Читать книгу Голая - Ив Никитин - Страница 8

Пока у всех девочек шла смена, Аня лежала на диване в кабинете. Лицо опухло так, что она не узнала себя в зеркале. Левый глаз опух, и под ним образовался внушительный фонарь. Губы у нее так не опухали, и пить приходилось через трубочку. Кожа головы зудела, а волосы сыпались, как с линяющей собаки. На руках были синяки в тех местах, где он хватал ее. Общее состояние было такое, будто ее сбила машина. Психическое состояние было еще хуже. При каждом громком звуке она непроизвольно вздрагивала, в душе образовалась пустота. Она просто сидела в прострации и щёлкала пультом небольшого плазменного телевизора, который висел на стене в кабинете управляющего.

В какой-то момент она наткнулась на передачу о резонансном деле сестер Хачатурян. Она слышала о том, что произошло, но подробностей всего не знала: своих проблем было по горло. Почему-то, сама того не зная, может, подсознание отреагировало, она решила посмотреть, в чем же дело.

На экране телевизора творился какой-то цирк, конструктивного диалога у присутствующих не складывалось, одни орали на других, другие не слышали третьих. Аню поражал тот факт, что такие вещи выносятся в прайм-тайм в качестве шоу. Ее не покидало стойкое ощущение, что это какое-то театральное представление. Но те факты, которые были озвучены в ходе передачи, заставили ее ужаснуться. Фантики от конфет как повод для насилия, убитый 32 ударами отец, родственники, которые выставляют каждый свою сторону, как агнцев Божиих, и тянут одеяло правоты в свою сторону. Факт того, что человека уже нет, остается фактом. Но если родственники знали о том, что происходило у них дома, почему никто не остановил? Больше поражало экспертное мнение певиц, писательниц и общественных деятелей, не побывав в шкуре той или иной стороны, как они могли судить? Одна винит во всем мать, вторая считает их жертвами, кто-то говорит о том, что девочки вообще спланировали убийство родного отца из-за денег. Но почему-то не было самих девочек, как оказалось, те были уже на свободе и некоторые даже работали, не пригласили психиатра, который проводил обследования девочек, не было их адвоката и, уж тем более, представителей закона, которые могли бы внести четкую ясность во все происходящее. Она как человек, который столкнулся с тем, что называют «насилие в семье», не понимала, как это все можно вынести на общий суд и, судя по всему, уже не в первый раз. Гадкое ощущение липло к ней, возможно, потому что сама стыдилась рассказать о своей ситуации. Какая-то ее часть говорила о том, что «Да! Действительно, такие происшествия нужно освещать. Люди должны знать, что это есть!», но при этом она понимала, что таким образом это делать не стоит.

– Отличное ты себе времяпрепровождение нашла, ничего повеселее не было? – Лиса стояла в дверях с бокалом шампанского, пузырьки в стакане тоненькими ниточками поднимались к горлышку. Она призывно протянула его ей:”Держи, тебе не помешает! Вася пришел, я ему сказала, что ты, возможно, скоро вернешься! Господи, он чуть кипятком не обмочился от радости!”

Аня не знала, хочет ли она возвращаться к старой жизни или нет, но, судя по всему, выбор был не велик. Она вспомнила, что увидела сегодня в зеркале и отчего рыдала. Куда она такая вернется?

Шампанское приятно защипало на языке, давно она не пила именно шампанское, не какой-нибудь газированный, винный напиток или игристое местного разлива, а именно шампанское с кисловато-горьким привкусом, которое отдавало немного деревом в конце. Она закрыла глаза.

– Вдова?

– Она самая! А ты, я смотрю, талантов не растеряла, сивухой не обманешь! – Лиса улыбнулась, смотря на то, как ее подруга смаковала напиток.

– Конфетка, ты как? Лицо сильно болит? Может, тебе мазь какую-то нужно? Может, компрессы холодные сделаем?

– Честно? Я уже думала о своем состоянии. Блядь, как будто трактор переехал, а потом сдал назад. Я не знаю, конечно, как это, но есть подозрение, что ощущения те же. Я когда-то в детстве каталась на тарзанке, и веревка оборвалась, и я катилась с холма добрых метров 20. Так вот, выглядела я лучше.

Они обе рассмеялись. Аня сразу же схватилась за губы, потому что те опять где-то предательски лопнули, и из них начала сочиться кровь. Алина схватила бумажные носовые платки, которые у Георгия всегда стояли на столе на случай пьяных истерик, но Аня замахала руками.

– Не надо, еще заразу какую-нибудь занесу! Только все продезинфицировала – она встала и поковыляла к аптечке за стерильными салфетками. Походка у нее была та еще: о выходе на работу в ближайшее время речи быть не могло. Только людей пугать и имидж заведению портить. Алина вздохнула.

– Ладно, пойду я дальше работать, а то сейчас прилетит за то, что полный зал гостей, а я тут прохлаждаюсь. Толк бы от них был, такое ощущение, что студентам стипендию выдали, и они пришли ее проматывать.

– Меооошь в труши не шиплюш, и на шом шпашибо.

– Что?

– Говорю, мелочь в трусы не сыплют и на том спасибо. – Аня выплюнула раствор хлоргексидина в раковину. Губы были разбиты и изнутри, скорее всего, поэтому так и отекли.

– Давай, дуй работу работай, а то мне не у кого деньги занимать будет, сама я, как видишь, немощь. – Вымученно улыбнувшись, она набрала раствора в рот и продолжила полоскание.

Когда Лиса уходила, Аня посмотрела ей вслед, она видела, что что-то в ней надломилось, и это было связано с ней. Ей очень не хотелось, чтобы подруга за нее переживала, но ей было очень приятно, что по прошествии такого времени к ней все отнеслись, как к родному человеку и пришли на помощь. Чувство стыда, которое она испытала из-за того, что она перестала с ними общаться и вот так пропала, не позволяло ей жаловаться им на жизнь. Она считала, что виновата во всем сама, это был ее личный выбор, и злоупотреблять их добротой не могла себе позволить.

Георгий застал ее спящую на его диване для посетителей. Картина была уморительная, если не брать во внимание, что случилось. Некогда богиня танца лежала с приоткрытым распухшим ртом и храпела, как богатырь. Он уж было подумал, а не сломан ли у нее нос. Он не стал ее будить, поставил контейнер с едой, которую для нее приготовил его парень. Они были знакомы, и Миша очень сильно переживал. Пригласить ее к себе пожить возможности у них не было. Во-первых, спать было негде, во-вторых, на днях должна была приехать его мать, а она была еще та стерва. Сверху на контейнере он оставил записку, чтобы она, как проснётся, написала ему, и он придет с ней поговорить насчет перспектив будущего. Тихо закрыв за собой дверь, он пошел дальше работать. Настроение его было не на высоте, в зале сидела компания малолеток, а он терпеть не мог ни компании, ни малолетних посетителей – шума много, выхлоп нулевой.