Читать книгу Создать совершенство. Через тернии к звездам: как рождаются виртуозы - Изабелла Вагнер - Страница 3

Европейская столица, 1990 год. Полный концертный зал во время закрытия международного конкурса скрипачей. Традиционно участник, занявший последнее место, первым выходит на сцену, а претендент на гран-при выступает последним. Шестнадцатым участником, открывающим выступления, стала Анастасия, шестнадцатилетняя девушка из России. Объявили выбранное ею произведение: пьеса для скрипки и фортепьяно XIX века. Анастасия, одетая в черное вечернее платье, держа в одной руке скрипку, шагает по сцене с уверенностью – у нее в багаже десятилетний опыт сольных выступлений. За ней идут пианист-аккомпаниатор, женщина тридцати лет, и женщина, переворачивающая страницы нот.

Анастасия занимает место в середине сцены, кладет скрипку на плечо и кивает аккомпаниатору, дав ей возможность настроиться на выступление. Постепенно зрители замолкают. Аккомпаниатор поправляет сиденье, совершая ритуальное движение, она уже готова занести руки над клавишами, и вдруг, с пламенной страстью, прежде чем аккомпаниатор сумела отреагировать, Анастасия начинает играть знаменитое экспрессивное произведение, написанное для скрипки-соло в ХХ веке. Девушка играет сосредоточенно, как одержимая, но… это совсем не то произведение, что было заявлено в программе. Кто-то из жюри удивленно и гневно спрашивает во весь голос: «Да как она посмела?!» Другие улыбаются, уткнувши взгляд в пол. Изумленный голос выкрикивает: «Какой характер!» В первых рядах, где сидят мэтры, завязывается оживленная дискуссия. В течение всего выступления Анастасии не утихают яростные комментарии.

Но большинство слушателей ничего не понимают. Почему в зале такая напряженная и нервная атмосфера? Почему не играет пианист? Почему жюри возмущается? Разве Анастасия плохо играет? Определенно нет!

Ее игра, наполненная эмоциями, кажется волшебной. Любому ясно, что на сцене изумительный скрипач. Когда Анастасия опускает скрипку, зал взрывается аплодисментами. Люди кричат: «Великолепно! Браво!» Тем не менее кто-то воздерживается от рукоплесканий. А кто-то вскрикивает: «Скандал!» Громкие обсуждения прекратились лишь с началом выступления следующего участника.

Последствия выступления Анастасии не замедлили проявиться. Один из членов жюри объявил за кулисами: «С ее карьерой покончено!» На общественном телевидении выступление девушки не показали. А по радио сказали, что «произошло изменение в программе… по неизвестным причинам». На следующий день скрипачка получила известие об отмене двух запланированных концертов. Было дано объяснение, что «спонсоры не потерпят подобного поведения».

Почему же талантливое выступление прекрасной скрипачки было воспринято как скандальное? Ведь публика в конечном счете восприняла ее игру с восторгом. Многие пришли к выводу, что Анастасия была лучшим исполнителем этого вечера и, по словам некоторых, оставила далеко позади фаворитов конкурса.

Нашумевшее событие обсуждалось музыкантами в течение нескольких месяцев. По мнению скрипачей, с которыми я разговаривала, изменив программу, Анастасия продемонстрировала свое несогласие с вердиктом жюри. Как кто-то заметил: «Музыканты знают, что конкурсы никогда не бывают честными; по правде, она заслужила намного лучшее место». Другие сомневались, было ли хорошим решение изменить программу в целях протеста: «Она действительно оскорбила жюри».

Однако превалировали все же такие отзывы: «Все, кто присутствовал на концерте, знали, что она заслуживает первого места. Она. А не тот, кто победил. В тот вечер никто не играл, как Анастасия, – с таким талантом, темпераментом, эмоциями и фантастической музыкальной зрелостью. Но важно не только это. Показать в шестнадцать лет, перед лицом полного зала, что ты не согласна с решением жюри? Это был просто фантастический акт мужества! У этой девушки есть все задатки, а главное, есть характер, чтобы стать великим солистом. И надо надеяться, что среда не разрушит ее».

И все же почему Анастасия сыграла другое произведение? Почему другие музыканты восприняли это как акт исключительной храбрости? Почему кто-то счел ее поступок как потенциально полезный для карьеры солиста, а другие нашли его скандальным и ненужным? Почему большинство шестнадцатилетних музыкантов страдают от негативных последствий после своего высококлассного выступления?

Чтобы ответить на все эти вопросы, нам нужно изучить функционирование этой возвышенной части музыкальной культуры. Какие ценности являются очевидными в тесном мире классических музыкантов и как отдельные лица ассимилируют эти специфические ценности?

В своей книге я познакомлю вас с миром музыкальной элиты. Я постараюсь объяснить, как «одаренный ребенок» (мы увидим, что означает это определение и какие последствия оно влечет за собой) становится солистом, пройдя через процесс социализации внутри закрытого круга общества. Также мне хотелось разобраться, каким образом некоторые люди участвуют в «производстве» совершенства.

Некоторые вопросы, которые я затронула в своем исследовании, нашли отражение в книгах «Боевой гимн матери-тигрицы» Эми Чуа (2010) и «Секрет: история успеха» Малкольма Глэдуэлла (2008).

Успех обеих книг продемонстрировал острый интерес к теме подготовки виртуозов. Но мне хотелось пойти дальше уважаемых авторов. Если Чуа писала в основном о влиянии семьи (довольно жестком) и эмоций, то моя книга описывает скрытые механизмы воспитания виртуоза в более широком контексте. У Глэдуэлла история успеха изложена бессистемно, а я стремилась шаг за шагом раскрыть все секреты достижения совершенства. Резюмирую: содержанием этой книги является подробное и глубокое социологическое исследование процесса воспитания высококлассного скрипача, основанное на изучении десятков реальных судеб.

В процесс подготовки солиста оказываются вовлеченными многие: учителя музыки, аккомпаниаторы, члены жюри, все те, кто принимает участие в бесчисленных мероприятиях по организации выступлений. Обучение подразумевает длительный процесс, проходящий через несколько этапов, каждый из которых определяется различными, а порой и противоположными факторами. Если усреднить, специальное обучение включает двойную и взаимозависимую иерархию преподавателей, создающих репутацию, и студентов, строящих карьеру; это главные участники процесса, и без них лестницы успеха просто не существовало бы. И другой важный момент: воспитание виртуозов – это работа не только преподавателей, но и всего социума, в котором они вращаются.

Солистами становятся далеко не все. А те, кому удается подняться на международный уровень, и вовсе являются исключением.

Солистами становятся далеко не все. А те, кому удается подняться на международный уровень, и вовсе являются исключением. Намного чаще студенты-выпускники становятся преподавателями или оркестровыми музыкантами. Изредка несостоявшиеся солисты уходят из мира музыки, выбирая для себя другой карьерный путь. О том исключительном даровании, которому удается построить карьеру солиста, пройдя социализацию и преодолев все ступени препятствий на пути к успеху, говорят, что ему помогла невероятная удача, божественное вмешательство или врожденный гений, а может, и то, и второе, и третье одновременно.

Анализируя этот интенсивный процесс, я пользовалась социологическими инструментами, представленными в отдельных исследованиях (Patricia и Peter Adler, 1991, 1998; Shaw, 1930; Becker, 1961; Campbell, 2003; Ferales и Fine, 2005; Schnaiberg, 2005; Shulman и Silver, 2003; Traweek, 1988).

Элита солистов составляет небольшую, но значимую часть музыкального мира и художественного мира в целом.[1] В эту же группу входят также прославленные ансамбли, каждый участник которых снискал репутацию солистов в своей профессиональной карьере. Мир солиста описан в неоднородном большом музыкальном мире, образованном некоторыми категориями. Такие факторы, как период обучения (минимум восемнадцать лет для пианистов и скрипачей), начало обучения в раннем детстве (четыре или пять лет для скрипачей), виртуозность произведений и визуальная доступность исполнителей для публики способствуют восприятию скрипачей и пианистов как элитных музыкантов в мире классической музыки. (Родители, решая вопрос о музыкальном образовании своих детей, чаще всего выбирают именно эти инструменты.)

Конкуренция в этой среде очень сильная – гонка за привилегированные позиции начинается уже на ранних этапах обучения. И родители, и преподаватели, и, конечно, сами учащиеся мобилизуют все силы, чтобы добиться успеха. Это касается не только мира солистов. В профессиях, где успех является результатом исключительной самоотдачи, амбиций и ярко выраженной индивидуальности, происходит то же самое. Парадигмой является мир ученых. Как описывает Джозеф Германович: «Ученый, подобно артисту или атлету, стремится к пантеону бессмертных деятелей, завоевавших свое место в истории через образцовое исполнение <…> Кто захочет стать посредственным Джонни Юнайтасом,[2] второсортным Бетховеном или упрощенной версией Ньютона?» (Hermanowicz, 1998. xiii).

Поскольку имя в мире классической музыки обычно обозначает известность на международном уровне, гонка предполагает большую мобильность. В течение года молодой солист обычно принимает участие по меньшей мере в одном международном конкурсе,[3] дает несколько концертов, посещает мастер-классы собственного преподавателя и участвует в мастер-классах других преподавателей. Все эти мероприятия могут быть организованы в любой точке мира. Учащиеся из Европы посещают мастер-классы в Кешет-Эйлоне, Израиль, или в Летней академии Аспена, Колорадо. Американские учащиеся участвуют в мастер-классах Сиены, Италия, или Тура, Франция. Международные конкурсы скрипачей (в «Женевском гиде конкурсов» перечислено более трехсот конкурсов, проведенных в 2005 году) проводятся в Индианаполисе, Монреале, Аделаиде и Претории, а также в Брюсселе, Москве, Лондоне, Женеве, Ганновере и Познани.[4]

Высокая мобильность организуется преподавателями, являющимися влиятельными людьми в музыкальном мире. Без их поддержки никто не смог бы достичь высот в образовании и закрепиться в карьере солиста. Однако раскрою вам секрет, который, должно быть, вы и сами знаете: хотя конечной целью преподавателей является воспитание виртуоза, они никогда не будут делать ставку только на талантливых учеников. Действительно, конкурсы, мастер-классы и прочие мероприятия во многом организуются преподавателями, хотя бы по части информации и подготовки участников. Но если окружение ребенка (родители, близкие) верит в его исключительный талант, то преподаватели не спешат говорить о возможности успеха после продолжительного и изнуряющего обучения.

Обучение является коллективным процессом, в который, кроме преподавателей, вовлечены очень многие люди. Но в книге оно скорее анализируется как процесс, который предстоит пройти отдельному человеку, чтобы достичь определенного профессионального статуса. Я рассматриваю этот процесс как карьерный путь и буду использовать концепт «карьера» в интеракционистской традиции Чикагской школы (Becker, 1970, ch. 11; Hughes, 1971, ch. 14). Этот концепт определяет ход профессиональной жизни как серию этапов, различающихся качеством взаимодействия с отдельными лицами, играющими соответствующую роль в профессиональном окружении. Следуя такому подходу, я остановлюсь на взаимоотношениях между учащимися и их учителями, родителями, скрипичными мастерами и другими лицами, играющими определенную роль в карьере будущих виртуозов.

Я различаю три этапа карьеры учащегося-солиста: триада отношений «родитель – учитель – учащийся» в совершенствовании способностей к игре, отношения между учителем и учащимся и отношения между профессионалами, которые выводят молодых солистов на рынок классической музыки. Как показывают результаты моего исследования, эти три этапа проходят все солисты. Карьера взрослого скрипача в большой степени зависит от его образовательного опыта.

Согласно моим опросам, музыканты определяют понятие «карьера» как ход жизни, направляемый с самого раннего возраста. Взрослая карьера рассматривается как продолжение карьеры, начатой в детстве. Решающее значение в успехе имеет количество выступлений не по годам развитого ребенка и его раннее вхождение в профессиональную среду. Другие характеристики среды включают экспансивное погружение в узкопрофессиональный мир и изоляцию от других детей того же возраста. В конечном счете одаренные музыканты переживают плотное слияние профессиональных и личных связей, взаимодействуя с людьми, близкими по интересам, на разных уровнях своей карьеры.

Моя книга складывалась постепенно. Я воспитывалась в семье музыкантов, затем преподавала фортепьяно и теорию музыки, что позволило мне быть не только наблюдателем, но и непосредственным участником процесса.[5] В октябре 1997 года я стала собирать материалы о выпускниках парижского класса, в котором учились мои дети. Затем я продолжила наблюдение за другими классами во Франции, Германии и Польше. В течение девяти лет я имела возможность наблюдать за работой некоторых преподавателей, выпускающих солистов, а также за их учениками. В центре моего внимания были участники одиннадцати международных конкурсов скрипачей и двух конкурсов пианистов.

Музыканты определяют понятие «карьера» как ход жизни, направляемый с самого раннего возраста.

Мое восточноевропейское происхождение и профессия музыкального педагога, получившего образование в Польше, оказали мне большую услугу, открыв доступ к российским преподавателям класса скрипки и их восточноевропейским коллегам. Конечно, как французский социолог, исследующий мир скрипачей, я могла найти и другую категорию преподавателей (например, в Парижской консерватории), придерживающихся отличной от восточноевропейской культуры и организации работы. Так или иначе, но мои предпочтения оказали большое влияние на выводы, изложенные в книге. По моему мнению, наблюдаемые процессы специфичны для каждой, отдельно взятой области, особенно когда отличия связаны с культурой (в плане этнического и географического происхождения).

По причинам, которые будут объяснены позднее, преподаватели, получившие образование в Восточной Европе, считаются лучшими в обучении молодых солистов с высоким уровнем исполнительского мастерства. Парижские классы солистов, которые я, в частности, наблюдала, в основном создавались преподавателями восточноевропейского происхождения. Очень часто их ученики, подававшие особые надежды, были родом из Восточной Европы. Некоторые из студентов, иммигрировавших во Францию или часто приезжающих в страну с целью посещения мастер-классов и участия в конкурсах, вошли в нашу семейную жизнь, дав мне важную и ценную информацию о своем профессиональном развитии.

Мои наблюдения сосредоточились на бытовой жизни более двадцати молодых скрипачей, которые жили в моем доме, иногда со своими родителями, в течение двух недель – одного года. (Мы никогда не требовали оплаты за проживание.) Размещение у себя музыкантов изначально не являлось какой-то исследовательской стратегией. Несколькими годами ранее, еще до того как я начала свое социологическое исследование, в нашей парижской квартире жили гастролирующие музыканты из Восточной Европы. Размещение у себя музыкантов отвечает правилам, принятым в музыкальном мире, в частности среди музыкантов из Восточной Европы.

Я вела «многосерийные» официальные интервью с учащимися и их родителями. («Многосерийные» означает растянутые во времени.) Все эти интервью были записаны с целью отследить динамику восприятия карьеры со стороны всех заинтересованных лиц. Бесчисленные неформальные беседы конечно же не записывались, и даже в том случае, когда разговор касался ключевых вопросов моего исследования, поскольку наличие записывающего устройства может разрушить отношения.

Тесные отношения с семьями, длящиеся порой до нескольких месяцев, создали условия, благоприятные для наблюдения за отношениями между родителями и детьми. Я узнала, что заботит молодых музыкантов и их родителей, и начала понимать их взгляд на будущее. Также я узнала, что побуждает молодых скрипачей трудиться и как труд влияет на их успех. Эмоции, неизбежные моменты кризиса, радости и сомнения – все, что я разделила с молодыми исполнителями, имело важное значение. Я смогла пополнить знания, которые частично приобрела в то время, когда мои дети учились играть на скрипке. Моего личного опыта было недостаточно для создания базы социологического анализа по интересующему меня вопросу. Тем не менее глубокое понимание процесса совершенствования мастерства было бы невозможно без личного опыта в качестве матери будущего виртуоза.

Я поддерживала общение с большинством участников своего наблюдения и после того, как они уезжали от меня. Мы разговаривали по телефону или вели электронную переписку. Я отслеживала и тех, кто не пропал из моего поля зрения, расспрашивая других скрипачей или находя сведения об их творческой жизни в Интернете.[6]

Прежде чем написать эту книгу, я сделала глубокий анализ жизни девяноста скрипачей. Также я часто общалась с родителями юных виртуозов и их преподавателями. Будучи матерью скрипача, я могла вести наблюдения «под прикрытием». По замечанию Джулиуса Рота (J. A. Roth, 1962. Р. 283–284), роль «скрытого» наблюдателя очень важна для исследования, поскольку открывает доступ к конфиденциальной информации и расширяет методы работы. Для того чтобы собрать широкий спектр информации, я использовала разные роли: меня знали как «маму Майкла»[7] и как нейтральное лицо, ученую даму, которая «исследует солистов-учащихся». Я пользовалась поддержкой участников исследования: некоторые интервью были организованы людьми, которых мне приходилось интервьюировать ранее. Один музыкант сказал: «Ты непременно должна поговорить с Лаурой. У нее огромный опыт… Я спросил ее, хотела ли она дать тебе интервью, и она согласилась». Социологи называют этот феномен «снежный ком». Однажды я даже играла роль организатора концерта молодых исполнителей, который провела в Центре семейной ассоциации.

Молодые музыканты воспринимали меня как «любознательного человека», всегда готового выслушать их проблемы и оказать им поддержку. Некоторые из них видели меня матерью успешного скрипача, понимающей, «как все устроено». Кое-кто из родителей не решался делиться информацией, так как они воспринимали меня как конкурента.

В период между 1997 и 2004 годами я провела более сотни записываемых на аудионоситель интервью и несколько сотен интервью неформальных (наши разговоры я записывала по памяти). Если вас интересуют цифры, охотно приведу их: на мои вопросы «под запись» ответили сорок учащихся класса солистов, одиннадцать преподавателей, четырнадцать родителей, три аккомпаниатора, два организатора концертов, два дирижера, четыре помощника преподавателя, четыре скрипичных мастера и один звукооператор. Официальные интервью длились от двух часов до четырех с половиной. Рассказав о цели моего исследования, я начинала с вопроса о первом уроке в скрипичном классе. Особенности обучения солиста таковы, что оно становится центром жизни семьи, и со мной часто делились подробным описанием того, что происходит за стенами класса. Я задавала вопросы о планах, о конкурсах и концертах, об аккомпаниаторе, если таковой был, о спонсорской помощи, стипендии, ну и, конечно, о преподавателях, которые у некоторых часто менялись.

Беседуя с преподавателями, я делала акцент на их биографии, интересовалась, как они пришли к преподавательской деятельности, как складываются их отношения с учащимися и другими преподавателями, что они думают относительно карьеры солиста. Все они знали, что я являюсь «учителем музыки», а значит, «понимаю, насколько тяжела их профессия». По мнению многих, научный подход к преподавательской деятельности мог бы дать лучшие результаты в их работе; также высказывалось, что социализация является наиболее значимой частью обучения солиста. Не менее важной темой обсуждения были отношения с их собственными преподавателями, послужившие моделью взаимодействия с учениками в настоящем времени.

Особенности обучения солиста таковы, что оно становится центром жизни семьи.

В ходе интервью со скрипичными мастерами и концертными агентами я выясняла их роль в становлении молодых солистов. На карьерном пути о вкладе этих людей часто забывают, но он тем не менее имеет большое значение.

Следуя правилам антропологов, которые рекомендуют проводить интервью на родном языке опрашиваемых, я беседовала с интересующими меня лицами на французском, русском, польском и английском языках. Дополнительно к выборочной группе, включающей девяносто скрипачей (официальные и неформальные интервью), я опросила участников шести международных конкурсов. Кроме того, я собрала документацию о деятельности сорока преподавателей скрипки.

Мои исследования проводились во Франции, Польше и Германии, а также в Италии, Испании и Соединенных Штатах. Однако учитывая, что большинство солистов хорошо знают друг друга, я решила по возможности опустить информацию об обстоятельствах интервью и местах, где они проводились, чтобы сохранить анонимность.

Оппоненты этнографического исследования, при котором наблюдение ведется в естественной среде, изнутри, подчеркивают, что этот метод имеет негативные стороны, такие, как отсутствие дистанции между наблюдаемыми процессами, особенно между процессами, воспринимаемыми как «старые» и «новые». Во избежание неправильной интерпретации я использовала исторические сравнения. С помощью сравнения можно определить, какой феномен музыкального мира является «новым», а какой появился далеко не вчера. Как показывает мое исследование, интернализация карьеры, снижение возраста «молодых талантов», международная организация мастер-классов[8] и поддержка солистов через сеть агентов, спонсоров, экспертов, средств массовой информации вовсе не новый феномен, появившийся в результате глобализации. Все перечисленное существует уже долгое время.

Для создания исторического масштаба я дополнила свои исследования автобиографическим материалом и мемуарами персонажей из мира солистов XIX и XX веков (W. Jouzefowitch, 1978; N. Milstein, S. Volkov, 1990; J. Rawik, 1993; I. Stern, С. Potok, 2001). В книге Барбары Лурье-Санд «Обучение гения» (2000), к которой я обращалась, рассказывается об одном из наиболее известных преподавателей скрипки ХХ века и дается большой объем информации. Моим основным источником исторической информации стал энциклопедический труд Бориса Шварца «Великие мастера скрипки» (1983). Из этой книги и из книги Николаса Слонимски «Биографический словарь музыкантов классической музыки ХХ века» (1997), книги А. Пэриса «Словарь исполнителей» (1995) и книги Л. Раабена «Жизнь замечательных скрипачей» (1967) я смогла создать сводный образец категории «солисты ХХ века». Я также использовала профессиональные журналы на английском языке (Strad, String), на французском языке (Diapason, Le Monde de la musique), на польском языке (Ruch Muzyczny) и на русском языке («Музыка»).

Хронологически книга составлена в соответствии с тремя этапами обучения солиста с последующим описанием профессии сольного исполнителя. Сразу поясню, что строгих возрастных границ на этапах обучения нет. Могу привести пример десятилетнего мальчика, заканчивающего второй этап обучения, в то время как большинство его сверстников в этом возрасте находятся лишь на первом этапе. Что касается индивидуальных занятий, то здесь возраст должен служить индикатором успешности, а не строгим требованием или характеристикой.

Я долго думала, с чего начать. И решила в начале книги изложить краткую историю профессии скрипача-виртуоза. Без гуманитарных знаний не состоится ни один музыкант, поэтому первую главу я считаю очень важной. Что же касается первого шага в профессию, то здесь все зависит от выбора родителей. Наверное, не бывает детей-вундеркиндов, которые в нежном возрасте способны решительно заявить: «Я хочу играть на скрипке или на фортепьяно». Сколько бы мы ни говорили красивых слов о свободе выбора, решение о занятиях музыкой принимают родители. Родители выбирают школу или учителя, которые помогут войти в мир музыки, поставят руку, будут вести ребенка в ежедневных занятиях. Позже, когда ученики немного оперятся, именно педагоги откроют им двери для участия в мероприятиях, направленных на совершенствование навыков солиста. Интенсивная инструментальная практика в раннем детстве необходима для достижения высокого уровня виртуозности. Я описываю особенности организации обучения солиста и действия, направленные на достижение оптимальных результатов.

Сколько бы мы ни говорили красивых слов о свободе выбора, решение о занятиях музыкой принимают родители.

На всех этапах обучения, но особенно на первом, чрезвычайно важным является сотрудничество между родителями, учителями и учащимся. В книге вы найдете пример типичного урока, который покажет вам роль каждой из сторон. Разумеется, по прошествии лет роль родителей меняется, эволюционируют также и отношения между учителем и учеником. Второй этап обучения солиста начинается с «кризисного» периода. Обычно этот этап приходится на подростковый возраст, который отмечен нестабильностью. Как следствие, ученики меняют учителей без особых на то причин, реже выступают в концертах, все меньше удовлетворены своим исполнением, все чаще выражают сомнение по поводу карьеры солиста. Роль родителей также умаляется. Если восьмилетнему скрипачу можно приказать: «Занимайся!», то с тринадцатилетним этот номер не пройдет. Подростки делают выбор: подчиниться или отвергнуть решение родителей относительно музыкальной карьеры.

Значимым событием второго и третьего периодов является участие в конкурсах и мастер-классах. Мастер-классы – это важнейшая ступень в карьере молодого солиста, так как ученики вовлекаются в процесс профессиональной взаимосвязанности (Wagner, 2006, 2010).

Профессиональная взаимосвязанность – это социальный процесс, необходимый для взаимного укрепления позиций в профессиональном мире. Этот процесс включает три этапа: (1) подбор пары; (2) активное сотрудничество; (3) пассивное сотрудничество (Wagner, 2006b). В книге я описываю, как учащийся может приобрести известность через сотрудничество с именитыми исполнителями и преподавателями. Также я демонстрирую, каким образом преподаватели строят свою карьеру при помощи своих учеников. Я объясняю, почему процесс взаимодействия заслуживает интереса и каким образом музыканты приобретают репутацию, лежащую в основе их карьеры.

Последний этап процесса социализации – выстраивание отношений с профессионалами классической музыки. Это не только музыканты, но и все те люди, которые сопровождают карьеру солиста, от преподавателей, с которыми не теряются связи, до организаторов концертов и настройщиков. В результате интенсивного сотрудничества профессиональная взаимосвязь переходит на новый уровень, который я бы назвала «пассивное сотрудничество». Пассивное сотрудничество полезно, потому что оно связывает имена совместной репутацией.

Процесс социализации долог. Он занимает пятнадцать-двадцать лет, но этапы обучения солиста не могут меняться местами. Переход с одного этапа на следующий не сопровождается каким-либо особым ритуалом, однако каждый этап включает в себя цепочку значимых в жизни событий. Эта цепочка приводит к главному: учащийся класса скрипки превращается в профессионального скрипача-солиста международного уровня. Важные звенья этой цепочки – конкурсы и концерты, участие в которых является ключом для открытия двери на международную концертную сцену.

Пассивное сотрудничество полезно, потому что оно связывает имена совместной репутацией.

В книге я часто использую личные истории знаменитых исполнителей с целью иллюстрации своих наблюдений. Эти истории представляют собой важный инструмент понимания процесса социализации новых солистов, а также играют решающую роль в передаче профессиональной памяти.

Жизнь есть жизнь, и далеко не все ученики музыкальных школ становятся солистами, более того, многие выбирают себе профессию, не связанную с музыкой. В книге описываются альтернативные пути: я привожу примеры учащихся, которым не удалось стать солистами.

Но все же я ставила перед собой цель описать идеальный путь – путь, который дарит надежду войти на элитный рынок классической музыки. Для этого надо трудиться – это единственный способ достичь совершенства в высококонкурентном транснациональном окружении.

Я надеюсь, что проведенный мною анализ карьеры молодых солистов вдохновит прочих исследователей, работающих над вопросами социализации в профессиональном мире творческой элиты. Сама я руководствовалась высказыванием Клиффорда Гирца о том, что этнографам, – а я считаю свое исследование этнографическим, поскольку все свои наблюдения вела изнутри, а не делала умозрительные теоретические выводы, – нужно «убеждать нас не только в том, что они действительно были там, где они были, но и в том, что, если бы мы были на их месте, мы бы увидели точно то же, что видели они, улучшили бы то, что улучшили бы они, и сделали бы те же заключения, что и они» (Geertz,1996. Р. 26).