Читать книгу Бремя памяти - Иван Тринченко - Страница 5

Глава вторая. Немного о корнях моего рода

Оглавление

Никакой «героической» истории, насколько мне известно, мой род не имеет. Вместе с тем, в нем не было и нет и никаких темных пятен или недостойных личностей. Родовой знак – Фамилия с окончанием на «о» – явно украинская, уменьшительно-ласкательная форма, хотя она присутствует и в русском языке: сердечко, личико, плечико, дитятко и др. Смысловое же значение фамилии, если не заглядывать в нумеро-, астро- и прочие логии, могло означать либо выходца из болгарского города Трин, либо от мифической трын-травы, дающей безрассудную смелость. Скорее всего. это лишь изменение звука буквы «и». В украинском, это – «ы», а в русском – «и». А может быть оно связано с чем-то более простым, сельским, например музыкальным – трогать струны, бренчать, тренькать. Так или иначе, спасибо дальнему предку, давшему это имя моему роду. Может, он получил это прозвище, будучи кобзарём или гусляром. Тренькал себе напев какой-либо, теперь уж забытой, мелодии или баллады.

Откуда пришли. История возникновения поселений в степной зоне юга Воронежской области России уходит вглубь веков. Тут следует сделать небольшое отступление. Южно-Русская Степь – это широкая безлесная полоса земель, простирающаяся между Уралом и Каспийским морем на Востоке и между лесистой Средне-Русской Возвышенностью и Черным морем на Западе. Это был естественный проход от далёкой Азии до Карпат, которым пользовались жаркие, иссушающие ветры закаспийских пустынь, отодвинувшие леса на Север.

И не только ветры и бури гуляли здесь. Ещё с доскифских времён этот проход был одним из главных путей Великого переселения народов. Здесь прокатывались волны ариев, готов и многих других, давших начала образованию славянских, финно-угорских, германских племён, а затем хлынули многочисленные орды печенегов, половцев, татар, монгол, веками разорявших русские земли. В память об этих событиях остались в степи многочисленные курганы и каменные бабы да широко гуляющие в южно-русской и украинской крови, гены смуглости и черноокости.

Курганы, это насыпные, то есть рукотворные, холмы в степи. Часть из них, думаю, что самые древние, строились как часть ритуала похорон вождей и военачальников древних племён, когда в течение многих дней тысячи их верноподданных, отдавая дань уважения и честь покойному вождю, привозили и приносили землю торбами и шапками из всех его владений и ссыпали на могилу владыки. При этом размер и, особенно, высота кургана должны были напоминать потомкам, да и врагам, о его могуществе. Вместе с вождём нередко клали в могилу, в качестве жертвы любимых: жену, слуг, лошадь и обязательно оружие и драгоценности, (из-за чего все курганы, ещё с древних времён, разрыты и разграблены).

Были и другие курганы, которые строились в оборонительных целях, как сигнальные маяки. Насыпались они за многие километры друг от друга, с таким расчётом, чтобы с вершины одного из них из-за горизонта была видна только вершина другого и так вдоль всей цепи курганов: от стороны предполагаемых вражеских набегов до расположения своих войск или поселений.

В случае нападения, воины рубежного сторожевого поста, первые увидевшие врага, зажигали на своём кургане кучу соломы и хвороста с чем-либо дымным, например, зелёной травой. Завидев дым, то же делали стражи на втором посту и так далее по всей их цепи. Таким образом, сигнал о нападении доходил за считанные минуты, покрывая расстояние в сотни, если не в тысячи километров, при этом в той «телеграмме» было только одно слово – враг!

Один из курганов – Товста Могила – стоит у города Россошь, вблизи моего родного хутора Субботин. Так вот, в 1971 году археологи обследовали курган одного из скифских царей в районе Днепропетровска, в котором нашли знаменитую пектораль – широкое шейное украшение из золота, на котором с филигранным мастерством изображены сцены охоты скифов на диких зверей. При этом, мастерски, с фотографической точностью, переданы образы животных в движении – видно, как играет их каждый мускул. Так же рельефно изваяны лица воинов – совсем не отличающиеся от современных. Так вот, тот древний курган назывался – Товста Могила!!! Об этом факте упоминается в книге «Триста веков искусства», Москва, 1976 г.

Совершенно не исключено, что первые переселенцы из тех мест, встретившие подобный курган на новом месте поселения (вблизи станицы или слободы Россошь), назвали здешний курган именем кургана своей далёкой родины у Днепровских порогов.

Активное заселение этой местности происходило в 16–17 веках в результате бегства крестьян после захвата Украины Польшей, что вызвало множество восстаний украинских крестьян, выразителем чаяний которых и их защитником было войско Запорожской Сечи. Особенно большой размах переселения украинцев в пределы Московии приобрёл после тяжёлого поражения запорожских казаков в ожесточённой битве с поляками под Берестечком в 1651 году.

Тысячи казаков, десятки казацких куреней (полков), двинулись с семьями и имуществом на восток. Московские власти с радостью приняли под своё крыло переселенцев, отвели им обширные земли, разрешили автономию и на первых порах сохранили казацкое военное устройство. Ими были основаны Харьков, Лебедин, Ахтырка и другие города и множество вольных поселений – слобод, частично и на территории нынешних Белгородской, Курской и Воронежской областей России. Весь этот край тогда получил название Слободская Украина, а немного позднее – Малороссия. Не только казаков, но и простых крестьян в 16 веке уходить на новые, свободные земли российского юга, вынуждала политика Польши, особенно после введения в 1588 году закона о преимущественном праве польской шляхты на владение землёй на порабощённой Украине.

В БЭС отмечено, что Россошь была основана казаками Острогожского полка в средине 17-го века, как слобода. (В поимённом списке полка я встретил и свою фамилию). Наверно и расположенная невдалеке наша слобода Поповка была основана тогда же или немного позднее. Но может быть некоторые поселения стали появляться и в царствование Екатерины Второй в 18-м столетии, при переселении части запорожского казачества, с сёлами его формирующими, на Кубань горячий кавказский форпост России. Возможно, какие-то из них растерялись по столь длинному пути и осели в этой местности.

Так или иначе, переселенцы в эти края принесли с собой и сохранили (по крайней мере, до средины 20 века) украинский (правильнее было бы сказать: южнорусский), язык и особенно фольклор, насыщенный казацкой тематикой. Характерные черты быта и фольклора переселенцев: утопающие в вишнёвых садах белостенные хаты-мазанки под соломенной крышей, еда – борщ, галушки, вареники, кулеш и, конечно же, сало.

Казацкие корни наших переселенцев наиболее ярко сохранились в старинных песнях, большинство которых о любви и разлуке, верности, злой доле покинутой или обманутой девушки. Персонажи почти всех песен казаки и казачки. (Песни: Ой на гори, тай жнецы жнуть…, Роспрягайте хлопцы коней…, На вгороди верба рясна…, Стоить гора высокая…, Ой ты Галю, Галя молодая…, Ой у лузи…., Копав, копав криниченьку… и др.). Песни эти бережно сохранялись изустно во многих поколениях наших предков.

Во время моего детства они ещё широко (повсеместно) и часто пелись нашими колхозниками на работах в поле и по праздникам, на вечерних гулянках молодёжи, которые у нас назывались «Улица», и в домах, ведь семьи были большими, подчас певцов хватало на целый хор. Пелись красиво, на разные голоса. Чётко выделялись две, а иногда и три(!) партии. Особенно красиво, и даже захватывающе, звучало исполнение песен на два голоса с подголоском. Чудо! И всё это – без какой бы то ни было учёбы пению, исключительно на основе природного понимания гармонии звуков нашими селянами. Это у них в генах.

Мне памятны тихие летние вечера, когда работники группами возвращаются с полей пешком ли, на повозках ли, но обязательно с песнями. Причём, вечером в тишине степи песня слышится издалека, когда певцов ещё и не видно. Я стою на крыльце и заворожённо слушаю, а бабушка рядом с удовольствием внимает и замечает: «Это Фроська верха выводит! А вторит Оксанка», или что-либо ещё в таком же роде.

К большому сожалению, почти всё это накопленное многими поколениями духовное богатство, в катастрофически короткий срок, за время Отечественной войны и каких нибудь десять-пятнадцать лет после неё, стало вымирать, а многие из его элементов уже исчезли полностью. Последний раз я посетил родную деревню где-то в начале шестидесятых. И не узнал. Лето, с полей люди возвращаются молча, лица усталые, хмурые. Слышен только топот копыт да грохот и скрип телег. Вечера безмолвные. Где молодёжь? Где та шумная «Улица»? Где весёлый задорный перепев частушек под балалайку или гармошку до полуночи, а частенько и до утренней зари? Где задушевные песни? – Мёртвая тишина и лишь тонкий звон цикад. Грустно.

И – больше того. Недавно на ярмарке мёда в Москве я встретил одного из россошанских пасечников, который рассказал мне, что моего родного хутора Субботина уже практически нет, люди его покинули в поисках заработка. А ведь это моя малая Родина. Осталась она теперь только в воспоминаниях. Жаль.

Бремя памяти

Подняться наверх