Читать книгу Ангелочек - Ирина Бова - Страница 7

Наташа взлетела на свой пятый этаж к массивной двери, рядом с которой крепились два звонка: один, скорее всего дореволюционный, в виде медной ручки, не работал, и второй, самый обычный, с кнопкой, – возле него висела табличка, указывающая фамилии проживающих и сколько раз кому звонить.

Тогда, в 60-х годах, многие жили в коммунальных квартирах. Счастье, если соседи хорошие попадутся, но обычно всегда была хоть одна «паршивая овца», которая портила все «стадо».

В их квартире – та же история. Приличная, по всем анкетным данным, тетенька по фамилии Попкова (иначе как Попихой ее никто не называл) изводила всех. С того момента, как ввели подушную оплату света и газа, она принципиально ходила по длинным коридорам со свечкой в руке и готовила у себя в комнате на керосинке.

Вот и сейчас, когда Наташа открыла дверь, первой, на кого она наткнулась, была Попиха, неразличимая в длинном черном платье при еле колышущемся пламени свечи. Девушка тихонько ойкнула и помчалась в кухню, стаскивая по дороге пальто. Пробежав извилистый коридор – мимо кафельного камина, книжного стеллажа, кованого сундука и висевших на стенке детских велосипедов, – она ворвалась в огромную кухню, ожидая увидеть там маму. Было столько событий, о которых надо было срочно рассказать!

Мама, и правда, возилась возле кухонного стола – посыпала сахарной пудрой через небольшое ситечко гору только что испеченного «хвороста».

Рядом крутилась младшая сестренка: она была причудливым манером завернута в мамин шелковый халат, который все время поддергивала, на голове высился тюрбан из махрового полотенца, а на ушах болтались Наташины клипсы. В другое время ей бы наверняка попало за то, что хватает украшения, но сейчас было не до воспитательных мер. Наташа быстро цапнула с блюда парочку «хворостинок» и стала одновременно жевать и говорить.

– Иди руки помой, – остановила мама, – потом все расскажешь. Тебя в комнате ждут.

Втроем они двинулись обратно по тому же пути, мимо сундука, стеллажа, велосипедов и незатопленного камина. Ирка шла позади и мамин халат волочился по полу.

– Ну что ты не спросишь, в кого я сегодня играю? – обиженно обратилась она к старшей сестре.

– Я тебя другое спрошу: ты уроки сделала?

– Нуу-у… – заныла Ирка.

– Ладно, – смилостивилась Наташа, которая безумно любила младшую сестренку, – кто ты у нас сегодня?

– Шамаханская царица!

– Поэтому ты с банным полотецем на голове?

– Это чалма!

– Тогда другое дело, – одобрила Наташа.

Вошли в комнату, где за круглым столом сидела вся семья с чашками наготове. Помимо папы и бабушки с дедушкой присутствовал и вечный Наташин поклонник, Роман. Он, как всегда, читал какую-то книгу и даже головы не поднял. Такие вот были ухаживания! Каждый вечер он приходил и читал. Бывали, конечно, и другие варианты – походы в театр, в филармонию, даже к общим друзьям. Роману прощалось все за его интеллект, высокую эрудицию и постоянство.

– Мама, мне нужно кое-что рассказать, – зашипела Наташа.

– Потом, – так же, не раскрывая рта, ответила мама, – ты сама видишь…

И только когда попили чаю, уложили Ирку и проводили Романа, наступило время для приватных бесед. Надо было уединиться, поскольку все Наташины новости были строго конфиденциальны и предназначались только для маминых ушей. Пришлось опять шествовать в кухню, так как в большой комнате папа смотрел телевизор, а в маленькой бабушка с дедушкой уже легли спать. Слава богу, все соседки расползлись по своим норам, и даже Попиха не мелькала.

Пока мама мыла посуду, Наташа, задыхаясь от восторга, рассказывала, как была на вечере встречи выпускников в Авиационном институте.

– А ты разве выпускница ЛИАПа? – поинтересовалась мама.

– Не иронизируй, меня туда Валька Каптелинина пригласила. Мам, я о другом!

– Во-первых, твоя Каптелинина еще не закончила свое обучение, и вряд ли закончит. Во-вторых, тогда с «другого» и начинай.

– Я с необыкновенным мальчиком познакомилась! Он такой умный, такой красивый, такой взрослый!

– Не тараторь. Что значит «взрослый»? Ему лет сорок, что ли?

– Ну ты даешь! Ему двадцать шесть. Ой, мама, он сирота… В общем, я его к нам пригласила.

Мама присела возле окна.

– Для чего? Чтоб мы его усыновили?

– Ничего ты не понимаешь, – обиделась Наташа. – Может быть, я за него замуж выйду.

– Он тебе в первый же день предложение сделал? – насторожилась мама.

– Нет, конечно, но я так влюбилась! Сразу! С первого взгляда!

– Лекарство от любви с первого взгляда – внимательный второй, – рассудительно сказала мама. – А то, что пригласила, хорошо. Но куда я твоего Романа дену?

– М-да, проблема, – согласилась дочь, – Ромка каждый день ходит… Может сказать, что я заболела?

– Не будь дурой. Он придет тебя навещать и наткнется на соперника. Ты этого хочешь?

– Тогда думать надо.

– Знаешь, Наташка, ты этого своего сироту приглашай. А придет Роман или не придет, посмотрим: «будет день – будет пища».

Предмет обожания появился через неделю, был зван на пироги с капустой – так, во всяком случае, объяснила ему Наташа. Всех обворожил с первой минуты – пришел с цветами и для мамы, и для бабушки, с мужчинами беседовал исключительно о международном положении и техническом прогрессе в СССР. Уделил внимание даже Ирке, которая в этот день играла в солдатку, проводившую мужа на фронт (она всегда придумывала себе какие-то непостижимые развлечения), нарисовав ей вполне профессионально говорящую голову из «Руслана и Людмилы», поскольку именно эту поэму Ирка на данный момент читала.

Роман появился чуть позже, познакомился с гостем и, как обычно, сел читать. Никаких эксцессов!

С того дня молодой человек по имени Володя Ханин стал бывать в доме регулярно. Много и интересно рассказывал о себе. Да, сирота. Да, родители похоронены на Красненьком кладбище. Да, закончил ЛИАП и сейчас работает в «почтовом ящике» по специальности и состоит членом авиаклуба. Особенное внимание уделял своей домохозяйке: он снимал комнату в квартире мадам Ландрин, вдовы Георга Ландрин, стоявшего у истоков производства монпансье. Говорил, что старушка очаровательна и говорит на четырех языках, любит его, как родного сына, ибо самой бог детей не послал. Володя же отплачивает ей вниманием, водит по театрам и ресторанам. Дама она, несмотря на возраст, куртуазная, все-таки родилась в Париже, где ее подхватил приехавший из Германии конфетный воротила.

Он пересказывал ее старинные анекдоты и однажды даже спел песенку, услышанную от мадам Ландрин:

Голос у него был низкий, бархатный.

Сложно представить, но вся семья млела, слушая Володю Ханина, жалела за сиротство и заочно восхищалась обрусевшей француженкой. Тогда не было интернета, а заглянуть в Большую Советскую Энциклопедию никому и в голову не пришло.

И очень зря, потому что оттуда они бы узнали, что Георг Матвеевич Ландрин (урожденный Федор), родом из Новгородского уезда, где протекает речка Ландра, умер в 1882-м году. Вдова же его, Елена Ивановна, купчиха 1-й гильдии, имевшая отношение к Франции примерно такое же, как Жанна д’Арк к России, до XX века тоже не дотянула.

Новый год Наташа с новообразовавшимся поклонником решили встретить у друзей в складчину – скидывались по десятке. К сожалению, в тот судьбоносный день у молодого человека денег при себе не оказалось и Наташа заплатила за него, сказав с легкостью «потом сочтемся». Она всегда и ко всему относилась легко: характер такой, молодость (всего-то двадцать лет), да еще такая яркая влюбленность. У мамы на душе такой окрыленности не ощущалось, и дело было вовсе не в деньгах. Смущала та непрекращающаяся праздничность и абсолютная положительность, которые осеняли ореолом личность будущего зятя. К тому же, будто в противес, каждый божий вечер у них сидел Роман. Сидел и читал.

– Знаешь, что, – предложила мама, – вы же там будете танцевать…

– Естественно, – отозвалась Наташа.

– Так он снимет пиджак…

– И?

– И ты потихоньку посмотри, есть ли во внутреннем кармане паспорт.

– Я не буду этого делать! – возмутилась дочь.

– Господи, какие трагедии! Просто посмотришь первые странички…

– Мама, это неприлично!

Разговор шел уже на повышенных тонах.

– Если ты этого не сделаешь, то я попрошу, чтобы Володя предъявил свои документы мне!

Аргумент был железным – пришлось согласиться. И не зря. У мамы, как у Кабанихи, было «сердце-вещун».

Из краснокожей книжицы выяснилось, что великолепному Ханину недавно минуло восемнадцать лет, а учится он в ремеслухе, о чем свидетельствовал штамп. Еще один оттиск указывал на то, что прописан любимец мадам Ландрин на улице Ю. Гагарина. Туда мама с папой после всех этих сногсшибательных новостей и отправились.

В приятной трехкомнатной «распашонке» их ждало тоже много интересного: живая мама и отчим – профессор Краснопольский, растивший чудного мальчика с четырех лет. Не было только мадам Ландрин. Получив информацию, родители разбежались: Володины – пить валерьянку к себе на кухню, а Наташины – пить ту же валерьянку, но к себе.

Вечером заглянул на огонек потенциальный зять.

– Володя, я хочу с вами поговорить, – предложила мама и жестом позвала его в маленькую комнату, откуда временно были эвакуированы бабушка с дедом и Ирка.

Задушевная беседа длилась около часа, потом папа не выдержал и влетел на переговорную территорию, как голубь мира – разве что только без оливковой веточки в зубах. У папы испокон веку было такое амплуа – мама была гораздо жестче и решительней. Глава семейства помахал там крылышками, заодно разогнав пелену сигаретного дыма, и спас юного ремесленника от четвертования (или колесования) – более легкой смерти никто не ожидал. Ханин, выйдя за порог комнаты, встряхнулся.

– Если не ошибаюсь, я должен вам десять рублей, – сказал он с вызовом.

– Должен-должен, – подтвердила мама.

– Через тридцать минут вся сумма будет возмещена!

Он щелкнул каблуками и с гордо поднятой головой удалился – видимо, к мадам Ландрин. Больше его никто не видел.

Роман наконец оторвался от книг и женился на Наташе. Кстати, негодяем оказался первостатейным: уж лучше бы дальше читал.