Читать книгу Амир Икам - Искандар Бурнашев - Страница 9

– Уважаемые, настало время объяснить, для чего я Вас собрал здесь. Городской Казначей Мансур ибн Сарьян, готов признать своим повелителем нашего Калифа Умара, выплатить сто тысяч динаров контрибуции немедленно и впредь платить налог в размере два динара и джериб пшеницы с каждого взрослого мужчины ежегодно! Договор о сдачи города он готов подписать сегодня же, при условии, что мы, тоже, подпишем договор и не допустим разграбления города.

Скоро он прибудет сюда, чтобы провести нашу делегацию в дворец Правителя. Мансур предложил Мне возглавить нашу делегацию и обещает обеспечить её безопасность. Он просит, чтобы состав делегации не превышал десяти человек. Я не считаю возможным, принимать капитуляцию, втайне от Вас, друзья мои. Я предлагаю Вам, вместе со мной, сейчас же, отправиться в город и принять его покорность. Мною составлен Договор о сдачи города, вот он. Прошу каждого из Вас взять списки с него и ознакомиться с ним. Во Дворце правителя, Вы вместе со мной подпишите договор от имени нашего Калифа Умара (да будет над ним благословение Аллаха!)

Повисла гнетущая тишина. Делая вид, что внимательно читают проект договора, собравшиеся лихорадочно решали, как отнестись к словам Халида ибн аль-Валида. Текст Договора был типовым для заключения его с городами, признающих власть Калифа. Пергаменты с такими договорами были у секретарей всех арабских отрядов. Командирам отрядов оставалось только вписать в договор свои имена, название города и размер выплачиваемой дани. С получением экземпляра такого договора Город переходил под покровительство Калифа, и ни один араб-мусульманин не рисковал нарушить покой, горожан такого города.

Все взгляды непроизвольно обратились к Абу Убайда ибн аль-Джарраха. Это был самый заслуженный соратник Пророка не только в Сирии, но и возможно во всей Аравии. Его полное имя: Абу Убайда Амир ибн Абд|ултах ибн аль-Джаррах ибн Хиляль ибн Ухайб ибн Дабба ибн аль-Хрис ибн Фихр ибн Малик ибн ан-Надр аль-Куравдий аль-Фихрий. Ислам он принял ещё до изгнания мусульман из Мекки. Вместе с другими сподвижниками Пророка, он уехал из Мекки, сначала в Эфиопию, а затем и в Ясриб, Ходили слухи, что в бою в битве при Бадре, он сразился со своим отцом, который воевал против мусульман на стороне язычников, и убил его. Абу Убайда вместе с Абу Бакром и Умаром участвовал в качестве представителя мухаджиров в собрании под шатром Бану Сакифа, на котором первым Праведным халифом был избран Абу Бакр. Именно от него сейчас зависело окончательное решение. Командующий Халид был первым на поле боя. В вопросах же политики и дипломатии последнее слово было за Абу Убейда.

– Уважаемый Халид. Я поздравляю тебя с большим успехом, достигнутым в переговорах с Ромеями. Но, уверен ли ты, что это не ловушка? И, что ты не суёшь свою голову в пасть Ромейского льва?

К обсуждению присоединился Шурахбиль

– Я рад, что уважаемый Халид не соблазнился, лично заключить Договор с Правителем Димашка, и позвал нас. Но, считаю недопустимым, всецело полагаться на слово Ромеев. Поэтому, предлагаю Халиду со своими людьми войти в город и заключить Договор о его сдачи.

– Я могу взять город и отдать его моим воинам. Но, при добровольном переходе Димашка под власть нашего Калифа, мне нужна Ваша помощь. Я прошу Вас не отказывать мне в ней. Ромеи хитрые и двуличные, как змеи. Они могут потом извратить Договор воспользовавшись моей неопытностью. Если мы не заключим Договор сейчас, то завтра, здесь появятся солдаты Ромейского Императора, и о взятия города придется забыть надолго, если не навсегда. Поэтому я прошу Вас, пойти со мной и разделить славу и ответственность за этот Договор, который Вы подпишите вместе со мной, и он станет для нас общим.

– В таком случае, я прошу достопочтенного Абу Убайда, не рисковать и остаться в Ставке, для общего руководства войсками. Если Ромеи задумали какое-либо коварство, то мы будем знать, что здесь есть, кому за нас им отомстить.

– Уважаемый Халид, но ведь вы не полагаетесь слепо на Слово Ромеев? Вы предприняли меры предосторожности, на случай каких-либо неожиданностей?

– Я ручаюсь Вам своей жизнью, что нам в городе ничего не будет угрожать. Я просто прошу Вас, довериться мне и, при случае, подтвердить, что я действовал честно и открыто, не тая от вас ничего.

Последнее слово осталось за Абу Убайда.

– Если Уважаемый Халид хочет оказать честь Ромеям, такой представительной делегацией, то находящихся здесь Шурахбиля ибн Хасана, Язида ибн Аби Суфьяна, Амира ибн Аль-Аса, более чем, достаточно для подписания Договора с ними. Ответственность за безопасность делегации полностью лежит на Халиде ибн аль-Валиде. Если Ромеи просят сократить делегацию до десяти человек – хорошо. Не будем обижать их недоверием и давать им повод подумать, что воинам Аллаха, идущим по пути Джихада, ведом страх. Возьмите с собой в свиту самых знатных воинов для своих дружин. Я буду находиться в Ставке. Прикажите своим воинам собраться в Отряды и быть готовыми ко всему. После Вашего возвращения, Уважаемый Халид, пришлёте ко мне вашего любимчика Даррара ибн аль-Азвара с объяснениями, почему он и воины его отряда отсутствовали сегодня на общей молитве салат-фаджр. И пусть придумает убедительную причину, ибо его Асхабы уже приготовили донесение в Ясриб о падении религиозного рвения, среди его мубаризунов. Готовность стать шахидом не освобождает от ежедневного салата. Смерть в бою, еще надо заслужить. А недостойных, случайная смерть поджидает на каждом шагу. Сегодня в лагере от болезней скончалось двенадцать человек. И их судьба теперь в руках Аллаха.

Я отправляюсь в Ставку и жду донесений. Мир Вам и благословение Аллаха!

* * *

С убытием Абу Убайда, вокруг навеса возникла небольшая суета. Командиры отдавали указания, посылали гонцов в воинские станы и уточняли состав Посольства.

Когда все успокоилось, и члены посольства собрались под навесом, городские ворота приоткрылись, и на небольшом ладном коне к навесу подъехал Ромей в белом полотняном одеянии, похожем на длинную рубаху ниже колен. Просторный плащ из тонкой шерсти с красной оторочкой, был наброшен на плечи, явно, лишь для красоты. Красный головной платок, красный пояс и красные сапожки дополняли его наряд.

Приветливо улыбаясь, Мансур поклонился, прижав ладонь к сердцу.

– Мир Вам и Благословение Аллаха!

Мансур невольно допустил ошибку. Приметив красную шапочку арабского Генерала, с которой тот не расставался, он решил, выбрать себе наряд, ему под стать. Но, красный головной убор арабского воина говорит о том, что его хозяин готов, биться насмерть и стать шахидом. Сейчас Мансур был одет как шахид. И это вселило в души арабов некоторую Тревогу.

– И вам Мир, Уважаемый Мансур ибн Сарьян! Я рад видеть Вас в добром здравии!

– Я прошу прощения, что заставил Вас ждать. Но, если Вы желаете, то мы можем, сразу проследовать со мной в город ваших друзей!

Арабы, попрыгав на привязанных у навеса коней, в колонну по два, направились за Халидом, ведущим своего коня рядом с Мансуром. Из вежливости, Мансур придерживал свою лошадку, и конь Халида шел рядом на голову впереди. Получилось, что Халид первым вошел в город. Ни вооружением, ни одеждой, арабские полководцы не выделялись среди остальных воинов. Только опытный взгляд мог отметить их дорогое оружие, хороших коней и отменные кольчуги под потрепанными плащами. Но, оказавшись вместе, военачальники смотрелись, одинаково, как стрелы в одном колчане. Поэтому Ромейский Посол даже не поинтересовался у Халида именами сопровождающих его воинов, решив, что это просто бойцы его личной дружины.

Как только Посольство скрылось за воротами, торговля сразу зачахла. Приказчики, побросав товар, поспешили скрыться. Ворота захлопнулись и мост медленно поднялся, прерывая связь между берегами. Между ромейским и арабским берегами, снова, пролег глубокий ров с холодной водой. На башне и стенах показались круглые блестящие шлемы дворцовой стражи скаутатов с красными кистями на шлемах. Выглядывая в бойницы и между зубцов крепостных стен, они радостно переговаривались, все еще не веря, что им удалось занять башню и закрыть ворота без боя.

Они заметили, что в арабском лагере, происходит что-то необычное. Но, как хорошие солдаты, они решили, что их это не касается. Они выполнили приказ и остались живы. И, значит, «С ними Бог и Пресвятая Дева!»

* * *

Даррар извелся. Уже третий гонец, посланный в Ставку вернулся с ответом, что Командующий утром покинул Ставку и еще не вернулся. Проход в башне уже был расчищен, воины его отряда, присев на землю у своих оседланных коней, терпеливо ждали сигнала приступить к выполнению задачи. Напряжение нарастало.

Наконец к Даррару, в нерешительности сидящего на коне перед мостом, на гарцующем коне подъехал воин, наверное, очередной гонец, вернувшийся из Ставки. Почтительно склонившись к Даррару, свирепо сверкая глазами, он заговорил, с трудом сдерживая звонкий голос

– Даррар, где твоя смелость! Чего ты боишься? Ты предупредил Халида, что откроешь ворота? Да! Он запретил тебе делать это? Нет! Он сказал, что нужно делать? Да! Так иди и делай это, пока воины Абу Убайда не сделали это за тебя! Они уже облизываются, глядя на открытые ворота Димашка! Аллаху Акбар, и я рядом! Вперед, братец! Ты Курайшит! Вперед!

В ответ Даррар широко улыбнулся. В нем Кхаула опять увидела сорванца-забияку, приходившего с улицы с разбитым в кровь, но улыбающимся лицом.

Подняв вверх руку, он взмахнул в сторону города. Тысяча воинов с радостным вздохом запрыгнули на застоявшихся коней. Операция началась.

Внутренние ворота башни распахнулись, изрядно напугав отряд имперской пехоты, расположившейся для отдыха в её тени. Изумленные скаутаты, молча наблюдали как в город в колонне по четыре в ряд, входит арабская кавалерия, не обращая внимания на ромейских воинов и ополченцев.

Безостановочно двигаясь по Прямой улице, Отряд оставлял у каждого перекрестка полусотню-заслон. Воины спешивались и привязав лошадей, построившись в боевой порядок, готовились к отражению возможных атак горожан.

Икам, двигался во главе своего отряда, неподалеку от Даррара. Он с любопытством вертел головой во все стороны. Он с изумлением, глядел на прямые пустые улицы мощеные камнем. Кварталы сплошной застройки двух-трехэтажных каменных домов были, словно перенесены сюда из будущего. Расстояние до Рыночной площади они преодолели слишком быстро, чтобы понять, что они уже пересекли весь город, не встретив никакого сопротивления ромеев.

На рыночной площади царила обычная базарная суета. Ни торговцы, ни горожане-покупатели, поначалу, не обратили внимание на отряд кавалерии, мерно двигающейся по улице. Они приняли их за имперскую конницу курсоров или дефенсоров. Оценив обстановку, Даррар усилил отряд, назначенный для блокирования рыночной площади, оставив для усиления и Икама, с его мукатилами. Конные воины, не сходя с коней, построились в шеренгу, отгородив выход с площади на дорогу. Эти маневры кавалерии, наконец, привлекли к себе внимание горожан, которые только теперь поняли, что в городе находится конница врага. Это вызвало шумный переполох в торговых рядах. Переворачивая лавки, люди бросились в рассыпную. Самые находчивые, не забывали прихватить с собой, всё ценное, оставленное на прилавках. Кто тут, то там вспыхивали торопливые потасовки и драки.

В скором времени, на площади остались только перевернутые торговые навесы с брошенным добром. Но, некоторые продавцы не смогли сразу расстаться со своими товарами, в которых было заключено все их богатство. Они, присев у лавок, дрожащими руками собирали и увязывали в мешки свое нехитрое имущество, и только потом, пугливо оглядываясь, взвалив мешки на плечи, шепча молитвы, покидали рыночную площадь. Такое поведение вызвало у арабов взрыв насмешек и улюлюканий.

Не сходя с коней и не пересекая границ площади, они с детской непосредственностью веселились, показывая немытыми пальцами на самых забавных персонажей этой грустной комедии, разыгрывающейся у них на глазах.

Внимание Икама привлёк оборванец, застывший в растерянном оцепенении, возле крайней лавки. Его лицо, показалось нашему герою, странно знакомым. Горожанин изумленно смотрел на появившийся отряд кавалерии и встревоженно оглядывался вокруг, словно ища поддержки.

Встретившись взглядом с Икамом, оборванец вдруг встрепенулся и развернувшись, бросился наутёк. Вскоре он скрылся среди построек и сарайчиков, находящихся на краю любого рынка.

* * *

Халид ибн аль-Валид, сдержанно улыбаясь, кивал Мансуру, который, с видом гостеприимного хозяина, показывал ему город. Несмотря на все старание Казначея казаться беззаботным, в его глазах проскальзывали, плохо скрываемые, беспокойство и тревога. У арабов, следовавших за Командующим, появилось чувство возрастающей опасности. Стараясь не выдать своей тревоги, они незаметно подготовили оружие к бою, передвинули щиты, надетые на предплечья и, готовясь отразить внезапное нападение, колчаны со стрелами переместили вперёд, под колено левой ноги.

Делая вид, что беззаботно осматривают высокие, городские здания, они заметили появление отряда тяжелой ромейской пехоты – скаутаторов у ворот, которые поспешили закрыться за ними. Они отметили присутствие воинов на стенах, втрое больше обычного.

Впереди по улице, справа от дороги находился полукруг театра-цирка. Полукруги каменных скамеек, амфитеатром поднимались над сценой, отделенной от дороги двухэтажным зданием. Последний ряд сидений для зрителей находился на высоте более десяти метров. С дороги было заметно, что на скамьях сидели зрители в форме городского ополчения, возможно, просто из любопытства, занявшие места для того, чтобы поглазеть на арабскую делегацию. Но, эти скамьи были слишком удобной позицией для лучников, чтобы это обстоятельство ускользнуло, от опытных взглядов арабских военных вождей. Но, вскоре, их внимание отвлекло более интересное зрелище. Им навстречу, на расстоянии полета стрелы, мерным шагом, перегородив улицу, двигался отряд тяжелой кавалерии. Лучи солнца, почти поднявшегося к зениту, ярко отражались в блестящей броне воинов и их коней.

Мансур и Халид одновременно вопросительно посмотрели друг на друга. Лицо Мансура побледнело, и он дрожащими губами прошептал:

– Халид, ради Бога, объясните, кто это?

Халид с окаменевшим лицом, отправил своего коня с места в карьер, навстречу приближающимся конникам. Весь отряд, следующий за ним, с криком «Аллах Акбар!» присоединился к нему. Лошадка Мансура, инстинктивно, помчалась вместе со всеми.

Было видно, что, заметив отряд Халида, несущийся навстречу, встречный отряд тоже ускорил движение, выравнивая ряды и готовясь к схватке. Но когда, между всадниками расстояние сократилось до пятидесяти метров, в лицо Халида ударил громкий боевой клич из сотен глоток: «Аллах Акбар!» Этот клич был многократно усилен и повторён эхом пустынных городских улиц. Халид был опытным воином и привык всегда сохранять способность правильно оценивать ситуацию. Поэтому он, бросив свой меч в ножны, замедлил бег своего коня и высоко поднял правую руку. Отряд движущийся за ним, сломав строй, тоже замедлил свой бег, переходя на шаг. Узнав Командующего, воин, ведущий своего коня во главе встречной колонны, сорвал со своей головы шлем и широко улыбаясь, поклонился Халиду

– Мой Повелитель! Восточные ворота открыты и мои воины здесь, чтобы повиноваться твоим приказам!

По его горящим глазам, было видно, что он ждет приказа предать город Огню, Мечу и Разграблению.

Перед тем, как ответить, Халид обернулся и поискал глазами Мансура. Только сейчас, он забеспокоился, чтобы кто-нибудь из его спутников, сгоряча, не рубанул ромея мечом. Увидев Мансура живым и невредимым, он, примиряюще, улыбнулся городскому Казначею.

– Мансур, друг мой. Я так долго держал в тайне наши переговоры, что эта горячая молодежь решила не дожидаться, пока о мире договорятся старики. Они сегодня сами взяли и открыли восточные ворота Димашка. Разумеется, пока я здесь, городу и его жителям, не грозит никакая опасность. А как только Вы получите на руки подписанный экземпляр договора, они тут же покинут город. Чтобы не томить Вас ожиданием, мы сразу направимся к Вам во дворец и заключим договор. Даррар, Вы со своими людьми пойдете со мной, для придания солидности нашей делегации. Пошлите надежного человека, пусть передаст приказ вашим воинам: Всем оставаться на своих местах. С дороги этой улицы никому не сходить, в город больше никого не впускать и из города никого не выпускать. Быть в готовности, сразу покинуть город по моему приказу.

Даррар с двумя сотнями воинов направился сопровождать Делегацию, а на по улице помчались конные воины передавать командирам отрядов приказ Командующего.

Согласно полученному приказу, Икам со своим отрядом провел весь день вблизи рыночной площади. Получив приказ Халида и зная его крутой нрав, арабы, даже не посмели собрать брошенные на рынке товары, чем несказанно удивили горожан. К сожалению нашего героя, ему не удалось лично присутствовать на заключении Договора, о переходе города под защиту Калифа. Поэтому мы передадим рассказ об этом событии, только со слов его знакомых, бывших там.

Но, особым доверием пользуется тот малопонятный факт, что Командующий армейской группой Шурахбиль, поворачивая своего коня к Цитадели, громко произнес:

– Вот уж, никогда не думал, что сегодня, увидев лицо шалопая Даррара, испытаю такую искреннюю радость!

Эта фраза в различных вариантах, долго передавалась потом среди воинов. Сам Даррар, гордо вспоминал о ней с огромным удовольствием, чем немало позабавил Икама.

* * *

Патрикиос Анастас в прескверном настроении, поднялся на южную башню цитадели. Его люди не смогли обнаружить в помещениях городского Совета денег, которые Казначей Мансур должен был приготовить для выплаты Арабам. Скорое возвращение Мансура делало невозможным перенос золота в цитадель для обеспечения его лучшей сохранности. А в случае его несвоевременной гибели от рук патриотов, оскорблённых видом врага, разгуливающего по улицам их родного города, это прискорбное событие, могло привести к безвозвратной потери этих денег, которые Комендант в душе уже считал своими. С башни открывался превосходный обзор на южную, торговую часть города. По расчетам Анастаса, сейчас уже должны были прийти вести от его гвардейцев о занятии Западной башни Марса. Но, Комендант предпочитал наблюдать все своими глазами.

При первом взгляде на крышу западной башни настроение коменданта улучшилось – на башне был поднят личный штандарт одной из тагм его гвардии. Это означало, что ворота башни закрыты и башня находится под охраной его гвардейцев. Но, не успел Патрикиос порадоваться успешному выполнению его плана, как его взгляд приковало непонятное оживление на Прямой улице. На ней было заметно движение небольших групп кавалерии. Но, этих групп было слишком много. Столько всадников не было во всем гарнизоне. Самый большой отряд находился у рыночной площади. Строй конников не давал разглядеть, что там происходит.

По спине Анастаса пробежал холодок плохого предчувствия. Он бросил взгляд на своего адъютанта. Как и следовало образцовому офицеру, тот всегда был рядом, в готовности ответить на вопросы своего начальника. На вопросительный вопрос, читаемый в глазах Коменданта, он ответил ясным взглядом стальных глаз.

– Осмелюсь напомнить, утром я докладывал Вам, что у Восточных ворот была отмечена подозрительная активность арабов. Я доложил Вам, что они готовятся открыть их для прохода арабской делегации к вам. Вы ответили, что знаете об этом и приказали сосредоточиться на поиски денег.

Чтобы скрыть от офицера свою растерянность и гнев, Анастас отвернулся в сторону города.

Из-за спины раздался жизнерадостный голос молодого адъютанта

– Осмелюсь доложить, Посольская делегация уже находится у Храма и сейчас повернет к цитадели. Я отсюда вижу белую одежду Мансура, а рядом, должно быть и сам Генерал Халид. Прикажете выстроить почетный караул для встречи Делегации.

Чтобы прийти в себя и не потерять лицо перед подчиненными, комендант, не оборачиваясь, только несколько раз кивнул головой.

– Да, мой Генерал!

Когда шаги офицера стихли, комендант бессильно присел на выступ стены и в отчаянии, схватился за голову.

* * *

Ворота цитадели были гостеприимно раскрыты. Во дворе цитадели их встретил небольшой отряд рослых воинов в блестящих доспехах с серебряными щитами с красными кистями на блестящих шлемах. Говорят, что этих воинов Ромеи нанимают за большие деньги в северных странах. Они готовы служить за серебро, кому угодно и не боятся смерти в бою. Воины-северяне молятся своим языческим богам, но служат верно, и каждый патриций, считал своим долгом, нанять в свою личную охрану, отряд северных варваров, для престижа и безопасности.

Воины Халида, вели себя уважительно и сдержанно. Считая себя гостями, они не могли не признать искусство хозяев, создавших такое великолепие из камня в виде дворца, храма и крепости, куда их пригласили. Из гордости, они не высказывали восхищения великолепным оружием и одеждой ромеев, строгим, но роскошным убранством комнат их дворца, подавляющей росписью его стен и потолков.

Отряд Халида остался у своих лошадей, во дворе Цитадели. А сам Халид, с военачальниками, назначенными для заключения Договора о признания городом подданства Калифу, в сопровождении Казначея и, наскоро собранных, членов Городского Совета, направились в зал Собрания. Секретари Городского Совета, оставленные без руководящих указаний своих вельможных начальников, решили, что это помещение является наиболее подходящим, для работы делегации. Тронный зал для приемов, был более просторным и парадным, но в нем не было стульев и кресел для гостей. А предложить арабам сидеть на полу, для секретарей, показалось глупостью, граничащей с изменой. Поэтому, они направили Мансура с его гостями в зал Собрания Городского Совета, который, наскоро, украсили только ковром на полу и парчовыми подушками, брошенными на скамьи, стулья и кресла. Ярко горящие свечи придали помещению необходимую торжественность.

В зале их встретил Комендант, не сменивший свой повседневный наряд, чтобы не давать повода злопыхателям, обвинить его в чрезмерной почтительности к арабам. Чтобы придать встрече необходимую официальность, он дополнил своё одеяние, простым серебряным венком из дубовых листьев, полученным им в годы молодости, за смелость в бою. Эта награда была, по-своему, дорога ему, и он любил надевать её в домашней обстановке.

В просторном зале Собрания Городского Совета места хватило всем. Ромеи и арабы чинно расселись полукругом, напротив друг друга. Казначей был удивлён, что охрана Генерала не чинясь, заняла места рядом с Халидом.

Сам Мансур занял место справа от Патрикиоса Анастаса. Справа и слева от них заняли привычные места остальные чиновники городской администрации.

После положенных цветистых приветствий и славословий, приступили к обсуждению Договора. Анастас тяготился создавшимся положением и считал, что, в любом случае, ему не избежать Имперского суда за потерю города. Он решил всю ответственность переложить на Казначея, которого эта ответственность, вполне устраивала. Мансур предложил, внести в первоначальный текст договора ряд поправок. Они касались, права горожан пасти свой скот в пригороде, праве городских купцов торговать на арабских территориях, признавших власть Калифа, и разрешении чиновникам имперской администрации, отложить свой отъезд на год, для организованного сбора налогов, для уплаты джизьи.

Эти поправки не вызвали возражений у членов арабской делегации. Как новые подданные Калифа, горожане, конечно же, имели право пасти свой скот на городских землях. Все подданные Калифа имели право беспрепятственной торговли на мусульманских землях. А стремление Ромейских чиновников остаться в городе, в качестве добровольных гарантов своевременной выплаты дани, могло только приветствоваться.

Не встретив возражений у членов Арабских представителей, Договор был быстро переписан набело проворными секретарями-писцами. Громко и торжественно зачитанная вслух для всех присутствующих, грамота легла на стол перед Халидом.

"Во имя Аллаха, милостивого, милосердного.

Это – охранная грамота (китаб ал-аман) Анастасу сыну Нестора, и жителям Димашка. Это то, что даровал Халид ибн ал-Валид жителям Дамаска, когда вступил в него, его ромеям, его персам и арабам, им самим, их имуществу, их церквам и их домам внутри города и вне его, и их мельницам. Их городская стена не будет разрушена, и ни в одном из домов не будут селиться. Ромеям [дозволяется] пасти их стада на расстоянии до пятнадцати миль от них, но они (ромеи) не будут останавливаться в обжитых селениях. А когда пройдет месяц раби' и джумада вторая, (через год) то они уйдут куда захотят. А тем из них, кто примет ислам, – то же, что и нам, и на них те же [обязанности], что на нас. А их купцам разрешается ездить куда хотят, по областям, с которыми мы заключили договор; те же из них, кто поселится постоянно, должны платить джизью. Им в этом покровительство (зимма) Аллаха и покровительство его посланника, да благословит его Аллах и да приветствует, и халифов, и верующих."

Взяв тростниковое перо и аккуратно написав свое имя, Халид ибн аль-Валид приложил к пергаменту свою печать.

Вслед за ним, пергамент подписал и скрепил своей печатью Амир ибн. Аль-Ас, Ийад ибн Ганм и Йазид ибн Абу Суфйан. В этот момент стало известно, что ко дворцу прибыл Абу Убайда. После неизбежного переполоха, он, бегло просмотрев Грамоту и поставил на ней и свою подпись и печать. Когда Абу Убайда занял место рядом с Халидом ибн аль-Валидом, на пергаменте поставили свои подписи присутствующие здесь Амиры тысячных отрядов Му'аммар ибн Гийас, Шурахбил ибн Хасана, Умайр ибн Саад, Йазид ибн Нубайша, Убайдаллах ибн ал-Харис и Куда'а ибн Амир.

Услышав прославленные имена арабских военачальников, Мансур и Анастас переглянулись. У обоих мелькнула крамольная мысль о том, что если бы их план о захвате удался, то одним ударом, они могли бы обезглавить всю арабскую армию завоевания. Встретившись взглядом, оба грустно, криво усмехнулись.

Когда подписанная Грамота вернулась к Халиду, тот выжидательно посмотрел на Мансура.

– Уважаемый Генерал Халид ибн аль-Валид и Уважаемые Генералы! Присутствие ваших славных воинов еще непривычно для жителей Дамаска. Мы опасаемся неконтролируемых ненужных эксцессов. Мы готовы к исходу дня, доставить к восточным воротам сто тысяч динаров в золотой монете в качестве контрибуции-джизьи, если вы готовы взять на себя обеспечение безопасности при доставке золота к воротам.

Казначей замолчал, глядя на Халида. Тот повернулся к Абу Убайда. Выслушав то, что тот, негромко, сказал ему, и, кивнув в знак согласия, громко произнёс.

– С того момента, как наши войска вошли в город, его жители находятся под защитой Калифа. Любая жалоба горожан на неподобающее поведение воинов, будет немедленно рассмотрена, и виновные будут наказаны по закону шариата. Как только деньги поступят к восточным воротам, и они будут пересчитаны и переданы в Ставку, все конные отряды Даррара будут выведены за городскую черту, а Анастасу ибн Нестору, будет передана эта охранная грамота. В восточных воротах отныне постоянно будет размещен «рабита» – арабский мобильный конный гарнизон. Охрана остальных ворот и стен возлагается на власти города. Проход через ворота города остается свободным для горожан.

Мансур предложил подкрепить силы, чтобы скрасить ожидание, пока будут доставлены деньги. Он также, попросил разрешения отлучиться, чтобы дать необходимые указания. Слуги сноровисто, стали приносить небольшие столики с закуской и напитками. Патрикиос Анастас, всеми силами старался сохранять вид радушного хозяина, понимая, что является залогом безопасности арабов и не сможет покинуть зал.

Мансура внизу встретила делегация купцов, готовых ссудить его золотом для уплаты контрибуции в обмен на гарантию неприкосновенности их домов и имущества. Мансур успокоил их, добавив, что его обещание, добиться для них права беспрепятственной торговли с арабами, он тоже выполнил. Получив указание у Казначея, Старейшины купеческих кварталов, прямиком направились к командирам арабских отрядов, стоящих на Прямой улице и потребовали себе воинов для охраны перевозимого груза. Те смогли только ответить, что тем придется самим доставить деньги к Прямой улице, с которой им запрещено сходить, и на которой им будет обеспечена полная безопасность.

Вскоре к восточным воротам потянулись ослики с ценным грузом, встречаемые арабскими воинами с искренним воодушевлением.

Через некоторое время, Мансур вернулся в зал и спросил совета у Халида и Абу Убайды. Он спросил, может ли он, взамен золотых номисм, именуемых арабами динарами, включить в состав выкупа, изделия из золота, такого же веса, или, может, заменить золото на серебро, по весу, из расчета одиннадцать килограммов серебра за один килограмм золота?

Абу Убайда привел в пример слова Пророка, который говорил, что обмен золота на золотую монету, является ростовщичеством, запрещенным для мусульман. А обмен золота на серебро – это обычная торговая операция, которая не является запретной. Поэтому, он готов засчитать в качестве джизьи, серебро вместо золота, по соотношению одиннадцать к одному. Получив такое разрешение, Мансур отправился к торговым старшинам, обрадовать их этой радостной вестью. После этого денежный поток к воротам усилился. Купцы торопились сбыть своё серебро, вместо золота. Абу Убайда и Халил, втайне, тоже были очень довольны такой сделкой. Дело было в том, что для выплаты жалования воинам, им серебро подходило больше чем золото. По указу Калифа Умара, на территории Халифата был определен курс – один золотой динар равен десяти серебряным дирхемам. Предложенный им ромеями курс, давал им, десять процентов прибыли. А считать деньги эти славные воины еще не разучились.

Но и купцы Дамаска вместе с Мансуром, оказывались в выигрыше. Дело в том, что на землях империи, золото ценилось выше серебра. И за один килограмм золота менялы охотно давали четырнадцать килограммов серебра. Но об этом, ромейские купцы предпочитали не распространяться. Как бы то ни было, но до полуденной молитвы, все золото и серебро, были доставлены к восточной башне, о чем гонцы поспешили известить своих полководцев.

К этому времени, хорошее угощение и вино привело и хозяев, и гостей в отличное состояние духа. Правда трудно было понять, кто был гостем, а кто хозяином.

Бойкие служанки, шныряющие по двору с подносами и кувшинами, своими острыми язычками, вгоняли в краску молодых степняков, сидящих у коновязи, непривыкших к такой девичьей смелости и свободе нравов. Он только крякали и смущенно качали головами, стараясь запомнить все услышанное, чтобы потом обсудить эти слова со своими, менее удачливыми знакомыми, у военных костров на привалах.

Употребление вина у арабов не являлось преступлением. Все помнили, что и сам Пророк, не был сторонником полного запрета этого напитка. Он лишь рекомендовал воздерживаться от молитвы в состоянии опьянения. Да и всем известно, что в Раю, в волшебных источниках течет не только вода и молоко, но и вино. Правда говорят, что оно не опьяняет. Но, кто его пробовал? Кто попробовал, тот уже не расскажет. А если и скажет, то кто, выпив вина, признает себя пьяным? Так что и арабы и ромеи, чтобы не обижать друг друга, отдали должное винам, из подвалов Патрикиоса Анастаса.

Услышав о готовности ромеев к передаче выкупа за город, засидевшиеся арабы засобирались домой. Всем хотелось быть поближе к деньгам. Тепло попрощавшись с Городской администрацией, Арабские военачальники направились к своим лошадям. В каменных стенах им было неуютно. Их души просились на простор.

Выход арабской конницы из города прошел буднично, без каких-либо стычек с горожанами, искренне удивленными такой необъяснимой сдержанностью степных разбойников, разительно отличающейся от бесцеремонности солдат Императорской армии.

У восточных ворот, под внимательными взглядами арабских военачальников, никогда в жизни не видавших сразу столько золота и серебра, деньги были взвешены и пересчитаны. После проверки, приглашенными ювелирами и золотых дел мастерами, монеты укладывались в кожаные мешки, которые тут же опечатывались печатями военачальников. Еще до восхода солнца, «золотой караван» под усиленной охраной вышел из городских ворот и направился в Монастырь. Было решено, что наутро в здании монастыря будет произведён делёж джизьи между командующими воинских групп, которые смогут разделить их между воинами своих отрядов.

В эту ночь, в Стане арабов молитвы салата произносились с особым воодушевлением. Многие воины, охваченные радостным волнением, так и не смогли уснуть до утра.

* * *

– Уважаемый Анастас, Ваши упрёки необоснованны и, потому, мне непонятны. О какой измене идет речь? Осмелюсь, напомнить Вам слова Фемела Катакалона, посланника Императора:

– «Вам разрешается вступить в переговоры с арабами и требуется, затягивать переговоры и удерживать их отряды возле города. Вам разрешается предложить Халиду ибн аль-Валиду выкуп, за его отказ от ввода войск в город, в размере годового городского взноса в императорскую Казну. Обещайте всё, что угодно, но удержите арабов в пригородах Дамаска».

А теперь, постарайтесь честно оценить результаты моей работы. Что же произошло? Город разграблен? Нет. Вы потеряли контроль над городом? Нет. Может быть, Вы и Ваши воины вынуждены покинуть город и пробиваться к побережью? Тоже, нет. Так, в чем же дело? В результате, блестяще проведенных нами, или, если хотите, Вами, переговоров мы, или, если хотите, Вы, сохранили для Императора Город и ваши войска. Вы сумели заставить арабов, сидеть под стенами Дамаска до прибытия сюда подкрепления из Центра, как Вам и было приказано. Но самое главное – и в этом моя заслуга, – Вы не взяли ни на себя, ни на Городскую администрацию никаких обязательств перед арабами и не подписали ни одного документа, который можно было бы поставить Вам в вину. Да, нам пришлось расстаться с золотом и серебром. Но, разве арабы не могли, сами забрать их силой, после того, как ваши, именно Ваши солдаты, отдали арабам и открыли им Восточные ворота Солнца. Насколько я помню, по вашему приказу, за охрану ворот отвечают, именно, Ваши солдаты, а воины городского ополчения – только за стены. Так что, давайте не будем ссориться. Мы выторговали у арабов год. А за год многое может перемениться в нашей жизни.

У нас не получилось совершить нападение на Генерала Халида? А кто сказал, что мы его готовили? А не было никакого покушения! Зачем вспоминать о неудачах?

Зато теперь, выплатив арабам сто тысяч динаров, мы сможем уничтожить Генерала Халида руками самих арабов. Нам достаточно просто пустить слух, что выкуп мы выплатили серебром. По законам Калифа Умара – сто тысяч динаров равны миллиону дирхемов. Но разве наши горожане интересуются законами Халифата? Можно не сомневаться, что в Ясриб уже доложили, о получении с города выкупа в миллион дирхемов. Мы, всего лишь, объявим горожанам, что выплатили арабам сто тысяч золотых динаров в серебряной монете. Любой ромей сам подсчитает, что арабы должны были получить и, значит, получили один миллион четыреста тысяч серебряных дирхемов. А вот когда слухи об этом, дойдут до Ясриба, то там заметят это расхождение в цифрах и у Калифа возникнет вопрос, а куда славный Генерал Халид подевал четыреста тысяч дирхемов, о которых говорят горожане Дамаска? Как Вы думаете, сколько времени после этого, Генерал останется на своей должности?

Так что, не отвлекайтесь на пустяки и организуйте, лучше, поиск и казнь всех преступников, бежавших накануне из тюрьмы. А то у них могут, некстати, развязаться языки и тогда уже до Генерала Халида дойдут ненужные, лживые слухи о неком Фемеле, и его банде разбойников, и их преступных планах. Давайте поскорее решим эту нашу внутреннюю проблему.

* * *

Даррар, узнав о том, что его, вместе с Икамом, вызывает в Ставку Халид ибн аль-Валид, предупредив об этом Икама, стал не торопясь, собираться к выезду. Встреча с прославленным полководцем никогда не пугала Даррара, для которого он всегда был лишь «дядей Халидом» – родственником и другом семьи. Да и Халид никогда не скрывал, что питает слабость к безрассудной смелости молодого родича.

Новость о предстоящей встрече с Командующим встревожила нашего героя. Он не искал встречи с Халидом, и сам факт, что тот заинтересовался одним из своих воинов, настораживал. Икам еще раз освежил в памяти все свои рассказы о своём легендарном прошлом, чтобы не попасться на противоречиях. Он уже знал, что люди в этом мире, с необъяснимой для наших современников серьёзностью, относятся к сказанным словам. Ложь и обман, считались здесь таким же смертным грехом, как и убийство. и людям, пойманным на обмане, восстановить свою репутацию, было уже невозможно. Сохраняя внешне полное спокойствие, Икам, оставив старшим в своем небольшом отряде Анвара, любезно попрощался с Кхаулой и, вместе со своим названным братом выехал в Монастырь, где находилась Ставка Халида.

Здесь уже спало шумное оживление последних дней, вызванное получением жалования для воинов армейских групп их командирами. Пятая часть, полученного в качестве джизьи, золота, двадцать тысяч золотых монет, с изображением Ромейского императора, были готовы для отправки в Ясриб. Они были тщательно пересчитаны, уложены в кожаные мешки и опечатаны печатями всех командиров армейских войсковых отрядов. После этого, военачальники Абу Убайда, Шурахбиль и Язид ибн Аби Суфьян для выплаты довольствия их воинам, получили золота и серебра на двадцать тысяч динаров каждый, и убыли в свои Станы.

Амиру ибн Аль-Аса на его отряд, Халид выдал деньги из той доли, которая была ему положена, как Командующему. В результате, воины отрядов Амира ибн Аль-Аса и Даррара ибн аль-Азвара получили жалованья даже чуть больше, чем в среднем по армии. Одной из причин огромной популярности этого полководца среди солдат, и было то обстоятельство, что он всегда находил возможность, выплачивать жалование своим мукатилам полностью и без задержки.

Годовое жалование воины получали один раз в месяц из средств командиров своих отрядов. Если командир не имел возможности платить воинам жалование, то они, как свободные люди, не связанные никакими обязательствами, имели право, в любой момент, или перейти в другой отряд к другому командиру, или, вообще вернуться домой, закончив свой Джихад. В связи с получением денег, в виде джизьи с города Дамаска, Командиры отрядов приняли решение выплатить жалование воинам досрочно, при условии, что большую часть этих денег воины потратят на свою экипировку. Специальные глашатаи во всех Станах объявили Указ Праведного Калифа Умара, об незамедлительном обеспечении командирами каждого воина оружием и защитными доспехами. Неисполнение этого указания, грозило виновным всяческими карами. Причём закупка доспехов подчиненными, должна буюет контролироваться командирами всех степеней.

На рынках цены на оружие сразу подскочили вдвое, но зато в походных кузнях жарко загорелись кузнечные горны и сотни кузнечных молотов звонкими ударами известили о рождении новых бронь для воинов, вступивших на путь Аллаха. На кожаную основу мастерами нашивались железные пластины, наскоро раскованные на небольших наковальнях. В дело шел любой металл, который удалось найти. Железные котлы, мотыги, серпы и насадки для плуга, под умелыми ударами кузнецов, превращались в пластины для панцирей. Такая броня называлась «лорика» – кожаная броня с элементами кольчуги и пластинчатого панциря. Хоть такие доспехи и не отличались тщательностью отделки, но, за счет толщины металла, являлись отличной защитой от стрел и ударов мечей и копий. Правда, вес такой брони привел бы в ужас ромейского скаутата, которому, в этих доспехах, предстояло бы, совершать длительные марши в пешем строю. Но, для арабского пехотинца, совершающего марш-броски на спине своего верного верблюда дромедара, этот вес не являлся критическим. По железной воле Калифа Умара, самым востребованным товаром на рынках стало оружие и доспехи. И, по воле всемогущего спроса, на рынке в избытке появилось оружие всех видов. На некоторых мечах, копьях, луках и шлемах, можно было обнаружить клейма Императорских арсеналов. «Ничего личного, – только бизнес». Незаметно для всех, под Дамаском рождалась тяжеловооруженная арабская пехота, совместившая мастерство метких лучников, мобильность и надежную броневую защиту тяжеловооруженной пехоты. Такой пехотинец не боялся стрел, летящих в него, мог сражаться как с пехотой, так и с кавалерией врага и, при каждом удобном случае, закинув щит за спину, брал в руки свой лук. И горе было врагу, не прикрывшемуся от его стрелы, метко пущенной им в цель на сто пятьдесят метров. Строй такой пехоты двигался на врага медленно, но неотвратимо, как каток. Но зато и в обороне строй пеших арабов проявлял непоколебимую стойкость, предпочитая смерть бегству с поля боя.

На голове арабская или точнее, йеменская пехота, носила традиционный для этих мест полукруглый шлем, скованный из двух половин. Форма шлема точно передаётся его названием «байда», что означает «яйцо». Под шлем воины побогаче надевали кольчужный капюшон, прикрывающий шею и плечи. Некоторые, по примеру ромеев, наматывали на голову и шею многослойное шерстяное кашне, для защиты от стрел и рубящих ударов. А некоторые предпочитали носить кольчужный капюшон без шлема. В этом случае, в роли подшлемника выступала густая копна волос его хозяина, заплетённая в четыре толстые косы. Многие, на уложенные по кругу косы, наматывали тканевую полосу, называемую «иманта». Некоторые носили цветные шапочки, под шлем или кольчугу. Эти шапочки назывались «имама».

Обо всем этом Икам рассуждал про себя, не торопясь передвигаясь по арабскому лагерю на своем коне за Дарраром. Вокруг небольших костров, по всему лагерю разносились запахи жаренного мяса и дешевого вина. Воины шумно отмечали бескровную победу истиной Веры и расширение границ Исламского мира.

Икам уже твердо решил для себя, что его, или по ошибке, или по злой воле, заслали в какую-то параллельную реальность, не имеющую ничего общего с историей его родной планеты. Уж слишком сильно та армия, которую он видел, отличалась от, памятной ему с детства, лихой арабской конницы, несущейся по пескам, в белоснежных бурнусах, на чистокровных арабских скакунах, с кривыми саблями наголо от победы к победе. Поэтому он решил все силы сосредоточить на скорейшем выполнении своего задания и возвращении домой. Это решение снимало с его души камень ответственности за вмешательство в ход исторического процесса. Ведь в каждом мире с параллельным ходом истории, события идут своим чередом. И значит действует универсальный закон естественного отбора; «Каждый за себя – один Бог за всех и на все – воля Божья!»

* * *

Монастырь встретил наших героев обычной суетой военного штаба большой армейской группировки. Всадники из разных армейских групп, по всякому поводу и без повода, приезжали сюда, чтобы узнать последние новости, приобщиться к великим делам и просто посплетничать о своих командирах и товарищах по оружию. Хозяева небольших походных харчевен, манящих, усталых и проголодавшихся героев отдохнуть в тени невысоких деревьев, окружающих стены монастыря, не могли жаловаться не отсутствие посетителей. Старшие начальники не препятствовали такой непоседливости своих подчинённых. Благодаря ей, в штабах знали об обстановке в войсках, гораздо больше, чем того хотелось бы их военачальникам. Приближался полдень. По местным традициям, заимствованным сирийским населением от греков, деловая активность в Ставке постепенно замирала, давая время для полуденного отдыха – сиесте, которая длилась до самого зухр-салата, когда настаёт пора полуденной молитвы.

Даррар с Икамом были приглашены Халидом ибн аль-Валидом, разделить с ним его полуденную трапезу. До того, как дать знак своим рабам, принести кушанья, Халид высказал пожелание познакомиться поближе с новым другом и названным братом своего родича. Беседа проходила на небольшом глиняном помосте, установленного в нише стены внутреннего дворика монастыря. Ниша была расположена так, что с полудня до захода солнца, она находилась в тени высокой каменной стены монастыря. Здесь во дворе росли цветы, возделанные трудолюбивыми руками монахов. По стенам вились ветви винограда. Помост и стены ниши были украшены пестрыми коврами, на которых горкой лежали подушки всех размеров. С их помощью можно было расположиться на ковре помоста с относительным комфортом. Для того, чтобы отдыхать, сидя на полу или помосте, нужна привычка. Но, Икам в последние годы своей бурной жизни, привык не обращать внимания на подобные мелочи. Присев на край помоста, он принял достойно-уважительную позу для разговора с уважаемым человеком. Для себя он выбрал образ туповатого вояки, без особых талантов и претензий. Своими ясными глазами он прямо, но без вызова, смотрел в лицо прославленного Полководца.

Тот, усмехнувшись дал понять, что принимает игру, которую начал наш герой.

– Как твоё имя, мой друг? Даррар так много говорил о тебе хорошего, что мне захотелось лично познакомиться с тобой. Скажи, кто ты?

– Мой господин. Я – Икам ибн Абихи, что значит Сын своего отца. Мой отец не оставил мне ни богатства, ни громкого имени. Но, он дал мне большее. Он научил меня военному делу, что обеспечивает меня всем необходимым в этой жизни, и он сделал меня мусульманином, что обеспечит меня в жизни грядущей.

Отец дал мне важное поручение, которым я собираюсь заняться немедленно. А воля отца, как Вы понимаете, – священна. Даррар переоценивает мои достоинства, но этот его недостаток я ему прощаю. Я искренне восхищаюсь его военными талантами. Да что я говорю, – Вы и сами о них знаете. Один захват ворот Димашка, проведенный им, чего стоит!

– А мне он сказал, что план захвата ворот предложил ему ты. И самую трудную часть плана, тоже осуществил ты.

– Уважаемый Халид ибн аль-Валид. Уверен, что и Вам приходится постоянно выслушивать сотни бестолковых и непрошенных советов тех, «кто мнит себя Стратегом, видя бой со стороны». Разве не самое главное умение любого начальника – это выслушать совет и, отбросив лишнее, на его основе создать свой план, а затем и осуществить его, добившись победы. Советчиков много, но решать приходится тем, кто несёт на своих плечах груз ответственности. Поверьте, что, если Даррар и выслушал мои советы, то своими людьми он командовал сам и, осмелюсь предположить, что с Вашего одобрения и, значит, по Вашему Совету. Но, Ворота захватывали его воины и под его командованием. И время, чтобы войти в город так, чтобы встретить Вас, на дороге, он определил сам, хотя, если честно, нам всем было непонятно, чего же мы ждали так долго. Вот и выходит, что заслуга в этом деле, всецело принадлежит моему другу и названному брату – Даррару ибн аль-Азвару. Простите, если утомил Вас своим многословием.

Икам замолчал, поклонившись, ругая себя, что вышел из образа солдафона. Халид внимательно посмотрел ему в глаза.

– Кто твой отец, и где он живет? Я спрашиваю тебя сейчас, как Командующий армии, которую вручил мне сам Калиф, преемник Пророка! Твой долг, как мусульманина и воина, отвечать мне!

– Как Командующему армии Калифа, я могу сказать только, что мой отец является тайным воином ислама, и находится он там, где ему приказано. А за свои дела он отчитывается только перед своим начальником. Чуть больше, чем три года назад, человек, давший задание моему отцу, умер. Его имя не знаю. Помню только, что отец называл его «Самым лучшим из людей». С тех пор, его новым начальником стал человек по имени Абдулла бин Усман бин Амир бин Кааб. Ему адресовались письма моего отца. Но отец называл его просто Сиддик.

Икам приберёг этот козырь на крайний случай. Полное имя Первого Калифа, и тестя Пророка, он однажды услышал от Асхаба, ведущего душеспасительные беседы с его воинами и решившего щегольнуть своей близостью к Сильным мира сего.

– Я ни разу не видел этого человека и даже не знаю, что означает его прозвище «Сиддик». Связь с этим человеком отец поддерживает сам. Но, больше я ничего не могу Вам сказать. А свой долг воина и мусульманина я никогда не забывал. Прикажите мне именем Пророка, и я сам, у Вас на глазах, перережу себе горло, если только Вы дадите мне своё слово, что моя смерть угодна Аллаху, и я стану шахидом. И, прошу Вас, не заставляйте меня, гневить Вас своим отказом.

– Так ты хочешь сказать, что действительно, не знаешь и никогда не встречал человека, по прозвищу Сиддик? Да его знает каждый воин Ислама! Этот человек до своей смерти был Праведным Калифом, известным всем под именем Абу Бакр Сиддик!

– Мой господин. Если Вы подозреваете меня во лжи, то просто спросите о моём отце у того, кто занял место Абу Бакра Сиддика, (да будет над ним благословение Аллаха!) Уверен, что мой отец, уже дал знать ему о себе. Я не тайный воин Ислама. Я просто выполняю приказ моего отца, потому, что я – просто Икам ибн Абихи – Сын своего отца! Простите меня за это.

– А ты, не так прост, как хочешь казаться! И в чём заключается твое поручение, ты тоже не можешь никому сообщить. Наверняка тебе поручено следить за кем-нибудь, или убить кого-то…

– Ну что вы, мой господин. Я не шпион и не убийца. И я не скрываю своего задания. Я просто должен найти одну женщину. У меня есть только её портрет. К сожалению, больше ничего я о ней не знаю.

Не дожидаясь вопроса, Икам достал портрет Ирины и подал его Халиду. Тот несколько удивлённо, но с интересом внимательно рассмотрел рисунок.

– Красивая женщина. На ней очень странная одежда без всяких украшений. Говорят, что на севере в Руме, встречаются люди с серо-синими глазами и белыми волосами. Но здесь такие женщины – редкость. Я видел только одну женщину, похожую на этот рисунок. Это Сирин – жена Икрима ибн Абу Джахль аль-Махзуми аль-Кураши, моего родственника и хорошего приятеля. Она, насколько я помню, из Египетских коптов-насара. Она прибыла В Медину лет восемь назад из Египта. Шесть лет назад, когда Пророк вошел в Мекку, она, по его приказу, вышла замуж, а после смерти Пророка, муж отправил её в своё поместье неподалёку отсюда.

Халид вернул Икаму его портрет и сменил тему разговора.

– Так значит, ты понял, что ромеи сами позволили вам открыть ворота и войти в город? Они ведь не препятствовали вам?

– Да, действительно, ромеи, словно, были растерянными и совсем не сопротивлялись.

– Теперь я могу открыть тебе, что ваш проход в город был согласован с ромейским Комендантом. Ромеи сдали город добровольно, и, значит, джизья, по закону, принадлежит Представителю Калифа. По Указу Нашего Калифа, я приказал выдать часть этих денег воинам для покупки ими оружия и снаряжения. Я предупредил, Даррара, чтобы он объяснил своим воинам, как им удалось без труда войти в город. И чтобы наградить их за их труды, я выдал положенную им часть добычи, как если бы они и, вправду захватили город. Но мне, очень не хотелось бы, чтобы и вся армия оказалась в этом опасном заблуждении о сдачи города. Повторяю, что ромеи добровольно открыли нам ворота и получили от меня охранную грамоту (китаб-оман), подписанную всеми командирами армейских войсковых отрядов.

– Я все понял, мой господин. Хочу поблагодарить Вас за щедрость, с которой вы отметили наши скромные труды.

– Даррар очень высокого мнения о тебе. Да и я вижу, что ты достоин награды. Мне сказали, что у тебя в отряде уже шесть вооруженных воинов. Было бы хорошо, чтобы их стало десять. Я знаю, что ты не жалеешь средств, для их вооружения. Это хорошо. Плохо только, что сам ты экипирован очень бедно. Твой вид роняет тебя в глазах и друзей, и врагов. Я подарю тебе отличные доспехи персидской работы и оружие из стали с южного побережья. Туда из Индии привозят сталь замечательной выделки. Такие воины, как ты, заслуживают самого лучшего оружия.

– Мой господин. Простите меня, но я вынужден отказаться от столь щедрого подарка. Узнав, что Вы одарили меня, все подумают, что я не могу добыть себе хороший панцирь и оружие в бою. А если мне придется продать ваш подарок, чтобы пополнить свой отряд, то я нанесу вам незаслуженную обиду. Обещаю, что через несколько дней я предстану перед Вами в достойном виде. Обещаю так же, что увеличу свой отряд до десяти человек, точнее до десяти фаризов. Но если Вы и на самом деле, считаете, что я заслуживаю награды, то разрешите мне попросить её у Вас самому.

– Ну, и какую же награду ты просишь у меня?

– Мой господин. Я, всего лишь, простой воин. Помогите мне увидеть хотя бы издали Сирин, жену Вашего родственника. Обещаю, что я ничем не нанесу урона, чести этим достойным людям. А вдруг, она и есть та, кого я ищу? Других наград мне не нужно. Прошу лишь надеяться, что, если вам понадобится верный человек и умелый воин, Вы вспомните обо мне.

– Ты, серьёзно говоришь это?

– Ваша репутация не позволяет шутить с Вами.

– Ну, вот это ты зря. Я простой человек и люблю хорошую шутку. Ну, раз ты так хочешь, то жду, когда ты выполнишь свои обещания, и тогда мы навестим моего друга Икрима ибн Абу Джахля, в его поместье, где ты сможешь увидеть его жену. Только постарайся не потерять свою голову.

И вот еще что. Как брат Даррара, ты можешь прибавлять к своему имени «Курайши» и имеешь право носить на голове иманту черного цвета. И не брей больше бороду. Ты становишься похожим на женоподобного ромея. У нас мужчина без бороды, как…

Халид запнулся, подбирая подходящее сравнение. Икам озорно поспешил к нему на помощь

– Как женщина с бородой!

Шутка понравилась Халид весело рассмеялся и дал знак своим слугам начать подавать кушанья.

На столе появились печеный фазан, жаренное мясо, овощное рагу, белый хлеб, финики, орехи, мед и много чего еще, чему Икам даже не знал названия. Как знак доверия, на столе среди напитков, появился пузатый кувшин с вином. «Лыцари пустыни» не собирались отказываться от своих привычек, даже в походе, вдали от родных шатров.

После обильного обеда наши друзья, извинившись, отправились восвояси, чтобы не отвлекать Командующего от сиесты и успеть к своим мубаризунам к полуденному зухр-салату.

– Зря ты отказался от предложения Халида ибн аль-Валида. Такой брони, как у него, ты здесь не найдешь ни за какие деньги. Тех денег, что я выдам тебе «за ворота», может не хватить на приём в отряд новых рекрутов. Но, ты можешь принять к себе, моих воинов, которые захотят служить тебе. Правда, тогда тебе придётся выплатить им очередное жалование вместо меня. Но, зато они придут к тебе со своим оружием, и тебе не придется тратиться на их экипировку.

– Даррар, я ценю твоё участие, но, оружие и доспехи я предпочитаю выбирать сам, из тех, что ромеи носят, пока, на своих плечах. Мне придется отлучиться из лагеря на несколько дней. Если на это будет воля Аллаха, то я вернусь с оружием и в доспехах, каких не стыдно будет показать Халиду. А пополнением отряда, пусть занимается Анвар. А экономить на их экипировки я не стану. «Скупой платит дважды». Для меня сейчас, важнее достать верблюдов и коней.

Этот день у наших героев быстро пролетел в хлопотах по подготовке к отъезду Икама и набору новых рекрутов в его отряд.