Читать книгу Перекрёсток параллельных миров - Ирина Швед - Страница 3

Вниз по течению

Древний автобус, надрывно чихая, как старая больная кошка, медленно выкатил к станции, остановился, дёрнувшись, словно в предсмертной агонии. Я выбралась из салона и пошла к лесу окольной тропой, не желая ловить на себе настороженные взгляды жителей. Пройдя мимо огромной усадьбы – дома Матвеевых, – скользнула взглядом по дому отцовых родителей. В доме фельдшерицы и путевого обходчика давно жили другие люди, меняли всё, как душе заблагорассудится.

Так, стоп! Я не буду плакать! Не буду. Резко развернувшись, я пошла к старому дубу, туда, где когда-то, кажется, в прошлой жизни, какой-то парень утащил меня в другой мир.

Да! Я решила вернуться. Не сказать, чтобы я сильно мечтала снова оказаться в мире королей, принцев и фей. На королей и принцев я уже насмотрелась, и больше встречаться с ними не планировала, но свидания с феей ждала, дождаться не могла, прикидывая, как выскажу ей всё, что думаю! Зараза! Мало того, что выкинула меня на два года вперёд, так ещё и морду чужую всучила. Приду, потребую, чтобы вернула немедленно! Моя простенькая мордашка, и рядом не стоявшая с эталонами красоты, оказалась дороже всего на свете сразу, как только мне пришпандорили чужое лицо. Конечно, я хотела вернуться, чтобы снова стать собой. И это была первая и самая важная причина.

Второй причиной стало то обстоятельство, что пока я бегала по балам в другом мире, прошло два года, за которые много воды утекло. Когда я добралась до своей комнаты в институтском общежитии, там уже не было ничего моего. Бывшая соседка и новенькая девушка, узнав, что я – давняя школьная подруга Изабеллы Коробкиной, доложили, что Коробкина умерла два года тому назад.

Оценив новость, я поняла, что грядут серьёзные проблемы. У меня с собой был только один документ – загранпаспорт и то обычный, без биометрии, потому доказать, что я – Изабелла Коробкина – было почти невозможно, а получить проблемы – запросто. Если Коробкина умерла, то откуда я взяла её паспорт? Украла, ясный пень. Нет, это не доказательство, а, наоборот, компромат. Представив, что нужно будет сделать, чтобы с чужим лицом доказать, что я – это я, поняла, что проще вернуться в чужой мир.

Добраться до родного городка оказалось несложно – водители междугородных автобусов, идущих в южном направлении, спрашивали наличие только одного документа – купюр Банка России. Приехав в родной город, пошла домой. В моей квартире жил двоюродный брат с женой и ребёнком, который сказал то же, что и бывшая соседка по комнате: Коробкина умерла. Я даже не стала спрашивать, куда дели мои вещи, предполагая, что их выбросили, но не желая точно знать и травить себе душу. Выйдя из дома, ставшего чужим, огляделась по сторонам, вспоминая, какие магазины находятся поблизости. А зачем мне магазин?.. Чтобы купить что-то ненужное?.. Да, чёрт побери! Тут купить – там продать. И я бодро потопала в сторону центра, планируя купить что-нибудь в ближайшем ювелирном магазине, но в итоге не ушла дальше магазина с инструментами. Прикинув, сколько у меня денег, я поняла, что за алмазные свёрла и надфили мне в другом мире заплатят больше, чем за то дешёвое золото или серебро, на которое у меня хватит денег в этом. Потому я отоварилась в магазине инструментов, а на выходе, налетев на какую-то тётку, обогатилась ещё одной классной идеей. Тётка, которую я задела, сходу начала орать, что из-за таких дур, как я, ей придётся покупать новые колготки. Глянула на ноги тётки. Да, дыра мощная, но я тут совершенно не причём… Ой, колготки! Мне же тоже нужны! И не одни! Если мужик не купит инструменты, то тётка за чулки с силиконом и лайкрой душу дьяволу продаст. Оставив всю имевшуюся у меня наличность в магазине косметики и прочей женской муры, я еле-еле наскребла мелочь на автобус.

Теперь же, стоя среди деревьев, я обзывала себя последними словами. Ну, как я попаду в другой мир? Как? Нет, это надо было быть совсем идиоткой, чтобы решить, что я смогу вернуться. Хотя бы попыталась вернуться в том месте, где вошла!.. Тут я застонала от полного бессилия. Ну, почему я не подумала?.. Почему? Вернулась бы туда, нашла вход!.. А где я сейчас вход найду в другой мир? Попрошу? Пустите, мне очень надо в другой мир, мне там должны?

Хлоп! Прямо передо мной возникла арка, светящаяся нежно-голубым светом. Отойдя от изумления, я схватила рюкзак, и не вошла, а прыгнула в проход, испугавшись, что тот закроется раньше, чем я войду.

Треск, удар током. Плюх! Я шлёпнулась на пятую точку, вскрикнула от боли. Куча прошлогодней листвы, в которую я упала, не особо смягчила приземление. Ой, а тут холодно! Бр-р. И какой чёрт понёс меня в другой мир на ночь глядя? Надо срочно искать место, где переночевать.

Бог дураков любит или в другом мире меня пожалели, и дали войти совсем недалеко от лесной избушки, стоявшей в гуще леса. Судя по количеству снега перед входом, и пыли внутри, в заброшенном домике давно никого не было, что порадовало, и внушило надежду на лучшее.

Забравшись внутрь и осмотревшись, я начала растапливать огонь, воспользовавшись чьей-то добротой и запасливостью – у очага были аккуратно сложены дрова. Глядя на разгорающийся огонь, я уговаривала себя, что лиха беда начало. Испорченная меркантильными временами, я считала, что главная проблема в жизни – отсутствие денег, – и наивно полагала, что как только я добуду деньги, проблемы испарятся.

Проснувшись под утро в стылой избушке, я подскочила, начала суетиться, греясь на ходу. Вчера я провела инвентаризацию в домике, и знала, что тут есть ржавый котелок и пара корявых глиняных стаканов, но мне не гостей встречать. Кофейку попить хватит.

Набрав в котелок воды из ручья, подвесила его над очагом, достала из рюкзака пакетики с кофе «Три в одном», упаковку печенья. Пока закипала вода, взяла айфон, изучила карту и выяснила, что до ближайшего городка под названием Елхов – не больше пяти километров. Добегу, не развалюсь, заодно и согреюсь. Попив кофейку с остатками еды и спрятав в дальний угол избушки рюкзак с ненужными пока вещами, я отправилась в город.

Путь меня ожидал недальний, но дорога напоминала кисель из грязи и навоза, и идти по ней было не так и просто. Но вскоре у меня появилась возможность сократить путь. Правда, сначала я сильно испугалась, когда услышала громкий разговор, но прислушавшись, поняла, что ругаются муж с женой. А вскоре я их и увидела. Мужик и толстая бабища топали по тропинке, ругаясь, на чём свет стоит. Баба хотела идти по дороге, а мужик орал, что ради её удобства не будет давать крюк в два километра. Подойдя к тропинке, срезающей путь, и поглядев на жену, которая еле-еле перебирала ногами, мужик плюнул, сказал с досадой: «Вот же раскормил корову! Ладно, по дороге пойдём, а то придётся на себе тащить». Они пошли по дороге, а я, дождавшись, пока они скроются за поворотом, юркнула на тропинку, вившуюся по крутому склону холма.

Вскоре я поняла, почему мужик передумал. Идти по раскисшей тропинке, петляющей меж камней, было тяжело даже мне – молодой и спортивной. Не пройдя и половины пути, я прокляла своё желание сократить путь. Шла бы по дороге, как все, нет, чёрт меня дёрнул.

Но зря я ругалась. Склизкая тропинка, по которой пришлось карабкаться минут десять, всё-таки кончилась, а потом узкая скользкая полоска превратилась в широкий, хорошо утоптанную тропу, что значительно подняло мне настроение. Гладкая утрамбованная колея, по которой с лесопилки в город таскали тяжёлые плоскодонки с дровами, вскоре вывернула из леса на простор – луг или поле, за которым начинался Елхов.

Ух, ты! Елхов был красив! Белоснежные стены домов, красные крыши, зелёные сосны. А летом, наверное, ещё красивее. Но долго разглядывать городок я не стала – сначала дела.

Тропинка привела меня в узкий проулок, который, попетляв по задам участков, выскочил на одну из улиц городка… Холера!.. Я встала у перекрёстка, не решаясь сделать шаг и ступить в жидкую зловонную кашу, чавкающую под ногами. Как-то не привыкла я форсировать пешком реки, созданные из отходов человеческой жизнедеятельности и навоза разных марок. Фу! А воняет как! Я повернула назад, пытаясь убедить себя, что мне не повезло, и я попала туда, где живут свиньи, а вот сейчас выйду на другую улочку, и там всё будет нормально.

Увы. Знакомство с городом оставило в душе горькое разочарование. Такой красивый снаружи, Елхов был отвратителен при ближайшем рассмотрении. В эти времена ещё не додумались до канализации и централизованного вывоза мусора, потому местные жители, особо не мудрствуя, выбрасывали мусор и выливали помои прямо на улицу. Причём, было бы объяснимо, если бы под крыльцо соседа, но нет, жители Елхова так далеко не бегали, вываливали всё прямо у собственного порога. Но зловонное месиво, разлитое по улицам, смущало только меня. Городок жил своей жизнью, шлёпая по канализации, как по лепесткам роз. На улицах – не протолкнуться – люди, телеги, кареты, всадники. Все снуют туда-сюда. Так, городок торговый, понятно, но кому предложить товар и за сколько? Прогулялась по улице, послушала, что говорят люди, посмотрела на витрины и цены, и отправилась в меняльную лавку, которых в городе было – пруд пруди.

Приказчик, услышав звон колокольчика, поднял голову, уставился на меня тяжёлым пронизывающим взглядом. Так, если я буду мямлить, ничего не получу и я, подойдя к прилавку, наклонилась к приказчику, тихо сказала, что есть на продажу дивная вещь.

– Откуда? – насторожился приказчик.

– Оттуда, – я вложила в голос всю многозначительность, на которую только была способна.

– Ах, даже так? – настороженность сменилась удивлением, и даже некоторым уважением. А это с чего вдруг? А приказчик, понизив голос, спросил, – и как там у дяди?

– Нормально. Жив, здоров, чего и тебе желает, – я ответила влёт, сама удивляясь тому, откуда и что берётся, а приказчик, удовлетворённый таким ответом, спросил:

– Так что за вещь?

Я достала из внутреннего кармана куртки плоскую коробочку, открыла, показывая приказчику содержимое. Приказчик, сверкнув глазами, уставился на мои руки. Смотрел пару минут острым хищным взглядом, потом спросил:

– Сколько хочешь?

Вместо ответа я лихо покрутила пальцем в воздухе, рисуя череду нулей. Приказчик прищурился:

– Охолони. Ишь, размахнулась.

– Я ещё не размахнулась, я только руку отводить начала.

Мужик, по достоинству оценив в первую очередь ответ, покачал головой, и назвал цену. Да? За эти копейки пусть купит себе дырку от бублика, и я начала торговаться, попутно удивляясь открывшимся способностям. А ведь раньше я никогда не умела выбивать лучшие условия, и брала, что дают. А тут, поди ж ты! Вот, что значит, некуда бежать.

Приказчик оказался не из уступчивых, стоял насмерть, понимая, что покупает контрабандную вещь. Ах, так, не хочет платить? Значит, заплатит кто-то другой. Вон, тут рядом ювелирка. А вот этот ход помог. Не желая выпускать из рук гарантированный барыш, приказчик резко поднял цену. Я понятия не имела, много прошу или мало, но нагнетать не стала, помня о лежащих в рюкзаке чулках. А, блин! Память моя девичья. Ладно, пока и так хватит.

Приказчик насыпал в мешок грамм триста серебра, бухнул на прилавок. Вот и замечательно. Я схватила мешок, пихнула в карман и, уже собираясь уходить, отдала честь, как это делают американцы: приложив ладонь ко лбу и резко отведя её в сторону, чем вогнала приказчика в полный ступор. Мужик застыл с открытым ртом, а я, понимая, что на этот раз сделала что-то уж совсем не то, вылетела из лавки, ввинтилась в толпу, скрываясь за чужими спинами. Надо срочно переодеться! Срочно.

Я пошла к центру города… ну, как пошла, поскакала по улице, старательно перепрыгивая зловонные лужи и не менее зловонные лепёшки, думая, как они тут живут? От одного запаха можно дизентерией заболеть. Но, чем ближе к центру, тем чище становились улицы, что меня порадовало. Может, удастся спасти от неминуемой гибели мокасины?

Выбрав магазин побогаче, зашла, огляделась. Да, неплохо. Выбор есть. На звон колокольчика вышла тётка, одетая по последней местной моде, окинула меня презрительным взглядом; но, прежде чем мадам раскрыла рот, чтобы выставить меня из магазина, я, сунув руку в карман, многозначительно позвенела серебром. Тётка просветлела лицом, позвала работниц, хлопая в ладоши, начала подгонять девиц:

– Работаем, мамзели.

Мамзели.

Через час я вышла из магазина разодетой в пух и прах. Сразу видно – приличная дама, теперь только надо купить шляпку. О, а вот и шляпный салон! Я зашла внутрь и не поняла, куда попала. В предыдущем магазине на витрине стояли манекены с платьями, и внутри салона были расставлены манекены, на столах лежали отрезы ткани, ленты, кружева и прочее. В этом магазине на витрине красовались шляпки всех мастей, а внутри – пустые диваны и столы. В зал выбежали полуголые девицы, и я поняла, что попала куда-то не туда. Девицы, сообразив, что я зашла в салон по ошибке, заржали, и я не выдержала:

– Да, я ошиблась. Но я-то уйду, а вы останетесь.

Ох, как они на меня глянули! А я развернулась, вышла. Настроение испортилось, покупать шляпку расхотелось, а тут ещё какой-то мажор поставил карету так, что не пройти, не проехать. Пришлось протискиваться между экипажем и стеной здания, и когда я уже почти проскочила, за моей спиной стукнула дверь, меня втянули внутрь, зажав рот какой-то тряпкой. Класс! Сходила за покупками.

От тряпки, служившей мне кляпом, несло сладким дурманом, нагоняющим ленивую дрёму, ту самую, когда всё слышишь и понимаешь, но шевелиться лень. Балдея в этой сладкой неге, я слушала разговор двух мужчин, которые разговаривали где-то у меня над головой, и понимала, что вляпалась. Похитители подъехали к салону, когда я была внутри, и, поскольку у них было задание – выкупить шляпницу помоложе, они меня и хапнули, решив не выкупать, а украсть, что обошлось им значительно дешевле, то есть даром. Но, конечно, они меня не просто так хапнули. Я сама виновата, и извинить меня может только незнание местных условностей, заставлявших всему придавать приличный вид. Желая выглядеть респектабельно, дома с весёлыми девицами прикидывались шляпными салонами, куда я и зарулила сдуру. А ещё я не знала, что в этом мире по улицам без шляпок ходят только развесёлые шляпницы, на чём и погорела.

Карета катила по дороге, мерно покачиваясь на рессорах, как корабль на волнах. Убаюканная этим размеренным покачиванием, я уснула, как убитая.

Простенькая карета быстро проехала по главному королевскому тракту, свернула на лесной просёлок, ведущий к подножию холма, на котором стоял королевский дворец Нейлина. Остановив экипаж у огромного дуба, кучер и его спутник спрыгнули на землю, прошли к дверям экипажа. Кучер открыл дверцу, а подручный, вытащив из экипажа спящую девушку с лицом, замотанным чёрной тряпкой, взвалил её на плечо, как мешок с мукой.

– Тряпку не потеряй, – прошипел кучер.

Продравшись сквозь кусты, мужчины остановились у высокой скалы. Кучер, ободрав разросшийся плющ, надавил рукой на один из камней. С тихим скрежетом стена начала отъезжать в сторону, открывая проход в подземелье. Тяжело вздохнув, кучер забрал у подручного девушку, забросил на плечо и шагнул в темный проход.

Кучер шёл долго. Сначала тащился по тёмному коридору, шлёпая ногами по мокрой земле, потом поднимался по казавшейся бесконечной лестнице. В конце концов добравшись до ровной площадки, мужчина оживился, ускорил шаг. Коридор вильнул влево. Кучер вышел в другой коридор, в конце которого ярко светил свет, льющийся из окна, при ближайшем рассмотрении оказавшегося прозрачным зеркалом, у которого крутился какой-то вельможа, придирчиво себя разглядывая. Понимая, что вельможа не увидит, кучер показал придворному язык, остановился у стены, снова на что-то нажал. Раздался тихий скрип; стена отъехала в сторону, открывая проход в длинную узкую комнату без окон, одну стену которой занимал огромный платяной шкаф, соединённый с буфетом, а у противоположной стены стоял диван, на котором сидел мужчина лет пятидесяти, одетый в простой камзол из чёрного сукна.

Когда открылся потайной вход и в комнату, надсадно пыхтя, ввалился кучер с девицей на плече, мужчина повернул голову, серые глаза глянули недобро, пронзительно.

– Вот, – пропыхтел кучер, подбрасывая на плече ношу, – добыл.

– Клади на диван, – приказал мужчина, вставая и освобождая место для девицы. Подойдя к буфету, он открыл ящик, достал оттуда пол-литровую бутылку, протянул кучеру со словами, – выйди и подожди там. Уйдёшь – шею сверну.

– Как можно? – испугался кучер, попятился, задом выполз из комнаты.

Выйдя в коридор и сев у зеркала, мужчина сделал большой глоток вина из щедро выданной бутылки и, когда у зеркала появился очередной вельможа, показал ему язык и, сложив из пальцев «козу», злобно ткнул прямо в глаза придворному. Зеркало глухо звякнуло, вельможа отпрянул, начал оглядываться, а кучер сказал недобро:

– Вот и бойся.

Пока кучер развлекался, строя рожи придворным, мужчина занимался делом. Снял с ноги девушки кожаную туфлю, отошёл к шкафу, открыл дверцы и, поднеся туфлю к большому чёрному экрану, спросил:

– Кто?

Экран засветился ярко-голубым светом, в центр появилась короткая надпись, заставившая мужчину удивлённо присвистнуть и переспросить:

– Кто? – мужчина недоверчиво покачал головой, прочитал вслух: – Маргарита Кински? Не может быть!! И откуда ж ты взялась-то, Маргарита?

Опершись рукой о стол, мужчина уставился в экран, читая по слогам, как малограмотный:

– Па-зо-ли-ни. Ах, Пазолини! Ну, братец, значит, ты мне всё-таки врал?.. Ахты, скотина! Брат, называется. Подженился по-тихому всё-таки, – повернувшись, мужчина посмотрел на спящую девушку злобным взглядом, усмехнулся, – как тебя приговорили-то. Ну, ничего, я исправлю.

Довольно потерев ладони, он подошёл к дивану, сел на край и, выставив руки над головой девушки, начал произносить размеренным убаюкивающим голосом:

– Слушай меня, Маргарита Кински – дочь Хельмута. Тебе шестнадцать лет. Шестнадцать лет. Открой глаза и повтори.

Девушка открыла глаза, посмотрела прямо перед собой бездумным мутным взглядом.

– Повтори! – приказал мужчина.

– Мне шестнадцать лет, – механическим голосом повторила девушка.

– Молодец. Ты хочешь замуж, – не спросил, а утвердил мужчина. Посмотрел на девушку, приказал: – Повтори!

– Я хочу замуж, – послушно произнесла девушка.

– Очень!

– Я очень хочу замуж.

– За управляющего Ройтте.

– Я очень хочу замуж за управляющего Ройтте.

– Согласна даже на день.

Девушка повторила, вздрогнула и закрыла глаза.

Мужчина выругался сквозь зубы, пробормотал себе под нос, что шляпницы в этом сезоне уж слишком нежные пошли, и начал создавать для девицы гардероб. Минут за десять мужчина набил одеждой и обувью огромный сундук, громко крикнул:

– Сташек!

В комнату вошёл кучер, покорно выслушал указание отвезти девицу в Кастелро и передать на руки королевскому распорядителю и, получив конверт с письмом, забрал сундук, потащил в проход. Вернувшись через полчаса, забрал девушку, снова скрылся в подземном ходе.

Закрыв дверь за Сташеком, мужчина прошёл к шкафу, открыл большую дверь и, пройдя через неё, вышел в пышно обставленный кабинет, успев на ходу превратиться в короля Нейлина – Роберта Первого и облачиться соответственно сану. Сев за стол, его величество взял в руки колокольчик и, тряхнув им над собственным ухом, удовлетворённо произнёс:

– Вот так! – а когда на пороге появился лакей, его величество коротко бросил: – Обед!

Кто-то тряхнул меня за плечо. Открыв глаза, я уставилась на какого-то непонятного мужика, который сказал противным скрипучим голосом:

– Выходите.

Приехали? Куда? Я вышла из экипажа, огляделась, но без толку – на улице было темно и всё, что я смогла рассмотреть – каменные стены с дверями, но без окон. У экипажа стояли двое, разговаривали. Один отдал конверт, второй, принимая из рук письмо, посмотрел в мою сторону, переспросил:

– Маргарита Кински?

– Да, ваша милость.

– Ну-ну, только её тут и не хватало, – и, повернувшись к мужику с противно-скрипучим голосом, сказал:

– Отведи в гостиницу для приезжих.

«Скрипучий» кивнул, обернулся ко мне:

– Идите за мной, сударыня.

Мы долго шли запутанными переходами, напоминавшими лабиринт, пока не добрались до какой-то комнаты, больше похожей на монастырскую келью, чем на гостиничный номер. Мебели кот наплакал: кровать, стол и стул, в углу, за ширмой – нужник и умывальник. Сопровождающий сказал, что завтра днём меня представят её величеству, и вышел, оставив в одиночестве. Скрежетнул, закрываясь, замок. Какая прелесть! Это не гостиница, и не монастырь, а тюрьма. Интересно, тут кормят или я на ужин опоздала?

Ужин принесли минут через десять. Скрипнул ключ в замке, на пороге комнаты показалась горничная: весёлая такая девица с круглыми кошачьими глазами цвета меди. Гостиничная горничная, которая принесла мне ужин, оказалась болтушкой и с удовольствием поведала, что её величество примет меня только завтра.

Вообще-то, я – племянница Ядвиги.

– Вы только ей это в лицо не скажите! – всерьёз испугалась горничная.

Что именно? Что я – племянница?

– Что её величество – тётка, – фыркнула девица, спросила: – Вам чего помочь?

Нет, помощь не нужна. Если только завтра, когда буду собираться на приём к королеве. Горничная обрадовалась, коротко присела, изображая поклон, и выскочила из комнаты, сияя, как начищенная пуговица. Обрадовалась, что до утра не понадобится. Ну горничную я осчастливила, а что насчёт себя? Что там у нас с ужином? Увы, себя порадовать не удалось. На ужин мне притащили овсяную кашу и молоко с хлебом – не разгуляешься. Кашу я есть не стала – никогда не любила эту размазню; поужинав хлебом с молоком, посмотрела на кровать. Да нет, спать не хочу. Выспалась. И что делать?

Я всё-таки легла на кровать. Заложив руки за голову, изучала трещины в побелке, и думала о завтрашнем приёме у родственницы. Но моя безмятежность длилась недолго, пока я не подумала о собственной тётке – Ядвиге Кински. Стоп! Мою тётку звали Надежда Коробкина, причём тут какие-то Кински?.. И я – не Маргарита, я – Изабелла Степановна Коробкина. Да?.. И раньше я жила совсем другом месте… другом мире?..

Через полчаса я уже точно знала, что пришла из другого мира, и это мне не приснилось, и не почудилось. Неопровержимым доказательством служили мокасины фирмы «Пазолини», купленные в Москве на распродаже всего за 999 рублей. А ещё я прекрасно помнила, где родилась, где жила, как попала в этот мир первый раз, и получила чужое лицо. Тут я вскочила, посмотрела на себя в зеркало. Да, это не я. А кто? А! Маргарита Кински. Холера! Фея, чтоб ей провалиться. Зачем она наградила меня чужим лицом и именем? Решила выставить напоказ, чтобы отвести угрозу от настоящей Маргариты?.. Но что может грозить шестнадцатилетней девице? Ой, стоп! Шестнадцатилетней? А мне сколько лет? Мне девятнадцать?..

С возрастом я так и не определилась. Я была точно уверена, что мне шестнадцать, но, сложив время, потраченное на обучение в школе и институте, получила совсем другую цифру – девятнадцать. И как это так получается, я так и не смогла выяснить. Махнула рукой, а потом отвлеклась, услышав, что где-то рядом громко говорят. А где? В толще метровой стены?

Встав, начала обследовать комнату, и тут меня ждал сюрприз: глухая узкая ниша оказалась небольшим коридорчиком, ведущим к огромному окну, занавешенному шторами из тюля. М-да! Кто так напланировал? Подойдя к окну, я открыла створки, выглянула на улицу, вдохнув полной грудью свежий ночной воздух. Ну, и кто тут скандалит?

В этом мире, не знавшем телевизоров, машин и прочих радостей цивилизации, царила необычайная тишина, как в глухой деревне. Благодаря этому звуки разносились далеко, и мне не пришлось сильно напрягать слух, чтобы подслушать грандиозный скандал, бушевавший где-то поблизости. Как я поняла, скандалила какая-то девица. Визгливым голосом, похожим на сирену «Скорой помощи», местная красотка требовала отдыха и развлечений, а мужчина желал, чтобы девица занялась образованием. Девица вызверилась:

– На празднества приедут все! Все! А я должна сидеть дома?

– Почему же дома? – увещевал мужчина, – завтра поучитесь, а потом – во дворец, и веселитесь, как вашей душе угодно.

– Не хочу учиться! – закапризничала девица.

– Надо! – рявкнул мужик, в ответ раздался рык раненой львицы, громко бухнула дверь, что-то зазвенело, видимо, красавица начала бить посуду.

Я проснулась утром, оглядела мрачную келью. И так неважнецкое настроение упало до нуля. Пройдя за ширму, быстро привела себя в порядок и перешла к окну. Раздвинула шторы, в лицо ударил яркий солнечный свет. Блин!.. как же я хочу на свободу! Сев на широченный подоконник, я с тоской смотрела в окно. Какой хороший погожий день. Солнце светит. Небо голубое-голубое, как будто его всю ночь красили и лаком покрывали. А я сижу тут, как в тюрьме.

– Ваша милость! – шасть, у окна появилась вчерашняя горничная. Увидев меня, просветлела лицом, сказала с облегчением, – вы тут! Завтракать подано, ваша милость. Ваше величество примет вас после обеда.

Да? И ладно. А завтрак можно подать сюда? Не хочу сидеть, как в каземате. Горничная округлила и без того круглые глаза, спросила:

– Ваша милость здесь завтракать будет?

А что, это запрещено?

– Нет, но неприлично.

И я не сдержалась, заявила:

– А ты никому не говори.

Девица фыркнула:

– Правду про вас говорят, что вы с причудами.

Да? Кто говорит? Горничная пожала плечами и в простоте душевной начала перечислять звенья цепочки, по которым слухи обо мне добрались и до неё, а у меня волосы дыбом встали. За один вечер и ночь о причудливой Маргарите Кински был извещён весь дворец. Ладно, гоните мой завтрак.

Горничная принесла поднос на подоконник, скрылась с глаз, а я начала разглядывать тарелки, стоящие на подносе. Завтрак оказался приличнее ужина: яичница с колбасой, чай, два пирожных и тарелка с клубникой и сливками. Ммм, какой хороший завтрак. Настроение начало улучшаться, в душе появилась надежда, что всё будет не так страшно, как я надумала. Довольно потерев руки, я принялась за еду, глядя в окно, как в телевизор.

Моя келья находилась в угловой части большого каменного здания, нижние этажи которого, не имевшие окон, служили своеобразной оградой дворцовой территории. Из окна, на подоконнике которого я сидела, открывался вид на огромную усадьбу – богатый дом с парком и прудом, в котором плавали какие-то птицы, похожие на уток. Прямо под окнами проходила дорога, которая тянулась вдоль здания гостиницы и ограды поместья и заканчивалась у оврага, густо поросшего кустарником. Короче, смотреть не на что, но этот приговор был не окончательным, и в корне неверным. В начале двенадцатого в пустынном проулке начался экшн.

Сначала на дороге появился всадник. Я подумала, что кто-то едет в гости к соседям. Спрятавшись за тонким тюлем штор, чтобы не увидели с улицы, я следила за всадником, который никуда не торопился, лошадь не погонял и та еле-еле шевелилась. Но и черепаха приходит к финишу, и как бы медленно ни плелась ленивая или усталая лошадка, всё-таки она добралась до ворот поместья, но молодой человек и не подумал заворачивать коня, проехал мимо! А куда это он? Молодой франт проехал по проулку, разглядывая сад за забором, поскольку больше разглядывать было нечего, доехал до оврага, обречённо посмотрел в провал и, развернувшись, так же медленно поехал назад. Махнув рукой на заплутавшего путника, я отошла от окна – пришла горничная, в компании слуг, притащивших сундук с вещами. Я начала выбирать платье для королевского приёма, но горничная решила быстрее меня, выбрав простенький наряд, и сказав, что так будет лучше. Ну, ей виднее. Не став придираться, я согласилась на выбранный наряд, сказала, что переоденусь позже, и снова ушла к окну. Глянула на улицу, и опять увидела того самого заблудшего франта. А чего он тут круги нарезает? Залип? Пригляделась. А, нет! Это не он. Это другой, но очень похож. Парень проехал под окном, направляясь к оврагу. И этот туда же? Я выглянула в окно, обалдела. Таких красивых и заплутавших в переулке было уже штуки три, включая того, самого первого, и все двигались по уже известному маршруту, делая вид, что они тут сами по себе. А что это за цирк? Но оказалось, что это был только пролог, около половины двенадцатого сонный переулок превратился в оживлённый бульвар.

Сидя, как в бельэтаже, я с удивлением смотрела на постепенно заполняющийся партер – тихий затрапезный тупичок. По дороге кружили уже человек десять, в одиночку и парами, когда в переулок въехал экипаж. Проезжая мимо каштана, росшего почти напротив соседского сада, карета подпрыгнула, накренилась. Кучер натянул вожжи, останавливая лошадей, и, соскочив с козел, забегал вокруг транспортного средства, запричитал, доложил пассажиру – молодому напомаженному хлыщу, – что колесо соскочило. Да ну! Это когда же? Кучер позвал мальчишку, сидевшего в пыли у дороги, отправил его в ближайшую кузню. Остальные «гуляющие» посмотрели на хитреца с завистью и злобой, а я пожалела, что у меня нет времени и денег, иначе я бы открыла под каштаном шиномонтаж. На первом этаже: кузня и колёсная мастерская, на втором: терраса со столиками. Озолотилась бы. Ещё бы знать, ради какого зрелища сюда съезжаются бездельники со всей округи?

Без пятнадцати двенадцать в саду соседнего дома начались первые действия, заставившие кавалеров, крутившихся у ограды, оживиться. Сначала в саду появился лакей, который начал накрывать на стол, и делал он это нарочито медленно, как будто измываясь над почтенной публикой. Потом появился другой лакей, который тащил в руках стопку книг, какие-то свитки и чернильницу. Зрители оживились. Боже, кого же тут ждут-то? Великий Магистр будет судьбу предсказывать?

Прошло ещё минут пятнадцать. Напряжение нарастало. Казалось, что скоро на дороге начнётся драка, первой жертвой которой станет хлыщ, посмевший застолбить самое жирное место. Неожиданно всё стихло. Открылась боковая дверь, в сад вышел мужчина за пятьдесят – важный и представительный, закутанный в длинную чёрную мантию, на голове – конфедератка с золотой кисточкой. И?.. это его так ждут?.. шух, по дороге пролетел ветерок – кавалеры вздохнули в едином порыве. Вслед за учёным вышла… ох, вот это да! Я так ожидала увидеть отличницу-зубрилу, что растеряла все слова, когда увидела вчерашнюю скандалистку. По саду шла живая кукла Барби, модель «роковая брюнетка». Ну, теперь понятно, почему на дороге народу, как на первомайской демонстрации.

Устроившись в беседке, красавица и учёный завели нудный научный разговор, и это стало сигналом для зрителей, которые, оживившись и делая вид, что они тут сугубо по делу, начали прохаживаться вдоль решётки, а те, кто были парами, медленно фланируя по улочке, начали вести научные диспуты. Я смотрела на эту дурную пьесу, исполняемую дурными актёрами, и не могла понять – ради чего затеяно это представление? Зачем девица, кстати, умная, выставляет напоказ свою образованность? Такая красавица в девках не засидится. Или она нацелилась на кого-то определённого? Но, коли так, не думаю, что он суетится тут на дороге.

Учёный, в котором я по голосу опознала вчерашнего оппонента девицы, спросил, поедет ли она во дворец на бал?

– Ах, не знаю, – девица скорчила недовольную гримаску, – что там делать? Развлекаться от зари и до зари?

Чего-чего? А вчера билась за право отдыхать, как львица за свиную тушку. Мужчина весьма здраво заметил, что надо тренировать не только ум, но и тело, и, если девица занимается целый год, можно пару недель и отдохнуть.

– Можно, – согласилась красавица, выдала: – Но я считаю, что мы слишком много отдыхаем. Порядки, введённые Кински, слишком дорого обходятся королевству. Стоит посмотреть, чем закончилась их расточительность в Ройтте.

– Но законы?.. – промямлил мужик, и заткнулся, поскольку девица сразу перебила:

– Это не наши законы, а законы Кински. И мы можем видеть, как они процветают на своих законах.

– Вы одобряете новшества, введённые нашей королевой, пошли ей Небо всяческих благ?

– Конечно. Её величество не раз доказывала, что умнее многих мужчин. Королевство должно работать, а не веселиться с утра до ночи. Или разоримся, как южане-бездельники.

Интересно, она кому это говорит? Или эта красавица собирается замуж за королеву?

Показательная программа по фигурному катанию на чужих ушах продлилась час, пока из дома не вышла дама в строгом платье с белым передничком и в белой наколке. Подойдя к беседке, она начала кудахтать, как курица над яйцом, напоминая господам, что они занимаются «цельный час» и пора сделать перерыв. Учёный важно кивнул, приказал подавать обед, а девица, оглядев стол, не очень убедительно сделала вид, что так занята, так занята, что даже не заметила, как время пролетело. С наигранным сожалением она встала и пошла к дому. Публика, приняв всё за чистую монету или сделав вид, что принимает, проводила красавицу громким перешёптыванием, чем-то смахивающим на аплодисменты, и начала разъезжаться в разные стороны.

Минут через пять после окончания представления в мои комнаты вломилась весело хохочущая горничная. Увидев, что я сижу у окна, она спросила:

– Ну, как, побывали в театре?

В театре? Скорее, в цирке.

– В точку! – горничная засмеялась, – я такое на ярмарке видела. Там учёная собачка столько раз лаяла, сколько ей яблок показывали.

Надо же! Эта простая девушка, сама того не понимая, точно описала суть показанной пьесы. А что это за красавица?

– Это – Гизела Бартош – дочь князя Бартоша. Вы с ней поосторожнее, ей благоволит сама Ядвига.

А!.. понятно. Значит, королева Кастелро любит умных.

– Красивых она точно не любит, – влепила горничная, посмотрела на меня многозначительно, давая понять, что мне там ловить нечего. Да? А как же Гизела?

– Гизела – Бартош, а вы – Кински. Поговаривают, что Ядвига выбрала Гизелу наследницей престола.

Так! Кажется, я знаю, где собака порылась. Маргарита Кински – родственница умершего короля, является законной наследницей, а Гизела – нет. Фея решила послать меня на передний край, чтобы спровоцировать Бартош на военные действия? Засада. Надо срочно бежать куда-нибудь подальше, и чем быстрее, тем лучше. От этих правильных и своевременных мыслей меня отвлекла горничная. Что тебе надо? Обед? Да, неси. Горничная убежала, а я снова уставилась в окно. О, ещё кто-то едет. А это кого принесло? Я проследила за небольшим изящным экипажем, который проехал в ворота, подкатил к крыльцу. Ну?.. Ахты, зараза! Из кареты выбралась Эмилия, неторопливо взошла на крыльцо, скрылась в дверях, а я смотрела на закрывшиеся створки, не зная, что и думать.

Принеся обед, горничная порадовала, что вернётся через полчаса, чтобы помочь одеться к приёму. А что так рано-то? Позже я поняла, к чему была нужна такая спешка.

Минут сорок было потрачено на облачение в простенькое платье: нижняя рубашка, корсет, фижмы, нижняя юбка и собственно платье, в общей сложности, килограммов шесть одежды, которые пришлось волочь на себе. Идя вслед за слугой, я всё яснее понимала, как можно упасть в обморок на ровном месте, да легко, если придётся пройти столько, сколько прошла я. И, если бы меня попросили самостоятельно вернуться назад в свою келью, я бы блудила по дворцовым лабиринтам до конца своих дней. Я не знаю, сколько зданий мы прошли, но подниматься и спускаться по лестницам пришлось не менее десяти раз и, к тому времени, как мы добрались до предбанника, ведущего в королевский кабинет, я мечтала лишь об одном – переодеться. Но, увы, эта мечта пока была недостижима. А вскоре стало ещё хуже. В приёмную, где я ждала вызова в кабинет её величества, вошла Гизела, разодетая в пух и прах в сопровождении учёного мужа. И тут я дала маху – не присела, как положено, да ещё и посмотрела на Гизелу сверху вниз. Только заметив, как в глазах девицы зажглись злобные огоньки, поняла, что нажила себе врага. И это только потому, что не присела в книксене? Я боюсь и думать о том, что будет, если я попытаюсь увести у неё кавалера. Но будущее показало, что это были только цветочки. Когда из королевского кабинета вышел секретарь её величества и громко сказал:

– Её сиятельство Маргарита Кински, – и сделал приглашающий жест рукой, за моей спиной раздалось злобное шипение:

– Ссссс…

Я оглянулась, чтобы узнать, какой змее наступила на хвост. Встретилась глазами с Гизелой… Холера!.. Бежать, бежать в дальние леса!

Её величество, королева Кастелро Ядвига Первая, когда-то красивая, но сильно потасканная женщина за пятьдесят, окинула меня таким взглядом, как будто ей не родственницу представляют, а крысу на подносе. А что королеве больше не понравилось, мой внешний вид или моя фамилия?

Секретарь прошёл к столу, что-то тихо сказал на ухо её величеству. Та покосилась на мужчину, отмахнулась небрежно, перевела на меня тяжёлый взгляд гремучей змеи, сказала без тени радости в голосе:

– Рада видеть свою родственницу живой и здоровой…

Тут я не нашла ничего лучше, чем присесть в реверансе. Королева удовлетворённо кивнула, спросила:

– Почему вы решили покинуть Пазолини именно сейчас?

Я не поняла вопроса, потому только ниже склонила голову, но Ядвига, кажется, ответа и не ждала. Пообещала позаботиться о своей юной родственнице, то есть, обо мне, и дала понять, что приём окончен. Меня попросили подождать в приёмной.

Когда я вышла из королевского кабинета, Гизела уставилась на меня, как будто что-то выискивая. Ищет следы благожелательности королевы? Бедолага, как её плющит-то! А, может, сказать, что я не претендую?.. нет, не буду. Всё равно ведь не поверит. Ну, и пусть дальше дурью мается.

Не зная, сколько придётся ждать, я прошла к окну, села на стул, чем заслужила очередной прожигающий взгляд от Гизелы. А что? Ну, не знала я, что кресла в королевской приёмной стоят не для сиденья, а для красоты. И что, убить меня за это? Но, кажется, Гизела и на такое была готова. Ёжиться под пронизывающим взглядом красотки мне пришлось недолго – минут через пять красавицу и её спутника пригласили в кабинет, а следом пришла статс-дама, которой было приказано проводить мадемуазель Маргариту в отведённые для неё комнаты. Тётка бросила на меня удивлённый взгляд. Я встала, присела в коротком книксене, окончательно вогнав важную даму в ступор. Да что ж такое-то? Тётка приказала идти за ней, резко развернулась, шурша платьем, пошла к дверям. Я поплелась следом, как собачка на поводке, мечтая добраться куда-нибудь, где можно будет снять тяжёлый наряд.

Дежурная статс-дама провела меня по дворцу к широкой лестнице, которая на площадке между вторым и третьим этажом делилась на два рукава, расходящихся в противоположные стороны. Мы пошли по лестнице, ведущей вправо – на женскую половину.

Когда мы поднялись на площадку, нас встретила дородная дама, которая сидела у входа, как вахтёрша в общежитии. Оглядев меня с ног до головы, дама достала из ящика стола связку ключей, встала и пошла к ближайшей от входа двери, сказав, что именно эти комнаты выделены для Маргариты Кински.

– Её вещи? – статс-дама обратилась к ключнице так, как будто меня в коридоре не было.

– Уже доставили.

Меня впихнули в комнаты, сказав, что ужин будет в семь. Закрылась дверь, и я тут же услышала, как ключница спросила:

– Это та самая?

– Да! Вы представляете, эта нахалка посмела сидеть в королевской приёмной.

– Дрянь! Считает, что родство с Хельмутом даёт ей право вести себя, как заблагорассудится?

– Очевидно.

Холера!.. кажется, я попала.

Голоса в коридоре начали удаляться, и я пошла оглядывать выделенные мне комнаты. На взгляд Изабеллы Коробкиной, мне предоставили просто царские хоромы – три комнаты: гостиная, спальня и будуар, соединённый с гардеробом. Тогда я порадовалась, хотя надо было расстраиваться. Маргариту Кински поселили так, что всем посвящённым стало понятно – этой гостье во дворце не рады. Были бы рады, поселили бы не в гостевых покоях, но я этого не знала, потому не расстраивалась. Хотя… а мне какая разница? Ну, живу, где живу.

Около семи пришёл лакей, которому было приказано проводить меня в столовую, где ужинали те, кого не пригласили за королевский стол. И тут я испытала первое жестокое разочарование: местное великодушие оказалось лишь видимостью – красивой витриной, прикрывающей жестокие придворные нравы. Статс-дамы и фрейлины Её величества сплетничали и злословили так, что уши в трубочку сворачивались! А я-то, дура! Ага, грязью тут не поливают. Да куда там! При дворе Ядвиги не жалели дёгтя, щедро поливая чужие заборы. Представляю, что будут говорить обо мне, когда меня не будет в комнате!

Второе разочарование постигло меня чуть позже, когда я, вернувшись к себе, устроилась в гостиной у камина. Не прошло и пяти минут, как в комнаты без стука вломилась статс-дама, одна из тех, что дежурили на входе в гостевое крыло. Пробуравив меня взглядом, дама, давно похоронившая в душе буйную молодость, учинила допрос. Почему не раздета? Почему сижу в гостиной? Почему свеча на подоконнике горит? Какой собаке Баскервилей путь освещаю? Нет, последний вопрос дама не задала, но меня выставили из гостиной, приказав отправляться спать. Бросив на меня испепеляющий взгляд, и пообещав прийти через полчаса и проверить, дама вышла, грозно стукнув дверью. Нормально? Вот это я попала в детский сад строгого режима. Решив не нарываться на неприятности в первый же день, отправилась в спальню. Переоделась в длинную ночную сорочку, легла в кровать. Дама не обманула, пришла и проверила! Одно радует, убедившись, что я уже в кровати, проверяющая успокоилась, а зря.

Как только она ушла, закрыв за собой дверь, я выбралась из кровати, открыла окно – в хорошо протопленных комнатах было душно. Сквозь открытые створки в комнату ворвался свежий воздух. Какая благодать!

Разглядывая сад, я думала о том, как удрать из Кастелро, и куда удрать. Над головой мелькнула тень, заставив отшатнуться. На козырёк крыши приземлилась какая-то птица, посмотрела на меня, ухнула:

– Красивая какая.

– Не завидуй. К красоте прилагается масса побочных эффектов.

– Что? – птица чуть не свалилась со своего насеста, закудахтала, как курица, увидевшая лису, – фея? Лесная фея в королевском дворце? А что творится в этом мире?

Вот и мне интересно.

Воровато оглядевшись по сторонам, птица, распахнув крылья, взлетела в воздух и, заложив лихой вираж, спикировала в комнату, как «Сушка» на авиашоу. Приземлившись на спинке кресла, приказала:

– Окно закрой, вдруг услышат, – повертела головой, внимательно рассматривая, спросила прокурорским тоном: – Ты меня понимаешь. Значит, ты – лесная фея. Из какого леса?

– Из подмосковного.

Птица немного подумала, перебирая названия местных лесов, вынесла вердикт:

– Такого леса нет. Откуда ты?

Холера! и я начала рассказывать всё с самого начала, ведь вряд ли кто-то поймёт, даже если птица решит меня сдать. Птица слушала, выпучив на меня и без того круглые глаза, а когда я закончила, насмешливо поинтересовалась:

– А ты ещё кому-нибудь это рассказывала?.. Нет?.. И не рассказывай. Это я – птица добрая, доверчивая.

Что? Она хочет сказать, что я вру?

– Я – не она, я – он. Сквич – сыч домашний. А что бы тебе и не врать? Цену себе набивать.

И я даже не нашлась, что ответить. А! нет, есть, что ответить! Я порылась в вещах, достала айфон, показала птице, спросила:

– А это, по-твоему, что? Где у вас такое производят?

– Ну, коробка. Чёрная. Дерево?

– Сам ты дерево! – мне стало так обидно! Нет, это же надо! Я сказала чистую правду, а мне не поверили. Как это может быть?

– Запросто. Или ты думаешь, что раз мы туда попасть не можем, то ничего о другом мире не знаем? Нет там лесных фей. Там и лесов-то, почитай, нет. Всё извели на волшебство.

Не поняла. На какое? И тут птица начала рассказывать о сказочном мире, который волшебный, волшебнее не бывает. И по воздуху там люди летают, и под водой плавают, и у каждого там квадрилиусы имеются – по всем комнатам наставлены, и всё они знают, и всё они видят. И любого человека могут скопировать и у себя дома поставить, чтобы управлять им.

Я слушала и понимала, что в чём-то птица права, и именно поэтому переубедить её будет очень сложно. А Сквич, заканчивая описание сказочного соседнего мира, сказал:

– Там такие колдуны живут, что тебе до них, как до звёзд! Так что сиди, и не чирикай. Из другого мира она! Ага, а я – орёл горный!

Птица просидела у меня почти до часу ночи. Узнав, что я не умею колдовать, Сквич заухал насмешливо, сообщил, что я – бестолковая, и начал учить уму-разуму. С его помощью к полуночи я смогла создать чашку чая, и этот успех наполнил мою душу надеждой, что я смогу устроиться в этом мире. Я – фея, а феям, как и птицам, деньги не нужны! Прям сказка, да и только, но птица со мной не согласилась:

– Где ты тут сказку увидела? Обычная жизнь, скучная и неинтересная.

Ну, да. Ну, да. А я – орёл горный.

Не став спорить с упрямой птицей, задумалась. Передо мной открывались почти неограниченные возможности. Если птица не врёт, я могу обеспечить себя едой и одеждой, даже жильём. Только придётся попотеть. Птица начала бухтеть, поучая, и я не выдержала. Хватит умничать! Да я с шести лет только и делаю, что учусь, а читаю вообще с трёх с половиной! Сквич оживился, переспросил:

– Читаешь? Ты умеешь читать? Ты только никому не говори, чтобы за умную не приняли.

Холера пернатая! Как я понимаю, в этом королевстве только Гизеле позволено быть и красивой, и умной.