Читать книгу Бремя памяти - Иван Тринченко - Страница 9

Слом. После известного поворота от продразвёрстки к НЭПу, а затем от НЭПа к широкому утверждению государственной формы хозяйствования в промышленности, на транспорте, в торговле и финансовой деятельности, большевистским идеологам не давало покоя существование крестьянства, которому марксова теория приклеила ярлык мелкой буржуазии. Большевистские теоретики видели, что хорошо работающий крестьянин, даже не владея национализированной землёй как собственник (тот же ТОЗ), неизбежно становится зажиточным, то есть, по меркам городских и деревенских «пролетариев», кулаком, деревенским капиталистом.

Встал непростой вопрос – что с ним делать? С одной стороны, он мелкобуржуазный элемент, источник, подпитывающий в людях частнособственнические интересы, рост которых при определённых условиях может привести к реставрации капитализма, а с другой стороны это подавляющая часть населения страны, и это именно он, крестьянин, в солдатской шинели с оружием в руках отстоял власть большевиков в Гражданскую войну. (Кстати большевики во многом-то и победили в революции потому, что оказались на гребне огромной крестьянской войны, уже полыхавшей в России с последней четверти девятнадцатого и начала двадцатого веков).

Ответ был найден, и не в развитии кооперации, о чём писал Ленин в последних статьях, а в коллективизации – зловещей сталинской программе. На её первом этапе предполагалась ликвидация частной собственности на основные средства и орудия производства крестьянина, с попутным «уничтожением кулака как класса» (причём не в переносном, а в буквальном смысле – вплоть до выселения и физического уничтожения значительной его части).

Затем – создание таких условий жизни и трудовых отношений, при которых будут вытравлены традиции и сама психология крестьянина, основу которой составляет личная привязанность к земле и сельскому образу жизни. Это должно было привести и привело к превращению крестьянина из искусного хозяина всего процесса труда по добыванию продовольствия – в подёнщика, рабочего по найму, не сильно отличающегося от рабочего в промышленности, выполняющего ту или иную операцию, втиснутую в количественный норматив.

К этому надо добавить, что тогда страна переживала время становления и укрепления социализма в стране, а это настоятельно диктовало необходимость её ускоренного развития. Грандиозные планы индустриализации страны для своего осуществления нуждались в пролетариате, которого к тому времени было ничтожно мало. (По некоторым данным, численность пролетариата России к революции в 1917 года, составляла всего около 1% от всего населения). Так вот – сгон с земли и репрессии против зажиточного крестьянства и коллективизация давали большую возможность решения проблемы быстрого наращивания необходимой численности рабочих для развития промышленности.

К слову сказать, и, как это ни странно, подобная схема применялась в эпоху становления и развития капитализма в западноевропейских странах. Там также необходимый капитализму пролетариат экономическими, а кое-где и насильственными мерами, формировался из преднамеренно разоряемых крестьян. Например, в Англии крестьяне насильно сгонялись с общинных земель и загонялись в города. Уклоняющихся ловили и выжигали калёным железом на лбу букву V (vagant – беглый, бродяга). То же происходило и в других странах Европы в период становления капитализма.

Не вдаваясь в анализ нашей, по существу второй, большевистской революции, закончившейся уничтожением русского крестьянина, это тема отдельная и довольно обширная, приведу только картину событий, коснувшихся непосредственно нас, по рассказам дедушки и других мужиков хутора.

1929 год. («Год Великого перелома», И.В. Сталин). На село хлынула волна посланных в каждый сельский район партийцев – уполномоченных, с мандатами на проведение коллективизации. В основном это были горожане, совершенно не знающие и не понимающие крестьянской жизни. Многие из них не были русскими. Полномочия их были не ограничены, вплоть до решения (без суда!) о конфискации всего имущества, выселении всей семьи и даже расстрела, в случае физического или паче чаяния – вооружённого сопротивления.

Вспомним образ такого посланца-пролетария, ярко описанный Эдуардом Багрицким:

Для присланных у уполномоченных, местные советские и партийные власти организовали комиссии по агитации и проведению собраний крестьян, на которых принимались решения об организации колхозов. Им активно помогали, созданные в каждой деревне, комбеды (комитеты бедноты).

Предварительно комиссия обходила все дворы и объявляла условия приёма в колхоз, А это: всё тягло и орудия производства, то есть – лошади и волы, тракторы, молотилки, веялки и сортировки, плуги и др. инвентарь. А также: все коровы, кроме одной, если в семье много детей; все овцы, кроме четырёх; все свиньи, кроме одной. Также забирали риги, амбары и скотные дворы (разбирались и свозились на место постройки колхозных). В других местах забирали даже кур, но у нас их не трогали.

Дедушка Сергей в этой кампании не участвовал. Здраво оценив силу и мощь этого напора, вооружённого беззаконием, вступил в колхоз, куда сдал своих лошадей и волов, плуги и другой инвентарь, а вместе с соседями и ТОЗ-овские: трактор, молотилку и амбар.

^{Фото. Мама, брат Коля, сестра Тоня и я на руках мамы. 1929 год}

И вот, комбедовцы пришли к нам во двор, он, не ручаясь за себя, не выходил из дому – сидел, кипел, стиснув зубы, и смотрел в окно, как увозят и уводят со двора его хозяйство. Когда же комбедовцы стали выводить единственную корову, не выдержал, схватил топор и выскочил во двор. Случилось бы непоправимое, но моя мама бросилась, повисла на нём, схватила за руки и закричала: «Погубишь детей! Руби меня и их сначала!». Дед отступил, бросил топор.

Но это ему так не прошло. Через несколько дней приехала из города уже комиссия по раскулачиванию, составила протокол и вынесла решение о реквизиции всего его хозяйства и выселении всей семьи, включая нас троих детей, в места ссылки. Главным криминалом дедушки было его нежелание сдать корову, а довод его принадлежности к классу кулаков был озвучен одним из комбедовцев: – «Построил хорошую хату не с соломенной, а жестяной крышей и даже дорожки во дворе жёлтым песочком посыпал». (Грязная душа не потерпела даже такой «красоты»).

Отца моего при этом не было, он ещё прошлой осенью был призван в Красную Армию. После приговора комиссии, моя мать побежала в сельсовет, там развели руками, – мол, сделать ничего не можем. Тогда она в ту же ночь, как жена красноармейца, пешком пошла в город, в военкомат просить о помощи. Наутро объяснила, что сдали в колхоз всё что положено, но спор произошёл из-за коровы, так как в семье, призванного в армию отца, оставалось трое детей, из которых один грудной (это был я). Военкомат выдал ей охранную бумагу, и после этого решение комиссии было отменено.

Народная мудрость чётко отражает существенные черты характера людей, и не только положительные, но и отрицательные. Не напрасно ведь бытует поговорка: «В семье – не без урода». Пример. Наш небольшой хутор. Всего деревушка из двух десятков семей из одного села, многие из которых состояли даже в родственных отношениях. Тем не менее, в ней нашлись люди из числа нетрудолюбивых, ленивых, завистливых, которые активно участвовали в делах комбеда по раскулачиванию своих же соседей и, что недостойнее всего, мотивацией их участия была не столько идея, а зачастую и имущества жертв этого позорного действия.

Мы, мальчишки, часто бегали на «гору» рвать вишни в заросшем бурьяном саду крайней хаты с заколоченными окнами. Это была усадьба односельчанина, сосланного со всей семьёй, включая малых детей, на Соловки за какую-то провинность перед властью. Так никто из них в деревню и не вернулся. Знаю, что фамилия этих сосланных была Жук. По вечерам я почему-то боялся ходить мимо этого дома.

Колхоз. Дедушка внутренне не принимал колхоз, как форму ведения сельского хозяйства. Ему несколько раз предлагали руководящие посты, но он отказывался – не хотел кривить душой, не лежащей к такому хозяйствованию. Одно время его уговорили поработать бригадиром, но он при первой возможности перешёл на рядовую работу по обслуживанию тракторной бригады МТС.

Первые годы жизни в колхозах были тяжёлыми, люди трудно привыкали работать скопом. К этому добавился и голод в зиму 32–33 года. Дедушке опять удалось спасти семью тем же способом. (Он как-то уже после войны, показал мне потайной закром в сарае, в виде двойной стенки за коровьими яслями).

Вместе с тем, жизнь в деревне постепенно налаживалась, люди смирились, работали в колхозе, на скудные заработки растили детей.

Не в пример и к удивлению многих, дедушка купил саженцы на Россошанской плодовой опытной станции, довольно известной своими новыми сортами, и посадил большой сад, который занял половину всего приусадебного участка. Односельчане подтрунивали над «забавой» дедушки, в шутку называли его «мичуринцем». Но когда сад вступил в плодоношение, все ахнули, таких крупных и вкусных яблок многие никогда и не видели. Сколько лет прошло, а я до сих пор помню, и отличу, изумительный вкус и аромат папировки, бельфлёр-китайки, синапа, россошанского полосатого, и других сортов.

Однако, в 1937 или 1938 году на крестьян накинули очередную удавку. На половину сократили размер приусадебных участков, ввели новые, грабительские налоги. Денежный налог был на всё: на каждую корову, свинью, овцу и даже на курицу; на каждое дерево в саду. Кроме того, каждый двор должен был сдать государству, в качестве натурального налога, определённое количество молока, мяса, яиц, шерсти.

Доходило до абсурда, например, если в хозяйстве нет овец или кур – шерсть и яйца, хоть купи на базаре, но сдай. Подсчитав «сальдо-бульдо» – (так раньше говорили в шутку о доходе), с учётом налога на фруктовые деревья, дедушка взял топор и пошёл рубить сад. Несколько деревьев срубил, остальные отстояла моя тётя.

Я уже упоминал, что дедушка был самым грамотным из мужиков его поколения в нашей деревне, Газеты во всей деревне выписывал только он, за что его одни уважали, а другие недолюбливали. Он не курил и не пил спиртного и никогда не ругался матом. Проживши с ним довольно долго, я ни разу не видел его пьяным или даже слегка выпившим, не считая рюмки по приезде сына. Прожил он 90 лет.

Немного несерьёзного. Дедушкины анекдоты.

Искушение. В нашей местности, у религиозных православных было правило – хоть раз в жизни, пешком сходить «в Печёры» (Киево-Печёрский монастырь) на поклонение святым мощам, а это от нас около 200 км. Привожу дедушкин анекдот на эту тему:

Одна старушка-богомолка решила сходить в Киев свечку поставить. Купила самую большую восковую свечу, завернула в тряпочку и пошла от деревни, до деревни. По поговорке: «Язык до Киева доведёт». Неделю шла, вторую шла. Как-то села на пенёк отдохнуть. Мучил голод. Чтобы отвлечься она достала свечу, любовалась, любовалась ею и понюхала.

Свеча так вкусно пахла мёдом, что старушка не вытерпела и съела её, а не поставить свечу – грех, и она вернулась домой. Потом объясняла, что «свечку она бы поставила, но…в дороге бес её попутал – гонял кругами по степи, а в Киев так и не пустил». Закончив на этом, дедушка всегда смеялся, а мне почему-то было не смешно, а жалко бедную старушку.

Эпитафия вареникам. Бабушка готовила великолепные вареники. Тесто было всегда вкусное, нежное до прозрачности, видимо из муки-крупчатки. Творог, который у нас называют сыром, замешивала с яичками. Варила обычно в полуведёрном чугуне и горячими вываливала в большую миску, куда перед тем клала фунтовую головку душистого домашнего сливочного масла. Мы все садимся вокруг, и каждый копает себе в жарких варениках «колодец» с маслом на дне. Берёшь вилкой вареник, окунаешь целиком в «колодец» и отправляешь в рот. Они такие тёплые, масляные, вкусные, – наслаждение! При этом, дедушка не упустит случая прочитать эпитафию:

«Вареники, мои, – великомученики! Какую же вы муку терпели?

Вам сыром бока набивали,

Маслом очи заливали…

Помяни ж вас Господи, во брюхе моём!»

Армейские присказки. В царское время армия формировалась порайонно. Поэтому каждая часть гордилась принадлежностью к своей родной губернии, и подшучивала над другими. Так возникли соответствующие прибаутки и прозвища. Например: Рязанцы – косопузые, потому, что они – общепризнанные строители плотники, носили топор за поясом на одном боку, что скашивало его силуэт.

Псковские – скобари, потому, что были широко известны своим слесарным мастерством.

Московские – водохлёбы, известные чаёвники. И т. д.

Самарские – саламатники. Мужики одной из волжских губерний по санному пути Волги везли муку, продавать. В пути проголодались и решили поесть саламаты (мучной болтушки), а воду нашли в проруби. Стали размешивать в ней муку. Сыпят, сыпят и размешивают. Пол обоза спустили, а саламаты – так и не поели.

Вологодские – Хитряки. 10 мужиков хотели переправиться через речку, а плавать не умели. Нашли бревно и решили переплыть на нём. Договорились, что 9 сядут на бревно, а десятый толкнёт его к тому берегу. Сойдя на берег, они толкнут бревно обратно оставшемуся. Так и сделали. Все 9 уселись верхом на бревно, а чтобы не свалиться с него, ноги связали под водой. Десятый толкнул бревно к тому берегу, и сразу все 9 перевернулись вниз головами и задрыгали ногами, А оставшийся смотрит на них, чешет «репу» и говорит:

– Какие хитряки, не успели отплыть, а уже лапти сушат! Ввятские – ребята хватские – семеро одного не боятся!