Читать книгу 400 000 знаков с пробелами - Kalipso Moon - Страница 2

-“И вот сижу я здесь одна, грустная, ничего не хочется, ни коньяку, ни колбасы… Эх… Хотя, если подумать… То коньяку и колбасы очень даже хочется! Дайте ка сюда!”. Эта знаменитая эпичная фраза из любимого сериала “Масяня” меня всегда улыбает.

Только настроишься как следует погрустить, так сразу вспомнишь это её: “Во вне – то есть вообще всех ненавижу”, или серию, где “Нашел мужик подкову. Думает: "Возьму домой, повешу на стену, будет она мне счастье приносить". Поднимает подкову, переворачивает… А там конь.” Или вот еще про Подарочки: “Зачем мне такая дура? Это не дура, это лошадь!” И уже всё, предаваться унынию совершенно невозможно… Целую неделю я провел дома, никуда не выходя. И как обычно, когда не надо никуда идти, ты просыпаешься в пять утра от малейшего шороха и начинаешь шуршать сам. Зачем-то я сегодня полез в кладовку и начал выволакивать оттуда старые вещи, какие-то коробки с моими детскими рисунками и блокнотами, старые журналы “Наука и жизнь”. Я решил, что пора избавляться от всего старого и налегке идти в новую жизнь.

В нашей деревне, где “недаром никто не рукоплещет труженикам балета и учит народная мудрость: работа не волк, в лес… нет-нет, это не надо” “только и разговоров, что о море и о закате. И о том, как чертовски здорово наблюдать за огромным огненным шаром”… Приятная утренняя спутанность мыслей вновь была прервана грубыми шихами за окном: кых.

–“Нее или него?”, ших, ших, ших…

Куда ни пойди, везде одно и тоже! Так больше не могло продолжаться. Уроды, ну что за уроды, каждый день одно и тоже, нет сил уже больше терпеть! Не могу я превратить этот звук в музыку, не могу!

Всё утреннее лирическое настроение рассеялось под неприятные звуки за окном. Я наспех оделся и решил спуститься во двор и удовлетворить свое раздраженное любопытство о природе этого гнусного шарканья. Спустившись до первого этажа, я затаился за закрытой дверью подъезда, в ожидании повторения этих грубых звуков. Но я ничего не слышал. Простояв за дверью в полной тишине несколько минут, я хотел было вернуться домой, как вдруг где-то сверху и со стороны, снаружи или внутри, услышал странную фразу, сказанную тихим мужским голосом: “Ну наконец то вы зашли! Я ждал только вас!”. Сначала я прислушивался в предвкушении, что кто-то другой ответит на это выражение, но ответа всё не было. И убедившись, что я совершенно один и в безопасности, я очень тихо ответил: “Я не зашел, а вышел. И никто меня не ждет!”.

–“Устремилось смело в даль! В полете сказка станет былью. В жизнь устремляются Орлята..” – с некоторой снисходительностью в голосе, процитировал всё тот же голос несколько строк из Посвящения Орлятам.. “И это еще неизвестно, вышли вы или зашли, это еще нужно доказать! Это только с помощью молока можно определить!”, – продолжил незнакомец и перешел на “ты”: “Вот если бы ты не спустился, если бы тебя этот шаркающий звук не раздражал, то для меня бы это означало, что я ошибся, что ты не застрял тут один! Я пытался недавно выманить тебя, проверить. Но так ничего и не понял, пришлось уйти, некогда было ждать, пока ты соизволишь.. А потом из школьной программы дал тему, а ты и подключился, ответил! К величайшей моей радости!”

-“Не понимаю, ничего не понимаю. Я считал, что ты местный забулдыга из семьи каких-нибудь уродов, жрешь тритонов на болотах возле кладбища, пугаешь людей, шарахаешься по ночам, шаркаешь рано утром, не даешь людям спокойно жить! Да я и сейчас так считаю! И при чем тут вообще молоко?”, – начал раздражаться я.

–“Знаю только одно, если это Другая Земля, отраженная, то молоко будет не молоком”, – сказал он, – “или Земля та, но отраженный ты. У тебя кстати макулатуры нет, случаем? Нечем печку растапливать..”

–“Чем докажешь, что Земля не та?” – усмехнулся я.

–“Всё просто – ты идешь домой и пьешь молоко. И это либо будет по вкусу молоко, либо нет. Есть у тебя свежее молоко?”, – с надеждой спросил он.

–“Закончится не должно, – ответил я, – покупаю по привычке для кошки, которая уже здесь не живет. Сейчас проверю и если молоко мне понравится, то из дома я к тебе больше не выйду, хоть обшаркайся тут, “дуремар из семьи уродов””, – пробубнил я, убегая вверх по лестнице.