внутри гигантской ледяной пустыни, усеянной вмерзшими в лед телами. Бесконечные ноги, руки, головы беспомощным частоколом выстроились над поверхностью. Ледяной ветер обдувал их с неистовой обжигающей силой, заглушая замороженные крики. Само время остановило свой ход, застыв перед величием нерушимой бесконечности.

Матушкин неподвижно стоял, скрестив руки и закрыв глаза. В этот момент в небе одухотворенное готическое лицо Верховного правителя преобразилось в душераздирающий «Крик» Мунка. Тема знаменитой картины стала финальной точкой погружения в будущее. Нет, кричащая фигура не звала на помощь. Она надрывно вопила. Над всей Россией, над всеми городами и весями раздавался обреченный вопль этого магического персонажа. И каждый зритель видел в кричащем себя! И каждый ощущал себя участником этого крика, слышал в нем свой собственный голос! Люди плакали и стенали, кричали в такт, выли, падали в обморок, бились в конвульсиях, умирали от сердечных приступов, оторвавшихся тромбов, кровоизлияний в мозг.

– Это – ваше будущее! – возвестил Матушкин.

Небеса разверзлись, оглашая горестное знамение:

Это – ваше будущее!

* * *

Верховный правитель устало присел на стул. Почесав в паху и поправив микрофон, Матушкин продолжил.

У нас отнимают последнее право – право на смерть! Право на неведение, на неизвестность и любопытство, на веру и неверие, на наивность, на грех и искупление, прощение и избавление, на молитву и мольбу, на богов, которым мы молимся искренне, всем сердцем, или по привычке, повинуясь традиции, на всякий случай… Новое будущее полностью, без остатка, безо всякой надежды погружает нас в мир игры трех измерений. Имя им – власть, деньги и новейшие технологии.

Настоятельно рекомендую самым стойким агностикам и атеистам поверить в возможность существования или рождения нового рукотворного бога. В привычном понимании этого явления – как силы, безраздельно властвующей над человеком. Этот новый бог сможет внушить вам, что дважды два – пять, что Земля – плоская, поместить вашу сущность в любой круг Дантова ада, или же в новый, придуманный им – новым богом, ад. В чьих руках будет этот новый бог? Кто станет этим новым богом? Кто стоит за созданием этой новой божественной реальности – вашей единственной будущей реальности? Не имеет значения.

Значение имеет вот что: мест в раю для вас не предусмотрено. У вас нет денег на индульгенцию. Ваши финансовые возможности определяют круг ада, в котором вам уготовано вечное «пристанище». Ваше «пристанище» – в аду: и при жизни и, тем более, в новом искусственном бессмертии. Потому что никакой истинный Бог – даже если он существует – больше не получит вашу душу, не «перехватит» ее. И никакого переселения душ более не предвидится. Ваша душа уйдет в другие руки. И вы станете обитателем Преисподней, в которую будут водить экскурсии… А если вы все-таки разбогатеете и заплатите: скорее всего, вас обманут.

Сегодня мы живем в эпоху полубогов. Вы видите (Матушкин указал в небо) логотипы IT-компаний, банков, поисковых систем, социальных сетей, систем платежей… Каста полубогов – условная тысяча человек, стоящая за этими логотипами. Им известно о вас почти все. Они направляют каждый ваш шаг. Они знают, чего вы хотите и чего боитесь. И знают, как сделать так, чтобы вы захотели то, что нужно им. Но песок в часах мерзкого и одновременно благословенного времени полубогов истекает. Ибо ваше земное бессмертие стучится в дверь. Новые боги уже появились на свет, обрели силу и написали правила своего абсолютного господства. Наступает день, когда ваша судьба – вся, без остатка – станет чьим-то достоянием: чьей-то властью и чьей-то игрой. Ибо человек более всего на свете склонен властвовать и играть. И еще – зарабатывать деньги. И еще – приносить жертвы. И вы уже никогда не сможете повлиять на правила этой игры и навсегда останетесь ее жертвой, страдающей стороной…

Что со всем этим делать?

Сделать с этим ничего нельзя. Я обращаюсь к каждому из вас и призываю объективно посмотреть на свою жизнь, свою судьбу, свое будущее. Я никогда не утверждал, что наш мир является худшим из миров. То мне не ведомо. Но определенно наш мир становится все беспощаднее и губительнее.