Читать книгу Навстречу Мэй - Ирина Бэйли - Страница 9

Часы монотонно тикали на стене. Рассеянный голубоватый свет постепенно исчезал из комнаты. В ней пахло чипсами со вкусом абердин-ангусской говядины и пивом. Зак лежал на диване, то и дело переворачиваясь со стороны в сторону, ему было неудобно. Он читал сценарии дочери, наконец-то проводя свое время не бесцельно, думал он. Желудок от чипсов набух и неприятно покалывал, но поесть что-то другое Заку не представлялось возможным: ему было лень. И лень настолько завладела его жизнью, что ему было неохота куда-то идти, неохота что-то готовить и неохота даже разогреть что-то готовое.

Почти совсем стемнело, и он понял, что читать становилось невозможно. Да и пивная отрыжка находила на него, и он боялся захлебнуться ею, как младенец.

Он нащупал на полу телефон и написал сообщение Оливии: «Из тебя мог бы получиться хороший сценарист». Она дала ему почитать парочку сценариев, военной драмы и экшена. Его это удивляло и казалось нормальным одновременно.

Оливия выросла в семье человека, которого никогда не было дома, но она наверняка слышала от своей мамы о том, что он снимал неплохие экшены, драмы и триллеры. Она могла бы пойти по его стопам. Дело оставалось за малым: довериться своему таланту и много работать.

В их доме были книги в основном этих жанров, к ним приходили дяди азиатской наружности с палками, и ее папа, которого она с трудом узнавала, дрался с ними на заднем дворе, издавая леденящие кровь звуки. Зак много лет занимался ушу.

Детство Оливии началось и закончилось личностной драмой, где главными лицами были Зак и Элва, бесконечно выясняющие отношения и хлопающие дверьми до осыпающейся штукатурки.

Кстати, писала сценарии она действительно неплохо, Зак нисколько не лицемерил. Видение сцен у нее было тоже неплохое, хотя чувствовалось, что она так и хочет всем угодить. Она следовала всем возможным клише и штампам, например: «она так красива и сексуальна, что даже не знает об этом», да еще излишние описания того, насколько красивыми были главные герои, хотя для фильма актеры обычно и так подбираются привлекательные. Одну из сцен она, видимо, считала особенно захватывающей, поэтому повторила ее несколько раз, что показалось Заку нарочитым и неправдоподобным. За написанным ею не слышался голос автора, но ощущались страх и неуверенность в собственных мыслях. Оливия боялась говорить то, что думает. И Зак, возможно, как отец и эксперт в этом деле знал, почему так происходит.

Да, возможно, пока люди ищут свой собственный голос, они поначалу звучат, как сотни и тысячи других людей. Но время становления можно сократить, когда рядом есть тот, кто подскажет, как это сделать, тот, кто вовремя поддержит, а не равнодушно пожмет плечами и не примет зачет.

Не дождавшись ответа от дочери, Зак встал и походил по комнате, потирая подбородок и с серьезным видом уставившись в пол. Он понимал, что Оливия действительно хочет бросить колледж, точно так же, как она хочет стать сценаристом. И у нее были все основания поступить так или иначе.

Яблоко, как известно, недалеко падает от яблони, и их семья отнюдь не была исключением. Наливное и ароматное, оно упало на голову Зака, не причинив при этом боли, но пробудив его тем самым к жизни и заставив оглянуться по сторонам. И он оказался теперь перед выбором: выжать сладкий сок из созревшего плода или позволить ему сгнить.

Он понимал, что нужно что-то делать, но не понимал, что именно и как необходимо начать. Ему особенно понравился сюжет фильма про шпионку, маньчжурскую принцессу, выросшую в Японии, про которую она и написала, что та была настолько красива и сексуальна, что даже сама об этом не подозревала. Невероятно женственная, она переодевалась в мужские одежды и все равно неустанно покоряла мужские сердца и могла командовать кавалерийскими отрядами. Перед ней стояла задача спасти из плена ее отца, служить своей стране и скрывать запретную любовную связь с отважным красавцем русским генералом.

Спасти отца… Зак решил, что обязательно предоставит ей такую возможность. На полу завибрировал телефон. «Когда не знаешь, что делать, лучший вариант – делать то, что находится перед тобой», – пришло Заку на ум.

«Ну ты, конечно, скажешь, папа. Хороший сценарист! Так, пародистка на хорошие фильмы, – в голове Зака прозвучал голос Оливии, пока он читал текст. – Ты так быстро прочитал мои горе-сценарии?»

С меня хватит, подумал Зак и быстро напечатал ответ.

«Когда у тебя есть время со мной встретиться?» – спрашивал он.

Он чувствовал, как внутри бурлит раздражение. Руки слегка тряслись. Он был взбешен. Как его родная дочь может такое говорить о своем творчестве? Это камень, между прочим, и в его огород тоже.

«В любой день после учебы», – пришло сообщение от Оливии.

«Во сколько ты заканчиваешь завтра?»

«К полудню буду уже свободна».

«Я заберу тебя у главного входа. До встречи».

«Договорились».

И в конце поцелуйчики. Даже целых три. Зак почти почувствовал их на своих небритых, с крошками от чипсов, щеках. Ситуация с Оливией будоражила его, он не мог думать ни о чем другом и даже не мог припомнить свою привычную жвачку из мыслей, которую жевал несколько лет. Он не мог воспроизвести хоть что-то из прошлого репертуара, чтобы пусть и ненадолго, но переключиться.

Он огляделся по сторонам. Бардак по-прежнему правил этой комнатой, как и его домом, как и его разумом. Для начала он позвонил знакомой уборщице, которая раньше приходила к нему и приводила дом в человеческий вид. Тогда его раздражала чистота и запах чистящих средств. Он не находил в них ничего вдохновляющего. Теперь же ему нестерпимо захотелось избавиться от пыли и хлама. И через пару дней он обязательно от них избавиться.

Сон не шел к Заку. Он слышал, как за окном одиноко завывает ветер, громко прохаживаясь по подоконникам. Сквозь жалюзи пробивался желтоватый свет уличных фонарей. Ощущая затяжной приступ голода, Зак понял, что уснуть не получится. Он встал и, пройдясь по квартире, на минуту задержался у запретной комнаты. Ему показалось, что сила была именно в ней. Он отворил дверь и вошел внутрь.

Нажав на выключатель, он увидел, как темная комната озарилась неярким светом, как зажглись, словно лунными лучами, полки с тысячами дисков и видеокассет, аккуратно выстроившихся в бесчисленные ряды. На стене висели грамоты и черно-белые фотографии любимых кинокадров. В шкафу за стеклом, переливаясь золотым светом, стояли награды. Посередине на стене висел огромный плоский телевизор, а под ним, словно под священным алтарем, располагалась аппаратура с множеством кнопок и приспособлений. На потолке расположилась красивая декорация из налепленных друг на друга квадратиков.

Когда-то ему нравилось творить здесь, в приглушенном свете, струящемся по черным стенам. Скользящим взглядом он окинул рабочий стол, на котором стояла лампа и лежали книги и бумаги. Зак подошел к шкафу. Золотая маска с отверстиями вместо глаз безмолвно и равнодушно смотрела на него сквозь стекло, словно показывая, что для величия недостаточно слов и эмоций, недостаточно таланта и усилий, недостаточно даже веры. Нужно просто уметь быть, а не казаться. Вне зависимости от всего. В самой простоте, но при этом и полноте своего существования.

И когда-то у него это неплохо получалось. Он умел быть. Быть лучшей версией себя как режиссера, но никогда как мужа и отца. Он думал, что творчество и семья несовместимы. Он жил кино. И оно без остатка вытеснило все остальное из эгоистичного бытия Зака.

Он вспомнил, как фоторепортеры безжалостно фотографировали его одного, громко приказывая ему отойти от жены. Они выкрикивали его имя, и его эго в эту минуту сладостно ликовало. Он выпускал мягкие, бархатные пальчики Элвы, бросая ее, смущенную и несчастную, на растерзание будущих сплетен, и вдоволь наслаждался своим триумфом на ковровой дорожке.

Один. Приглашения на вечеринки приходили на его имя, и в них указано было «плюс один».

Элва была его «плюс один» и никогда не была названа своим собственным именем. Он стер ее как человека, превратив в тень. И судьба словно насмехалась теперь над ним. Она как будто серьезно настроилась показать ему, что без семьи он на самом деле ноль. И тенью, на самом деле, был он сам.

Зак посмотрел на диски. Конечно, среди них были и его фильмы. Его собственные фильмы. Он достал один из них и усмехнулся. Он вспомнил, что снимал его, когда Оливия была маленькой. Когда она сочиняла стихи и истории, а ему ни разу не было до них дела. И что это был один из лучших фильмов в его жизни, которые он срежиссировал, заплатив за это очень дорогую цену. Именно поэтому он решил себя наказать и запретил себе заходить в эту комнату. Он решил наказать свое тщеславие, которое, свесив гладко выбритые, стройные ножки, сидело у него на шее и управляло его жизнью.

Он вставил диск в проигрыватель, и на черном экране появились первые кадры. «Лучше поздно, чем никогда. Люди неспроста ведь так говорят», – подумал Зак, откинувшись в кресле и больше не ощущая голода, которому щемящее чувство сожаления не оставило места.

Уже почти рассвело, когда он отправился в постель. За долгое время он впервые по-настоящему хотел спать, его тяжелые веки набухли, а голова гудела. Он хотел лечь в кровать и погрузиться в забытье, чтобы набраться сил и начать жить по-новому. Этой холодной, иссиня-черной ночью он несколько часов находился в прошлом, думая о будущем, совсем забыв про настоящее. И теперь, когда за окном горизонт окрасился робкими оранжевыми красками, он повалился на помятую темно-серую кровать и забылся глубоким сном.

Открыв глаза от яркого и теплого солнечного цвета, он сначала приятно потянулся, как вдруг подскочил и схватил телефон. На экране высветилось время: двенадцать тридцать, три неотвеченных вызова от дочери и одно сообщение, тоже от нее. «Привет, папа. Ты, скорее всего, забыл, что мы встречаемся сегодня. Оливия».

Зак закрыл руками лицо и почувствовал, как оно загорелось от негодования. Он проспал важную встречу. Пожалуй, самую важную за всю его самодовольную жизнь. Что ей ответить? Я проспал? Она называет меня папой. Какой же я после этого «папа»? Я безответственный кретин, каким, впрочем, всегда для нее и был.

Насколько сон прошедшей ночью казался сладким, настолько явь теперь казалась горькой. Зак никогда ни у кого не просил прощения. И этот раз не был исключением. Он набрал номер дочери и, убедившись, что она еще в колледже, поспешно выбежал из дома.