Читать книгу Гостеприимство матрицы. Философия, биомедицина, культура - Ирина Аристархова - Страница 9

Книга представляет собой систематическое исследование философских, биомедицинских и культурных концепций матрицы в их отношении с понятием гостеприимства. На протяжении веков мыслителей завораживал процесс рождения, вопросы о том, как мы появляемся на свет, откуда мы и как был создан мир. Большинство мифологических, космологических и религиозных повествований начинаются с той или иной версии возникновения, истории о сотворении мира и живых существ. Западная культура не является исключением, даже если мифологические, научные и метафизические аспекты этих историй оказались в ней смешаны. Как отметил в 1931 году эмбриолог и выдающийся историк науки Джозеф Нидэм,

вряд ли можно счесть совпадением то, что столь многие выдающиеся эмбриологи прошлого имели большую склонность к философскому мышлению. Естественно было бы процитировать Аристотеля, но также это относится и к Уильяму Гарвею, чьи книги о возникновении наполнены размышлениями о причинности, и Эрнсту фон Бэру, Эрнсту Геккелю, Вильгельму Ру, Хансу Дриша, Д’Арси Томпсону и Дж. В. Дженкинсону. На самом деле это не удивительно, учитывая что среди всех странностей в биологии наиболее поразительной является трансмутация внутри развивающегося яйца, когда на третьей неделе белок и желток уступают место животному с его тканями и органами, ферментными катализаторами и изящно настроенной эндокринной системой. Этот процесс вряд ли мог не привести тех, кто знаком с ним ближе других, к размышлениям метафизического характера.

В замечании Нидэма о связи между метафизическим и эмбриологическим в отсутствует, однако, фигура материнского тела, которое размещает и вскармливает того самого эмбриона, или яйцо, по мере его развития. Сегодня особенно уместно философски исследовать то, как именно материнское тело представлено в отношении развития новой жизни, – порождения[7], – поскольку современные биомедицина и биотехнологии заметно проблематизировали его роль и значимость. В этой работе я рассматриваю место материнского в порождении, сосредотачивая внимание на понятии матрицы, воплощающем в себе репродуктивные способности материнского и в то же время с материнским не связанное.

Что такое матрица? Или, другими словами, к какой матрице я отсылаю: к фильму? математике? полимерному скелету? печати? биологии? искусству? пространству? виртуальной реальности? Отчасти эта книга является попыткой определить, почему слово «матрица» оказалось способным обозначать такие разнообразные вещи и явления, как беременное животное и математическая последовательность чисел. Кажется, что узлом, соединяющим все эти значения, является раннее определение матрицы как начала, из которого все происходит. Матрица – это «точка отсчета», изначальное место/пространство возникновения и становления. Связь с началом и порождением была этимологически воплощена в одном из древнейших значений – «беременное животное». Тот факт, что это древнейшее употребление слова было дополнено целым рядом связанных и (кажется на первый взгляд) несвязанных значений, не просто интригует, но по-настоящему впечатляет. Впечатляет то, что накопление и умножение значений затмило и подчинило изначальную привязку матрицы к материнскому. Работая над этой книгой, я стремилась проследить культурную предрасположенность полагаться на материнское в порождении остальных значений и одновременно изымать материнское из матрицы. Таким образом, я пыталась восстановить связь между материнским и матричным, артикулированным как матричное/материнское, путем осмысления конкретных способов, посредством которых матрица задействована в философии, репродуктивных технологиях, медицине и культуре. Я использую термины «матричное/материнское», разделенные и связанные одновременно, чтобы постоянно держать в напряжении этимологическую близость между ними. Поскольку книга старается проблематизировать историческое отделение материнского от матричного, происшедшее несмотря на фундаментальную этимологическую зависимость последнего от первого, это стилистическое средство поддержания их ассоциации имеет тактическую ценность. Стратегической целью является невозможность говорения о матричном без того, чтобы одновременно не артикулировать и не вызывать ассоциации с материнским. Подобное использование позволяет провести параллель со стратегически важным взаимодействием между понятиями материнского, материального и матричного в работах Люс Иригарей[8].

Многие исследовательницы, особенно феминистские теоретики, полагают, что смешение пространства и матери через их порождающую роль (мать как место возникновения, как вместилище, которое содержит и порождает) является одним из оснований нашего культурного, философского и научного воображения. Проблема заключается в том, утверждают они, что оно «редуцирует» мать до пространства, не обращая внимания на то, что она не является «просто» жертвенным вместилищем, «мешком тканей» для ребенка. Еще более важно, что такое определение применялось для оправдания отказа матери в юридических и политических правах и производило ее через отсутствие (lack) в фаллогоцентричной и патриархальной культуре. Эта книга основывается на предыдущих исследованиях, и я начинаю с тщательного рассмотрения того, чтó Люс Иригарей называет «матереубийственным» основанием философской категории пространства. Кроме того, если мы надеемся понять историю и будущее матрицы, мы должны изменить категорию пространства, так как матричное пространство не является «данным».

Таким образом, в этой книге я утверждаю, что матрица является не только порождающей как пространство, но, в своих обновленных отношениях с материнским, порождает пространство, делает его возможным для других. Моим фокусом становится скорее то, что матрица делает, а не то, чем она является. И это обеспечивает ей значимое место в теориях пространства и порождения: до того, как мы вообразим пространство становления, учитывая его материнское качество, само пространство уже произведено матерью. Чтобы мыслить пространство, оно уже должно быть произведено. У другого нет пространства, пока мать его не создаст, не произведет, чтобы он мог расти внутри или вне ее, как новорожденный. Таким образом, я основываюсь на двух понятиях, которые исторически были связаны с матрицей: genetrix (родительница, создательница) и nutrix (кормилица, няня). Ни одно из них не является «естественным», если под естественным понимать бессознательное как противоположность рациональному, биологическое и врожденное. Но они и не бесплотные идеалы порождения; и даже как идеалы и идеи они обладают влиянием и значимы прежде всего как практики: как практики порождения и кормления. Мать является родительницей не только ребенка, но самого пространства порождения, то есть самой себя как порождающего пространства, до и после рождения ребенка.

С ростом внимания в современной биомедицине к «пространству порождения» (среды, в которой возникают и развиваются клетки/органы/организмы) мать как порождающее пространство и все, что связано с «материнским», становится центром исследований. Ценность матрицы как понятия не сводится к простой связи с «матерью» как «пространством», но заключается скорее в его способности давать начало производству пространства и материи как таковых. Это, в свою очередь, связано с другим понятием, которое также набирает значимость в исследованиях культуры и которое также относится, хотя эта связь подавляется, к материнскому: понятие гостеприимства. Способность матрицы «создавать» пространство и материю необходимо переосмыслить через систематический анализ матричного/материнского. Я считаю, что такое рассмотрение материнского в (как) матрице(ы) необходимо для осмысления многих современных биомедицинских или культурных практик, стремящихся понять материнское тело и подражать ему. Я должна прояснить, однако, что не утверждаю ни здесь, ни где-либо еще, что гостеприимство «естественно» присуще материнскому телу или материнскому отношению. Это именно действенная (agential), а не принятая как данность характеристика гостеприимства как материнского отношения и материнского отношения как гостеприимства, которая будет выделена и соединена с (опасной и нечасто артикулируемой) проблемой «настоящих матерей».

Философски мать настолько глубоко встроена в матрицу и гостеприимство, что она в них растворена и невидима. Переосмысление матричного/материнского в их историческом, биомедицинском, культурном и этимологическом контекстах позволяет нам заново взглянуть на них и впоследствии развить их новые конфигурации. Категории больше не являются «естественно данными», скорее они открываются в своей исторической и культурной специфичности. Критическое размежевание между ними создает интервал между матричным и материнским, который позволяет избежать их натурализации и нейтрализации, в результате которых они становятся проблематичным заменителем друг для друга, одним и тем же. Впоследствии, после разделения матричного/материнского, когда они уже не будут представляться как одно и то же, я восстановлю их отношения через обращение к гостеприимству. Такая реартикуляция позволит мне представить значение матричного/материнского через порождение и вскармливание как практики гостеприимства. Это также позволит мне утверждать, что гостеприимство не является сущностным, врожденным свойством матричного/материнского, но, скорее, важной практикой, посредством которой мы можем представить новые отношения между собой и другими, Я и не-Я.

Точность значения в использовании матричного/материнского сначала может показаться невразумительной. В конце концов, понятие матрицы используется в различных дисциплинах и различными способами. Что, однако, остается постоянным в этих определениях, так это аллюзия на материнские порождающие и вскармливающие качества и, как я утверждаю, на материнское гостеприимство. Различное использование симптоматично, и его генеалогия позволяет лучше понять современное употребление матрицы в философии, биомедицине и культуре.

В духе генеалогии Фуко, эта книга исследует историю современных дискуссий о порождении и в его эпистемологической, этической и онтологической трактовках. Систематическое включение в вопрос о порождении и возникновении матричного/материнского позволяет рассмотреть этот вопрос по-новому. Гостеприимство – важное и продуктивное понятие для понимания роли матричного/материнского в порождении, и именно это является задачей книги. Меня не интересует «истина в последней инстанции», меня интересует, почему философские, биомедицинские и культурные дискурсы, с их понятиями враждебной, толерантной или ухаживающей матрицы, не учитывают материнское гостеприимство в своих дискуссиях о происхождении. Метафоры и дискурсы биомедицинских наук следуют за философским и культурным дискурсами о происхождении и одновременно направляют их. Чему способствует способ определения матрицы в философском, биомедицинском и культурном дискурсе о порождении? Это не вопрос о «лучшем» или более «правильном» ее определении, но скорее открытие возможности обратиться к вопросу о матричном/материнском через гостеприимство.

Переосмысление и матрицы и гостеприимства открывает альтернативное видение отношений Я и не-Я, которые могут преобразовать и переопределить биомедицинский и культурный словарь.