Читать книгу Фауст. Трагедия. Часть первая. Поэтический перевод с немецкого: А.И. Фефилов - Иоганн Вольфганг Гёте - Страница 6

Ночь. В маленькой комнате с высокими готическими сводами, в кресле, за столиком сидит Фауст, чем-то взволнованный.

Ф А У С Т

Как я усердно грыз гранит науки —

И в философии, и в праве, в медицине!

К несчастью, также – в богословии.

Что я сейчас имею, кроме муки

душевной? Я погряз в рутине,

в учености бесплодной, в пустословии.

Стою я снова, как тупой баран, от скуки

перед вратами в храм науки.

И знаю ровно столько, сколько раньше знал,

Когда ученье только-только начинал.

Зовусь магистром, доктором зовусь.

Хожу вперед, назад, туда, сюда, как гусь.

Учеников держу в логической неволе

Ученье – путь к мученью, и не боле!

Знать что-то и о чем-то – не одно и то же.

Глаз видеть лишь поверхность может,

но глубину не видит он.

В бессилии рассудок бьется,

а сердце на кусочки рвется.

Но я осознаю при том,

что вислогубые магистры,

писаки разные, попы, юристы

меня глупее во сто крат.

Но почему я этому не рад?

Мне не страшны ни черт, ни его ад!

Нет угрызений совести и нет сомнений,

что я не в силах что-то стоящее знать.

Имею ли я право наставлять

других, прокладывая к истине проходы?

Не нажил я добра, и денег нет – одни расходы.

А от людей ни чести, ни почтения

и никакого уважения.

Последняя собака сдохла б от такой обиды!

Поэтому оставил я научные кульбиты.

Прибегнул к магии, решил – повергнуть мир

к своим ногам. Без напряженья, как кумир,

– открыть секреты мирозданья между делом,

увидеть силы, что скрепляют части в целом.

Постигну ль я причину превращения,

сухого семени в зеленое растенье?

Не буду больше я копаться в словесах,

витать напрасно в синих небесах!

О, полная луна! Свидетельница самоистязаний,

моих бесчисленных научных изысканий,

вычитыванья истин из бумаг и книг!

Настал прозренья миг!

Корпеть над книгами я не намерен

и в силе разума я больше не уверен.

Твой мягкий свет меня пленяет.

Он яркость под унылость подгоняет.

К вершинам гор меня он мáнит

и воздухом пещер дурманит.

Парить хочу я с призраками в небе,

являться там, где никогда я не был.

Освобожусь я от страданий,

не задыхаясь в чаде знаний!

Омоюсь утренней росой

и стану здравым телом и душой!

Увы! я здесь, ещё в темнице.

Иль всё мне это сниться?

Здесь хламу разного гора.

Проклятая и затхлая дыра!

Сквозь закопченное оконце

сюда не пробивалось солнце.

Здесь кучи книг до потолка, довольно редких

жестянки, склянки – скарб умерших предков.

И это моя жизнь?

Иль только образ жизни?

Печаль сжимает сердце как клещами.

Не жил – существовал я с мертвыми вещами.

Здесь затхлость, чад, и всё вокруг

– не Божьего творения продукт!

Исследовать скелеты, кости мертвецов,

Останки от земных жильцов?

О, как мне в этой клетке душно!

Скорей бежать на волю нужно!

К дыханию природы воротиться

с энергией естественною слиться.

Она животворит пространство вод и суши;

и очищает наши души,

гоняет ветер и огонь.

Все мертвое смывает, разлагает,

сдувает; и сжигает вонь.

Энергии сфер первозданных,

в начале мира Богом данных,

объединяют воедино духи.

Но почему сердца к ним глухи?

В единодушии жить должен человек

Познает он теченье рек,

причину бурь морских, землетрясенья,

движенье звезд и химию горенья.

Внимать стихиям духи побуждают.

От бесполезных мыслей отвлекают.

Волнения души воспринимать,

и знаки святости нас учат понимать.

В сухой науке нету предсказаний.

И знаков нет в бездушном знании.

Дверь к истине в нём наглухо закрыта.

Вот книга Нострадамуса – она полуоткрыта,

все тайное в ней не имеет тайны.

Я чувствую стихии свежее дыханье

Дорога к макрокосму уж видна.

Явитесь, знаки! Слышите меня?

(Открывает книгу и видит знак макрокосма)

Свет от звезды шестиконечной

вливается мне в кровь и нервы

Захлёстывает счастьем бесконечным

переполняет мудростью Минервы.

Неужто Бог мне подает сей знак

и наполняет меня силой света?

Энергия природы разгоняет мрак.

Пленяет взгляд игрою цвета.

Был прав мудрец, что нам поведал:

«Мир духов всем открыт по Божьему веленью».

Искал он знанья в древних ведах,

шагая по ступеням истин к озаренью.

«Во мне был ум закрыт, а сердце помертвело.

Возьмусь я тотчас за благое дело.

Омоюсь утренней росой

и стану здравым телом и душой!»

(вглядывается в знак)

Как ткется целое из множества частей!

Иль делится на несколько долей!

Одно вплетается в другое,

а вместе – превращается в иное!

Как часть влияет на другую часть,

низ верху не даёт упасть?

Как силы Неба и Земли

восходят вверх, нисходят вниз?

И ароматы благодати вешней

сливает радуга с небес,

пронизывая звучной песней

цветущие поля, луга и лес.

Какое зрелище! Игра воображения?

Всего лишь образ вещного явления,

и даже не реальность, и не суть?

Но как пройти к явлению вовнутрь?

Природа – проявленье мира.

Ты, матерь красоты вселенной.

В твоих руках играет лира.

Хранительница тайны сокровенной.

Земля была бы без тебя пуста —

вдохнула жизнь, ты, ей в уста!

Необозрима ты, природа, мать родная!

Тебя лелеют небеса и твердь земная.

Питаешь всё живое соками своими.

И в то же время прорастаешь ими.

Я истощен, зачах, томлюсь, изнемогаю

к тебе душой и телом припадаю!

(Раздраженно переворачивает книгу

и видит знак духа Земли).

Ты, дух Земли, ты ближе мне, чем все другие.

Во мне ты будишь все намеренья благие.

Твое влияние ощущаю и чувствую в себе приливы сил

вино мне в щёки ударяет. Стать явью я тебя просил.

И я готов ходить по миру, если ты позволишь

и переживать все радости и боли,

которые испытывает мать Земля.

Готов сражаться также я

за место под палящим солнцем.

Иль стоя за решетчатым оконцем

тонуть без страха вместе с кораблем.

когда я буду знать, что дух Земли при нём.

Вот нависает облако, скрывается просвет.

Луна за тучами плывёт, не отражая свет.

И гаснет лампа. Тишина и тьма вокруг.

Вдруг всполох молнии и дымный круг.

Над головой трещит огонь, а сердце леденеет.

Под сводом комнаты луч красный пламенеет.

Желанный дух Земли! Явись передо мной!

Из призрака восстань. Лик свой открой!

Я слышу сердца стук. Внутри – волнение.

Движение души. Чувств обострение.

Я сердце отдаю

во власть твою.

Пусть даже это будет стоить жизни мне.

Скорей явись во вне!

(Хватает книгу и произносит таинственное заклинание.

Красноватое пламя вздрагивает и из него является дух).

Д У Х

Кто взывал ко мне?

Ф А У С Т

(отвернувшись) Какое страшное видение!

Д У Х

Мой внешний вид тебе не мил.

Но зрить меня я не просил.

Ты сильно возжелал увидеть то, что видишь.

Не ожидал, что лик мой ты возненавидишь.

Ф А У С Т

О, горе мне, прикрыть бы чем-то веки!

Д У Х

Как может напугаться так сверхчеловек,

к которому причислил ты себя в текущий век?

Где зов души, которому внимать меня просил?

Моей питаться силой нету больше сил?

Ты грудь свою надул, чтобы наверх взлететь

к нам, духам. Того бы Фауста воззреть,

которого я овевал своим дыханьем!

Но что я вижу? – Издыханье.

Изóгнутый, ползущий прочь червяк,

который с трусостью не справится никак.

Ф А У С Т

Ты ослепил меня. Смотреть мне неудобно.

Нет боязни. Я Фауст, я тебе подобный.

Д У Х

В бурленье жизни, в урагане дел

вздымаюсь я и снова расползаюсь.

Здесь начинанье, там предел.

Несусь к началу, снова возвращаюсь.

Там нарожденье головой вперед – на этот свет

а здесь уход на тот – вперед ногами.

Жизнь – узенький и маленький просвет

между двумя бескрайними небытиями.

Нить времени кручу бессменно.

Ткач и портной попеременно.

Создатель я наземных одеяний

для всех Божественных созданий.

Ф А У С Т

Ты дух, ты деятель, ты странник

Ты близок мне, учитель мой – ботаник.

Д У Х

Ты выглядишь смешным и простодушным,

не станешь ты учеником послушным.

Чтобы стянуть с природы покрывало,

твоих идей и богознаний мало.

(исчезает)

Ф А У С Т

(в позе отчаяния)

Тебе не подхожу,

тогда кому же?

Но я – подобье Бога по природе.

И не под стать твоей породе?

(стук в дверь)

Проклятье, это мой слуга и ученик!

Я в тайны Духа не проник.

И все сейчас пойдёт насмарку!

В угоду этому «подарку».

(Появляется Вагнер в халате и ночном колпаке, с лампой в руке. Фауст с недовольством поворачивается к нему)

В А Г Н Е Р

Простите, что вот так, без приглашения

врываюсь к вам во время чтения,

по-видимому, греческих трагедий,

а, может быть, каких-нибудь комедий?

Хочу я пользу для себя извлечь

из этого искусства, чтоб увлечь

других столь модной ныне музой.

Не будет ли комедиант ученому обузой?

Ф А У С Т

Если ученый сам комедиант, какое ж это бремя.

Случается такое часто в наше время.

В А Г Н Е Р

(Когда он заточил себя в свой кабинет,

который называю я музейным храмом,

На внешний мир он смотрит сквозь лорнет

И даже в праздники не расстаётся с хламом).

Не видя белый свет, гранит науки гложем,

заглядывая в даль, сквозь тусклое окно.

Пером насилуя бумагу, вряд ли сможем

природу изменить – и человека заодно.

Ф А У С Т

Ничто не изменить одним рассудком —

без трепета души хоть что-то породить.

Как сытый с переполненным желудком

голодного не сможет убедить.

Питаете свой ум, тем, что осталось

от пиршества чужих умов.

Пытаетесь раздуть хоть малость

огонь из тлеющихся угольков.

Находки ваши могут удивить

глупцов и маленьких детей.

Не в силах вы соединить

без помощи души сердца людей.

В А Г Н Е Р

Оратор счастлив лишь тогда,

когда доклад читает.

Но я же чувствую всегда,

что мне чего-то не хватает.

Ф А У С Т

Ревнители словесной шелухи, говоруны!

Дурачите народ, вы, пустозвоны.

Перед законом разума мы с вами не равны.

В науках вы всего лишь гномы.

В речах блестящих нету новизны.

И сложены они из мысленных фрагментов.

Там мало добрых истин – больше кривизны.

Произведенья из несвязных аргументов.

В А Г Н Е Р

Согласен с Гиппократом безраздельно,

наука, к счастью, беспредельна.

Но, к сожаленью, жизнь конечна,

не вечна, мимолётна, скоротечна.

Лишь только я подумаю об этом,

стремлюсь я овладеть секретом,

как быстро и легко найти те средства,

что оторвут меня от буквоедства,

помогут выйти на источник знаний;

без напряжения ума, душевных колебаний.

Но! – Путь к истине никто не одолеет.

Сам чёрт за это время околеет!

Ф А У С Т

Наш кладезь знаний – фолиант.

Пьём из него живительную влагу.

Питает соками он жаждущий талант

мы без него ступить не можем шагу.

Но ежели душа твоя молчит,

и не пылает внутренний огнечник

– песнь истины в тебе не зазвучит,

Ты – не свеча, а лишь простой подсвечник.

В А Г Н Е Р

Да, книга, как источник знанья,

– основа всякого познанья.

Даёт возможность насладиться

– в дух времени переместиться.

Чтоб в ум сомненья заронить,

узнать и уяснить, потом сравнить,

что думали философы до нас,

и как мы думаем сейчас.

Как далеко продвинулись вперёд,

туда, куда нас истина зовёт.

Ф А У С Т

«Как далеко продвинулись вперёд!»

Почти до самых звёзд взлетели!

Не перепутать бы, где зад, а где перёд;

где прошлое и настоящее на самом деле.

История – в темнице, за семью замкáми.

Под дух эпохи вы подводите свой дух.

В суждениях запутавшись, разводите руками.

Народ же к вашим сотвореньям глух.

Вчерашний день, оценивая днём текущим,

на древность смотрите глазами скомороха.

Вы ублажаете зевак реченьем вездесущим

играя театрально на людских пороках.

В А Г Н Е Р

Мир окружающий. Он дух наш созидает

и биться сердце заставляет!

И каждый человек желает знать об этом.

Ф А У С Т

Что значит знать о том, об этом?

Какое знанье вкладываем в слово?

И то ли имя применяем мы при этом?

Какой к рассказу подбираем заголовок?

Используем язык формально.

Не озаряем вещь богознаменьем,

которое присуще ей первоначально,

другие имена употребив за неименьем!

Но те немногие, познав едва мир вещный,

скрывать не стали тайны мирозданья.

и обрекли себя на муки вечные,

сгорая на кострах во имя знанья.

Однако знать и ведать не одно и то же…

Друг мой, уж поздно, пора спать,

а в спешке обсуждать серьёзное не гоже

мы должны дискуссию прервать.

В А Г Н Е Р

Готов я бодрствовать, ищу предлог,

чтобы продолжить наш ученый диалог.

Лелею я надежду. Во время разговенья,

хоть завтра Пасха, праздник воскресенья,

хочу задать я вам вопросы

– унять душевные запросы.

Науки с прилежаньем изучал, читал я то да сё.

узнал довольно много, но знать хотел бы всё.

(Уходит).

Ф А У С Т

Он роет землю, жадно ищет клад.

Как только у него терпения хватает!

Сейчас он даже дождевому червю рад.

Поскольку клада нет – надежды тают.

Ещё чуть-чуть и я достиг бы цели

но громким голосом вспугнул он духа.

А вместе с ним надежды улетели.

Чарующая песнь мне не ласкает ухо.

Однако улетучился и страх,

который превратил меня в пигмея.

Приход ученика предотвратил мой крах

– спас ум от помраченья, душу – от Борея.

А, я – подобье божества, уж начал верить,

– зерцало истины держу в своих руках.

Небесные одежды на себя примерить

решил, витая и порхая в облаках.

Я возомнил себя едва ль не херувимом.

Божественные силы жилы вздули.

Почувствовал себя неуязвимым,

пока меня в реальность не вернули.

О, дух земли, себя с тобой равнять

я права не имел и не имею!

Тебя никак не смог я удержать,

а вновь прийти – просить тебя не смею.

Я ощущал себя сколь малым, столь великим.

Но возомнил себя однажды полубогом.

Из мира этого уйду безликим

Все знания мои мне вышли боком.

И снова я до истеченья века

склоняться буду над толстенной книгой.

Довольствуясь уделом человека, —

жить меж вчерашним и грядущим мигом.

Там райский кущ, здесь преисподняя

чего я должен сторониться?

Кто подсказал бы мне сегодня,

к чему мне нужно обратиться.

Прислушиваться к зову сердца, иль ума?

Как прежде чувствам предаваться?

Держать ли на засове разума врата,

Не отучаясь, жизни удивляться?

Что движет телом – разум иль душа?

Кто тормозит ход жизни нашей?

Идет по жизни сыто, не спеша?

А кто довольствуется горькой чашей?

Нас тормозят профаны и невежды,

движению мешают, топчут красоту.

Их темные дела, без веры и надежды

скрывают суть и правоту.

И то, что в этом мире называем благом,

что раньше мы считали идеалом,

оказывается шарлатанством иль дурманом,

прикрытым иллюзорным одеялом.

А чувства теплые, едва проснувшись,

вмиг коченеют, превращаются в сосульки

с земным ничтожеством соприкоснувшись,

для украшенья служат, как в ушах висюльки.

Фантазия отважно рвётся в вечность,

но на пути её пределы и границы.

Её пленяет бесконечность,

где ангелы парят как птицы.

Препятствия нужны, чтобы они

людскому счастью помогли разбиться.

Забота не оставит нас одних

и в сердце к нам быстрёхонько вселится.

Ведь свято место пусто не бывает.

Забота там гнездо совьёт позднее.

И выпарить птенцов не забывает.

Они пищат, клюют туда, где побольнее.

Так в одночасье наш покой нарушен.

И движет нами не душа, а беспокойство.

Наш труд становится труднее – мир бездушен.

Забота чередует маски и меняет свойства.

Она является в обличье дома и жены,

воды и пламени, морской сирены,

кинжала и болезни, рухнувшей стены,

ребенка, яда, плачущей гиены.

Трепещем перед тем, что не случилось.

Оплакиваем то, что пока есть.

Куда благоразумье отлучилось?

Иль некуда ему воссесть?

У божества и у меня различная природа.

Похож я больше на ползучего червя́

который гибнет под ногами пешехода

а выползает из земли на свет он зря.

Всё прах и пыль, стена из сотни полок,

здесь ящики, приборы от кого-то.

Меня гнетёт вещей ненужных ворох.

Жить в мире моли – и искать чего-то!

Что можно вычитать из книг?

Жизнь человечества – история мучений.

А словеса – источники интриг.

Жизнь – череда глубоких заблуждений.

Зачем уставился ты на меня глазницами своими,

безмозглый череп, с мертвою ухмылкой?

Ты клацаешь зубами неживыми.

для жизни служишь смертной предпосылкой.

Ты в своё время мозгом был наполнен

и в нём пульсировали чувства, мысли

И разум твой надеждою исполнен,

дерзал, пока все помыслы не скисли.

А ум твой, моему подобный,

искал во мраке свет, но не нашёл.

ученья предрассудок злобный

дорогу свету незаметно перешел.

Сомненья червь в мозги закрался…

И от живого человека лишь один скелет,

да костный череп без зубов остался,

А истины как не было тогда, так и сегодня нет.

На полках пыльных – инструменты.

Из них струится древности дымок.

С их помощью членил я мир на элементы,

но истинные части целого установить не смог.

Мне не раскрылись тайные сегменты,

их связи, монолит вещей.

Не помогли мне в этом инструменты.

– Рожают горы маленьких мышей.

Я к таинствам природы не открыл засовы.

И с облика её не смог стащить завесу.

Меня сжимали разума оковы —

я целое на части разделял по весу.

И, кажется, причина в том

– познанья ключ не согласуется с природою предмета,

который познаём.

Из знаков не вычитываем суть. Пред нами лишь – помета.

Свет от чадящей лампы – разве это свет,

который должен высветить суть бытия предмета?

А тлеющий фитиль, окрашенный в желтковый цвет,

есть жалкое подобие большого света.

Быть должен столь же лучезарным,

как свет небес, влекущий за собою,

подобным, благодатным, сообразным

тот свет, что излучается из глаз душою.

С лампадным светом поиски в потемках.

Какое бремя тянем за собой в науку.

Мы ищем сущность целого в обломках

И, как вчера, так и сегодня, терпим муку.

Все наши знания годятся для того,

чтоб объяснить какое-то мгновенье,

но не вечность. Мы открываем не закон,

а освещаем преходящее явление.

Но почему мой взгляд цепляется за полку?

Она притягивает глаз и привлекает сердце.

Терзаться дальше нету толку —

рассудок не откроет дверцы.

Достану с полки я фиал с фактурой.

Кто краски кистью наносил,

а я наполнил чашу красною тинктурой

всех жизненных и всех мертвящих сил.

Прошу тебя услугу оказать.

Смягчить мои страдания.

Чтоб мне себя не истязать

– уйти скорей из мирозданья.

Теченьем узенькой реки меня несёт

в бескрайние просторы вод морских.

И к новым берегам влечет,

подальше от забот научных и мирских.

Вот мчится огненная колесница

на легких крыльях мне навстречу.

В восточном небе занялась десница

предсказывая скорую предтечу.

И я готов взлететь на ней в иной эфир

чтоб сферы новые раскрыть для чистого искусства,

вдыхать божественный зефир.

не созидать, не вымышлять, а открывать искусно.

Увы! Мне это не дано! Я червь ползучий.

К земному солнцу повернусь спиной.

Естественник, философ невезучий.

Пора уж отходить мне в мир иной.

Предстану пред вратами ада,

входить в которые никто мне не велел.

Хоть это на пути в Эдем – последняя преграда,

преодолеть её никто не захотел.