Читать книгу Голая - Ив Никитин - Страница 3

– Ох, ты ж, еб твою мать! Господи!

Когда одна из девочек сказала, что странная женщина спрашивает ее на черном входе, Лина сначала смутилась, но то, что она увидела перед своими глазами, повергло в шок. Это не могла быть она. Мозг отказывался верить в очевидное. Лина протрезвела моментально. По венам вместе с кровью растеклась ярость и злость.

– Господи, что с тобой произошло? Господи! Это он? Это точно он! Господи! – пальцы с длинными наращенными ногтями дрожали. Она сильно затянулась сигаретой, шумно выдохнула, до Ани долетел перегар дыхания, смешанный с горьким запахом сигаретного дыма, что напомнило ей о Глебе, который дышал на нее таким же перегаром, когда унижал.

Слегка окосевший от выпитого взгляд скользил по подруге. Календарь упорно уверял всех, что еще вторник и для того, чтобы выпить, нужен повод, ну, или хотя бы подождать до пятницы, но для кого-то, в том числе и для Лины, это был хлеб и работа. Каждый день – праздник. Каждый день, как пятница.

Нет! Отношения это не про меня!

Некогда пышная белокурая шевелюра стала жирными влажными патлами мышиного цвета. Аня изрядно похудела на нервах, что, к слову, ее не красило. Ни грамма косметики, да и куда там, вон, какую живопись на лице оставил «Рембрандт». Старенькая одежка, сырое, все закашлаченное, пальтишко, из-под которого выглядывали кроссы, как у клоуна, несуразно большие.

– Господи, чьи это педальки, Конфетка?

Аня посмотрела на свои ноги, в обуви на 5–6 размеров больше ее 37. Вспомнила своего спасителя, и на душе стало чуть теплее. Остались еще в этом мире люди, способные на сострадание. Улыбнулась, насколько это позволяли распухшие губы. Конфетка, так ее давно никто не называл, хотя раньше это было ее вторым именем.

КОН-ФЕТ-КА!

Она просмаковала свое старое прозвище у себя в голове.

– Парнишка, который меня подвёз, одолжил. Я не знала, куда мне ещё ехать. Жорик тут?

– Ты шла босиком?!

– Алин, можно я зайду, сяду и все тебе расскажу?

– Не знаю, захочет ли он тебя видеть после того, как ты с ним поступила… – она облокотилась плечом на дверной проем, пальто распахнулось, обнажив голую ногу в туфлях на высоком каблуке.

Легкое кремовое пальто с меховым воротником, накинутое на плечи подруги, разительно отличалось от ее собственного. Сразу можно было понять, что обладательница этой детали гардероба в метро не ездит, ее максимум – это сесть в машину, покачиваясь на высоких каблуках. Почему покачиваясь? Ну, скажем так, Лина не была заядлой трезвенницей и считала, что бокал шампанского утром придает живой блеск в глазах, ну и, конечно же, делает мир чуточку лучше, чем он есть на самом деле. Про выхлоп, конечно, умалчивала, но то обилие «Монталь», которым она себя обрызгивала, отлично справлялось с маскировкой. В этом удушающем розовом облаке уж очень было тяжело разобрать, подшофе его обладательница или нет.

На лице жалость боролась с радостью, возможно, потому что в ней играло женское «А Я ГОВОРИЛА» и то, что подруга, пусть и в таком состоянии, но все же стоит пред очами. Она уже не писала долгих 7 месяцев, оборвав всю связь. Ни ссор, ни обид, никакая черная кошка, вроде, между ними не пробегала. Просто как-то свела общение на нет и пропала. Тогда все подумали: «Ну, что поделать, ну, и Бог с ней». А тут вот в полвторого ночи «привет из прошлого».

– Алин, честно, мне некуда пойти.

Это понимали обе. Лина решила, что сделает все, что будет в ее силах. Домой она ее позвать не могла, так как делила съемную квартиру с подругой, и та в восторге от таких гостей не будет. Но с Жорой договорится. Девушка встала ровно, отряхнула испачкавшееся плечо, со злостью раздавила окурок о край урны-пепельницы.

– Постой тут, я сейчас у него спрошу, постараюсь сделать все, что смогу. Но ты на теплый прием, в любом случае, не рассчитывай. Ты же помнишь, что наш голубой ангел очень злопамятный, а то, как ты свалила, очков в этой игре не добавит. Настроение у него, вроде, нормальное. Я сейчас.

С этими словами открыла узенькую дверь и проскользнула в плохо освещенный коридор.

Аня стояла одна в недрах темного двора-колодца в центре такого любимого и одновременно такого ненавистного города. Слезы опять начали свой путь от глаз до подбородка. Она приехала сравнительно недавно, 4 года назад. По меркам истории – это немного, но для нее это была почти одна четверть от жизни. Питер принес в жизнь свободу. Стояла и вспоминала, с каким счастьем и надеждами она выходила из плацкартного вагона на Московском вокзале. Как сейчас помнила, билет были на 14 место, в 4 вагоне, и прибыл поезд на 4 путь! Она считала, что это знак! Знак того, что все идет как должно! И…

Прощай, Зажопинск, да здравствует культурная столица!

Амбициозная, вот только позавчера ставшая совершеннолетней, она приехала учиться. Гордость семьи, выбралась из трущоб, чтобы потом вытянуть семью оттуда же. Ну, по крайней мере, так мечталось в силу ее максимализма. И вот, пожалуйста, стоит почти в одних трусах, купленных в магазине «все по 36», во дворе-колодце, который без зазрения совести любители весело покутить использовали как общественный туалет. Кто ж мог подумать, что планам не суждено сбыться, какое-то время она помогала родителям, но все пошло на убыль, когда встретила его.

Она стояла, плакала и думала, почему связалась с ним. Вы часто слышите в голове голос матери?

Ты должна! Вот так по-людски! Ты хочешь, чтобы мне было стыдно? Аня, у меня в твоем возрасте было больше ответственности, на руках уже была годовалая ты! В смысле, ты хочешь пожить для себя? Тебе нужно быстрее замуж, ты у нас не из красивых…

Стоит ли винить во всем мать? Может, та хотела для нее, как лучше? А может… Наши родители свято верят, что они продолжаются в нас. А некоторые думают, что за нас они могут прожить еще одну жизнь, как в компьютерной игре. У матерей, которые всю жизнь мечтали стать балеринами, дочки чуть ли не с первых дней тянутся на шпагаты, кто мечтал стать учеными, у тех чада грызут науки, которые, может быть, им не даются.

Вас часто спрашивали, а чего хотите вы?

Она родилась в то время, когда детей было не модно любить. Проявлениями любви считались кров и еда. Подарками на дни рождения были свитера и обувь. Были тяжелые времена, распался Союз, работы особо не было, и все силы и внимание людей были не как сейчас, сконцентрированы на том, чтобы воспитать правильно ребенка, раскрыть его таланты, а на то, как прокормить семью, на то, чтобы был достаток. Винить родителей, которые были воспитаны при советской власти, за то, что они воспитывали детей не как индивидуальностей, а готовили членов общества, не стоит. Ведь в их умах стояли другие задачи, и быть счастливыми было не так приоритетно, как быть сытыми. Понятия счастья ее матери и ее собственного кардинально различались. Это она сейчас понимала, стоя в вонючем дворе. Тогда же, когда окунулась с головой в эти отношения, она хотела одного – похвалы от матери. Услышать, что она молодец и живет правильно. Что движется по правильному жизненному пути, который старшие ей обозначили. Дом, семья, свой угол, занимать какую-нибудь должность при государстве, быть хорошим работником, родить детей, взять квартиру в ипотеку, чтобы что-то оставить вышеупомянутым. Нужно ли это ей было на данном этапе? Хотела ли она все это? Делало ли ее это счастливой?! Сейчас она не могла ответить на этот вопрос. Но знала точно, что из-за этих привитых ценностей всегда искала себе не спутника жизни, с которым можно достигнуть всех этих норм и мерок общества. Она выискивала потенциального мужа, отца семейства, перспективного молодого человека. Любовь? Она стояла не в приоритете. Как говорила ее мать, стерпится-слюбится, главное, чтобы обеспечить мог, и как за каменной стеной себя чувствовать. Тут нужно подходить рационально к вопросу и смотреть в будущее.

Может, она все-таки была права? На любви далеко не уедешь?

И какой страх на нее нагонял возраст, 22 года! Она уже не юная девочка, и конкуренция на брачном рынке, ух, велика. Это были слова матери, которые въелись в память. К слову, о матери. Она старалась, но не могла вспомнить нежность, которую бы та проявляла к отцу. Не видела, чтобы хоть что-то намекало на какую-то романтику в их отношениях. Воспринимала это как норму, видимо, взрослым негоже себя так вести, а, может, это и происходит, но не при ней? Но, что запомнила четко, так это то, что мать вечно пилила отца. Она была вечно чем-то недовольна. Скандалов дома не было, отец стойко терпел все нападки и претензии. Такого, чтобы он повысил на нее голос, и, не дай тебе Бог, поднял руку, не случалось. Происходившее с Глебом стало для нее новостью. Она, конечно, знала, что такое происходит в семьях, но не ожидала, что сама окажется в такой ситуации.

В этих раздумьях ее и застал Георгий. Она стояла спиной к двери, смотрела в серое небо, засвеченное городом.

– Какие люди, ты погляди! – когда она обернулась, улыбка с лица мужчины сплыла, лицо стало серьезным.

– Это он тебя так?

Аня молча кивнула и стала плакать навзрыд, голова опустилась, спина ссутулилась, несмотря на свой и без того малый рост, Аня стала еще меньше, все тело вздрагивало при каждом всхлипе. Это уже был второй приступ истерики за сегодня, и опять он произошел при мужчине. Пара слов из уст этого человека нажали на спусковой крючок нервной системы. Держаться не было сил. Он в свое время был для нее всем, человеком, который научил ценить себя, любить жизнь. Человеком, который сказал, что она красивая, и что весь мир может лежать у ног, если она этого пожелает. Человеком, который сказал истину: «Мы рождаемся, для того чтобы быть СЧАСТЛИВЫМИ!». Человеком, от которого она ушла, не попрощавшись, и оборвав всю связь, лишь бы не было скандалов дома. Он дольше всех писал и интересовался, как она живет, все ли хорошо, но она упорно его игнорировала и удаляла сообщения, не прочитав. И вот теперь стоит на пороге побитая, униженная, раздавленная во всех смыслах. Стыд начинает накрывать все сильнее, и от этого становится еще более тошно и хочется все больше плакать. Не получается выговорить ни слова, истерика не дает вдохнуть. Получаются только несвязные всхлипы и вой.

Гоша подошёл и по-отечески обнял. Стал гладить по грязной голове, светлый свитер испачкался кровью, смоченной слезами и какой-то грязью. Он гладил ее по голове и говорил, что все будет хорошо, что не стоит плакать и все пройдет. Аня ему верила, как верила когда-то в то, что красивая, что у нее все получится. Она чувствовала, что вся обида, накопившаяся за этот год, ушла без следа. А разве могло быть иначе?

– Конфетка, ну, не плачь… – от этих слов стало еще более тошно, и новый поток слез хлынул на свитер. Она уткнулась в его грудь носом и сильно прижалась.