Читать книгу Рай для монарха - Ирина Джерелей - Страница 5

После субботнего дня, проведённого в маленьком приморском городке вместе с Дашей Журавлёвой, Глеб не спал всю ночь, уверенный в том, что совершил непоправимую ошибку. Она не только не исчезла из его мыслей, но стала теперь исключительно осязаемой и неотступно следовала за ним, как живая – смеялась, поправляла волосы, возбуждённо дышала, когда он целовал ее.

Глеб ворочался в постели, перекидывался с боку на бок, собственное тело казалось ему тяжёлым и неуклюжим. А когда он начинал забываться, немедленно окунался в жаркие изматывающие сны. Просыпаясь, шёл в ванную, долго стоял под душем, возвращался в постель, пробовал уснуть, и всё повторялось сначала.

Никто и никогда из знакомых женщин не дарил ему столько новых ощущений. Они слишком любили свою независимость, стараясь выдерживать едва заметную дистанцию. Это проявлялось и в том, как они, получив от него деньги, оплачивали собственные счета по принципу «ты меня содержишь, но решаю я самостоятельно». И в том, как они изо всех сил старались хорошо выглядеть перед ним во время секса, думая вовсе не о сексе, словно он был досадным, но необходимым приложением к их тщательно культивируемой красоте.

Как ни странно, ему раньше это нравилось, и он не задумывался о таких сложных вещах, отодвигая своих женщин на второй план. На первом у него была работа – он в ней жил, он в неё сбегал от проблем. И, если бы не естественный зов природы, он бы на ней «женился», напрочь забыв о противоположном поле.

Даша о женской независимости ещё ничего не знала. Она трогательно отводила глаза, забавно стеснялась, а потом забывала о стеснении и с восторгом отвечала на его поцелуи. Ей в этот момент было глубоко безразлично, как она выглядит. Она сливалась с ним доверчиво и безоговорочно, темпераментная от природы и сама пугающаяся этого.

Мысли – обескураживающие, неудобные, такие же горячие, как и его возбуждённое тело, безостановочно неслись по кругу, не давая покоя. Он давно не признавал пылких чувств, считая их проявлением слабости. Холодный и рассудительный, Глеб не верил в любовь так же, как в астрологические прогнозы. Отношения, если таковые имели место, виделись ему спокойными, совместная жизнь, если таковая случится, – хорошо продуманной и комфортной, не мешающей работе. Он давно упорядочил эту сторону своей жизни – если желание появлялось, он его удовлетворял и быстро забывал о предмете вожделения, пока в нём снова не возникала необходимость в силу каких-либо природных циклов. Так было с Лизой.

Даша своим появлением взорвала его мир, сделав его самого обнажённым и максимально чувствительным. Он удерживал его остатки из последних сил, не понимая теперь, как себя вести и что делать – она была рядом постоянно, мешала думать, заставляла обострённо чувствовать. Если они с Дашей вдруг станут близки, что маловероятно, эта непосредственная девочка войдёт в его жизнь целиком, займёт в ней неподобающе огромное место, заставит потесниться всех, к кому он привык, сделает зависимым от себя. Его отлично налаженная жизнь рухнет окончательно, всё вокруг станет зыбким и неясным и придётся заново, с нуля, выстраивать каждый день…

Под утро он забылся кошмарным сном и едва не проспал приход Ольги Тимофеевны, которая по воскресеньям приводила в порядок его холостяцкое жилье. Она приготовила ему кофе, поговорила с ним о погоде, перипетиях пенсионной реформы и новых штрафах для автомобилистов, по-матерински предостерегая быть осторожным на дороге. Стало легче.

К обеду он собрал дорожную сумку, проверил заранее купленный билет, документы и, сев в «тойоту» направился в аэропорт. Он мчался так быстро, словно хотел сбежать из города – подальше от Даши и своих новых пугающих ощущений. Успокоился Глеб только в самолёте, твёрдо решив, что видеться с ней он больше не будет. Его жизнь давно устоялась, была понятной и предсказуемой. Не было никакого смысла ее менять. А влечение, как он надеялся, скоро пройдёт.

***

Седов любил медицинские выставки, давно чувствуя себя в их праздничной атмосфере комфортно. На этой декабрьской, последней в году, было богато от обилия современной медицинской аппаратуры, ярко от множества огней, людно и суетно. Переходя от стенда к стенду, Глеб энергично здоровался, пожимал руки, весело похлопывал знакомых по плечу, обсуждал новинки, приценивался, узнавал, что нового. Рабочих задач было более чем достаточно, и Глеб воспрянул духом, почувствовав привычный деловой азарт.

Вечером, до предела уставший и голодный, он вернулся в гостиницу. После душа и короткого отдыха спустился в ресторан, плотно поужинал, заказал кофе. Вдруг от едва освещённой барной стойки отделился посетитель и, приветливо махая рукой, направился явно к нему. Глеб удивлённо присмотрелся, а узнав, обрадовался. Это был его однокурсник Эдик, женившийся сразу после выпуска и благополучно осевший в Самаре.

– Привет, дружище Глеб, – они обнялись. – Я тебя целый год не видел! Сегодня хотел подойти, но не успел – ты сбежал. Как здорово-то!

Они некоторое время болтали о знакомых, делились новостями, с удовольствием выпили за рождение второго сына Эдика. Вечер в присутствии давнего доброго друга весело покатился, словно бильярдный шарик по зелёному сукну. Глеб с наслаждением расслабился, радуясь, что все проблемы наконец исчезли.

Вдруг Эдик как бы невзначай спросил:

– Глеб, у тебя неприятности? Глаза грустные, и вообще, ты там, в павильоне, какой-то потерянный сегодня был. Сам не свой.

Оп! Шарик со стуком ударился о бортик стола и нырнул в лунку, остановив плавное течение времени. Глеб досадливо поморщился. Сказать или не сказать? Ну, чем ему может помочь Эдик, давно счастливый со своей Ленкой и уверенный, что это навсегда? Глеб вдруг отчётливо понял, что ему действительно необходимо было с кем-то поговорить – не идти же с такими глупостями к психотерапевту! Его проблема болезненно ворочалась в груди, словно захвативший его инопланетный «чужой», и, как бы он ее не прятал, на самом деле не давала покоя. Хорошо, пусть это будет старый добрый друг Эдик. Через два дня они попрощаются и разъедутся до следующей выставки, Эдик о нём забудет. А ему, возможно, станет чуть легче.

Глеб, снова отчётливо представив Дашу, ответил другу, словно кинулся в воду с обрыва:

– Я встретил девушку, которая мне абсолютно не подходит.

Эдик подцепил вилкой жирную чёрную маслину, отправил в рот, понимающе ухмыльнулся, в его глазах мелькнула скука.

– Она проститутка?

Глеб горько усмехнулся в ответ.

– Нет, наоборот. Кажется, она провинциально невинна.

Эдик перестал жевать и удивлённо поднял густые черные брови.

– Ну, в нынешней провинции редко встретишь невинность, там как раз это качество давно не в моде. Что же тебя смущает? Боишься ее испортить? Как-то я в тебе раньше излишнего благородства не замечал. Или она против?

Глеб расстроился, благодушное состояние исчезло напрочь:

– Да нет, она, похоже, влюбилась в меня. Или я в неё… Короче, я запутался. Если у меня с ней будут отношения, я не смогу ее оставить, это как-то совсем низко.

– Не загадывай наперёд, оставить девушку можно всегда, особенно с квартирой и машиной.

– Понимаешь, она не охотница за приданым. Это девушка для серьёзных отношений, очень проблемная. А я не хочу проблем.

– А какие с ней могут быть проблемы?

– Она удивительно доверчивая, будто не знает боли. Ей всего двадцать три.

– Какая прелесть! Самый лучший возраст для любви! Кажется, плохо твоё дело, друг мой, – Эдик лукаво улыбнулся, словно видавший виды сатир. – А кто тебе тогда нужен? Суперженщина Лиза, разменявшая четвёртый десяток? Кстати, тебе нравится кличка «масик»? Она так называет не только тебя, но и всех остальных особей мужского пола. Сам слышал, когда вы приезжали вместе в Москву. Пока ты с партнёрами разговоры разговаривал, она очень сексуально общалась с другим «масиком».

Глеб на мгновенье представил себе семейную жизнь с Лизой – властной, самоуверенной, легко распоряжающейся им и его имуществом, свободно воркующей по телефону с чужими «масиками» и содрогнулся. На какой-то неопределённый миг Лиза показалась ему чудовищем, способным легко уничтожить не только его деньги, но и его самого. Мысль была мерзкой, и он тут же отбросил ее прочь, списав на действие алкоголя.

К концу вечера они с Эдиком напились вчистую. Эдик сказал, что сразу после приезда в Саратов разведётся с Ленкой. Глеб хорошо запомнил, что они пообещали друг другу никогда не жениться, скрепили своё обещание клятвой и разошлись. Он с трудом добрался до номера, кое-как разделся и зарылся в чистую постель, с наслаждением провалившись в долгожданный сон.

Проснулся ближе к обеду с тупой ноющей болью в голове. Переживания по поводу Даши показались надуманными. Ему стало смешно, что он столько внимания уделил этой малознакомой девушке, и был рад, что, наконец, избавился от дурного наваждения.

Оставшиеся полтора дня он напряжённо работал. Голова продолжала болеть, мысли ворочались с трудом, но это не помешало ему закончить все свои дела. Вечером он с чувством выполненного долга вернулся в гостиницу, надеясь как следует отдохнуть, но последняя ночь в Москве снова оказалась бессонной. Не выспавшийся, злой, Глеб после утренней встречи с партнёрами направился в аэропорт с твёрдым намерением сразу после возвращения сделать Лизе предложение. Пусть будет «масик». Во всяком случае, она его ничем не напрягала, от работы не отвлекала, и это для него было главное.

***

Новая учебная неделя началась, как обычно, – надоевшим звонком будильника, воспитавшим в Дарье стойкое раздражение. Потом была одуряющая дремота на первой паре, повторяющиеся сплетни об ухажёрах смертельно надоевшей старосты, навязчивые мысли о том, как распределить деньги до воскресенья и неистребимое желание сытно поесть. С тех пор, как стало холодно, есть ей хотелось постоянно.

Даша мечтала о горячих мясных отбивных с хрустящей корочкой, салате оливье с докторской колбасой, мамином слоёном пироге с яблоками и корицей. Ещё очень хотелось попробовать бисквитный торт с фигурными кремовыми розами, взбитые сливки в стеклянной вазочке и замороженную ежевику, которая свободно продавалась в супермаркете, но стоила безумно дорого. Все эти гастрономические изыски были Даше не по карману, но она знала, что от души побалует себя хорошей едой дома, на каникулах. Это ее немного подбадривало. А сейчас у неё тянулась обыкновенная служба – как у новобранца в армии. Надо было просто потерпеть и дождаться праздников.

Ей почти удалось не думать в этот день о встрече на причале – совершенно невозможной, из какого-то неясного параллельного мира с белыми чайками и равнодушными к целующимся парам рыбаками. К счастью, постоянно размышлять об этом было некогда, но временами появлялось томительное чувство вины от того, что она так опрометчиво «сделала» незнакомого ей Глеба своим «парнем» и хвасталась им в группе. «Не буди лихо, пока оно тихо», – любила говорить бабушка. Кажется, Даша его разбудила. Своими взрослыми требовательными поцелуями он потревожил в ней нечто до этой поры спящее, незнакомое и опасное – то, с чем она теперь боялась не совладать.

Ей очень понравилось, как он дышал, двигался, целовался, смотрел, трогал пальцами кожу на ее щеке и гладил волосы, когда примерял новый шарф. Она стыдливо представляла себе, что случится, если снять с него одежду, какая у него кожа на ощупь и какой он весь сам. От этих мыслей сердце начинало лихорадочно биться, кровь приливала к лицу. Она закрывала пылающие щёки ладонями и, чтобы никто не заметил, наклонялась низко над тетрадью, пережидая, пока жар схлынет, а сердце успокоится.

С трудом дождавшись конца учебного дня, она ушла в осенний парк и несколько часов бродила там под стареньким зонтом. Аллеи терялись в послеполуденном сумраке. Моросящий дождь вовсю припустил после обеда и, кажется, уже не собирался останавливаться. Голые деревья стояли почерневшие, влажные, листва под ногами стала совсем жухлой, напоминая о том, что на улице декабрь. Мелкие капли без устали шуршали по ее раскрытому зонту, и под их монотонный шорох Даша вспоминала Солнечный Остров.

В школьные годы единственным Дашиным героем был отец, и никто не мог ее убедить, что есть мальчики или парни лучше его. Он всегда помогал ей с уроками и не ругал за тройки. Если у дочки возникали проблемы, он быстро разбирался с учителями и ее обидчиками. Каждый мальчишка и его родители в Солнечном Острове знали, что с Василием Алексеевичем шутки плохи – Дашу, насмешливо называя принцессой на горошине, никто не трогал.

Иногда она сплетничала с мамой о мальчиках из класса – как они скучны и задиристы, мало читают и ничем, кроме футбола, не увлекаются. Она жаловалась, что одноклассники ее не интересуют, а одноклассницы смеются над ней, потому что она не дружит с мальчиками. Мама улыбалась в ответ и отвечала, что Дашина судьба пока не встретилась, но обязательно встретится – причём, самым неожиданным образом.

Когда Даша работала на консервном заводе, к ней проявил интерес молодой водитель. Был он самый обычный, какой-то даже слишком бесцветный и малоразговорчивый, но с виду – порядочный, непьющий. Они вместе прогуливались по пыльным улочкам, пили кофе в придорожном кафе, катались на велосипедах по цветущей весенней степи, иногда целовались. Он был спокойным, обходительным, но Даша ничего не чувствовала, кроме радостного удовлетворения от того, что и она теперь встречается с парнем. Как все.

Спустя месяц он внезапно стал избегать ее и скоро совсем пропал из виду. Ещё через неделю неожиданно явился в контору, вызвал Дашу в коридор. Коротко сообщив, что у него другая девушка, он вежливо попрощался и ушёл без объяснений. Даша сильно расстроилась, погрустила несколько дней, потом как-то незаметно забыла о нём. О его поцелуях она долго вспоминала с досадой, пообещав себе, что ни с кем больше не будет целоваться без любви, даже если ей придётся остаться старой девой.

Глеб ее изменил. Мир вокруг всего за один день стал иным, будто она сделала необратимый шаг из беззаботного детства во взрослую жизнь – сложную, зовущую новыми чувствами, наполненную яркими красками, упоительными запахами и неизвестными отношениями. Ощутив себя лёгким беззащитным созданием, привлечённым ярким пламенем внезапно вспыхнувшего чувства, она больше не понимала, как жить. Той уверенной в себе Даши, прибывшей из провинции, уже не было. Прошлое исчезло, будущее не случилось, в ее распоряжении осталось только настоящее – эти сумрачные декабрьские дни, и в них – томительная безответная любовь.

…Шли дни, Даша мужественно держалась из последних сил, старалась не думать о Глебе и от этих бесполезных усилий думала ещё больше. Иногда, когда ее никто не видел, тихонько плакала. Она бесконечно долго гуляла по парковым аллеям, пытаясь заглушить невыносимую печаль, ее слёзы смешивались с каплями дождя на щёках.

Утешая себя тем, что скоро уедет, наконец, в свой Солнечный Остров и там, в тёплом сытном уюте родительского дома непременно найдёт утешение и заботу, она уговаривала себя немного подождать. Остался всего месяц – холодный, сиротливый, заполненный учебными хлопотами и ее неизбывной тоской по счастью, волшебный взмах крыла которого она ощутила в Южном. Эти мысли не позволяли ей совсем впасть в отчаяние, но легче не становилось.

***

Наступило утро четверга.

Тайная надежда на встречу, тщательно спрятанная под нагромождением безостановочных внутренних диалогов, умерла бесповоротно. Четыре дня – слишком долгий срок, как четыре года. Ей показалось, что душа ее сгорела. И теперь хотелось только одного: вечно печалиться вместе с дождём, который все эти дни не прекращался, и терпеливо ждать, когда боль сменится безразличием.

…После третьей пары, на большой перемене, в институте было, как всегда, оживлённо. В сумрачном вестибюле с длинными перекрученными лианами в деревянных кадках студенты сидели на стульях и подоконниках, болтали, обсуждали новости, бегали к автомату за кофе, делились конспектами. Даша привыкла к этому оживлению, оно ей нравилось. Огромный вестибюль казался ей единственным настоящим центром жизни шестиэтажного корпуса. Здесь все были молоды и полны сил, кругом царило настроение бесшабашной юности, категорически не признававшей заслуженные авторитеты.

После жизнерадостной толкотни возле раздевалки первокурсницы, разбившись на пары и тройки, стали покидать вестибюль. Следом за Викой и ее свитой Даша медленно вышла на крыльцо, полной грудью вдохнула сырой воздух. Надо было придумать, что делать дальше. Сама мысль об этом вызвала спазм в горле – ей не хотелось чувствовать, видеть и слышать. Как было бы замечательно впасть в беспамятство и очнуться через месяц в родном доме.

Вдруг впереди кто-то ошеломлённо воскликнул:

– Девочки, гляньте, какая крутая машина, это к кому, интересно?

– Красавчик! Хорошо бы познакомиться, – раздался весёлый смех, возгласы.

Вика резко остановилась и удивлённо произнесла:

– Неужели сам Глеб Седов? К кому это, интересно, он пожаловал?

Даша застыла. Напротив ворот, прямо возле тротуара, была припаркована знакомая машина – неожиданно чистая среди грязных луж. Возле неё, расслабленно облокотившись на крыло, стоял Глеб. В этот момент она его, наконец, очень хорошо рассмотрела.

Одетый в элегантный кожаный плащ до колен, тёмно-серые брюки и тонкий свитер в тон брюкам, он был безупречен. Светловолосый, бледный, серьёзный, он показался ей похожим на английского джентльмена, который возле шумного института с его бунтарским духом сопротивления всякому порядку, оказался по ошибке.

Он тоже смотрел на Дашу не отрываясь – изучающе, внимательно. Его лицо показалось ей осунувшимся, под глазами залегли тени.

Они так и стояли друг напротив друга некоторое время. Выходившие толпой студенты двигались, переговаривались, смеялись, толкали Дашу локтями, касались сумками. Этот шумный людской поток настойчиво увлекал ее за собой, но она не могла пошевелиться. Вика опомнилась, развернулась всем телом и с нескрываемым злым удивлением уставилась на Дашу. Это заставило ее опомниться. Чуть подвинув Вику в сторону, Даша сделала шаг и пошла ему навстречу на ослабевших ногах.

«Что говорить, когда я уже придумала, как жить без него? Зачем он со мной так жестоко поступает? Я не хочу страдать! Это больно!» – она остановилась на тротуаре и напряжённо посмотрела в его глаза.

Он понял ее без слов, подошёл сам, привычным движением взял за руку и бережно, словно китайскую принцессу в узком кимоно, усадил в машину. Мягко закрылась дверь.

Опустив глаза, Дарья глубоко вздохнула. В этот момент пришло понимание, что так будет всегда: осторожные шаги навстречу друг другу, изучающие взгляды и молчание, понятное без слов.

Он сел на водительское сиденье, включил зажигание. Машина мягко тронулась и, набирая скорость, покатилась прочь.

– Мы куда? – она спросила, чтобы прервать молчание, оно ее тяготило.

– Обедать. И поговорить. Потом я на работу до вечера, тебя отвезу в читалку. А вечером приглашаю в кино. Хочешь в кино?

– Да, наверное…

Он мельком взглянул на неё, уставшую, измученную, – и поспешно отвёл взгляд:

– Я соскучился. В воскресенье улетел в командировку. Прости за то, что не предупредил. Я не понимал, как мне быть дальше. Только приехал из аэропорта. Ты обиделась?

Даша не знала, как отвечать. Молчание – осязаемое, напряжённое – повисло в салоне плотным тяжёлым облаком, всё больше отдаляя их друг от друга. Зачем они так мучаются? Ей в голову пришла мысль решить всё прямо сейчас и перестать себя обманывать. Он из другого мира. Даже заносчивая Лагодина его отлично знает! Длить эти отношения нельзя – ему они не нужны, а она точно не справится. Напрасно он приехал! Кто-то должен сделать первый шаг!

Даша решительно повернулась к нему всем телом:

– Глеб, послушай, у меня есть предложение. Сколько у тебя времени?

– Часа два есть.

– Нам действительно надо поговорить, это важно для меня. Давай найдём место, где никто не будет мешать, закажем кофе.

Он встревожено на неё взглянул, перевёл взгляд на дорогу, помолчал и осторожно произнёс:

– Хорошо, есть такое место. Только ни о чем не спрашивай, доверься мне.

Даша кивнула и стала смотреть в окно. На душе у неё было скверно. Она остро чувствовала, что они оба, не зная, куда двигаться дальше, застряли в каком-то промежуточном, отвратительно неестественном междумирии, – как в том странном сне, когда она собиралась уехать из Солнечного Острова. Только теперь она чётко знала, кто ее ждал в надвигающейся стене тумана, – Глеб. Им обоим надо было срочно оттуда выбираться, оставаться в этом подвешенном состоянии было невыносимо. Получится ли у неё это сделать без потерь, когда он снова так неожиданно приехал?

***

Глеб уверенно вёл машину по городу, легко объезжал новичков с буквой «У» на заднем стекле, ловко втискивался в свободные пространства соседних рядов, вовремя притормаживал перед горящими красными «стопами» передних автомобилей. Если они долго стояли в пробке, он хмурился, потом они снова двигались проспектами мокрого, придавленного низкими набухшими тучами города, который, казалось, никогда не выпустит их из своих лабиринтов.

Минут через пятнадцать они выехали на окраину и свернули в коттеджный посёлок с недавно отстроенными домами. Высокая стела у въезда сообщила, что посёлок назывался «Зелёный Луг». Даша молчала. В конце концов, ей было всё равно, где разговаривать, главное – убедить его, что это абсолютно бесполезные отношения, и прекратить их немедленно, как бы болезненно это не оказалось для неё.

Проехав длинную заасфальтированную улицу, Глеб свернул. Здесь вместо асфальта был насыпан гравий, у заборов вытянулись молоденькие зелёные туи, зафиксированные распорками. Скоро он остановился, достал брелок, нажал кнопку. Автоматические ворота бесшумно сдвинулись в сторону, и машина, шурша протекторами, заползла на засыпанную розовой крошкой площадку.

В огороженном белым кирпичным забором пространстве было пусто – ни куста, ни дерева, только чёрная нетронутая земля на клумбах, огороженных декоративным песчаником. Современный одноэтажный дом с мансардой и балконом под темно-зелёной остроконечной крышей занимал треть участка, к нему был пристроен гараж. У Даши появилось стойкое ощущение, что с этой территории только что ушли строители, – такая она была чистая и необжитая, словно новая, ещё не заселённая квартира.

Глеб вышел и открыл дверцу с ее стороны:

– Вот, здесь я живу. Один. Никто не будет нам мешать. Выйдешь?

Они встретились взглядом, это длилось всего секунду. Даша, натянутая, словно струна, не заметила в его глазах ничего тревожного для себя – только вопрос, выйдет она из машины на его территорию или останется в безопасном месте.

Она протянула ему руку, он вежливо помог ей спуститься на гранитную крошку.

– Пойдём, выпьем кофе. И поговорим.

В доме было просторно, богато и стильно, как в иностранных каталогах по дизайну помещений, которые так любил рассматривать Дашин папа. Входная дверь вела сразу в гостиную с огромным плоским телевизором на стене, перед ним стояло огромное кожаное кресло, больше похожее на небольшой квадратный диван. Прихожую заменял трёхстворчатый шкаф-купе и длинная тумба для обуви. Деревянные настенные панели тёплого орехового оттенка придавали пространству ощущение домашнего уюта.

Глеб помог ей снять верхнюю одежду, спрятал в шкаф, провёл в столовую. Даша удивлённо остановилась на пороге. С потолка на длинном шнуре свисала ярко-красная люстра с широким абажуром. Под ним – ослепительно белый полированный стол с четырьмя мягкими стульями, обитыми кожей контрастного бордового цвета. Полы, выложенные плиткой с мозаичным узором вишнёвого, белого и бежевого оттенков, оживляли комнату, наполняя ее праздничным уютом. Даша озадаченно подумала, что в такой столовой, наверное, невозможно грустить – до того она была весёлой. И эта обстановка совершенно не вязалась со сдержанным характером ее хозяина. Глеб отметил ее восхищение, она это поняла по тому, как он мельком взглянул на неё и удовлетворённо улыбнулся.

Она не знала, с чего начать разговор и уже начала жалеть, что приехала сюда. Деловито загудела кофеварка. В доме было тепло, хорошо пахло пряным травяным запахом. Стул, на котором она сидела, был мягким, удобным, захотелось спать. Ощущение надвигающейся катастрофы куда-то подевалось – будто не ее душа совсем недавно страдала от неразделённой любви, будто не ей предстояло положить конец этим немыслимым отношениям.

Глеб поставил перед ней вазочку с сахарным печеньем, чашку с горячим кофе, сел рядом, почти касаясь локтём ее руки. От терпкого аромата у неё слегка закружилась голова, она с удовольствием отпила, чувствуя, как горячая жидкость согревает ее изнутри. Говорить о серьёзных вещах уже не хотелось. Чтобы как-то выиграть время, начала с ничего не значащих фраз.

– Хорошо в твоём доме, спокойно, красиво. В городе шумно, а здесь совсем тихо.

– Да, тихо. Даже слишком. Я здесь редко бываю.

– Заведи собаку.

Он промолчал, отпивая мелкими глотками кофе. Потом нехотя ответил:

– Нельзя, она умрёт от тоски. Даша, о чем ты хотела со мной поговорить?

Она прижала ладони к горячей чашке, подула на кофе и повернула в его сторону голову:

– Ты мне очень нравишься.

Он попытался что-то быстро ответить, но она отрицательно замотала головой.

– Подожди, – она торопилась, ей мучительно было произносить эти слова, – нам больше нельзя встречаться. Свидание возле моря было ошибкой.

Он изучающе посмотрел на неё:

– У тебя есть парень? Ты выходишь замуж?

– Нет. И не собираюсь. Мне надо учиться. Но именно ты мне настолько нравишься, что это стало болезнью. Кажется, я влюбилась в тебя. Мне очень плохо, это ни к чему хорошему не приведёт.

Ее сердце отчаянно заколотилось, ладони вспотели. Она неуклюже призналась ему в любви и, почувствовав всю нелепость ситуации, окончательно растерялась. Глеб смотрел на неё, не отрывая глаз.

– Почему ты так думаешь?

– Мы с тобой не пара, это очевидно.

Он вздохнул, как ей показалось, с облегчением, и отвёл взгляд.

– Ты знаешь, я тоже думал об этом последние четыре дня, пытаясь самому себе доказать, что мы с тобой разные.

– Доказал?

– Да, практически доказал. Но, когда вышел из самолёта, понял, что все мои доказательства неубедительны. Я снова захотел тебя увидеть. И ничего не смог с собой сделать. Вот, заехал на мойку, вымыл машину, приехал.

Вдруг он поднялся, большой и высокий, отодвинул стул, поднял ее и прижал к себе, ласково поглаживая по спине:

– Дашуня, давай просто попробуем быть вместе. Я устал думать об этом, потому что думаю постоянно, и ничего не могу с этим сделать.

– Зачем я тебе?

– Ты единственная из всех, кого я знал, не притворяешься и не пытаешься меня использовать. Мне трудно это объяснить.

– Мне действительно не нужны твои деньги, они меня пугают.

– Даша, у меня огромный воз проблем. А деньги от того, что я много работаю. Плюс стартовый капитал от семьи. Скажи, ты боишься быть со мной только из-за денег?

Она горько вздохнула и глухо проговорила:

– Я очень хочу быть с тобой. Только я влюблюсь в тебя ещё больше. Ты меня потом бросишь. И мне придётся утопиться в городской речке.

Он погладил ее по голове:

– Возможно, все произойдёт наоборот, это ты меня бросишь. Я не люблю компаний, много читаю, работаю больше, чем надо, и не понимаю шуток. Я не буду возить тебя в ночные клубы и устраивать развлечения, я этого не понимаю. Говорят, что я чёрствый сухарь и никому не сочувствую. Со мной трудно.

– А я всем сочувствую…

Утомившись объясняться, они затихли и некоторое время стояли, прижавшись друг к другу. Потом Глеб пошевелился:

– Посмотри на меня.

– Что?

Они говорили почти шёпотом, будто кто-то мог их подслушать.

– Я не отпущу тебя. Если ты сегодня уйдёшь, то навсегда. У меня не хватит духу встретиться с тобой снова. Для меня всё это слишком серьёзно.

– Что мы будем делать?

– Пойдём в спальню. А сложные вопросы оставим на потом. Давай?

Даша ощутила себя бесконечно уставшей. Она вдруг подумала, что, так и не узнав, какой он, будет жалеть об этом всю жизнь. Стоит ли это сожаление всего одного вечера, который, возможно, расставит всё по своим местам?

Она кивнула. Пусть будет этот вечер. Слишком долгий путь уже пройдён, обратно не выбраться.

– Молодец, умница. Спасибо.