Читать книгу Габриэла, гвоздика и корица - Жоржи Амаду - Страница 11

На капитанском мостике корабля, ожидающего лоцмана, стоял довольно молодой человек, хорошо одетый и тщательно выбритый, и смотрел на город с немного мечтательным видом. Что-то, может быть, чёрные волосы или восточные глаза, придавали ему романтический вид, из-за чего женщины сразу обращали на него внимание. Но твёрдая линия рта и волевой подбородок выдавали в нём человека решительного, практичного, который знает, чего он хочет, и умеет этого добиваться. Капитан, с дублённым ветрами лицом, не выпуская трубку изо рта, протянул ему бинокль. Мундинью Фалкан взял его, заметив при этом:

– Он мне не нужен… Я знаю тут каждый дом, каждого человека. Как будто я родился здесь, на этой набережной. – Мундинью указал пальцем. – Вон то здание слева, рядом с двухэтажным особняком, – мой дом. Могу сказать, что и набережную построил тоже я…

– Земля большого богатства, за ней будущее, – заметил со знанием дела капитан. – Только вот вход в бухту портит всё дело…

– Это мы тоже решим, – заявил ему Мундинью. – И очень скоро.

– Да услышит вас Господь! Каждый раз, когда я сюда захожу, я трясусь от страха за своё судно. На всём севере нет бухты хуже.

Мундинью поднёс к глазам бинокль. Он увидел свой дом, современное здание, для строительства которого он привёз архитектора из Рио, особняки на набережной, сад вокруг виллы полковника Мисаэла, колокольню церкви Сан-Жоржи, ватагу школьников.

Стоматолог Озмунду в одном халате вышел из дома на пляж. Он всегда купается в море очень рано, чтобы не эпатировать публику.

На площади Сан-Себастьян ни души. В баре «Везувий» закрыты все двери. Ночью ветер повалил рекламный щит у кинотеатра. Мундинью внимательно, даже с некоторым волнением рассматривал каждую деталь. Ему и правда всё больше и больше нравился этот край, он не жалел о безрассудном порыве, который занёс его сюда несколько лет назад, словно корабль без руля и ветрил, когда он искал хоть какой-то спасительный берег. Но эта земля не была «хоть каким-то берегом». Это была зона какао. Разве есть место лучше, чтобы вложить свои деньги и приумножить капитал? Достаточно обладать деловой хваткой, усердием, коммерческим чутьём и смелостью. У него было всё это и даже больше: женщина, которую нужно забыть, запретная страсть, которую нужно вырвать из сердца и мыслей.

В этот его приезд в Рио мать и братья единодушно решили, что он изменился, стал другим. Лоуривал, самый старший из братьев, как всегда с выражением скуки на лице, был вынужден снисходительно признать:

– Никаких сомнений, малыш повзрослел.

Эмилиу улыбался, посасывая сигару:

– И зарабатывает денежки. Напрасно мы позволили тебе уехать, – обратился он теперь к Мундинью, – но кто мог представить, что у нашего юного шалопая есть деловая хватка? Здесь ты ни к чему, кроме попоек, интереса не проявлял. Поэтому, когда ты уехал, забрав свои деньги, мы не сомневались, что это очередное твоё сумасбродство, но на этот раз ты перешёл все границы. Что нам оставалось делать? Только ждать твоего возвращения, чтобы наставить тебя на путь истинный.

Мать сказала почти сердито:

– Он уже не мальчик.

На кого она сердилась? На Эмилиу за его слова или на Мундинью, который больше не приходит к ней просить денег, промотав вполне приличную сумму, выдаваемую ему на карманные расходы? Мундинью позволил им выговориться, он получал удовольствие от этого разговора. Когда им больше нечего было сказать, он объявил:

– Теперь я думаю пойти в политику. Буду куда-нибудь баллотироваться. Может быть, в парламент… Мало-помалу я становлюсь там важной персоной. Что ты скажешь, Эмилиу, когда увидишь, как я поднимаюсь на трибуну палаты, чтобы ответить на одну из твоих льстивых речей в адрес правительства? Я хочу избираться от оппозиции…

В большой чопорной гостиной их фамильного особняка, обставленной помпезной мебелью, где царила их мать, величественная, седовласая, с надменным взором, собрались для разговора все три брата. Лоуривал, который заказывал свои костюмы в Лондоне, никогда не согласился бы стать депутатом или сенатором. Он отказался даже от министерского кресла, когда оно было предложено. Губернатор штата Сан-Паулу? Кто знает, может, и согласился бы, если бы его избрали единогласно. А вот Эмилиу был депутатом федерального парламента, его переизбирали несколько раз без всяких проблем.

Оба брата были гораздо старше Мундинью, и они очень удивились, узнав, что он самостоятельно ведёт дела, экспортирует какао, получая при этом завидный доход, с воодушевлением говорит об этом диком крае, куда он уехал неизвестно почему, и собирается вскоре стать депутатом.

– Мы можем тебе помочь, – заметил снисходительно Лоуривал.

– Мы поставим твоё имя в список от правящей партии в числе первых. Результат гарантирован, – добавил Эмилиу.

– Я приехал сюда не просить, а поделиться.

– Что-то ты возгордился, малыш, – проворчал неодобрительно Лоуривал.

– В одиночку ты ничего не добьёшься. Тебя не выберут, – предупредил Эмилиу.

– Выберут. Я пройду от оппозиции, хотя у неё только треть мест в парламенте. Мне нужен мандат, только я хочу, чтобы меня избрали там, в Ильеусе. Мандат у меня будет, и я приехал не затем, чтобы просить у вас помощи, нет уж, спасибо.

Мать повысила голос:

– Ты можешь делать что хочешь, никто тебе не запрещает. Но почему ты идёшь против своих братьев? Почему отдаляешься от нас? Они только хотят тебе помочь, они твои братья.

– Я уже не мальчик, вы сами это сказали.

Потом он рассказывал об Ильеусе, о прошлых сражениях, о преступлениях, о землях, завоёванных с оружием в руках, о нынешнем прогрессе, о задачах, стоящих перед городом.

– Я хочу, чтобы меня уважали, чтобы меня уполномочили говорить от их имени в парламенте. Какая мне польза, если вы впишете меня в какой-нибудь партийный список? Чтобы представлять фирму, хватит Эмилиу, а я теперь ильеусец.

– Местечковая политика. С перестрелками и оркестром, – усмехнулся Эмилиу то ли иронически, то ли снисходительно.

– Зачем рисковать, если в этом нет необходимости? – спросила мать, пытаясь скрыть тревогу.

– Чтобы не быть только братом своих братьев. Чтобы самому стать кем-то.

Он перевернул весь Рио-де-Жанейро. Ходил по министерствам, звал министров на «ты», запросто входил в их кабинеты. Разве не встречал он их много раз в своём доме, не сидел с ними за одним столом на обедах, которые давала его мать? Или в доме Лоуривала в Сан-Паулу, где они улыбались его жене Мадлен? Когда министр юстиции, бывший его соперник в споре за благосклонность одной голландки, сказал, что уже пообещал губернатору Баии лицензировать колледж доктора Энока, но только в начале следующего года, Мундинью рассмеялся:

– Приятель, не забывай, что ты многим обязан Ильеусу. Если бы я не уехал туда, не спал бы ты сейчас с Бертой, этой порочной голландочкой. Я хочу лицензию немедленно. Это от губернатора ты можешь отделаться, ссылаясь на закон, от меня – нет… Для меня ты сделаешь даже то, что незаконно, трудно и невозможно…

В министерстве путей сообщения и общественных работ он потребовал, чтобы прислали инженера. Министр поведал ему целую историю о бухте Ильеуса и доках Баии, объяснил, в чём там интерес людей, связанных с зятем губернатора.

– Это невозможно. Твоё требование, конечно, справедливо, дружище, но невыполнимо, совершенно невыполнимо, губернатор будет рычать от злости.

– Это он тебя назначил?

– Нет, конечно.

– Он может тебя убрать?

– Думаю, что нет…

– Тогда в чём дело?

– Ты не понимаешь?

– Нет. Губернатор – старик, его зять – вор, оба они ничего не стоят. Сменится правительство – и конец их клану. И что, ты станешь враждовать со мной, с самым преуспевающим и влиятельным регионом штата? Чушь. Я – это будущее, губернатор – прошлое. Кроме того, я обращаюсь к тебе только потому, что я твой друг. Я могу пойти выше, ты же знаешь. Если я поговорю с Лоуривалом и Эмилиу, ты получишь распоряжение об отправке инженера от самого президента республики. Разве не так?

Мундинью пугал губернатора именами братьев просто ради удовольствия, к ним он ни за что не стал бы обращаться, ни при каких условиях. Вечером он ужинал с министром: музыка, женщины, шампанское и цветы. Через месяц инженер должен быть в Ильеусе.

Мундинью провёл в Рио три недели, на какое-то время он вернулся к прежней жизни: праздники, гулянки, девушки из высшего общества, артистки варьете. Он удивлялся, почему всё то, что было его жизнью долгие годы, теперь так мало его привлекает и так быстро утомляет. На самом деле ему не хватало Ильеуса, не хватало его людной конторы, интриг, слухов, кое-кого из тамошних личностей. Он и подумать не мог, что так привыкнет к этому городу, так прикипит к нему. Мать знакомила его с богатыми девушками из влиятельных семей, искала ему невесту, которая заставила бы его забыть об Ильеусе. Лоуривал хотел отвезти брата в Сан-Паулу, поскольку Мундинью ещё оставался его компаньоном по кофейным плантациям, и ему следовало бы их посетить. Но он не поехал: только-только зарубцевалась рана в его груди, только-только исчез из его снов образ Мадлен, он не станет снова встречаться с ней, чтобы не страдать от её неотступных глаз. Всепоглощающая страсть, они никогда не признавались друг другу, но оба пылали ею и были в шаге от того, чтобы броситься друг другу в объятия. Ильеус стал его спасением, ради Ильеуса он теперь жил.

Лоуривал, надменный и пресыщенный, такой высокомерный, напыщенный, как англичанин, бездетный вдовец, после смерти жены-миллионерши женился снова – неожиданно, во время одной из своих постоянных поездок в Европу – на француженке, модели из дома мод. Между мужем и женой была огромная разница в возрасте, и Мадлен не очень скрывала причины, по которым она вышла замуж. Мундинью чувствовал: если он немедленно не покинет этот дом, то никакие моральные нормы, ни угроза скандала, ни угрызения совести – ничто не удержит их от падения. Они постоянно искали друг друга глазами, их руки, соприкасаясь, дрожали, голоса срывались. Едва ли надменный и холодный Лоуривал мог вообразить, что младший брат, этот сумасбродный Мундинью, бросил всё из любви к нему, своему брату.

Ильеус вылечил Мундинью, а поскольку он излечился, он мог бы – кто знает? – если бы захотел, снова встретиться с Мадлен, ведь он больше ничего к ней не чувствовал. Рассматривая Ильеус в бинокль, он увидел выглядывавшего из окна араба Насиба и улыбнулся, потому что хозяин бара напомнил ему о Капитане, с которым он обычно играл в шашки и нарды. Капитан будет ему очень полезен. Он стал лучшим другом Мундинью и уже давно намекал, правда, весьма туманно, что ему нужно заняться политикой. В городе не было секретом, что Капитан терпеть не может Бастусов: это они двадцать лет назад сняли его отца с поста и разрушили его политическую карьеру. Мундинью делал вид, что не понимает намёков, тогда он только подготавливал почву. Теперь этот час настал. Нужно будет вызвать Капитана на откровенный разговор и предложить ему возглавить оппозицию. Он покажет братьям, на что способен. Не говоря уже о том, что Ильеусу нужен такой человек, как он, – для дальнейшего прогресса, для ускорения темпов развития – ведь эти полковники не понимают, что сейчас нужно региону.

Мундинью возвратил бинокль; лоцман поднялся на борт, и судно направилось к входу в гавань.