Читать книгу О чем молчит река - Изабель Ибаньез - Страница 4

Ноябрь 1884

Боже, как я мечтала сойти с этого проклятого парохода. Я выглянула в иллюминатор каюты, опершись пальцами на стекло, – так дети прижимаются к витринам кондитерских, мечтая полакомиться альфахорес [7]и вареным сгущенным молоком. На голубом небе над портом Александрии не было ни облачка. Длинный деревянный причал напоминал руку, протянутую в знак приветствия. Мелькнул трап для высадки пассажиров, и несколько членов экипажа забегали в чреве парохода, перенося кожаные чемоданы, коробки с шляпами и деревянные ящики.

Я добралась до Африки.

Спустя месяц плавания по бурному океану я наконец добралась. Похудела на несколько фунтов – море ненавидело меня, – провела бесконечное множество ночей, ворочаясь и рыдая в подушку, играла в одни и те же карточные игры с другими пассажирами, но добралась.

Египет.

Страна, в которой мои родители прожили семнадцать лет.

Страна, в которой они погибли.

Я нервно покрутила золотое кольцо, которое не снимала с пальца уже многие месяцы. Благодаря ему казалось, что родители были со мной на протяжении всего пути. Я думала, что почувствую их присутствие в ту же минуту, как увижу берег. Глубокую связь.

Но ничего так и не появилось. До сих пор.

Нетерпение заставило меня отойти от окна и начать ходить по каюте, бешено размахивая руками. Я металась взад и вперед по роскошной каюте, а вокруг меня, словно ураган, кружила энергия моего волнения. Отпихнув ногой собранные чемоданы, я отвоевала еще несколько сантиметров пространства. Проходя мимо узкой койки, я схватила лежавшую на ней шелковую сумочку, чтобы снова достать письмо дяди.

Второе предложение по-прежнему убивало меня, от него по-прежнему щипало в глазах. Я заставила себя дочитать письмо до конца. Легкое покачивание корабля мешало, и, хотя у меня резко скрутило желудок, я вцепилась в записку и перечитала ее в сотый раз, стараясь случайно не разорвать листок пополам.

Июль 1884

Моя дорогая Инес,

Я даже не знаю, с чего начать и как описать то, что я должен сообщить. Твои родители пропали в пустыне и считаются погибшими. Мы искали их на протяжении многих недель, но не нашли ни следа.

Мне жаль. Так жаль, что я никогда не смогу выразить это словами. Знай, что я навеки твой слуга, и, если тебе что-то понадобится, достаточно лишь написать письмо. На мой взгляд, вам стоит незамедлительно провести похороны в Буэнос-Айресе, чтобы ты могла навестить их в любой момент. Зная свою сестру, я уверен, что ее душа снова с тобой на ее родной земле.

Без сомнений, ты понимаешь, что теперь я твой опекун и распорядитель поместья и твоего наследства. Поскольку тебе восемнадцать и ты во всех отношениях умная молодая женщина, я отправил письмо в национальный банк Аргентины, предоставив тебе разрешение пользоваться капиталом при необходимости – в разумных пределах.

Доступ к деньгам есть только у меня и у тебя, Инес.

Будь очень осторожна с теми, кому доверяешь. Я взял на себя вольность сообщить семейному юристу о сложившихся обстоятельствах и рекомендую обращаться к нему по любым вопросам. С твоего позволения я также рекомендую нанять управляющего по хозяйству, чтобы ты могла оплакать эту чудовищную утрату. Прости меня за эти новости. Мне очень жаль, что я не могу в этом горе быть рядом с тобой.

Обязательно пиши, если тебе что-то понадобится.

Твой дядя,

Рикардо Маркес.

Я рухнула на кровать с неподобающей леди развязностью. Назидательный голос Tía Лорены тут же зазвенел у меня в ушах: «Леди всегда должна оставаться леди, даже когда никто не смотрит. Это значит не сутулиться и не ругаться, Инес». Я зажмурилась, отмахнувшись от чувства вины, которое не покидало меня с тех пор, как я оставила поместье. Оно стало весьма уверенным спутником, и как бы далеко я ни оказалась от дома, его нельзя было подавить или заглушить. Ни Tía Лорена, ни кузины не знали о моих планах уехать из Аргентины. Я могла представить их лица, когда они прочитали записку, которую я оставила в своей спальне.

Письмо родителей разбило мне сердце. Наверняка мое письмо разбило сердце Tía Лорены и ее дочек.

Я уехала без шаперонки[8]. Мне только исполнилось девятнадцать – день рождения я отпраздновала в своей комнате, безутешно рыдая до тех пор, пока Амаранта не начала стучать в стену. Я отправилась в странствие без наставника и опыта, даже без личной служанки, которая позаботилась бы о самых хлопотных деталях моего гардероба. Я действительно это сделала. Но это не имело значения. Я собиралась узнать, как исчезли мои родители. Узнать, почему мой дядя не спас их и почему они оказались в пустыне одни. Да, мой отец был рассеянным, но он уж точно бы не поехал с матерью в пустыню без должного снаряжения.

Я прикусила нижнюю губу. На самом деле все было иначе. Отец бывал беспечным, особенно когда куда-нибудь спешил. И все же мне недоставало информации, а я ненавидела вопросы без ответов. Они напоминали открытую дверь за спиной, которую мне хотелось закрыть.

Я надеялась, что мой план сработает.

Путешествие в одиночку многому меня научило. Я обнаружила, что не люблю есть одна, не могу читать на корабле, потому что укачивает, и ужасно играю в карты. Зато легко завожу друзей. Большинство из них были пожилыми парами, которые отправились в Египет ради приятного климата. Поначалу их шокировало, что я путешествовала одна, но я была готова к этому.

Я притворилась вдовой и оделась соответственно.

С каждым днем моя история обрастала подробностями. Все узнали, что почти ребенком меня выдали замуж за пожилого джентльмена, годящегося мне в дедушки. К концу первой недели я завоевала симпатию большинства женщин, а мужчины одобрили мое желание расширить кругозор и отправиться за границу.

Я выглянула в окно и нахмурилась. Нетерпеливо тряхнув головой, распахнула дверь и окинула взглядом коридор. Высадка так и не началась. Я закрыла дверь и снова начала ходить по каюте.

Мысли обратились к моему дяде.

Купив билет, я отправила ему наспех написанное письмо. Разумеется, он с нетерпением ждал меня на причале. Через несколько часов мы вновь встретимся после десяти лет разлуки. Десяти лет молчания. Да, я изредка вкладывала в письма для родителей свои рисунки для дяди, но лишь из вежливости. К тому же он никогда ничего не присылал мне. Ни одного письма, открытки ко дню рождения или крошечной побрякушки, вложенной в посылку от родителей. Мы были чужаками, родственниками лишь по имени и крови. Я едва помнила его приезд в Буэнос-Айрес, но это не имело значения: моя мать сделала все возможное, чтобы я никогда не забыла ее любимого брата – и неважно, что он был единственным.

Mamá и Papá были прекрасными рассказчиками, мастерски закручивали слова в истории, создавали захватывающие и незабываемые шедевры. Tío[9] Рикардо казался эффектной личностью. Громила в очках в тонкой оправе, вечно с книгами в руках, взгляд карих глаз прикован к горизонту, на ногах стоптанные ботинки. Дядя был высоким и крепким, что плохо вязалось с его научными интересами и увлечениями. Он добился больших успехов в науке, прекрасно разбирался в книгах и при этом был достаточно воинственным, чтобы выжить в пьяной драке.

Не то чтобы я хорошо разбиралась в пьяных драках и том, как в них выжить.

Мой дядя не мыслил жизни без археологии: его увлечение началось в Кильмесе на севере Аргентины. Ему было столько же, сколько мне сейчас, когда он присоединился к команде на раскопках и взялся за лопату. Научившись всему, он уехал в Египет. Там он влюбился и женился на египтянке по имени Зази, но всего через три года совместной жизни она умерла во время родов. Дядя так и не женился вновь и не вернулся в Аргентину, если не считать одной-единственной поездки. Но я не знала, чем он занимался на самом деле. Охотился за сокровищами? Изучал историю Египта? Или просто любил понежиться на горячем песке под знойным солнцем?

Возможно, всего понемногу.

У меня было лишь его письмо. В нем дядя дважды подчеркнул, что я могу связаться с ним, если мне что-нибудь понадобится.

Что ж, Tío Рикардо, кое-что мне и правда нужно.

Ответы.

Tío Рикардо опаздывал.

Я вдыхала соленый морской воздух, стоя на причале. Солнце над головой нещадно палило, от зноя было тяжело дышать. Карманные часы показали, что я ждала уже два часа. Мои чемоданы были сгружены в шаткую кучу рядом. Я высматривала лицо, хотя бы немного похожее на мамино. Mamá говорила, что борода ее брата совсем отбилась от рук – для приличного общества она была уж слишком густой, длинной и седой.

Вокруг меня толпились люди, только что сошедшие на берег с корабля. Они громко болтали, радовались прибытию на землю величественных пирамид и великого Нила, который делил Египет надвое. Но ничего из этого я не чувствовала: слишком много думала об уставших ногах, слишком беспокоилась о происходящем.

Внутри медленно нарастала паника.

Я больше не могла здесь оставаться. Солнце опускалось к горизонту, становилось все прохладнее, морской ветер пробирал до костей, а мне еще предстоял долгий путь. Если я правильно помнила, мои родители садились на поезд в Александрию и спустя четыре часа прибывали в Каир. Оттуда они нанимали экипаж до отеля «Шепердс».

Мой взгляд упал на багаж. Интересно, что можно оставить, а что нет. Как это ни прискорбно, сил донести все вещи мне не хватит. Возможно, кто-нибудь согласился бы с этим помочь, но на языке местных я знала только пару разговорных фраз. И «Здравствуйте, вы не могли бы помочь донести мои вещи?» среди них не было.

На лбу у меня собирались капельки пота, волнение заставляло нервно переминаться с ноги на ногу. Мое темно-синее дорожное платье состояло из нескольких юбок и двубортного жакета. Оно, как железный кулак, сжимало мои ребра. Я рискнула расстегнуть жакет, зная, что моя мать бы стойко скрыла любую тревогу. Шум вокруг нарастал: болтовня людей, встретивших своих родственников и друзей, плеск волн о берег, оглушительный гудок парохода. Сквозь какофонию звуков кто-то произнес мое имя.

Низкий баритон прорезал весь этот гвалт, как нож.

Широким легким шагом ко мне приблизился молодой мужчина. Он остановился передо мной, не вынимая руки из карманов брюк цвета хаки, с таким видом, словно просто прогуливался по причалу, любуясь морским видом и, возможно, насвистывая. Его бледно-голубая рубашка была заправлена в штаны, а в тех местах, где ее придавили отделанные кожей подтяжки, слегка помялась. Высокие, до середины икры, ботинки на шнуровке явно видели не одну милю дороги. А еще они были пыльными: когда-то коричневая кожа теперь стала серой.

Незнакомец поймал мой взгляд, и вокруг его рта обозначились морщинки. Его поза была расслабленной, поведение беззаботным, но после более пристального изучения я заметила, что мужчина стиснул зубы. Что-то беспокоило его, но он не хотел этого показывать.

Я всмотрелась в его лицо. Аристократический нос, прямые брови и глаза такие же голубые, как его рубашка. Идеальный изгиб пухлых губ, сейчас растянувшихся в кривой улыбке, так не вязавшейся с напряженной челюстью. Волосы были густыми и взъерошенными, не то рыжие, не то каштановые. Мужчина нетерпеливо откинул их со лба.

– Здравствуйте, вы сеньорита Оливера? Племянница Рикардо Маркеса?

– Собственной персоной, – ответила я по-английски. От мужчины слегка пахло крепким алкоголем. Я поморщилась.

– Слава богу, – ответил он. – Вы четвертая женщина, которой я задал этот вопрос. – Остановив взгляд на моих чемоданах, мужчина тихо присвистнул. – Искренне надеюсь, что вы все запомнили.

В его голосе не было ни намека на искренность.

Я прищурилась.

– А кто вы такой?

– Я работаю на вашего дядю.

Я посмотрела ему за спину, надеясь увидеть загадочного родственника. Но никого похожего на моего дядю поблизости не оказалось.

– Я думала, он сам встретит меня.

Мужчина покачал головой.

– Боюсь, что нет.

До меня не сразу дошел смысл его слов. Когда я наконец поняла, кровь прилила к моим щекам. Tío Рикардо не удосужился встретить меня лично. Свою единственную племянницу, которая провела на пароходе не одну неделю и страдала от постоянных приступов морской болезни. Он прислал за мной незнакомца.

Незнакомца, который опоздал.

И, судя по акценту, был британцем.

Я указала на полуразрушенные здания, кучи камней с заостренными краями, рабочих, которые пытались восстановить порт после того, что сделала Британия.

– Работа ваших соотечественников. Полагаю, вы гордитесь их триумфом, – с горечью добавила я.

Мужчина моргнул.

– Простите?

– Вы англичанин, – сухо сказала я.

Незнакомец приподнял бровь.

– Ваш акцент, – пояснила я.

– Верно, – ответил он. Морщинки в уголках его рта стали четче. – Значит, вы всегда знаете, о чем думает и что чувствует абсолютный незнакомец?

– Почему мой дядя не приехал? – парировала я.

Мужчина пожал плечами.

– У него встреча со специалистом из Службы древностей. Он не смог ее перенести, но просил передать свои извинения.

Я попыталась сдержать сарказм, но не смогла.

– Ах, ну раз он просил передать извинения… Впрочем, он мог хотя бы передать их вовремя.

Губы мужчины дрогнули. Он запустил руку в свои густые волосы, снова откинув растрепанные пряди со лба. Это придало ему ребячливый вид, но лишь на мгновенье. Плечи мужчины были слишком широкими, а руки слишком грубыми и мозолистыми, чтобы отвлечь от хулиганского вида. Как раз такие типы и выживают обычно в пьяных драках.

– Что ж, не все потеряно, – сказал незнакомец, показав на мои вещи. – Теперь я к вашим услугам.

– Вы очень любезны, – нехотя ответила я, хотя отсутствие дяди меня все еще расстраивало. Разве он не хотел встретиться со мной?

– Вовсе нет, – лениво ответил мужчина. – Не пора ли нам в путь? Меня ждет экипаж.

– Мы отправимся прямиком в отель? «Шепердс», верно? Они, – мой голос дрогнул, – всегда останавливались там.

Выражение лица незнакомца стало натянуто нейтральным. Только теперь я заметила его слегка покрасневшие глаза и густые ресницы.

– На самом деле в Каир я возвращаюсь один. Я забронировал для вас обратный билет на пароход, на котором вы только что прибыли.

Я моргнула, уверенная, что ослышалась.

– ¿Perdón?[10]

– Я потому и опоздал. В кассе была чудовищная очередь. – Заметив мой недоумевающий взгляд, мужчина торопливо продолжил: – Я провожу вас. – На этот раз его голос прозвучал почти добродушно. Или прозвучал бы, если бы не его суровый вид. – И прослежу, чтобы вы поднялись на борт до отправления.

Каждое слово неумолимо обрушивалось на меня. Я никак не могла осознать их. Возможно, мне в уши морская вода попала.

– No te entiendo[11].

– Ваш дядя, – медленно начал мужчина, словно мне было пять лет, – хочет, чтобы вы вернулись в Аргентину. У меня билет на ваше имя.

Но я только что прибыла. Как он мог так быстро отослать меня? Моя растерянность быстро переросла в гнев.

– Miércoles.

Незнакомец склонил голову и удивленно улыбнулся.

– Разве это не переводится как «среда»?

Я кивнула. По-испански это слово звучало почти как mierda – ругательство, которое мне запрещали произносить. Mamá заставляла отца в моем присутствии заменять его другим словом.

– Что ж, сейчас я помогу вам, – сказал мужчина, порывшись в карманах. Достал мятый билет и вручил мне. – Денег не нужно.

– Денег не… – машинально повторила я, тряхнув головой, чтобы собраться с мыслями. – Вы даже не представились. – И тут меня снова осенило. – Вы говорите по-испански.

– Я ведь сказал, что работаю на вашего дядю, разве нет? – Мужчина снова улыбнулся очаровательно ребячливой улыбкой, которая шла вразрез с его мускулами. Казалось, он мог убить меня ложкой.

Я определенно не была рада этому знакомству.

– Что ж, – сказала я по-испански. – Тогда вы поймете меня, когда я скажу, что не уеду из Египта. Если мы продолжим путь вместе, я должна знать ваше имя.

– Вы вернетесь на пароход в ближайшие десять минут. В формальном знакомстве нет необходимости

– Ах вот как, – холодно ответила я. – Все-таки вы не понимаете по-испански. Я не вернусь на пароход.

Незнакомец все еще улыбался, скаля зубы.

– Прошу вас, не заставляйте меня применять силу.

Я похолодела.

– Вы не посмеете.

– Вы так думаете? Я знаю, что такое триумф, – презрительно сказал мужчина. Он шагнул вперед и потянулся ко мне, успев скользнуть пальцами по моему жакету, прежде чем я уклонилась от его хватки.

– Тронете меня еще раз, и я закричу. Клянусь, меня услышат даже в Европе.

– Не сомневаюсь. – Мужчина отвернулся и пошел прочь в сторону пустых тележек. Взял одну и начал складывать мои чемоданы – без моего согласия. Для подвыпившего человека он двигался невероятно грациозно, словно домашний кот. И управлялся с моими чемоданами так, словно в них не лежали дюжина альбомов для рисования, нескольких чистых блокнотов и новенькие краски. Не говоря уже об одежде и обуви на несколько недель.

Туристы в шляпах с перьями и дорогих кожаных туфлях с любопытством разглядывали нас. Возможно, они следили за напряженным разговором между мной и этим неприятным незнакомцем.

Он посмотрел на меня, выгнув рыжеватую бровь.

Я не остановила его, потому что мои вещи было проще перевести на тележке, но когда он направился в сторону очереди на посадку, я закричала:

– Ladrón! Вор! Помогите! Он украл мои вещи!

Хорошо одетые туристы испуганно уставились на меня, отводя в сторону детей. Я уставилась на них в ответ, надеясь, что хоть кто-то поможет уложить незнакомца на землю.

Но никто не помог.