Читать книгу Восхождение - Иван Рубинштейн - Страница 6

Мои воспоминания о первых годах учебы можно выразить одним словом: старался. Со временем это старание въелось в мою плоть и кровь, растворилось во мне и стало привычным, но поначалу я от него физически уставал, ведь хотелось соответствовать самым высоким критериям. Наверное, мне казалось, что если наш семейный «корабль» готов пойти ко дну, он должен сделать это не из-за меня. Не из-за моей плохой учебы, непослушания, беспорядка в комнате. Не из-за того, что я, к примеру, не попал по воротам, пробивая пенальти за нашу футбольную команду. Быть такого не могло. Только не из-за меня. У меня все должно быть на высшем уровне. Достаточно того, что не все хорошо было с моим отцом, которого я редко видел трезвым.

Честно говоря, я радовался, когда его не оказывалось дома. Когда был пьян, он был веселым или грустным, словоохотливым или молчаливым, но казался при этом добрым. Когда был трезв, он становился злым. Напрягал скулы, скрипел зубами, сводил глаза в невидимую мне точку и словно пытался высмотреть там что-то неведомое. Он даже разговаривал по-другому: отрывисто, громко, словно проглатывал нецензурную брань, едва сдерживаясь. В такие дни мать уходила спать в гостиную. Когда отец напивался, а это случалось все чаще, на первом этаже спал он. В день, когда мы покидали наш дом, последним, на что я посмотрел, был как раз гостевой диван. За последние два года, которые отец успел на нем проспать, он пролежал приличную вмятину. И мне даже показалось, что он продолжает на нем лежать, просто я его не вижу…

Но это было чуть позже. А поначалу я смотрел на потемневшее лицо матери и все порывался спросить: это теперь навсегда? Она ловила ладонью мою голову, насильно взъерошивая волосы, и шептала какие-то глупости. К примеру, говорила, что должна быть благодарна отцу.

– За что? – удивлялся я.

– За тебя, – натужно смеялась она.

Отец оказался прав. Мое старание в первых классах привело к тому, что дальше все пошло по накатанной. Я числился в отличниках и хлебал полной ложкой и недостатки, и преимущества этого статуса. Можно было не тянуть руку на уроках, оценки в классном журнале появлялись словно сами собой, но нужно было всегда быть готовым ответить на отлично, то есть лениться не удавалось. К тому же вместе с горсткой «ботаников» из разных классов мне приходилось ездить на различные олимпиады в город от нашей школы, откуда я привозил и вручал матери победные грамоты.

Само собой, пришлось участвовать в школьных и кустовых футбольных турнирах, пару раз я даже поднимал над головой настоящий победный кубок очередного районного первенства. На доске почета возле кабинета директора появилась моя фотография. Вот только, думаю, отец ее так и не увидел. Со временем мне удалось подтянуть даже английский. Просто я решил относиться к нему как к футболу. Тренировался каждый день, выискивал видеокассеты с западными фильмами без перевода, даже, помню, добывал редкие по тем временам книжки на английском языке. А потом постепенно, к своему удивлению, начал понимать нашу англичанку. Так что к пятому классу у меня исчезла в дневнике последняя годовая четверка.

Но сначала кое-что произошло.

В наш дом приехали чужие люди. Отец был вместе с ними. Едва он вошел, как сразу сел за стол в совмещенной с кухней гостиной, положил руки на столешницу, переплел в замок пальцы и не сдвинулся с места, пока эти самые люди не ушли. Их было, кажется, человек шесть или семь. Кто-то в форме, кто-то в обычной гражданской одежде. Мужчины и женщины. По случаю майских праздников мама была дома. Увидев странную делегацию, она побледнела, как кафельная плитка за ее спиной, и так и осталась стоять у плиты с полотенцем на плече, а чужие люди разложили на столе бумаги и начали ходить по нашим комнатам, открывать шкафы, хлопать дверями, осматривать все, что у нас было, составляя список в каком-то, как я понял, протоколе. Они даже поднялись в мое гнездо в башенке и переворошили вещи. Мне стало так противно, что внезапно я почувствовал тошноту.

– Что это? – прошептал я, подойдя к маме.

– Описывают, – чуть слышно ответила она. – Арест на имущество.

– За что? – спросил я, ассоциативно установив связь между словами «арест», «преступление», «наказание».

– За долги, – обронила мама, поймала мою ладонь и сжала ее так, что я чуть не вскрикнул.

Неприятный визит продолжался, наверное, около часа. Чужие люди даже выходили из дома и осматривали его снаружи – думали найти что-то ценное в гараже или сарайчике. Отец оставался на одном месте. И я запомнил этот день не потому, что никогда раньше, да и позже, никто не вторгался в мое жилье, не шелестел бумагами на моем столе, не шуршал бахилами по моим ступеням. Нет, я запомнил этот день потому, что впервые пригляделся к рукам отца. Они изменились за последние два года. Потемнели, покрылись ссадинами и шрамами. Пропитались маслом и присадками. А когда перед отцом выложили протокол, который он должен был подписать, и он взял ручку, я увидел желтоватые мозоли у него на ладонях. Его руки стали страшными. Они как будто напоминали клешни. И мне стало его жаль.

Отец ушел сразу, как только наш дом покинули чужие люди. Посидел еще несколько минут, потом словно очнулся и, так и не посмотрев в сторону мамы, пробормотал что-то вроде:

– Ну, ладно-ладно. Мы еще посмотрим.

Поднялся и вышел. Из окна я увидел, как он выезжает со двора.

– Собирайся, – сказала мама. – Мы уходим. Сегодня. Немедленно. С меня довольно.

– Куда? – не понял я.

– Поедем в город, – ответила мама, шурша какими-то пакетами. – Как знала. Не стала продлевать аренду квартиросъемщикам. Поживем пока в квартире бабушки.

– Но там даже телевизора нет! – возмутился я. – И интернета!

– Зато туда к нам никто не придет, – твердо сказала мама. – Квартира, кстати, на тебя записана. Хорошо, что я ее не продала. Отец все уши прожужжал: «Продай, продай!» А я… Продала бы – и десятой части его долгов не покрыла бы. Как в бездну… А мы бы остались без ничего…

– А как же… папа? – спросил я.

– А что папа? – подняла она на меня налитый слезами взгляд.

– Ты его оставляешь?

– Нет, – мотнула она головой. – Это он нас оставил. И уже давно. Ладно бы, если бы с кем-то… Но так… А мне, может, тоже хочется напиться! Собирайся! Мне зато там до работы всего пять минут пешком. Проживем! Давай-давай. Беги, пакуй свой компьютер. Описали они его… Щас!

– А школа? – не унимался я.

– И школа там рядом, – изобразила улыбку мама. – Я сама в ней училась. Пойдешь на следующий год. А в этом – чего там осталось? Май? На автобусе поездишь. А хочешь, я договорюсь с классной? Она на последнем собрании сказала, что тебе уже все предметы пятерками закрыли. Хочешь?

– А футбол? – ухватился я за последнюю соломинку.

– Вот как раз в городе настоящий футбол, а не вот эта суета, – обняла меня мать. – Собирайся! И потом… – она всхлипнула. – Может, ему так будет проще? Продаст дом, рассчитается с долгами, начнет все сначала. А?

– А мы? – спросил я.

– А мы… мы вместе, – ответила она и с силой прижала меня к себе.

После майских я приехал на учебу на автобусе и сразу пошел к тренеру. Сказал ему, что май доучусь здесь, а с сентября пойду в городскую школу. Не стал ничего объяснять ни про отца, ни про судебных исполнителей, просто вздохнул и пообещал отыграть в двух оставшихся матчах в полную силу. Николай Сергеевич прищурился и сказал мне, что это необязательно. Я опешил:

– Как это? А если мы продуем?

– Знаешь, – усмехнулся тренер, – моя бабушка, царствие ей небесное, всегда в таких случаях говорила: «И что? Корову, что ли, проиграем?» Понимаешь, добрый хозяин не тот, что хвост собаке по кусочкам отрубает.

– И кто же я тогда? – надул я губы. – Хвост, что ли? Не собака же!

– И не собака, и не хвост, – вздохнул тренер, беря меня за плечи. – Знал бы ты, парень, сколько раз мне приходилось начинать с нуля. Вот что, дорогой мой. Впереди лето, ты тренировки-то не оставляй, ну, сам знаешь. А к осени я что-нибудь придумаю. Помнишь, мы проиграли команде со стадиона «Ударник»?

– Еще бы, – поморщился я. – Только они были старше нас года на два или на три все. И меня удалили с поля, хотя я не цеплял никого за ногу. И даже гол тогда забил!

– Не в том дело, – сказал Николай Сергеевич. – Тренер той команды – мой хороший приятель. Да и игра та была тренировочной, так-то вы и по возрасту не могли бы сыграть. Я поговорю с ним, и он найдет тебя по осени. Тем более что он тебя еще тогда приметил. Телефон твоей мамы у меня есть. Так что держи себя в форме. И учись тоже. Понял?

– Понял, – вздохнул я.

Май пролетел стремительно. Мне даже понравилось кататься в школу на автобусе. По утрам мало кто ехал из города, так что я всегда мог сесть у окна и даже подремать. Одного я лишь боялся – что отец придет в школу. Сам не знаю почему. И раза четыре после уроков зачем-то на автомате отправлялся домой по той же улице, по которой отходил пять лет. Спохватывался уже у автобусной остановки. Даже смотреть не мог вдоль улицы, не хотел различить среди деревьев оголовок своей башенки. Отец однажды позвонил матери при мне. Мы были дома, как раз закончили генеральную уборку: вымели пыль из всех углов, перемыли посуду, которая пожелтела от времени на ободках. Мама взяла трубку, но сама почти ничего не говорила. Лишь пару раз произнесла: «Я понимаю, Сережа. Но и ты должен понять». Судя по всему, отец звонил трезвым. Когда мать положила трубку, она почему-то вздохнула с облегчением и сказала:

– Ему просто нужна встряска. Но он пока этого еще не понял.

Через неделю к нам приехала «газель» с вещами, среди которых оказался и телевизор. В тот же день пришел мастер, провел в квартиру интернет, хотя скорость его по нынешним временам была смешной, и моя жизнь стала постепенно налаживаться. Хотя мать сразу сказала, что с деньгами у нас теперь совсем туго, и о мороженом и конфетах мне пока придется забыть. Мы с мамой сходили и записались в ее бывшую школу, которая мрачным краснокирпичным зданием высилась через пяток дворов от нашего дома. Я постепенно изучил окрестную территорию и даже успел подраться в соседнем дворе с мальчишками, которым не понравилось, что какой-то наглый тип бродит по их району. Похоже, их удивило и раздосадовало, что я не стал вступать в перепалку, а после первого же удара сам полез в драку. Дважды нас растаскивали взрослые. Когда меня обступили в третий раз, а дело было уже в конце августа, и я держал под мышкой мяч, которым собирался постучать об стену трансформаторной будки, я окинул взглядом их физиономии, на которых, как и на моей, еще были видны следы предыдущих стычек, и вдруг сказал:

– Кулаками каждый может, а слабо в футбол меня обыграть?

Они, которые были в большинстве своем старше меня, явно не ожидали такого поворота.

– И что же? Один, что ли, будешь нас обыгрывать?

– Ну почему же? – пожал я плечами и кивнул в сторону баскетбольной площадки. – Поле маловато, и ворота не футбольные, но пять на пять сыграть можно. Кто хочет пойти в мою команду? Вот ты и ты. И ты тоже. Вы же из моего двора?

– Из твоего? – протянул самый длинный из подростков. – Ты из какого дома?

– Они в квартиру бабки, что вечно голубей кормила у подъезда, вселились, – сказал рыжий мальчишка, которого я приметил пару месяцев назад в соседнем доме. – Она лет шесть, что ли, померла как. Я еще маленьким был.

– Ты сейчас большой, что ли? – усмехнулся длинный. – Купили или как?

– Или как, – ответил я. – Это моя бабушка кормила голубей. Пару раз и я с ней хлеб крошил.

– Ну, тогда давай постучим по мячу, – согласился длинный. – Посмотрим, как ты играешь…

Наверное, я еще никогда не играл так, как в тот августовский день. Метался по полю как заведенный. Крутился как юла. Рыжего мы поставили на ворота, но ему почти не приходилось вступать в игру. Минут десять у меня ушло на то, чтобы научить ребят из моего двора давать мне пас не в ноги, а вразрез или на выбегание, и дело у нас пошло. Конечно, сыграло свою роль и то, что дворовые мальчишки успели подбить свои дыхалки курением. Когда начало вечереть и я уже был весь в мыле, мы вели с двузначным счетом и расставались после игры друзьями.

– Ну ты молоток! – прохрипел длинный, сгибаясь и отплевываясь. – Хорошо замутил. Классно водишься!

– Иван? – окликнул меня какой-то седой мужчина, что стоял у трансформаторной будки чуть ли не весь последний час игры. – Помнишь меня?

– Здравствуйте, – кивнул я. – Кажется, где-то видел вас.

– Я Борис Аркадьевич, – улыбнулся он. – Городская юношеская команда. ДЮСШ. Николай Сергеевич сосватал тебе меня. С матерью твоей я уже поговорил, знаешь ли, она даже обрадовалась. У нас же бесплатное питание. Это не последнее дело, поверь. Все остальное я сам видел. Только что. Молодец!

– Вы меня приглашаете? – обрадовался я.

– Можно и так сказать, – кивнул он и, уже уходя, добавил: – Завтра, десять утра, проходная у главных касс. Познакомлю с ребятами. Спортивная форма, кеды, бутсы. Буду ждать… Молоток!