Читать книгу Фауст. Страдания юного Вертера - Иоганн Вольфганг фон Гёте - Страница 18

Могучий дух, ты все мне, все доставил,

О чем просил я. Не напрасно мне

Свой лик явил ты в пламенном сияньи.

Ты дал мне в царство чудную природу,

Познать ее, вкусить мне силы дал;

Я в ней не гость, с холодным изумленьем

Дивящийся ее великолепью, –

Нет, мне дано в ее святую грудь,

Как в сердце друга, бросить взгляд глубокий.

Ты показал мне ряд созданий жизни,

Ты научил меня собратий видеть

В волнах, и в воздухе, и в тихой роще.

Когда в лесу бушует ураган,

И богатырь-сосна, ломаясь с треском,

В прах повергает ближние деревья,

И холм ее паденью глухо вторит –

В уединенье ты меня ведешь,

И сам себя тогда я созерцаю

И вижу тайны духа моего.

Когда же ясный месяц заблестит,

Меня сияньем кротким озаряя,

Ко мне слетают легкою толпою

С седой вершины влажного утеса

Серебряные тени старины

И созерцанья строгий дух смягчают.

Для человека, вижу я теперь,

Нет совершенного. Среди блаженства,

Которым я возвышен был, как Бог,

Ты спутника мне дал; теперь он мне

Необходим; и дерзкий, и холодный,

Меня он унижает и в ничто

Дары твои, смеясь, он обращает.

В груди моей безумную любовь

К прекраснейшему образу он будит;

Я, наслаждаясь, страсть свою тушу

И наслажденьем снова страсть питаю.

Чем жизнь такая радостна для вас?

Не надоест вам все в глуши слоняться?

Я понимаю –  сделать это раз,

А там опять за новое приняться.

Другое дело мог бы ты найти,

Чем в добрый час смущать меня бесплодно.

Ну, ну! Не злись: ведь я могу уйти, –

Уйду совсем, когда тебе угодно.

С тобой, блажным, безумным, грубым, жить –

Неважный дар послала мне судьбина.

Весь день изволь трудиться и служить

И так и сяк старайся удружить:

Не угодишь ничем на господина.

Ну вот, теперь упреки мне пошли!

Ты надоел, а я –  хвали за это.

А чем бы жил ты, жалкий сын земли,

Без помощи моей, не видя света?

Не я ль тебя надолго исцелил

От тягостной хандры воображенья?

Не будь меня, давно бы, без сомненья,

Здесь, на земле, ты дней своих не длил.

К чему же ты сюда, в леса и горы,

Как мрачный филин, обращаешь взоры?

Во влажном мху, под кровом темноты

Себе, как жаба, жизни ищешь ты.

Прекрасная манера веселиться!

Нет, все еще педант в тебе гнездится.

Поймешь ли ты, что я в пустыне здесь

Чудесной силой оживаю весь?

Да, если б мог понять ты, то, конечно,

Как черт, ты мне б завидовал сердечно.

Еще бы! Неземная благодать!

Всю ночь на мокром камне пролежать,

К земле и небу простирать блаженно

Объятья, раздувать себя надменно

До божества и в самый мозг земли

Впиваться мыслью, полною стремленья;

Все ощущать, что в мир внесли

Все шесть великих дней творенья;

Внезапно гордой силой воспылав,

Не знаю, чем-то пылко упиваться

И, всю вселенную объяв,

В любви блаженной расплываться,

О смертности своей забыв совсем,

И созерцанье гордое затем

Вдруг заключить, а чем –  сказать мне стыдно!

Тьфу на тебя!

Не нравится, как видно?

Как тут стыдливо не плеваться вам!

Ведь нравственным ушам внимать обидно

Про то, что мило нравственным сердцам!

Глупец! Ему позволил я порою

Полгать себе, потешиться игрою, –

Да вижу, что не выдержать ему.

Ты и теперь худеешь и томишься;

Не нынче –  завтра возвратишься

К мечтам и страху своему.

Довольно же! Возлюбленная страждет,

Сидит она печальна и мрачна;

Тебя, тебя увидеть жаждет,

В тебя она безумно влюблена!

Любовь твоя недавно бушевала,

Как речка, что бежит со снежных гор,

Бедняжку Гретхен страстью заливала,

И вдруг –  иссякла речка! Что за вздор!

По мне, чем здесь в лесу царить уныло –

Не лучше ли тебе вернуться вновь

И бесконечную любовь

Вознаградить своей бедняжки милой?

День медленно для ней идет:

Глядит она в окно, следит за облаками,

Бегущими грядой над старыми домами;

«Будь Божьей птичкой я!» – все только и поет,

И в полдень ждет, и в полночь ждет,

То равнодушной станет снова,

То вдруг всплакнет, не молвя слова,

И вновь влюбилась.

О змея, змея!

Пожалуй, лишь поймать тебя сумел бы я!

Уйди, уйди отсюда! Сгинь, проклятый!

Не называй красавицу мне вновь

И не буди к ней плотскую любовь

В душе моей, безумием объятой!

Что ж, ей ведь кажется, что от нее уйти

Решил ты навсегда; да так и есть почти.

Где б ни был я, мне всюду остается

Она близка; везде она – моя!

Завидую Христову телу я,

Когда она к Нему устами прикоснется[12].

Так, милый мой! Не раз завидно было мне

При виде парочки на розах, в сладком сне.

Прочь, сводник!

Что ж, бранись; а я смеюсь над бранью,

Творец, мужчину с женщиной создав,

Сам отдал должное высокому призванью,

Сейчас же случай для того им дав.

Да полно же, оставь свой вид унылый! Подумаешь, какое горе тут:

Ведь в комнату к красотке милой,

А не на казнь тебя зовут!

В ее объятьях рай небесный!

Пусть отдохну я на груди прелестной!

Ее страданья чую я душой!

Беглец я жалкий, мне чужда отрада,

Пристанище мне чуждо и покой.

Бежал я по камням, как пена водопада,

Стремился жадно к бездне роковой;

А в стороне, меж тихими полями,

Под кровлей хижины, дитя, жила она,

Со всеми детскими мечтами

В свой тесный мир заключена.

Чего, злодей, искал я?

Иль недоволен был,

Что скалы дерзко рвал я

И вдребезги их бил?

Ее и всю души ее отраду

Я погубил и отдал в жертву аду!

Пусть будет то, что суждено судьбой.

Бес, помоги, промчи мне время страха!

Пусть вместе, вместе в бездну праха

Она низвергнется со мной!

Опять кипит! Опять пылает!

Ступай, утешь ее, глупец!

Чудак, всему уж и конец

Он видит, чуть лишь нить теряет.

Кто вечно смел, хвалю того;

Ты ж, с чертом столько дней проведший, –

Ты что? Нет хуже ничего,

Как черт, в отчаянье пришедший!