Читать книгу Нить Ариадны - Камила Соколова - Страница 4

Марина подавила в себе желание бросить что-нибудь тяжелое в сидящую напротив нее женщину. Она не любила становиться объектом насмешек, пусть даже невинных и забавных.

– А вы занервничали. Не выносите никакой критики в свой адрес, ― заметила Клеопатра Петровна.

– С чего вы взяли? – девушка вскинула подбородок.

– Ручка резко заплясала в ваших пальцах. – Марина перевела взгляд на руку, которая крутила ручку, и прекратила движение. – А еще на ваших щеках выступил едва заметный румянец. Но это сложно контролируемый процесс…

Девушка растерянно дотронулась до щеки.

– Не буду отпираться, если все написано на моем лице, ― пробурчала она. – Давайте вернемся к вашему рассказу. Как вы решили поступить дальше?

– Я, в первую очередь, назначила ей две вещи: успокоительные таблетки и визит ко мне на следующий день.

– И вы просто так отпустили ее?

– Конечно. Мне нужно было привязать ее к стулу? Душевнобольных, которым нужна незамедлительная помощь, видно сразу. У Александры наблюдались все признаки нервного расстройства, и таблетки, которые я выписала, должны были помочь снять ей напряжение. ― Марина недовольно фыркнула, а Клеопатра Петровна, сделав вид, что ничего не заметила, продолжала. ― В тот день у меня было еще несколько пациентов, и я на время перестала думать об этой удивительной девушке. Но вечером, когда я шла домой, мои мысли вернулись к ней. Я даже не могла сосредоточиться над докладом.

– Почему? Ее случай чрезвычайно заинтересовал вас?

– Ее история, безусловно, взбудоражила меня. Но тут другое – она потрясла меня… как женщина.

– О! – только и сказала Марина.

– Да. Она была невероятной. Хотелось без остановки смотреть на нее, как на идеальное произведение искусства. Я помню, с каким изяществом она двигалась. – Клеопатра Петровна взмахнула своей большой ладонью, но это вышло мужеподобно и резко.

– Это все чудесно, ― торопливо сказала Марина, стараясь вернуть рассказ женщины к сути. ― И что? На следующий день она пришла к вам?

– Пришла. Выглядела она немного лучше. Нервозность, которая еще вчера сквозила во всех ее движениях, заметно убавилась. Она сказала, что спала всю ночь.

Так начались наши встречи. Александра приходила ко мне каждый день после учебы. С первого сеанса мы приступили к исследованиям. Я задавала вопросы, проверяла признаки когнитивных нарушений – память, речь, восприятие, управляющие функции, такие, как планирование и организация деятельности. По окончании последующих сеансов я убеждалась, что каждый из возможных признаков соответствует норме. Постепенно мы перешли от тестовой диагностики к психоанализу и кушетке. Я просила Александру рассказывать о своих снах, о воспоминаниях детства, о родителях. Она закрывала глаза и говорила обо всем, что в этот момент приходило ей в голову. А я сидела в кресле напротив и, признаюсь, рассматривала ее, словно шедевр. Воистину она была неотразима.

– Что она говорила? – Марина немного удивленно смотрела на странную женщину, она не ожидала от нее подобного восхищения кем-либо, кроме как собственной персоной.

– У нее было счастливое американское детство. Единственное, что отличало ее от сверстников, это то, что она понимала и говорила по-русски и читала русских классиков. Мама учила ее играть на пианино, и они проводили много времени вместе, положив руки на черно-белые клавиши. Ее сны были мечтательными и романтичными, никакой агрессии, никаких кошмаров. Я не могла найти зацепку, чтобы вытащить на поверхность детские травмы. Однако мне еще оставалось проверить несколько важных теорий: лунатизм, мигренозные галлюцинации, а также внешние факторы, которые могли вызывать видения. Незадолго до этого я читала большую статью об эксперименте советских ученых. Они помещали абсолютно здоровых людей в комнату, где сначала была абсолютная тишина, а через некоторое время начинал работать вентилятор. Так вот, в этом шуме работающего вентилятора люди слышали голоса, некоторые ― диалоги на разных языках, а у некоторых даже были странные видения. В статье говорилось, что нечто подобное было с Жанной Д’арк. Первые голоса она слышала в поле, где неподалеку работала мельница. Тринадцатилетняя девочка лежала в траве, не видя саму мельницу, а только слыша шум от работы лопастей, и именно в эти моменты к ней приходили видения, и голоса архангела Михаила и святой Екатерины Александрийской предрекали ей возглавить французскую армию.

Может быть и у Александры рядом был какой-то предмет, который мог оказывать воздействие на ее мозг и вызывать видения галлюцинаторного типа. Поэтому я решила действовать нестандартно, я намеревалась отправиться к ней домой, чтобы самой осмотреть квартиру на предмет подозрительных вещей.

На следующее утро я неторопливо шла по залитой солнцем улице. На рассвете все мостовые были облиты водой и теперь в лучах солнца сверкали, как начищенные сапоги. Легкий ветерок развевал флаги на крышах аккуратных, утопающих в зелени домов. Сладкий настойчивый запах гиацинтов разливался по городу. Я шла, улыбаясь сама себе, предвкушая завтрашний семинар, посвященный теме над которой я тогда работала «Самоактуализация человека в американском обществе». Я готовила доклад и немного волновалась, мне еще было непривычно выступать перед большим количеством народа. Известный английский ученый Лукас Стоун был приглашен на этот семинар, и мне не терпелось послушать его доклад. Я познакомилась с ним не так давно, и он меня поразил своими научными достижениями. Также краем уха я слышала, что он еще и художник. Мне не терпелось спросить у него, как можно так продуктивно работать в столь разных направлениях. Наконец я остановилась перед нужным мне домом, сверила еще раз адрес и позвонила в дверь, выкрашенную синей краской. Через несколько секунд мне открыла дверь Александра, она улыбалась, на ее бледных щеках играл румянец.

– Клеопатра, входите. Мне нужно вытащить печенье из духовки, а то оно сгорит, ― и она побежала в кухню, ее юбка нежно-розового цвета закружилась от движения, обнажая алебастровые лодыжки.

Я вошла, осматривая квартиру. Она была небольшой ― всего с одной спальней, но очень уютной и опрятной. Пока Александра возилась на кухне, я внимательно осмотрела все растения в доме. Наблюдались случаи, когда от запаха экзотического цветка люди впадали в состояние опьянения. Но никаких странных цветов я не нашла ― только две обычные фиалки. Потом я приступила к осмотру книг. Основную массу составляли книги университетской программы, было несколько штук на русском языке, а восточных книг, какие были сейчас в моде у молодежи, не было вообще. Я задумалась ― мне необходимо было просмотреть личные вещи ― блокноты, тетради, дневники. Но как сказать об этом девушке? В этот момент в гостиную вошла Александра, неся на подносе дымящиеся чашки с чаем и ароматное печенье в вазочке.

– Садитесь, пожалуйста, ― она указала на небольшое коричневое кресло и сама села в такое же. ― Клеопатра, я ждала вас, как самого дорогого гостя, ― и она рассмеялась чистым хрустальным смехом. ― Не знаю почему, но общение с вами вселяет в меня уверенность, что я вполне нормальный человек и скоро я совсем забуду о тех страхах, что у меня были.

– Приятно слышать. Мы, конечно, во всем разберемся. Я просмотрела ваши книги, ― она кивнула в знак согласия, ― но этого недостаточно, мне нужно просмотреть ваши личные записи ― блокноты, дневники…

– Конечно, я все понимаю, давайте я покажу бумаги, что у меня есть, ― и, не дожидаясь моего согласия, она легко вскочила и подбежала к письменному столу. ― Вот здесь все, включая ноты и университетские записи.

– Отлично, давайте просмотрим их вместе.

И мы методично начали просматривать тетрадь за тетрадью. Я вчитывалась в мелкие записи, наброски на полях, рассматривала рисунки, сделанные машинально в период задумчивости. Я обратила внимание на то, что почерк везде был одинаков, округлый, мелкий, аккуратный, не было изменений в размере, наклоне, не было небрежности, которая появляется у нас, когда мы торопимся. Такое возможно, если обладатель почерка уравновешенный и весьма уверенный в себе человек. Я взглянула на Александру, она открыто улыбнулась мне.

– Здесь есть еще кое-что.

И она протянула мне толстый старинный блокнот. Его черную обложку украшал герб царской России. Страницы пожелтели от времени и хрустели в моих пальцах. Я пролистала несколько страниц, многие из них были исписаны твердым размашистым почерком, в основном на кириллице и еще на каком-то не знакомом мне языке. Были там и рисунки людей, напоминавших индейцев или эскимосов.

– Это блокнот моего деда. Он достался мне по наследству. Вы знаете, я никогда не видела своего дедушку. Родители практически не говорят о нем. ― Я хмыкнула, увлеченная изучением блокнота. Мне показалось странным, что некоторые страницы были плотнее остальных, в остальном ничего необычного не было. Александра продолжала. ― Папа остался круглым сиротой в младенчестве, и его взял на попечение дальний родственник. Это и был мой дед, у него была своя дочь ― моя мама. Она была красавицей и, конечно, мой дед желал для нее более выгодной партии, чем мой папа. Но они полюбили друг друга и сбежали в Америку. Несмотря на разногласия, мама любила своего отца и перед тем, как сбежать, стащила у него этот блокнот. Она часто видела его с ним и догадывалась, что он ценен для него. А ей так хотелось увезти в далекую страну частичку отца. Она ночью прокралась к нему в спальню, взяла ключ, открыла стол и забрала блокнот, потом вернула ключ на место. Этой же ночью они с папой сбежали. Вот такая романтическая история, ― опять рассмеялась она.

– И ваш дедушка не делал никаких попыток найти вашу маму? ― спросила я, немного удивленная.

– Я не знаю, ― пожала плечами девушка. ― Как я говорила, родители не распространяются на эту тему. Несколько месяцев назад мама отдала блокнот мне, сказав, что теперь он мой, а она не в силах его хранить. ― Я вопросительно взглянула на нее. ― Наверное, она очень скучает по отцу и немного жалеет, что сбежала вот так, не попрощавшись. А блокнот служит напоминанием об этом.

Я склонна была согласиться с этой теорией, а потом спросила:

– А чем занимался ваш дед? Здесь рисунки и записи на иностранном языке…

– Я не знаю точно, возможно, исследователем. Однажды я слышала от мамы что-то о Русском Географическом обществе.

– Понятно, ― кивнула я и захлопнула блокнот.

Мы еще осмотрели кухню, где я даже заглянула в холодильник, но и здесь ничего подозрительного не обнаружила. Мы условились, что через несколько дней я навещу Александру еще раз, а пока она будет продолжать приходить ко мне по графику, который мы составили для нее ранее.

Спустя несколько дней я ждала Александру у себя в кабинете и читала газету, которую не успела просмотреть утром. Главной новостью было окончание путешествия Алена Бомбара, удивительного человека. Я не могла оторваться от статьи.

«Ален Бомбар, человек который потерпел кораблекрушение по своей воле.

Ален Бомбар – французский врач и отчаянный человек. Почти два месяца назад в качестве научного опыта, используя разработанные им самим методы выживания для потерпевших кораблекрушение в открытом море, в одиночку пересёк Атлантический океан от Канарских островов до острова Барбадос, преодолев 2375 морских миль (4400 километров) за 65 дней. В пути этот удивительный ученый питался пойманной рыбой и планктоном. На момент окончания эксперимента Бомбар похудел на 25 кг. Ему еще предстоит полное обследование, но сейчас точно можно сказать, что у него серьёзное расстройство зрения, ногти на пальцах ног выпали, вся кожа покрылась сыпью и мелкими прыщами.

Его организм обезвожен и предельно истощён, но он достиг берега. Он пересек под парусом Атлантический океан на надувной резиновой лодке, сконструированной по образцу спасательных плавсредств, снабжённой лишь стандартным набором для потерпевших кораблекрушение и неприкосновенным запасом продуктов, сохранность которого была официально засвидетельствована по окончании эксперимента.

Жертвы легендарных кораблекрушений, погибшие преждевременно, я знаю: вас убило не море, вас убил не голод, вас убила не жажда! Раскачиваясь на волнах под жалобные крики чаек, вы умерли от страха», – так заявил он перед началом эксперимента. Ален Бомбар считал, что человек вполне в состоянии перенести одиночное трансокеанское плавание без еды, и доказал это лично».

Потрясенная, я отложила газету. Вот это сила духа! Можно только позавидовать. Я еще раз взглянула на фотографии этого с большой буквы Человека. На первой фотографии он улыбается, машет, полный жизни и энергии. А на другой фотографии его, изможденного, вынимают из лодки врачи скорой помощи. Подумать только, 65 дней без еды и воды в открытом море! Я перечитала статью еще раз и задумалась над словами Алена Бомбара, сказанными им перед экспериментом. Большинство людей в море погибают от страха… Страх… И тут меня осенило, от страха у людей возникают галлюцинации, видения. Каждый шорох превращается в грохот, а если человек уверен, что вот-вот случится самое страшное, то возможны и обморочные состояния, и приступы паники, при которых человек реально бежит от опасности, совершенно ничего не помня об этом позже. Могут быть падения, травмы (к слову о разбитых коленях), о происхождении которых пациент не имеет ни малейшего представления.

И хотя все сны, о которых Александра поведала мне, были теплыми и мирными, и хотя тесты, различные маркеры психического состояния говорили о том, что она была спокойным уравновешенным человеком, то, в каком состоянии она пришла ко мне в первый раз, доказывает, что есть нечто, что напугало ее. Нечто, чего она боится, но прячет это чувство настолько глубоко, что сама не знает об этом. Только ее бессознательное Я владело этой тайной.

– Чего же она боялась? Вы выяснили это? Как? Гипноз? ― Марина в нетерпении одновременно сыпала и вопросами, и версиями. Она даже подалась немного вперед, вглядываясь в лицо рассказчицы.

«Наконец-то заинтересовалась», ― подумала старая женщина и удовлетворенно откинулась на спинку кресла. Кресло сильно качнулось, Дигби, испугавшись, вскочил, и, вырвавшись из рук Клеопатры Петровны, бесшумно прыгнул на пол.

– Я готова была приложить все усилия, чтобы выяснить это. И даже подумывала о гипнозе, несмотря на то, что Фрейд не работал с гипнозом и не любил его. Но тогда я видела гипноз, как единственное средство, чтобы вытащить «это самое нечто» моей пациентки наружу.

– Готовы были? Что за странное выражение? ― Марина начинала терять терпение. Рассказчик, по мнению журналистки, из Клеопатры Петровны был никудышный. Она повествовала ровным голосом, монотонно, без особенных пауз. Постоянно вставляя сложные профессиональные термины, она еще больше запутывала и без того непростую историю. ― Вы выяснили, в чем дело или нет? ― девушка торопливо постучала ногой по полу и чуть наклонила голову.

– После того дня, когда я прочитала заметку об Алене Бомбаре, мы с Александрой виделись еще пару раз. Провели стандартный сеанс, я просила девушку вспоминать мельчайшие подробности детства, школу, соседских мальчишек, злую собаку на улице. Все детали, которые она только могла вспомнить. Из-за очередной конференции, в которой я должна была участвовать, мы были вынуждены сделать перерыв, и условились встретиться после. В назначенный день я прождала Александру у себя в кабинете, но она так и не появилась. Я не могла сразу же пойти к ней, так как у меня были другие пациенты. К вечеру я валилась с ног от усталости, день выдался трудным и эмоционально напряженным. Я пообещала себе, что если Александра не объявится и на следующий день, я обязательно навещу ее. Но на следующий день меня в срочном порядке вызвали в университет консультировать женщину с сильнейшим неврозом. Срочность заключалась в том, что пациентка была известной киноактрисой, и нужно было провести диагностику, назначить лечение быстро и строго конфиденциально. Основная сложность была в том, что киноактриса не считала, что нуждается в помощи, отрицала состояние болезни и не желала ни с кем общаться. Я потратила день впустую.

На другой день, когда Александра снова не пришла на прием в обычное для нее время, я не на шутку забеспокоилась, отменила всех последующих пациентов и отправилась к ее дому. Я шла довольно быстро и не замечала покорившего меня прошлый раз запаха гиацинтов. Не знаю почему, но я волновалась, возможно, я по-своему привязалась к девушке и не хотела, чтобы с ней случилось что-нибудь плохое. Еще издалека я заметила знакомую синюю дверь. Подойдя ближе, я увидела письма и газеты, торчавшие из почтового ящика. Их было довольно много. Я взяла несколько штук в руки, одна газета была утренняя, другая ― двухдневной давности. Я обратила внимание на крыльцо, сегодня оно все было покрыто сухими листьями, нападавшими с большого соседнего дерева. Было очевидно, что никто не подметал его несколько дней. Я попыталась заглянуть в окна, но ничего не увидела, звонила в дверь несколько раз, звала Александру, но никто не отозвался. Я почти запаниковала, но вспомнила, что пару недель назад девушка обмолвилась о поездке с однокурсниками за город. Я вспомнила, как она не хотела ехать и отказывалась, а я наоборот настаивала на том, чтобы она поехала. «Наверное, она все же решилась поехать с друзьями, ― нашла логичное объяснение я, ― вот и правильно, что послушала моего совета». Я отправилась в обратный путь, вполне удовлетворенная собственными выводами. Теперь я уже шла не спеша, наслаждаясь теплым ветерком и ласковым солнышком.

– Она в самом деле уехала с друзьями? ― недоверчиво спросила Марина, одновременно испытывая облегчение и разочарование.

– С вашего позволения я пока не буду отвечать на этот вопрос. Скажу только, что один из моих пациентов пошел на поправку. Я была счастлива, что помогла ему, ликовала, что смогла подобрать ключик, найти нужные слова и поделиться уверенностью и позитивом. А дальше заработал механизм, который мы зовем «сарафанное радио» ― звонки все чаще стали раздаваться в моем кабинете, а пациентов становилось все больше и больше. В университете работы тоже хватало ― лекции, семинары, конференции… В общем, у меня не было и свободной минутки. И только спустя несколько недель, во время обеда с коллегой в милом французском кафе, я вспомнила об Александре.

– Как твоя сложная пациентка? ― спросил меня Питер.

– Которая? Все непростые… ― улыбнулась я.

– Насчет которой ты консультировалась с профессором, ― пояснил Питер, жуя салат.

– Ах… она… все в порядке… уже лучше… Спасибо, что спросил, ― не глядя на него, ответила я.

Вот так внезапно я осознала, что от Александры не было известий уже несколько недель…