Читать книгу Нить Ариадны - Камила Соколова - Страница 5

Глава 4

Оглавление

Не открывая глаз, я сладко потянулась, потом повернулась на другой бок и плотнее закуталась в одеяло. В выходной день можно позволить себе немного поваляться в постели, никаких грандиозных планов на сегодняшний день у меня не было. «Позавтракаю, а потом пойду в парк и проведу несколько чудесных часов в компании с Куприным», ― решила я и снова ненадолго задремала. Солнечный лучик осторожно пощекотал мою щеку и перепрыгнул на плечо, нежно намекая мне, что пора просыпаться.

– Все, встаю, встаю, ― сказала я вслух и, откинув одеяло, села на кровати. На мгновение мне показалось, что я все еще сплю… Я моргнула несколько раз, сильно сжала веки, ущипнула себя ― ничего не изменилось, меня окружали стены не моего дома. Постепенно, оглядываясь вокруг, я стала понимать, что комната, в которой я находилась, не исчезнет. Она реальна ровно настолько, насколько реальна я сама. Страх скрутился в клубок где-то в животе и вырвался наружу:

– Нет! Только не это!

Сидя на кровати, и вертя головой, как маленький сонный совенок, я всматривалась в стены с желтоватыми обоями, стараясь не прислушиваться к шипящим мыслям в моей голове. Я знала, что они внушат мне ужас и осознание происходящего. Только губы безвучно повторяли:

– Пожалуйста, только не это.

Но скользкие и юркие мысли просочились, пробрались в вакуум, в котором я желала оставаться, и голова напомнилась шепчущими голосами, от которых холодели руки. Если этот приступ никогда не закончится, что тогда? Я так и останусь в мире собственных грез и фантазий? Что со мной будет, если меня поместят в клинику для душевнобольных, а я даже не узнаю об этом, потому что я будто бы здесь, в Лондоне? Мне стало очень страшно. Я обхватила колени, втянула голову в плечи и старалась не двигаться. Мне казалось, что нужно стать незаметной и потерпеть ― бороться с паникой не получалось. То и дело меня обдавало горячими волнами, от чего сердце стучало все быстрее. Я напряженно вглядывалась в стены комнаты, ожидая еще подвоха, но больше ничего не происходило.

Время шло медленно или быстро, я не знаю. Постепенно я смогла расслабить мышцы, первый шок проходил. Осторожно касаясь, я дотронулась до подушки, она отозвалась прохладной нежностью шелка. Одеяло было толстое и еще хранило тепло моего тела. Все выглядело вполне реальным, тогда я решилась на большее. Я аккуратно спустила одну ногу с кровати и нащупала пол. Он был твердым и устойчивым, а еще холодным и шершавым. Я робко встала и неуверенными шагами двинулась в сторону двери, ведущей в ванную комнату. Сил хватило только на то, чтобы дойти до дверного проема, я прислонила голову к косяку и закрыла глаза. Когда человек не может видеть, у него обостряются остальные органы чувств. Я почувствовала легкий цветочный запах, доносящийся из ванной комнаты, а также услышала, как поют птицы, скорее всего, сидя на дереве, растущим под окном. Я резко открыла глаза, я откуда-то знала, что под окном растет дерево, боязливо толкнула дверь в ванную, словно ждала чего-то, но ничего не произошло, только дверь слегка скрипнула.

Ванная комната была практически безупречна. Красивая, белоснежная, с большим зеркалом в золоченой раме. На небольшом высоком столике стоял букет розовых пионов. Я коснулась пальцами бутона, он был нежным и одновременно плотным, с тонкими лепестками. Я надавила на него сильнее, на лепестке остался кривой залом. Настоящий.

Чуть дальше безукоризненной белизной сияла раковина, ее только портили два отдельных крана, неуклюже торчавших с разных концов. Кто же это придумал, пробормотала я и открыла их оба. Под струей горячей воды я обожгла пальцы, а холодная была настолько ледяной, что через несколько секунд руки онемели. Во мне возникло незнакомое мне ранее чувство яростной злобы, и, повинуясь минутному порыву, я в сердцах ударила по раковине:

– Черт! Черт! Черт! ― прокричала я и тут же в страхе оглянулась, не услышал ли меня кто-нибудь случайно. Никого, конечно, не было. Однако мне стало одновременно стыдно и легко, я аккуратно закрыла оба крана и постаралась взять себя в руки. ― Если бы меня сейчас видела мама, она была бы в ужасе от моего поведения, ― сказала я сама себе и впервые в жизни порадовалась тому, что ее нет рядом.

Я, наконец, смогла умыться, и мне стало еще немного легче. В зеркале я увидела, как капли воды стекают по лицу. Совсем как по-настоящему. Губы были темного, красного цвета, похоже, что я искусала их до крови и даже не заметила. Щеки были цвета спелых яблок, а в глазах отражалось множество искусственных огней, разбрасываемых небольшой хрустальной люстрой. Казалось, что по ту сторону зеркала находится точная моя копия, практически идеальная, но все же это была не я. Я рассматривала себя, как незнакомку, скрупулезно изучая свое лицо под шум струящейся воды, и мне физически становилось легче. Я прошла через это уже два раза, все непременно наладиться. Я уговаривала себя, глядя в зеркало. Вода продолжала шуметь, разбиваясь на сотни капель о гладкую поверхность раковины, успокаивая и вселяя надежду. Время шло, а я все еще смотрела на стекающую воду по стенкам раковины, пока, не почувствовала, что полностью владею собой. Более того, я ощутила странную, неизвестную мне дотоле решимость, желание бороться за свой разум, за свою настоящую жизнь. Я никогда не любила препятствия, сразу сникала и старалась обходить их стороной, можно сказать, плыла по течению, но сейчас что-то изменилось. Нужно было что-то делать, неважно что, лишь бы не размякнуть и по-настоящему не сойти с ума. Я вспомнила галерею, которую посетила в прошлый раз. Она была единственным маяком, зацепкой к поиску выхода отсюда.

Конечно, галерея. С нее непременно нужно начать поиски. Но чего? ― задумалась я. ― Что я хочу найти?

Я вышла из ванной, машинально взяла со стола бумагу и написала следующее: «Прошлый раз я встречала людей, которые утверждали, что были знакомы со мной (или с кем-то, очень похожим на меня). Нужно найти их и выяснить все, что они знают, возможно, тогда я найду ответ, почему я снова оказалась здесь. Если я больна, то я непременно найду путь к выздоровлению. Если нет ― тогда выясню, как я сюда попадаю».

Составленный план был, прямо скажем, никуда не годен. Да и планом эти записи нельзя было назвать, но слова, записанные на листе бумаги, внушали мне больше доверия, чем мысли, что роились и наталкивались друг на друга у меня в голове. Я отложила ручку и бумагу и теперь осматривалась, принимая комнату в свои союзники. Комната была большой и обставлена элегантно, со вкусом. Солнечный свет проникал через большое окно, которое обрамляли тяжелые персиковые шторы. Выглядели они довольно пыльными, и действительно, от моего прикосновения пыль полетела в разные стороны, отчего я громко чихнула. Мебель была старинная, добротная и очень красивая. Посередине комнаты стояла большая кровать с массивной резной спинкой, именно на этой кровати я и проснулась, рядом располагался туалетный столик со множеством выдвижных шкафчиков и полочек. Все видимые поверхности были заняты баночками с кремами, помадами и пудрами. Я осторожно выдвинула один из ящичков, с ощущением, что я не имею права этого делать, но любопытство было сильнее меня.

На дне ящика лежал кусок черного бархата, в котором было завернуто чудесное жемчужное ожерелье. Я взяла его в руки, оно мягко перетекло из одной ладони в другую. Крупные, аккуратные жемчужины, оттененные бриллиантами, складывались в моих ладонях в замысловатый крестообразный узор. Завораживал солнечный свет, что искрился и то и дело вспыхивал, отражаясь в бриллиантовых каплях. Я никогда не думала, что побрякушки, пусть даже и такие красивые, могут вызвать благоговейный щемящий трепет. Захотелось обладать и носить это сокровище, но оно не было моим, поэтому я убрала его на место.

В этом же ящике блеснуло еще что-то, я нашла несколько колец, украшенных жемчугом и бриллиантами. Они были столь изящными, что я не удержалась и примерила одно из них, оно оказалось точно мне впору. Это было удивительно, так как у меня довольно тонкие пальцы и многие кольца мне велики. Тогда я стала примерять все кольца, которые были в ящике ― они все идеально подошли. Я отложила кольца и принялась обследовать один за другим содержимое оставшихся ящиков. Я нашла еще несколько золотых кулонов и изящные часики. Все украшения выглядели так, будто они были созданы в другом столетии ― роскошные и элегантные, абсолютно в моем вкусе.

Тут же на туалетном столике стояли различной формы баночки и флакончики. Я пробежала пальцами по ним и открыла наугад ― это были духи. Терпкий запах жасмина окутал меня, наполнил комнату и выплыл наружу сквозь открытое окно. Он был тяжелым и откровенным, как золотое платье кинозвезды, притягивающей жадные взгляды поклонников. Я была слишком застенчива для подобных платьев и духов. Мне всегда было тяжело находиться в центре внимания, выносить пристальные взгляды и прикосновения будто невзначай. Однако запах дурманил и манил, как тропическое растение-хищник. И я поддалась.., позволила нескольким каплям упасть на запястья, провела хрустальной пробкой за мочками ушей и дотронулась до ложбинки между грудей. Густой вязкий аромат духов, смешанный с запахом моего тела, взывал к древним инстинктам и рождал смутные образы в моей голове. Сплетенные влажные тела… Обнаженные мужчина и женщина на смятой постели… Тонкие пальцы, скользящие по мускулистой спине, разметанные спутанные волосы, приоткрытый рот, следы зубов на его плече…

Я вздрогнула и поспешно открыла глаза, видения исчезли. Со смешанным чувством удивления и страха я посмотрела на флакончик духов, поднесла руку к лицу и вдохнула еще раз, словно хотела проверить, не почудилось ли… И снова почувствовала жаркую волну, поднимавшуюся снизу, заставлявшую напрягаться все клеточки моего тела в ожидании чего-то большего. Я шарахнулась от туалетного столика, как от проказы. Отступая и с изумлением глядя на него, гадала, что еще кроется за стеклянными резными стенками бутылочек и флаконов. Наконец я спиной уперлась в платяной шкаф. Он был весьма внушительных размеров, и был весь до отказа забит одеждой. Внизу громоздились обувные коробки, а наверху ― шляпные. Здесь были платья, юбки, блузки, несколько пальто и множество вещей в чехлах, которые я не стала сейчас распаковывать. Я выудила из шкафа белую блузку и оливкового цвета юбку, которая превосходно на меня села и весьма в выгодном свете подчеркнула мои ноги. Ощущение было странное, словно я примеряла на себя чью-то чужую жизнь. В привычном отражении промелькнула незнакомая мне черточка, но она так быстро исчезла, что я решила ― показалось.

За окном разорвал воздух резкий звук клаксона. Я вздрогнула, жизнь Лондона кипела и неслась на немыслимой скорости. Перед тем, как покинуть комнату, я остановилась, собираясь с мыслями и силами. Снова накатила горячая волна паники, ладони вспотели, от страха пересохло во рту. Я беспомощно оглянулась, но не увидела ничего, чтобы поддержало меня, и мне ничего не осталось сделать, как открыть дверь. Я быстрым шагом вышла в знакомый мне холл, спустилась по лестнице и направилась в столовую, однако дорогу мне преградила довольно грузная немолодая женщина. Она появилась передо мной внезапно, выскочила, словно черт из табакерки, и закричала:

– Ах, мисс Александра! Это вы! Наконец-то! Сколько времени вас не было! В городе бы появлялись ненадолго, но даже не зашли ко мне поболтать…

Женщина говорила без остановки громким визгливым голосом, ее водянисто-голубые глазки бегали, цепко ощупывая меня с головы до ног. Каждый раз, когда она взвизгивала на гласных, она дергала головой, отчего тряслась ее дряблая шея, а подбородок качался из стороны в сторону, удивительно напоминая зоб толстого индюка. Редкие, зачесанные назад волосы добавляли еще большей сходства с этой птицей. Я растерялась, поскольку не ожидала подобной встречи так скоро. Нужно было что-то говорить, как-то выкручиваться. Врать мне не хотелось, и актриса была из меня никудышная…

– Доброе утро, миссис… ― я вопросительно посмотрела на нее. Глаза женщины округлились от удивления и возмущения.

– Что с вами, Александра? Вы не помните, как меня зовут? ― она уперла руки в бока. ― Какое неуважение! Я вообще-то миссис Лофман, хозяйка пансиона и вдова покойного мистера Лофмана, офицера британской армии. ― Она возмущалась визгливо и шумно, но наконец, в тот момент, когда она на секунду остановилась, чтобы набрать воздуха, ― я быстро вставила:

– Я прошу прощения, я не помню вашего имени, потому что… случилось несчастье… у меня амнезия…

– Что? ― глаза миссис Лофман превратились в два блюдца. ― Что с вами случилось, деточка? ― и она, подхватив меня под локоть, увлекла за собой к небольшому диванчику, стоявшему в холле первого этажа.

– Видите ли, я попала в аварию… меня… э-э-э… сбила машина. Основной удар пришелся на голову… итог ― сотрясение и частичная потеря памяти. ― Мне было неприятно говорить неправду, я ерзала под взглядом миссис Лофман, и мне казалось, что она немедленно раскусит меня. Но она восторженно смотрела на меня, смотрела так, будто выиграла миллион:

– Как это, частичная потеря памяти? ― полушепотом спросила она у меня.

– Ну… я что-то помню, а что-то не помню. Например, я помню, что живу здесь. А как вас зовут, не помню, ― и я развела руками.

– Это невероятно интересно. Я лично никогда ни с чем подобным не сталкивалась. Бедняжка, ― сказала миссис Лофман, но в ее взгляде не было и грамма сочувствия.

– Может быть, вы поможете мне? ― спросила я, и она с готовностью закивала, отчего ее подбородок заколыхался с новой силой, и мне пришлось подавить в себе желание рассмеяться.

– Все, что я смогу… ― скромно произнесла она.

– Расскажите мне, пожалуйста, все, что знаете обо мне, все, что вспомните. Каждая деталь важна для меня. Я надеюсь, что информация о том, как я жила раньше, заполнит пробелы в моей памяти. Так сложно жить, когда не помнишь многого о себе, ― добавила я для весомости.

Миссис Лофман понимающе кивнула, выпрямила спину и стала почему-то говорить шепотом, растягивая слова.

– Видите ли, деточка… Хоть я и Мэри Лофман ― хозяйка этого пансиона почти тридцать лет и обязана знать все о своих постояльцах не любопытства ради, а ради их безопасности и благополучия, о вас я почти ничего не знаю. И хотя у вас оплачено за комнату за пять лет вперед, появляетесь вы тут нечасто, ― она остановилась и многозначительно посмотрела на меня. ― А самое неприятное, что убирает комнату приходящая горничная из агентства. Так что у меня не было возможности зайти к вам в комнату, пока вас не было, ― она развела руками и осуждающе посмотрела на меня. ― А мне нужно убедиться, что с комнатой все в порядке, мало ли чего… Остальные комнаты я сама убираю и слежу за ними очень тщательно, знаете ли.., ― обидчиво закончила она. ― Теперь понятно, почему шторы такие пыльные, ― подумала я. А вслух сказала:

– Понимаю ваше неудобство и приношу свои извинения, ― и помедлив, ― а почему приходит горничная, вы знаете? Наверняка была причина?

– Такое условие мне поставил агент, снимавший эту квартиру для вас. Он пояснил, что вы особа весьма деликатная и не любите лишних людей в своих апартаментах. ― Она опять затрясла головой и возмущенно добавила. ― Подумать только. Это я-то лишняя?!

Я напряглась, как струна, боясь пропустить хоть одно слово, которое может оказаться чрезвычайно важным.

– Интересно. А еще? Не знаю… Например, появлялась ли я с кем-нибудь из знакомых? Где я работала? Училась? Умоляю, все, что вспомните, ― торопливо сказала я, опасаясь, что женщина с удовольствием погрузится в удобную для нее тему.

Миссис Лофман подбоченилась, набрала воздуха и сказала:

– Ах, Александра, я так рада, что эта ваша амнезия, ― она зачем-то понизила голос при этих словах, ― пошла на пользу нашим отношениям. А то раньше вы были такой надменной, сухой. От вас можно было услышать только «здравствуйте» и «до свидания», и сколько я вас ни зазывала поболтать за чашечкой чая, вы никогда не соглашались. Ну да ладно, это все в прошлом, ― ее голос повеселел, она взяла меня за руку, подмигнула мне и заговорщически произнесла:

– Ну, теперь-то все будет по-другому, да, Александра?

– Конечно, миссис Лофман, ― поспешила уверить я женщину, аккуратно вынула ладонь из ее руки и снова спросила:

– Хоть какой-то информацией вы располагаете? Хоть что-нибудь?

– Вы красивая молодая девушка и пользуетесь популярностью у мужчин. Многих мужчин, ― подчеркнула она. ― Вас привозил то один, то другой. Они никогда не заходили в пансион, но одного я случайно увидела и узнала. Не подумайте ничего такого, я была на улице, когда он привез вас… ― торопливо добавила она.

– Да кто же это? ― не выдержала я.

– Джеф Горинг, ― торжественно произнесла она. Я откинулась на спинку дивана.

– Джеф Горинг, ― прошептала я. ― Все дороги ведут к нему.

– Я не знаю, чем вы занимаетесь, ― честно призналась миссис Лофман. ― Знаю одно, деньги у вас водятся. Все эти наряды и украшения, ― она махнула рукой в сторону моей одежды. ― Хотя, если немного поразмыслить, вывод сделать нетрудно, учитывая вашу скрытность, «ночной» образ жизни, постоянное отсутствие и количество мужчин, сопровождающих вас… ― ее глаза сузились и смотрели на меня, не отрываясь. Она ясно давала мне понять о предполагаемом роде моей деятельности.

Я смотрела на нее, не в силах вымолвить ни звука, я не могла поверить, что она даже подумать могла подобное, а тем более говорить вслух об этом. Я задыхалась от гнева. Я была воспитана в семье с высокими моральными принципами, где главным в жизни была любовь. А обогащение за счёт кого-либо рассматривалось как преступление.

– То, на что вы намекаете, миссис Лофман, ужасно, и абсолютно точно не про меня, ― строго сказала я, вставая с дивана. ― Еще раз прошу прощения, но в каком бы мире я ни находилась, для меня всегда есть предел допустимого, и сейчас он превышен, ― отрывисто произнесла я. ― Пойду, прогуляюсь. Может свежий воздух поможет мне вспомнить что-нибудь. ― И не дожидаясь ответа женщины, я покинула пансион.

Мне было не по себе от весьма прозрачных намеков миссис Лофман. Я хоть и понимала, что все… вообще все, в том числе и сама миссис Лофман, может оказаться просто фантазией, но подобное я не хотела допускать нигде и никогда. Подумать только!

Чтобы выпустить пар, я энергично зашагала по улице в сторону Сити, увлеченная идеей найти мистера Горинга и расспросить его. Солнце спряталось за большую серую тучу. В воздухе запахло дождем, серые дома потускнели, а прохожие то и дело посматривали вверх и проверяли зонтики. Я тоже боязливо посмотрела на тучу, которая прожорливо заглатывала голубые полоски неба и припустила еще скорей. Дождь начался нерешительно, пробуя на вкус заасфальтированные тротуары, дома с барельефами и спешащих прохожих, нарастая и усиливаясь, словно этот вкус ему понравился. Прячась от капель, я юркнула в лавочку, торгующую китайскими товарами. Пока глаза привыкали к тусклому красноватому свету, робко пробивающемуся из плотных красноватых светильников, я различила запах сладкого апельсинового масла и жасмина. «Опять жасмин», ― подумала я, вспомнив о флакончике духов, который нашла утром. Магазинчик был битком набит разным китайским хламом и безделушками ― здесь продавались веера, драконы, вазы, свитки с иероглифами, разнообразные специи, ароматные палочки. В самом углу лавки неподвижно сидела женщина, я даже не заметила ее сначала. Она была старая, маленькая и сморщенная, только блеск ее глаз говорил о том, что в ней есть жизнь. Я улыбнулась ей, но ее взгляд был настороженным, она внимательно следила за моими передвижениями по лавке. Я взяла в руки фарфоровую фигурку слона и принялась рассматривать ее.

– Нравится? ― спросил меня молодой китаец, появившийся из-за прилавка, на довольно чистом английском. ― По нашим традициям, всем, кто хочет быть счастлив, нужно иметь дома фигурку слона. Тем, кто хочет быть богат ― жабу, тем, кто хочет быть любим ― лошадь.

– Что делать тем, кто хочет иметь все это вместе? ― спросила я, улыбаясь китайскому пареньку.

– Купить все сразу, ― убежденно сказал он и тоже улыбнулся мне. ― А вы красивая. ― И он открыл рот, чтобы что-то добавить, но в этот момент сморщенное изваяние в углу стало издавать удивительные звуки, едва шелохнувшись. Глазами она указывала на меня. Молодой китаец непонимающе развел руками.

– Что она говорит? ― спросила я.

– Говорит, чтобы я не общался с вами, потому что вы ненастоящая, ― он смущенно улыбнулся. ― Считается, что бабушка может предсказывать будущее, но я не могу сказать, сбывается оно или нет. ― Он снова улыбнулся.

Я поставила слона на полку и подошла к старой китаянке, сидевшей в углу. Она не спускала с меня своих блестящих глаз.

– Спросите у нее, пожалуйста, что она может сказать обо мне еще. Почему она считает, что со мной что-то не так? ― я подождала, пока парень переведет вопрос. Женщина стала качать головой и снова что-то говорить.

– Солнце и луна поменялись местами, нужно восстановить все на свои места.

– Как это сделать? ― задала я вопрос женщине.

Она снова что-то сказала, и китаец перевел мне:

– Спрячьте демонов в черный ящик.

Я вздрогнула, китаянка прикрыла глаза и снова стала похожа на статую.

– Она… жива? ― спросила я молодого человека.

– Да, это она так спит. Знаете, вы не обращайте внимания на ее слова, она любит нагнать жути своими предсказаниями, ― он рассмеялся. ― Я столько лет живу в Лондоне, что решительно перестал верить во всю эту китайскую чепуху. Прогресс ― вот во что я верю.

Я выглянула в окно. Дождь почти прекратился, в дверях я повернулась к молодому китайцу и сказала:

– А я верю, что счастливым можно быть и без фигурки слона.

Нить Ариадны

Подняться наверх