Читать книгу Татьяна - Ирина Воробей - Страница 6

Отец разбудил ее около девяти утра. Татьяна спросонок ему нагрубила.

– Прости, Куколка, – уязвленным тоном ответил он. – Я просто подумал, что ты захочешь сходить на выставку Вадика.

Девушка устало уткнулась лицом в подушку.

– Я пойду после обеда, – пробормотала она, зажевав наволочку.

– Ну, ладно, – нарочито легким тоном, словно его задели ее слова, проговорил отец и покинул комнату.

Они с Дмитрием быстро собрались и уехали вместе, оставив девушку одну в квартире. Она еще два часа пыталась уснуть, ворочаясь в постели, а потом, осознав, что уже не получится, решила встать и позавтракать. Ей остро не хватало Рыжки, которого бы тоже надо было покормить, приласкать и потискать для собственного умиротворения. Вместо этого пришлось обнимать обслюнявленную подушку.

Девушка все делала медленно. Лениво приготовила глазунью, так же нерасторопно ее съела, отвлекаясь на политические видеоролики, еще медленнее принимала душ и очень долго красилась и причесывалась, хотя макияж в итоге оставила самый простой. Из одежды выбирать особенно было нечего. «Надо еще костюм купить или платье деловое», – подумала она с досадой, оглядев убогий гардероб из футболок, легинс и нижнего белья.

Пришлось натянуть джинсовые скинни и техасскую рубашку в красно-черную клеточку – единственное из нормальной одежды, что она додумалась взять с собой. Татьяна порадовалась, что хотя бы захватила туфли на каблуках, хотя уже через секунду испортила себе настроение мыслью: «Для чего ты стараешься? Ему все равно плевать на тебя, хоть голой приди». Опять стало обидно. Захотелось остаться дома, укутаться в одеяло и страдать, бессмысленно пялясь в окно, но желание его увидеть хотя бы краешком глаза заставило девушку покинуть квартиру.

В галерее, в которой проходила выставка, Татьяна в детстве была не раз вместе с Дашей. Она хорошо запомнила дорогу, просторные белые залы с арочными окнами и странные инсталляции, что украшали там лестницы и коридоры. Посетителей пришло много. В узких проходах порой было не разойтись. Галерея имела множество залов больших и маленьких. Из-за массовости публики казалось, что одновременно во всех помещениях открывались новые выставки.

Татьяна поднялась на четвертый этаж и вошла в продолговатый длинный холл, больше напоминающий коридор с широким проходом. Картины висели на стенах по обеим сторонам. Люди медленно передвигались друг за другом от работы к работе по кругу, как стрелки механических часов. Все еще боясь наткнуться на Вадима, а еще больше на Соню, девушка сразу примкнула к внимательным ценителям современного искусства и встала напротив первой картины, что занимала почти весь промежуток белой стены между окнами.

Панно было полностью сделано из мозаики в советском стиле и изображало огромные чаши весов, с одной стороны которых стояли два одинаковых бесполых человека, а с другой – худой и толстый, тоже бесполые. Чаши пришли к идеальному балансу. Людей художник показал карикатурно, геометрично, только основные черты и части тела, без детализации. Картину наполняла желто-коричневая гамма, что наводило на ассоциации с выцветшим социалистическим плакатом. Называлась она просто «Статистика № 3». Описание поясняло, что художник своей работой хотел передать искажение реальных данных статистическими методами, и абсурдность принятия важных решений на их основе.

Татьяна зависла на минуту в обдумывании этой идеи, а потом, когда ее подвинула невежливая троица зевак, перешла к следующей работе, которая называлась «Статистика № 7». Она показывала учебный класс с безликими, словно отштампованными на заводе, игрушками с одинаково овальными головами без глаз, носов и ртов вместо реальных учеников. Все сидели по струнке смирно на партах, обращенные к учительнице, что стояла в углу с искаженным ненавистью и презрением лицом.

В этой картине мозаика смешивалась с живописью. Фигуры учеников были вылеплены из серой керамики, зато над головами висели живописные облака их мыслей. У пяти ближайших из первого ряда мысли передавали мечты: первый хотел стать музыкантом и играть на гитаре, второй – рисовать летние пейзажи, третий – копаться в документах с непонятными текстами, четвертый – играть в футбол, а последний – решать уравнения. В голове учительницы стояла почти та же картина учебного класса с безликими учениками, только каждому был присвоен рейтинг от тридцати до ста. Татьяна только спустя минуту разглядывания поняла, что эти цифры показывали экзаменационные баллы. Об этом же говорилось и в описании, а еще о бездушности нынешней системы образования, для которой цифры в отчетах важнее реальных запросов ее прямых пользователей – молодых людей, что ищут себя в этой жизни и ровно поэтому не могут найти. Девушка испытала досаду внутри, потому что ее это тоже коснулось. Она решила не задерживаться у картины, чтобы не развивать негативные мысли, хотя они все равно впивались в самую душу.

«Статистика № 11», как гласило описание, отражала жестокое равнодушие к человеческой жизни, как к единице общества, подменяя ее на цифры в многочисленных списках погибших. Из натурального камня серых тонов на все полотно растянулись кажущиеся бесконечными ряды могильных надгробий, которые уходили в перспективу справа налево и снизу вверх. На каменных памятниках, имеющих одинаковую арочную форму, изображались фотографии безликих людей и указывались годы их жизни. В первых четырех колоннах годы смерти совпадали с годами Первой мировой войны: в первом ряду все умерли в 1914-ом, во втором – в 1915-ом и так далее. Годы смерти следующих колонн совпадали с годами Второй мировой войны. А в последней колонне вместо годов жизни стояли вопросы. Эта колонна надгробий являлась самой ближней к зрителю. В каждом памятнике в местах, где должны быть фотографии погибших, художник вставил овальные зеркала. Самое первое и самое крупное зеркало как раз вмещало взрослое человеческое лицо целиком и располагалось на высоте среднего мужского роста.

Татьяне нужно было отойти подальше, чтобы поместить голову в его центр. Состыковавшись, она невольно разинула рот, испытав не столько страх, сколько отвращение и острое чувство несправедливости, словно смотрела на собственное надгробие. Такое внезапное осознание конечности в череде погибших людей, отдавших жизни непонятно, за что и как, затрагивало самые больные струны души.

Непроизвольно она отступила на шаг назад, чтобы убрать лицо с надгробия, и уткнулась в кого-то. Ее обдало ароматом ментола, затем обоняние распознало хвою. Душа согрелась теплом, словно почувствовала запах родного дома. Сердце сначала на мгновение сжалось до сингулярности, а затем вспыхнуло и застучало с утроенной силой.

– Не такая уж ты и страшная, – раздался любимый голос над самой макушкой, – чтобы так шарахаться.

Девушка обернулась и увидела веселое лицо с большими карими глазами, слегка прищурившимися от улыбки. Два верхних белых клыка выбивались из ровного ряда зубов. Из подбородка торчала парочка недобритых русых волосков. Голова, как всегда, была растрепана. Вадим стоял, упершись руками в бока. Обомлев, Татьяна несколько нелепых секунд не смогла выдавить ни звука, только хлопала губами бесшумно, не смыкая их до конца. Коронным нахальным взглядом он заставлял ее краснеть и волноваться еще сильнее. Только сжав руки в кулаки, она смогла собраться с мыслями.

– Это картина страшная, – сказала девушка на выдохе.

Улыбка пропала с лица Вадима. Он вскинул брови и скрестил руки на груди, немного напрягшись.

– Поясни.

– Ну, слишком жестоко и правдиво, – нахмурила брови Татьяна. – Нельзя таким тыкать в лицо. Общество еще возьмет и одумается.

В конце она выдала слабую улыбку. Парень коротко посмеялся, приподняв подбородок.

– Я вот, как и все, предпочитаю оставаться в Секторе Б, – добавила она и посмотрела на него прямо.

От радости видеть любимое лицо улыбка расплылась по щекам самовольно.

– Ты же в курсе, что земля круглая? – улыбнулся Вадим в ответ, заглядывая в глаза.

Татьяна медленно кивнула, чувствуя, как тают ноги, и руки, и голова, и сердце под теплом его добродушного взгляда. Он чуть поправился – перестал быть тощим. Посвежел и как будто даже порозовел. И оделся, наконец-то, прилично: в целые классические джинсы и небесно-голубое поло, чистое, наглаженное, новое. Даже цветастые кроссовки не были запятнаны.

– Вот и встретились, – тихо вымолвила она, улыбнувшись только кончиками губ.

Вадим уже не улыбался, но не отводил глаз. Она была готова отдать все, что имела, за возможность прочитать его мысли в эту минуту. Но взгляд его никак не выдавал, как и застывшее лицо, и неподвижная поза. Оставалось только глубоко вздыхать в неведении.

– Давай через десять минут на улице у входа, – бросил он и сорвался в сторону к белой, почти незаметной, двери в конце зала, не оставив Татьяне возможности ответить.

Взглянув на часы, она засекла время и решила посмотреть еще хотя бы пару работ, прежде чем покинуть выставку. Рядом висящую картину она узнала сразу – кровавый узор из множества трупов молодых девушек, которую он уже ей показывал. Узор этот назывался «Статистика № 1». Татьяна закрыла глаза на секунду, и замотала головой, чтобы сбросить с себя вину, от которой все равно никуда не могла деться. Решив, что с нее хватит, выбежала из зала. В памяти до сих пор стояли изувеченные трупы с вывалившимися внутренностями в том виде, как она их запомнила еще тогда, в мастерской Вадима в Москве, когда он впервые продемонстрировал этот ужас. Как она ни трясла головой, кадр из головы не пропадал, но оживленная улица, хмурые прохожие и шустрые автомобили перетянули внимание на себя.

Девушка встала справа от входа и несколько раз глубоко вдохнула вонь выхлопных газов. Вадим появился перед ней через несколько минут и сразу достал сигарету с зажигалкой. Татьяна смотрела сосредоточенно, разглядывая костлявые пальцы, бледно-розовые губы и острые скулы. Парень втянул сигарету и, задержав на секунду дыхание, быстро выдохнул серый негустой дым в сторону. Глаза его бегали по ее лицу, внимательные, слегка прищуренные, серьезные. Они постояли так с минуту, разглядывая друг друга, будто искали по десять отличий с момента последней встречи.

– Продуктивно у тебя запой проходит, – шутливо заметила Татьяна, чтобы перестать пожирать его истосковавшейся душой.

Взгляд она направила в трещину на бетонном тротуаре, сквозь которую просачивался зеленый сорняк. Парень мотнул головой.

– Вечно все планы коту под хвост, – выдавил он усмешку и снова глянул на нее самоуверенно.

Щеки вдавились внутрь. Дым вышел через нос. Сигарета осталась в зубах.

– Кстати, о котах, как там твой Рыжка?

Она столько месяцев жаждала этого взгляда, но глаза норовили уйти от него, хотя прятаться было негде. Румяниться девушка перестала, но все внутренности обжигало непонятное чувство из смеси эмоций, которые она не могла до конца распознать. В этом было и что-то интригующее, и обвиняющее, и досадующее, и смущающее. И что-то еще. Много чего еще. Все это пробирало до самых тонких нервных глубин. Хотелось сдаться и растерзать собственную грудную клетку, чтобы больше ничего не испытывать.

– Живет со мной и Адлией, – глаза Татьяны снова убежали в трещину на асфальте. – Но спит только со мной.

Под воздействием улыбки и приятных воспоминаний взгляд метнулся вверх – к его лицу, чтобы уловить одобрение, но тут же, словно ударившись о невидимый барьер, перебросился на маленький логотип на поло.

– Смотрю, твои планы тоже пошли коту под хвост. Буквально, – усмехнулся Вадим и сделал пару быстрых затяжек.

Татьяна вопросительно на него посмотрела, сдвинув брови.

– Ну, ты хотела спать со всеми подряд, – он выпустил дым, – а спишь с котом.

Девушка рассмеялась, вспомнив, как они делились дурацкими планами после расставания, когда возвращались из Питера в Москву. Парень рассмеялся следом, а потом, выбросив сигарету в ближайшую урну, махнул рукой в сторону перекрестка и сказал:

– Пойдем, угощу тебя капучино.

– Вообще-то, мне еще деловой костюм надо купить, – попыталась она возразить, взглянув на часы, которые указывали на половину пятого вечера.

– Успеешь, – Вадим просто двинулся вперед.

Татьяне пришлось его нагонять. Они вошли в кофейню, что находилась через дом от галереи. Казалось, здесь даже стены пропахли кофейным ароматом. За оранжевой стойкой их с искренней доброжелательной улыбкой ждала розовощекая девушка с оранжевым козырьком и в таком же фартуке. Вадим быстро осмотрелся кругом, немного задержав взгляд на панели с меню, и заказал себе черный фраппе с сырным круассаном. Татьяна оценивала напитки на предмет их стоимости. Цены ей понравились.

– Мне капучино и миндальное печенье, – сказала девушка, когда оба, парень и бариста, посмотрели на нее. – И я плачу.

Вадим удивился с улыбкой. Она усмехнулась и кокетливо притянула левое плечико к подбородку.

– Я понимаю, что в твоей крови кипит джентльменство, но дай и мне тебя угостить. У тебя ведь выставка открылась.

Парень поджал губы и сощурил левый глаз, но не стал возражать и уступил ей место перед кассой. Получив напитки, они выбрали круглый столик у окна на металлической подставке, которая скреблась о каменный пол. Кожаные стулья с круглыми спинками при этом оказались весьма удобными. Для большего комфорта на каждом лежала диванная подушка ярко-оранжевого цвета. Татьяна откинулась назад, поставив напиток и блюдце с печеньем на край стола.

– К завтрашней встрече костюм покупаешь? – спросил Вадим, ерзая на стуле в попытке с наибольшим удобством пристроить худой зад.

– Ты знаешь? – удивилась девушка и пригубила горячий капучино, оставив под носом тонкий слой молочной пенки, которую затем слизала языком.

– Мать рассказала. Она и меня хочет в это втянуть.

Татьяна замерла и выпучила глаза. Рука с тяжелой чашкой застыла перпендикулярно подлокотнику.

– Она попросила меня вложиться в бар, чтобы увеличить бюджет и при этом не потерять контроль, – усмехнулся парень и с булькающим звуком сделал глоток кофейного напитка.

Сквозь прозрачные стенки стакана Татьяна следила за движением кубиков льда.

– А ты что?

Вадим вздохнул и опустил взгляд на круассан, к которому пока не притронулся. Тот, румяный и пышный, манил сладким ароматом печеного теста.

– Не знаю. Я ведь впервые хоть какие-то деньги заработал, – ответил он, помешав лед деревянной палочкой, на которой поместился бы большой пломбир. – И сразу вкладывать все в мутный бизнес…

Сделав еще один сочный глоток, парень вдруг усмехнулся и уставился на Татьяну с легкой толикой коварства, которого в нем она раньше не замечала.

– С другой стороны, меня прельщает возможность стать твоим боссом.

Девушка насупилась и закатила глаза, решив заесть растерянность и смущение печеньем. Сделав пару осторожных глотков, она смелее на него посмотрела.

– Будешь носить мне кофе? – ухмыльнулся Вадим, продолжая помешивать фраппе.

– Еще чего, – в шутку возмутилась Татьяна. – Только если ты мне будешь его готовить.

Парень выдавил смешок.

– Значит, ты не против, чтобы я в этом участвовал?

Он поймал ее взволнованный взгляд. Ей показалось, что она себя выдала с потрохами, но парень смотрел безэмоционально. Ухмылка пропала. Коварный прищур исчез. Лицо стало ровным.

– С чего мне быть против? – почти оскорбленно спросила она, опуская глаза на белую пенку, обсыпанную корицей.

– Ну, у нас все-таки что-то было, – парень пожал плечами. – А тут я теперь – твой босс… Вдруг ты по мне все еще страдаешь.

Татьяна надеялась, что не станет рефлекторно отвечать на вызывающий взгляд, но глаза не слушались. На мгновение девушку прожгло его насмешливое любопытство, но ей удалось быстро перевести взгляд на оранжевые салфетки в деревянной подставке на свободном столике в углу кофейни. Сердце заколотилось. Ей мерещилось, что пульсировали вены, которые выступали из-под тонкой кожи на белых запястьях. Но, абстрагировавшись с помощью салфеток, за несколько секунд она смогла взять себя в руки. Устремив в лицо напротив ироничный прищур, Татьяна спросила:

– Может, ты сам до сих пор по мне страдаешь?

Вадим откинул голову назад, выперев острый подбородок, и хмыкнул с поджатыми губами. Глаза сузились язвительно.

– Может, – выдавил он со смешком.

Она не смогла сдержать дрожащий вздох. Рот непроизвольно слегка приоткрылся, чтобы втянуть воздух, которого сразу стало не хватать. В голове мгновенно образовались тысячи прыгающих мыслей, а в душе зажегся слабый огонек надежды. Через несколько томительных секунд он опустил взгляд.

– А если серьезно, то я рад, что это не будет проблемой, – сказал парень с добродушной улыбкой. – Да, у нас была история, но она ведь закончилась.

Он снова посмотрел на нее без эмоций, без укора и без насмешки. Девушка прикрыла глаза ресницами, чтобы спрятать разочарование.

– По крайней мере, у меня теперь есть Соня, – продолжал Вадим леденящим душу спокойным тоном. – У нас нет поводов выкидывать друг друга из жизни. Особенно когда ты так тесно общаешься с моей матерью, а я – с твоим отцом. Я думаю, мы могли бы дружить. Или хотя бы приятельствовать.

Татьяна закивала, но долго ничего не говорила, закусывая боль печеньем и запивая все вместе молочным кофе. Вадим терпеливо ждал, взявшись за круассан. Лед в его бокале продолжал медленно вертеться по стенкам.

– Здорово, – выдохнула она, когда от печенья на блюдце остались только крошки, – что мы, наконец, поговорили. Я тоже надеюсь, что мы… подружимся.

Выдавив неискреннюю улыбку, она взглянула на него в попытке изобразить равнодушное беззлобие. Парень одобрительно качнул головой и поднес бокал к губам. Еще несколько тяжелых для Татьяны минут они сидели молча. Вадим наслаждался выпечкой. Снова вел себя так, будто ему комфортно, как дома. Ее все заставляло сжиматься изнутри, а он, наоборот, развалился в кресле, активно двигал челюстями, с детским любопытством оглядывая простенький интерьер кофейни, и периодически булькал кофе.

– Мне, кстати, тоже надо хотя бы рубашку прикупить, – сказал парень, разбив уплотнившуюся вокруг Татьяны ауру уныния и отчаяния.

– Пошли вместе, – предложила она, вздернув уголки губ вверх на мгновение. – Ничто так не укрепляет дружбу, как совместный шопинг.

Вадим посмеялся. Она смотрела на него тоскливо, украдкой, пряча взгляд то в полу, то в чашке с кофе, и не знала, что ей делать: плакать или смеяться. От его задорной улыбки хотелось радоваться. Но причиной этой улыбки была теперь не она. Кровоточащее сердце теснило душу и заполняло грудь тяжестью. Буквы на ребрах немного покалывали, хоть и не так чувствовалось – заживали постепенно. «И душа заживет», – убеждала она себя, поглаживая средним пальцем место под левой грудью.

Когда от кофе остались лишь капли, они вышли из кафе и прогулочным шагом отправились к ближайшему торговому центру, что находился за перекрестком. Татьяне приходилось семенить, потому что у Вадима прогулочный шаг был широким и не совсем медленным. Над городом плавали сплошным сгущенным туманом серые облака, больше похожие на плотный пожарный дым. Дождь в любой момент мог обвалиться ливнем, а мог и вовсе пропустить эту остановку и разлиться где-нибудь в следующем городке под утро. Непредсказуемость погоды не особенно смущала прохожих, о чем Татьяна судила по безмятежным лицам. Люди ловили остатки теплых деньков, проводили время на улице в компании близких и смеялись впопад и невпопад на каждом шагу.

– Ну, расскажи, как жила, чем занималась все это время? – спросил Вадим, сунув смартфон в передний карман джинсов, когда они подходили к светофору.

– Права пытаюсь получить, – вздохнула Татьяна, глядя на мигающего зеленого человечка в черном кругу по ту сторону дороги. – Третий экзамен завалила.

– Да ладно? – удивился Вадим.

Ей стало неловко, потому что она не понимала, чему именно он удивился: тому, что она вообще собирается получить права, или тому, что проваливает экзамены.

– Три раза – это еще немного, – махнул он рукой куда-то в сторону, как будто не видел, что девушка идет слева. – Соня с пятого раза сдала. Зато сама.

Парень обернулся на нее, когда закончился пешеходный переход.

– Я, видимо, вообще не сдам, – нахмурилась Татьяна и отвернулась. – Раз даже у Сони только с пятой попытки получилось.

Вадим улыбнулся.

– Тебе сила воли и гордыня не позволят.

Они вошли в торговый центр вместе с толпой таких же прогуливающихся потенциальных покупателей и соперников в очереди на кассы и в примерочные. Татьяне в память врезался их первый и последний поход в кино, здесь, на четвертом этаже. Она вспомнила, как неслась к нему после репетиции на встречу, которая стала их единственным нормальным свиданием за всю долгую историю непростых отношений. Да и то закончилось слишком внезапно и неудачно. Из ниоткуда появившийся отец все испортил. Она тогда и подумать не могла, что спустя всего год отец станет их связующим звеном.

Пока они ходили из магазина в магазин, Вадим рассказывал о своем пути к водительским правам. Отец учил его водить на стареньком «Фольксвагене», который впоследствии ему подарил на восемнадцатилетие. Тогда парень смог получить права официально, хотя экзамен сдал заранее, а водить научился еще раньше и часто нарушал, вывозя друзей на ночные безбашенные поездки по городу с подкатом к девчонкам. Рассказывал об этом с теплой улыбкой на лице. Конечно, не обходилось без дурацких историй, которые с ними случались в таких поездках. Один раз они даже устроили гонку с одношкольником, который, разумеется, выиграл, потому что машина у него была круче и новее. После чего у Вадима выработался комплекс, с которым он до сих пор не справился. Татьяна посмотрела на него скептически. Ей казалось невозможным наличие у него комплексов. Он обо всем так легко говорил и так легко всегда себя вел, что самоуверенностью мог бы успешно торговать. Она озвучила свои сомнения.

– Это меня мать научила, – сказал он горделиво.

Они гуляли по мужскому отделу магазина одежды, в котором Татьяна себе ничего не смогла присмотреть. Здесь было слишком много всего и разного, но все так пестрило, что мозолило глаза. А Вадим на каждую рубашку заглядывался и внимательно все рассматривал, перебирая плечики.

– А знаешь, было время, когда я ее дико ненавидел, – сказал он вдруг, но продолжал улыбаться как ни в чем не бывало.

Татьяна вытаращила глаза и прислушалась внимательнее, стараясь не отходить от него.

– В подростковом возрасте я сильно стеснялся, потому что одноклассники над ней смеялись. Дружки мои тогдашние тоже. Прямо при мне стебали ее выраженную сексуальность. Ну, разумеется, потому что она в школу приходила в суперминишортиках и с декольте до пупка. Тогда она еще хлеще выглядела. Это после курсов стилиста более-менее одеваться научилась.

Он вытащил из кучи белых рубашек одну с черными пуговицами и повертел перед собой.

– Я, чтобы не отставать от друзей, тоже смеялся, хотя самому было обидно. Научился сам подшучивать над ней в компании, чтобы опережать их издевки. А ей хоть бы хны. Все басню рассказывала про Моську и Слона.

Вадим усмехнулся, встав перед зеркалом. Рубашку он приложил к груди и завертелся в стороны, хотя с боков смотреть было бессмысленно. Татьяна уперлась плечом в стену, на которой висело зеркало, и скрестила руки, вспоминая все образы Арины, что она видела. Вульгарности в них было чуть-чуть.

– Я однажды даже с одноклассником подрался из-за нее, – разоткровенничался парень. – Ну, знаешь, он сказал что-то обидное, типа, я твою мать отымею. А отымел меня, в итоге. Я еле домой приполз, оставляя за собой лужи крови.

Взгляд у Вадима был пугающе веселым.

– Мать, конечно, допросила меня с пристрастием. Мы с ней тогда жестко поругались. Я ей все высказал. Она расплакалась. Наверное, впервые на моей памяти.

Парень посмотрел на Татьяну, поджав подбородок. Она кивнула для подтверждения, потому что тоже никогда не видела Арину в слезах.

– Потом сказала, что я сам дебил, что меня унижают только потому, что я сам это позволяю, что рты всем не заткнешь, так что надо заткнуть себя и не допускать просачивания всяких издевок внутрь.

– Меня она этому тоже научила, – улыбнулась Татьяна, вспомнив кинки-вечеринку.

Вадим посмотрел на нее со слабой усмешкой, а потом перевел взгляд на рубашку.

– Возьму эту.

– Без примерки?

– Я свой размер знаю, – лениво ответил он.

Татьяна закатила глаза. Они отправились к кассе, где в очереди перед ними стояла пара человек. Разглядывая комплекты разноцветных носков в прозрачных пластиковых боксах, она сказала:

– Мне, на самом деле, иногда за нее обидно. Вы с Ладой ей так грубите часто.

Вадим фыркнул.

– Она сама такая. Нормально общаться не умеет.

Он мотнул головой, повесив рубашку на руку, как официанты полотенца.

– Но она за вас переживает, воспитывает по-своему, но, кажется, эффективно. Я вам даже завидую.

Девушка опустила плечи и склонила голову. Парень попытался заглянуть ей в глаза, но с высоты его роста это было тяжело сделать.

– Ну, мы ее тоже любим. Несмотря ни на что. Родственная любовь она такая, – усмехнулся он. – Отец в тебе души вообще не чает. До сих пор.

– Зато ничему не научил, – невесело улыбнулась она, пусто глядя на полосатую плитку под ногами.

– Почему? Он воспитал в тебе силу воли, которая помогает жертвовать желанным ради нужного или более важного. Полезное качество.

Встретив его взгляд, Татьяна нахмурилась.

– Воля у тебя железная, конечно, – Вадим говорил это в сторону кассы, куда повернул голову. – Ты ведь легко отказываешься даже от того, без чего, вроде бы, только что жить не хотела. Похвально. У меня тоже вызывает зависть.

Он снова посмотрел на нее, только теперь холодным взглядом. Девушка сильнее сдвинула брови, вспомнив их разговор на свадьбе Дэна и Алисы. Грудь тяжело вздымалась. Сердце опять заскулило. Челюсти сжимались, чтобы отвлечь от боли, нарастающей во всем теле. Проснулось чувство вины и разбудило следом обиду.

– Несправедливо, – процедила она, зажав в правой руке большой палец левой. – У меня даже времени подумать не было.

Вадим бросил недоуменный взгляд, но кассир привлекла его внимание громким «Здравствуйте!». Татьяна выбралась из очереди, отойдя метра на два от кассового стола. Пока парень расплачивался, она боролась с кишащими чувствами, бьющими по стенкам души изнутри, медленно закрывая и открывая глаза, не расслабляя морщинок на лбу и стиснутые зубы.

– Идем, – прошел он мимо к выходу.

Девушка нехотя подалась следом. Они зашли в соседний магазин. Она бессмысленно перебирала вещи одну за другой, чтобы не дать эмоциям поглотить разум. Парень шуршал пакетом позади, тоже что-то разглядывая на стеллажах. Когда Татьяна оценивала черное классическое мини, подняв его над собой и схватив за подол, Вадим подбежал с блейзером насыщенно-лимонного цвета.

– Я знаю, что тебе понравится, – расплылся он в довольной улыбке, протягивая пиджак.

Девушка окинула быстрым взглядом предложение и, приняв его, вместе с платьем приложила блейзер к груди перед зеркалом. Она тоже завертелась, как до этого делал Вадим, и тихо промычала, довольная нарядом. Парень быстро смотался в соседний отдел и вернулся с желтым кружевным бюстгальтером.

– И вот это под пиджак, – он широко ухмыльнулся.

Татьяна покосилась на него недовольно.

– Я же на деловую встречу иду, а не на кастинг гоу-гоу! – вспылила она, отпихнув рукой непристойное предложение.

Парень разочарованно опустил уголки губ.

– А че, мать всегда на переговоры откровенно одевается. Не знаю, конечно, на что она рассчитывает больше: через секс получить бизнес или через бизнес получить секс. Ей обычно и то, и то удается.

Татьяна посмеялась. Он заулыбался.

– Пойдем, посмотришь на меня, – она указала на примерочные кабинки за стеллажами с обувью.

Девушка ушла в самую дальнюю, которая закрывалась на плотную штору, висящую над полом сантиметров на двадцать. Занавеска закрывалась плохо. С обоих боков любой при желании мог бы подсмотреть, поэтому она попросила Вадима прижать штору к тонким стенкам примерочной. Он безропотно согласился.

– Мать со мной поделилась вашим бизнес-планом, – говорил парень из-за портьеры, но слышно было так, будто он стоял над Татьяниной головой.

Она расстегивала рубашку перед зеркалом, глядя на свое отражение. Внизу нарастало желание снять с себя абсолютно все и затащить Вадима в примерочную. Воспоминания о последнем сексе в лифте предстали перед глазами, поощряя раздувшееся возбуждение. Но из соседней кабинки послышались веселые голоса двух подружек, с другой стороны – сердитое ворчание пожилой женщины на собственного мужа, а напротив – детский смех. Пришлось себя усмирить.

– Я в школе лучше презентации делал, – усмехнулся он.

– Ну вот и сделал бы! – проворчала она, натягивая тугое платье через голову.

– А я сделал. Оформил презентацию. И простенькие скетчи интерьеров набросал.

Натянув платье до колен, девушка увидела протянутый из-за шторы смартфон с яркой картинкой на экране. Она взяла его и присмотрелась. Перед ней высветился слайд, где все было написано как будто от руки черным по белому красивым почерком с легкими заметками-скетчами по краям. Картинки выводились словно чернилами и явно не были взяты из интернета. Кажется, Вадим все нарисовал сам, потому что они идеально подходили к идее.

На слайдах изображались наметки интерьеров будущего бара или отдельные его персонажи: огромный дуб, внутрь которого поместилась оценка аренды и ремонта помещения, русалка, которая рассказывала про инвестиции в рекламу, кот ученый, вещавший о штате и фонде заработной платы и другое. Все вместе казалось небрежным пятиминутным наброском, но при этом очень стильным. Отсутствие цветов, которые Татьяна в своей презентации пыталась специально подобрать, чтобы попасть в настроение инвестора, здесь, наоборот, было преимуществом и не позволяло фону переманивать фокус внимания на себя. Лучше сделать было нельзя. Она сначала хотела обозлиться на то, что он специально выпендривается, унижая ее работу, но решила сдаться его таланту сразу.

– Прикольно, – сломленным тоном протянула девушка. – Много времени потратил?

– Ну, да, целых два часа убил, наверно, – без обиняков ответил Вадим.

Татьяна выпала в осадок, разинув рот. Ущемленное чувство гордости вспыхнуло в груди. Целый день ее работы ушел в никуда. Она поджала губы, чтобы не дать пламени злости и зависти вырваться наружу.

– Ты рисуешь, как дышишь, – проговорила девушка с едва слышимой ноткой обиды.

По окончании годового курса по рисованию она поняла, что никогда не достигнет такого же уровня, даже если это были просто скетчи.

– Матери русалка не понравилась, – раздался смешок за шторой.

Татьяна вернулась к слайду с рекламой и увеличила изображение русалки на экране. Девушка с рыбьим хвостом не была прорисована детально и объемно, но все необходимые атрибуты имелись. Она казалась стройной, пышногрудой и длиннохвостой. Черные волосы аккуратно расплетались по углам слайда в простенький, но изысканный узор. Круглые объемные груди смотрели на зрителя нагло, приманивая взгляд и не отпуская внимание.

– А мне нравится, – она высунула лицо из кабинки и уткнулась носом в его солнечное сплетение.

Аромат ментола и хвои снова вскружил голову. Парень отступил на полшага назад, получив мягкий укол, и улыбнулся.

– Волосы особенно хорошо получились, – тоже заулыбалась девушка, автоматически отвечая на его мимику. – И сиськи.

– Старался, – горделиво произнес парень, задрав голову, как маленький ребенок, ожидающий похвальное поглаживание по голове, но Татьяна могла только восторженно посмотреть снизу.

Она отодвинула штору резко и продемонстрировала себя в черном мини, которое безуспешно пыталась натянуть пониже к коленям. Стретч-ткань быстро стягивалась и поднималась. Вадим отошел еще на пару шагов и оценил наряд одобрительным взглядом с легкой ухмылкой. Сияя как диско-шар и отражая свет его добродушных глаз, девушка прокрутилась на триста шестьдесят градусов, чтобы показать свою красоту со всех сторон.

– Выглядит прекрасно, только, мне кажется, даже моя рубашка на тебе длиннее сидит.

Парень приподнял левую бровь и стянул губы вправо. Татьяна посмотрела на себя и убедилась в его правоте. Платье заползло высоко на бедра, почти до самого паха, едва его закрывая. В таком можно было только стоять, потому что при ходьбе платье задиралось и раскрывало все самое интимное.

– Ты вообще уверена, что это платье было? – рассмеялся Вадим.

Обидевшись, девушка вошла в кабинку и демонстративно задвинула шторку от его хохота.

– Да, не, нормальный вариант, – поспешил исправиться парень. – Если ты все-таки на кастинг гоу-гоу пойдешь вместо встречи.

– Отвали.

Она быстро сняла черное супермини, недовольно отбросив его на пуфик, но потом увидела на вешалке пиджак и решила померить его прямо поверх белья. Вадиму она себя показывать не стала, потому что смотрелось по-дурацки. Пиджак ей тоже не подошел. Пришлось выходить из примерочной ни с чем. Расстроенная, будто никогда больше не сможет обрести счастья в этом мире, она швырнула отвергнутую одежду на стол, что стоял на входе в примерочную, и направилась к выходу. «Ненавижу шопинг!», – в сердцах подумала Татьяна.

В угрюмом молчании пройдя несколько магазинов, они завернули в один небольшой, где продавались исключительно женские платья. Девушке показалось, что там невозможно не найти подходящее одеяние для деловой беседы. Вадим шагал рядом, непринужденно оглядываясь по сторонам, спокойно ожидая, пока она отойдет и расхмурится. Татьяна резко схватила его за руку и потащила за собой в бутик. Парень чуть не поскользнулся. Там она нашла целых три варианта черных классических платьев.

– Разочаровалась в любви и решила уйти в монастырь? – усмехнулся Вадим, встав напротив кабинки и упершись плечом в толстую колонну, которая разделяла зону примерочных от небольшого зала.

Татьяна только фыркнула и передразнила гримасой, показав кончик языка. Вадим посмеялся и опустил голову, сложив руки на груди.

– Вы с матерью будете забавно смотреться вместе: две крайности одной и той же сущности, – на лице парня появилась злорадная усмешка. – Походу, я на этой встрече буду самым адекватным.

Татьяна еще раз посмотрела на себя в зеркало. Платье имело свободную юбку ниже колен и круглый, словно накрахмаленный, воротничок. Рукава в три четверти обрамлялись такими же белоснежными манжетами. Но именно этот контраст ее и привлек. Платье хорошо подчеркивало талию, визуально делая ее тоньше за счет широкой юбки. Костлявость плеч скрывалась плотной тканью. Высокий круглый воротник укорачивал длинную шею, которая самой Татьяне всегда казалась непропорциональной росту. Девушка снова задвинула штору, чтобы переодеться. Два других платья она не стала даже мерить, потому что сильно нравилась себе в этом «монашеском» наряде.

Когда они выходили из магазина, оба с пакетами, готовые к завтрашнему деловому ужину, Татьяна вдруг осознала, что, если все получится, то они с Вадимом будут вместе работать, и сразу спросила:

– То есть ты готов вернуться в Москву, если все выгорит с баром?

Сердце заколотилось быстрее в ожидании ответа.

– Нет, конечно, – замотал головой парень.

– А как тогда?

Она еще не успела разочароваться, лишь недоуменно посмотрела.

– Да матери от меня только деньги нужны и чтобы перевес голосов обеспечивал при принятии решений, – непринужденным тоном ответил Вадим. – Я ей буду только мешаться. Так что делайте там, что хотите, а я буду денежки за это получать.

Он самодовольно ухмыльнулся.

– То есть ты не будешь участвовать в управлении?

Татьяна постаралась сдержать разочарование, которое полезло наружу вместе с голосом. Взгляд она устремила на стеклянную витрину спортивного магазина с крупной рекламной полосой, оповещающей прохожих о распродаже.

– Как мне представляется, не очень.

Парень пожал плечами.

– Может, иногда. Мать попросила только с открытием помочь. А так у меня и желания особого нет, да и времени, скорее всего, не будет. Я же в художественной студии преподаю. Плюс меня пригласили поучаствовать в одном интересном проекте.

– Какой ты деловой, – удрученно заметила Татьяна, сомкнув тонкие губы.

– Кажется, ты расстроилась? – насмешливый взгляд выманивал ее растерянные глаза.

Девушка отвернула лицо в сторону, чтобы не поддаться на провокацию, и скрестила руки за спиной, крепче сжав пакет в ладони.

– Наоборот, – напыщенно равнодушным тоном ответила она, со стыдом подумав, что выдала себя еще сильнее, чем прежде. – Одним боссом будет меньше. Мне и Арины с лихвой хватает.

– Ясно, – произнес парень сухо и склонил голову.

Вадим ускорил шаг, задумчиво глядя перед собой, видимо, забывшись. Татьяна продолжала от него отворачиваться, из-за чего постоянно отставала, потому, когда замечала это, была вынуждена искать его глазами и догонять. Ей стало понятно, что на этом их встреча подошла к концу. Метро находилось напротив выхода из торгового центра. Отсрочить прощание было не из-за чего. Она с грустью взглянула на синюю вычурную букву «М» в белом квадрате над стеклянным входом. Вадим шел впереди по площади, продолжая не замечать ее отставания. Девушка его окликнула. Парень резко обернулся.

– Мне туда, в метро, – глаза впивались в любимое лицо, которым хотелось насладиться в последние минуты, хоть она и знала, что никогда до конца не удовлетворит свою жажду.

– До завтра, – просто сказал он без улыбки и без усмешки.

На всю площадь загремела рок-н-ролльная мелодия. Развернувшись, Вадим вытащил телефон из кармана и, поднеся его к уху, ответил:

– Да, Сонь. Уже еду.

Татьяна еще минуту наблюдала за тем, как он спокойным шагом уходит от нее к перекрестку, с тоской и сожалением. Заживающая татуировка заныла. Сердце постепенно успокаивалось. Грудь сжалась, словно легкие заполнял густой газ из хандры и боли.