Читать книгу Эфириус. Что скрывает Эдем - Анастасия Княжева, Кара Грант - Страница 6

Мы неспешно двигались по залу с Мари. Периодически останавливались, когда она встречала кого-то из приятелей, что-то обсуждали и шли дальше. Я улыбалась и с любопытством наблюдала за кружащимися в странных, но очень красивых танцах, парами. А вот подруга моих восторгов не разделяла. Ей было куда интересней познакомить меня с представителями «местной фауны».

– Видишь ту жуткую пару слева от нас: тучную шатенку в пышном синем платье и высокого худого мужчину в стимпанк-костюме, стоящего рядом с ней?

Я повернула голову в указанном направлении и тут же поняла, кого имела в виду Мари.

Ибо не опознать этот колоритный дуэт было попросту невозможно. На женщине красовалось тёмное, как штормовое небо, платье. Оно то и дело искрило и, казалось, заглатывало, втягивало в себя пространство вокруг, искажая его и ломая. Вид этого странного зрелища отчего-то вызывал отчаянье, тоску и наводил на мысли об эфириусе.

Глаза незнакомки были густо подведены чёрным карандашом, тонкие губы с кроваво-красной помадой кривились в злорадной ухмылке. Мужчина, который к ней обращался, держался чопорно, но выглядел при этом не менее внушительно во фраке, сквозь медную ткань которого просвечивали не рёбра или внутренние органы, а гайки и шестерёнки.

– Это Дориан Мариям. Топовый автор. Раньше писала дарк фэнтези. А её собеседник – Торнтон Клай. Научная фантастика. Тоже входит в десятку лучших писателей Либрума, – сообщила Мари. – В прошлой жизни Торнтон был помешан на механизмах и после попадания в Эдем нашёл способ в полной мере удовлетворить свою потребность приобщиться к миру холодного металла. Обрати внимание на костюм, в котором он заявился на бал. Говорят, ему шьют их по его собственным эскизам.

– Неплохо… – протянула я, с интересом разглядывая мужчину. – Мне кажется, или эти шестерёнки крутятся?

– Не удивлюсь, если ещё и тикают, – усмехнулась подруга. – Господин Клай презирает свою биологическую сущность. Убеждена, что он бы с радостью вырвал из груди сердце и заменил его железным, если бы представилась такая возможность. Хотя… Кто знает, чего он пожелал во время своей материализации, кроме как отощать. В отличие от этой Дориан. Топ топом, а похудеть и сбросить пару десятков лет она не догадалась.

– Или не захотела, – парировала я, внимательнее рассматривая незнакомку. – Умение ценить себя такой, какая ты есть, и любить каждую свою морщинку и каждый свой килограмм дорогого стоит. Тогда её выбор заслуживает уважения.

Мари скептически фыркнула и сделала глоток шампанского. А я, воспользовавшись моментом, освежила иллюзию. Море тотчас зашумело, забурлило, наливаясь красками. Внезапно ощутила на себе чей-то пристальный взгляд. Подняла голову вверх и вправо, и увидела в тени одного из балконов девушку в чёрном воздушном платье.

Тонкая талия была бескомпромиссно затянута в корсет, высокая грудь оголена на грани приличий, а полы пышной асимметричной шифоновой юбки, сотканной, словно из лоскутов, плыли по воздуху, будто охваченные порывом ветра. На руках незнакомки красовались чёрные кожаные перчатки до середины плеч, в складках которых утопали бриллианты.

Длинные волосы цвета воронова крыла были собраны в причёску наподобие тех, что носят гейши. Лицо девушки отливало неестественной белизной, от нижних век и висков к подбородку тянулись чёрные треугольники, которые ассоциировались у меня с акульим оскалом, а взгляд широкопосаженных глаз казался хищным, пугающим.

– Кто это?– прошептала я, ощутив, как по коже поползли мурашки.

– А, это Лана Мартинез, – усмехнулась Мари, поняв, кто привлёк моё внимание. – Ещё одна представительница лучших писательниц Либрума.

– Тоже дарк фэнтези?

– Не угадала, – покачала головой подруга. – Эротическая фантастика. Я как-то читала её работы… Интересная смесь секса, насилия и психологии. Только написано немного скомкано, второпях. В прошлой жизни она считалась популярным автором, да и в Эдеме её идеи пришлись по душе местной публике. Фантазиями Ланы создано целое направление развлечений для взрослых.

– Шутишь? – изумилась я.

– Почему же. Ты разве не знала, что если дать людям возможность удовлетворять свои страсти, так сказать, в специально организованной среде, то процент насилия в обществе резко снижается? – задумчиво изрекла она, а потом, оживившись, добавила: – Но это всё ерунда. Ходят слухи, что в прошлой жизни под её псевдонимом скрывалось несколько авторов, и, когда она попала в Эдем, знаешь, что сделала?

Я нахмурилась:

– Что?

– Создала во время материализации свои сумеречные копии! – с масляным блеском в глазах сообщила подруга и, словно бы в подтверждение этих слов, от тонкого тела Ланы отделилось несколько теневых клонов. Миг спустя они разлетелись по бальному залу и растворились в толпе.

Я сглотнула: ничего более жуткого в жизни не видела. А девушка, криво ухмыльнувшись, отошла от перил и скрылась в полумраке балкона. Почему-то показалось, что она нас слышит.

– Надо же, как предусмотрительно, – усмехнулась я, стараясь скрыть свой испуг за иронией.

– По сравнению с этим мои фантазии о крепких здоровых зубах не более, чем детские шалости.

– Ну, если твоя иллюзия слетит, можешь попытаться отвлечь внимание гостей ослепительной улыбкой. Мало ли… вдруг успеешь незаметно удрать, – хмыкнула Мари, а я следом.

Внезапно мой взгляд зацепился за эффектную пару, стоявшую на центральном балконе.

– А это кто? – указала кивком на мужчину лет тридцати-тридцати пяти в простом тёмно-синем костюме, что с царственным видом потягивал шампанское, и изящную блондинку в розовом эфириусном платье из пионов, над которой порхали бабочки.

Кажется, я видела её спутника прежде… в той самой галерее в день попадания в Эдем…

– О, это Шон Феррен собственной персоной и Ирена Масс. Первое и шестое место в топе лучших писателей Либрума, – воодушевлённо пояснила Мари, и я заинтересовалась.

Они казались такими нормальными по сравнению с той же Ланой или Торнтоном, что моя интуиция так и нашёптывала, что где-то здесь должен быть подвох.

– Господин Феррен ещё и первый бабник Пантеона. Ни одной красотки не пропускает. А Ирена – одна из его бывших пассий. И пусть её ангельский облик тебя не обманывает. Это та ещё стерва. Но стерва красивая. Мужчины любят таких, – подтвердила мою догадку подруга. – Они расстались с Шоном примерно полгода назад. Видела бы ты, какой она учудила скандал! Прямо в Пантеоне! Потом извинилась, конечно, за своё поведение (кому нужны такие враги?), и они помирились… Но Ирена до сих пор лелеет надежду его вернуть. Гляди, как ластится. А у самой, между прочим, имеется ухажёр. Но Шону и дела нет до её заходов, – добавила она с каким-то едва уловимым злорадством и, отвлёкшись на кого-то из гостей, отвернулась.

Я же продолжала с любопытством смотреть на первого писателя Либрума, который, опершись левой рукой о перила, с выражением надменной пресыщенности сканировал бальный зал. Ирена что-то кокетливо шептала ему на ушко, касаясь пальчиками рукава пиджака. Но он держался холодно и отстранённо и, казалось, её просто… терпел.

Внезапно наши взгляды встретились, и господин Феррен высокомерно вскинул брови. Наверное, тем самым пытаясь осадить надменную букашку, что посмела на него таращиться. Я растерялась на долю секунды, а потом, улыбнувшись, повторила сей отпугивающий манёвр.

В глазах Шона вспыхнул живой интерес. И он, криво ухмыльнувшись, отсалютовал мне бокалом: «Браво! Достойный соперник!». Я покачала головой, иронизируя над нелепостью ситуации.

– О, вот об этом я и говорю, – задумчиво протянула Мари, ставшая случайной свидетельницей этих переглядок. – Горбатого могила исправит. Шон Феррен как разбивал девичьи сердца, так и разбивает… Ладно, пойдём, Кара, пока Ирена не надумала устроить тебе вендетту, – она неодобрительно прищёлкнула языком и, поманив меня, направилась куда-то вперёд.

Я же снова посмотрела на первого писателя Либрума. Улыбнулась, пожала плечами, мол, извините, дела, и последовала за подругой.

– Ну, Кара, что скажешь по поводу местных «хищников»? – спросила Мари пару минут спустя.

Мне подумалось, что дедушка Фрейд нашёл бы многих из них весьма занимательными, но вслух сказала другое:

– Удачно, когда профессия способствует самореализации.

Мари хмыкнула.

– Жители Эдема обожают писателей, но топ – каста привилегированных. Шикарные апартаменты, огромные зарплаты, связи в самых верхах… Стоит им лишь пальцами щёлкнуть – и любой их каприз будет тотчас исполнен. Что угодно, лишь бы наши «небожители» не утратили вдохновение. Кто-то черпает его в машинах, кто-то в личных лабораториях, а кто-то в девушках… Нет, с такими мужчинами, как Шон Феррен, рассчитывать на что-то серьёзное не приходится, – наставительно вещала она, пока я возилась с вербальными чарами. – Лучше выбрать кого-то попроще и понадёжней. Кстати, об этом. Гляди, вон там Даниэль со своей моделькой.

Пренебрежительный комментарий в адрес возлюбленной приятеля мне не понравился, но я не стала придавать ему значение. Вместо этого заозиралась по сторонам, ища ребят, а когда нашла, то доброжелательно помахала им рукой, привлекая внимание.

Они стояли в центре небольшой компании, звездой в которой была рыжеволосая Кларисса. В коротеньком платье с радужными переливами, не эфириусном, но в шаге от него, она выглядела очень стильно. Казалось, будто девчонка отправилась на бал прямо с модного показа. Даниэль, завидев нас, что-то прошептал ей на ухо, и Кларисса, нехотя попрощавшись с благодарной аудиторией, вместе со своим кавалером направилась к нам.

– Спорим, они скоро расстанутся? – тихо сказала Мари, сделав глоток шампанского.

– С чего ты взяла? – изумилась я. – У них же всё замечательно…

– Не будь такой наивной, Кара. Эта девчонка вцепилась в нашего Даниэля только из-за его работы в Пантеоне. Высокий социальный статус, полезные связи, приглашения на светские рауты – хороший плацдарм, чтобы раскрутиться. Но как только Кларисса найдёт себе кого-то повлиятельней, то сразу же его бросит. Не исключено, что уже нашла, – многозначительно протянула она, намекая на солидного вида мужчин из той компании, что оказывали ей знаки внимания. – Всё-таки бал иллюзий – событие года.

Я недоверчиво посмотрела на подругу.

– Перестань, Мари. Признайся, ты говоришь это потому, что расстроена из-за разлада с Томом, но на самом деле так не считаешь.

Вместо ответа она снова отпила немного из бокала, а в следующий миг сладко пропела:

– Даниэль, Кларисса, рада вас видеть!

– Привет, девчонки! – усмехнулся приятель. – Какие же вы красивые! Мари, Карина… У меня просто нет слов!

Кларисса окинула меня скептическим взглядом.

– Кто дизайнер вашего платья, Кара? – с видом эксперта в вопросах моды спросила она. – Шантарье? Луи Дорсаль?

Я широко улыбнулась и с лукавым блеском в глазах выдала:

– Картье де Гранте. Но, боюсь, вам его имя ни о чём не скажет. Это новое дарование Либрума.

Подруга хмыкнула, но замаскировала смешок приступом кашля.

– Понятно, – сухо сказала Кларисса, мгновенно утратив ко мне интерес.

Мы поболтали с Даниэлем немного о бале, поделились впечатлениями, обсудили общих знакомых. А затем Клариссе стало скучно и она, надув губки, обратилась к бойфренду:

– Милый, давай потанцуем?

– Хорошо, любимая. Девчонки, мы к вам скоро вернёмся, – подмигнул он, прощаясь, и растворился с подружкой в толпе.

Вскорости и Мари отправилась в центр зала под ручку с одним из своих знакомых, а у меня появилась отличная возможность подкрепить иллюзию. Я прошептала заветные слова, улыбнулась, довольная результатом, и уже было собралась к столику для фуршета, как меня окликнула Майя. В воздушном персиковом платье, расшитом изображениями райских птиц, она казалась самим воплощением грации и изящества. Рядом с ней шёл Тим, и причина неестественного блеска её карих глаз мне стала очевидна даже без восторженно-недоверчивого:

– Кара, умоляю, скажи, что это неправда!

– Это неправда, – невозмутимо отозвалась я, и подруга прикрыла ладонью рот, а приятель звучно расхохотался, мол, я же говорил.

Ну а дальше мы перешли к уже привычному обсуждению мероприятия и собравшихся в Амфитеатре гостей. Майя попала в Эдем чуть меньше года назад и, как и мне, всё ей здесь было в новинку. В компании ребят, посвящённых в мою маленькую тайну, находиться было приятно и легко. Мы смеялись, шутили, а мои частые шепотки воспринимались более, чем лояльно.

Признаться, к тому моменту ресурс прилично опустел, и я чувствовала себя марафонцем, одолевшем две трети дистанции. Однако стараниями Тима в деле стихоплётства порядком поднаторела. Он придумал забаву – сыпал вопросами, а я, пританцовывая, старалась привязать ответ к злободневной тематике. Так что море бушевало, месяц в волосах сиял, а настроение было отличным. Хотя я и понимала, что долго так не протяну.

Внезапно заметила, что расслабленное выражение лица Майи сменилось настороженно-изумлённым.

Резко обернулась, чтобы понять, что так удивило подругу, – и тут же попала в плен пронзительно голубых глаз. Пространство вокруг неожиданно сузилось до меня и мужчины напротив, приглушая звуки музыки и размывая очертания других гостей.

– Девушка-море, девушка-луна… Кажется, мы с вами ещё не знакомы? – долетел до меня, как сквозь толщу воды, бархатистый обволакивающий голос.

Я промолчала, как заворожённая глядя на мужчину, который, казалось, сошёл прямиком со страниц одного из женских романов.

– Шон Феррен. – Он вскинул чёрную бровь, намекая, что хочет узнать моё имя.

Гордая осанка, аристократические черты лица, чистая речь – всё в нём так и кричало о высоком происхождении. Однако лукавый прищур голубых глаз наводил на мысли о том, что, несмотря на манеры джентльмена, благородством первый писатель Либрума был наделён… в меру.

– Наслышана, – отозвалась, немного придя в себя.

Шон ухмыльнулся.

– Не верьте всему, что обо мне болтают злые языки.

– Даже тому, что вы разбиваете девичьи сердца? – уточнила шутливо, а господин Феррен посмотрел на меня, как на чудо.

Так и видела, как у него в голове мелькнула мысль: «Неужели оно ещё и разговаривать умеет?»

– Особенно этому.

– А как же моё сердце? Оно ведь разбито как раз из-за вас…

Шон иронично вскинул бровь, демонстрируя, что жаждет услышать пояснения. Судя по выражению лица, наш словесный поединок доставлял ему немало удовольствия.

– Мой проект шлема, моделирующего реальность, завернули как раз из-за вашей запатентованной деятельности, – невинно закончила я, улыбнувшись.

– Сожалею, – произнёс он без капли сочувствия в голосе. – Буду рад загладить свою вину. Как насчёт… танца?

От его слов и интимных ласковых интонаций сердце сделало мёртвую петлю и рухнуло куда-то вниз. И уже где-то там, на недосягаемых глубинах, забилось, затрепетало, наполнив меня затаённым восторгом и предвкушением чего-то волшебного… А моя иллюзия тотчас подёрнулась серебристой рябью.

– Девица, что живёт в объятиях морских, не может променять их ради забав земных, – прошептала я, возвращая контроль над фантазией.

Зрачки Шона расширились, заполняя своей чернотой голубую радужку. В его глазах вспыхнуло изумление со смесью восхищения, но тут же сменилось озорным блеском, а тонкие губы изогнулись в кривой ухмылке: он обо всём догадался.

– Я бы с радостью приняла ваше приглашение, господин Феррен, но, боюсь, из всех бальных танцев мне знаком только вальс, – добавила невозмутимо, стараясь увильнуть от потенциально опасного действа, не потеряв при этом лица.

Мой кавалер медленно повернул голову в сторону сцены. Я повторила его манёвр и с облегчением уловила доносящийся оттуда бойкий мотив. А в следующую секунду мне выпала редкая возможность убедиться в том, что первый писатель Либрума ни капли не джентльмен. Ибо вместо того, чтобы деликатно откланяться, он ухмыльнулся и небрежно вскинул вверх руку, подав музыкантам какой-то знак пальцами. Ритмичная мелодия тут же сменилась плавной, лирической.

Раз-два-три… Раз-два-три… Раз-два-три…

– Прощу? – Шон протянул мне руку так, будто бы предлагал не потанцевать, а прогуляться с ним прямиком в бездну.

И я, поддавшись порыву, решила принять этот вызов и с улыбкой на устах сделала шаг навстречу погибели – вложила свою ладонь в его. Видимо, здравый смысл – не моё.

Сильные горячие пальцы тут же сомкнулись вокруг моих, будто придерживая, не давая удрать, и от этого простого действия по коже поползли мурашки.

Откуда-то сзади донёсся испуганный выдох:

– Кара…

Но я не обратила на него внимания, продолжая неотрывно смотреть на мужчину, что крепко сжимал мою ладонь.

– Вы так и не сказали, как вас зовут? – хрипло поинтересовался он, подойдя чуть ближе.

– Кара. Кара Грант, – выдохнула я чуть слышно.

– Рад знакомству, Карина, – вкрадчиво произнёс Шон, и провокационно коснулся губами моих пальцев.

Тёплое дыхание обожгло кожу – и контуры фантазийного наряда утратили чёткостъ, размылись. А господин Феррен, отстранившись, самодовольно ухмыльнулся. Так вот, значит, чего он добивался! Мерзавец!

Ситуацию надо было срочно исправлять, и я, глядя в упор на своего бессовестного кавалера, медленно, словно слова древнего предсказания, прошептала:

В морскую пучину одета она,

Погибелью стать может для корабля.

Коль воды наряда её разойдутся,

Спасайся, моряк, если хочешь к дому вернуться!

Моя иллюзия напиталась силой, закипела, забурлила, готовясь вступить в бой с коварным противником.

Выражение лица Шона сделалось поистине демоническим, и под слаженные вздохи окружающих он повёл меня в центр зала, где уже выстроились другие пары.

– Сумочку подержи. Пожалуйста, – пробормотала, опомнившись, и протянула клатчик Мари, которая по удачному стечению обстоятельств оказалась как раз неподалёку со своим новым кавалером.

Подруга стояла неподвижно, утратив дар речи, но быстро пришла в себя и, к её чести, жемчужный аксессуар всё-таки приняла. Мне же такая роскошь, как избирательный мутизм была временно недоступна, поэтому продолжила двигаться вперёд, сконцентрировавшись на предстоящем танце с мужчиной, который заставлял крылья души трепетать.

Мы заняли свои места. Моя левая ладонь осторожно легла Шону на плечо, его правая бережно коснулась моей талии, а затем резко надавила, притягивая к сильному торсу. Слишком близко. На грани всех правил приличий. Я коротко охнула и ошарашенно подняла глаза на своего кавалера. Тонкие губы кривились в издевательской ухмылке.

Шон сделал шаг вперёд, я – назад, и мы закружились на волнах нежной, как лебяжий пух, мелодии.

Скрипка. «Полуночный вальс».

Восторженная дань некогда запрещённому из-за своей аморальности танцу. Если вам кто-нибудь скажет, что это не так, – не верьте. Только со стороны движения партнёров кажутся воздушными и невинными. Но на самом деле это имитация акта любви, рождающая грешные мысли. И я была в самом её эпицентре.

– Море плещет, море хлещет, море в лунном свете блещет. Окрыляет, опьяняет, попросить тебя желает… – страстно шептала придуманные строки, отчаянно пытаясь сохранить иллюзию.

Мы стояли слишком тесно, наши бёдра соприкасались, и я ощущала тепло, ищущее от мужского тела. А мускусный аромат парфюма с древесными нотками, дурманил рассудок не хуже опиума. Но я старательно продолжала плести тонкое кружево вербальных чар, преобразуя слова в яркие образы у нас над головами:

– Рассказать о дальних странах, чудных яствах, дивных храмах, и девицах, что любя, раскрывались для тебя…

Шон молчал. Говорила лишь я. И если поначалу шёпотом, то по мере того, как концентрация ослабевала, переходила на привычный звуковой диапазон. Мой кавалер криво улыбался, понимающе на меня смотрел своими пронзительно голубыми глазами и с какой-то фатальной неотвратимостью уверенно вёл по кругу, заставляя выполнять новые и всё более сложные фигуры.

Серия шагов.      Поворот. Резкий выпад – моя иллюзия дала секундный сбой. И снова шаги.

Раз-два-три… Раз-два-три… Раз-два-три…

В какой-то момент с интересом отметила, что другие пары исчезли, уступив место нам с Шоном и моим ожившим фантазиям. Воодушевлённая, приоткрыла рот, собираясь произнести очередное четверостишие, как меня опередил бархатистый размеренный мужской голос:

Медленной поступью, словно царица,

Ночь опустилась на город, как птица.

Крылья свои мгла расправила живо,

Пёрышки звёзд заблестели игриво.

Внезапно бальный зал Амфитеатра окутала тьма. Свечи погасли, хрустальные люстры исчезли, трансформируясь в космические светила, и, разлетевшись, засияли у нас над головами крохотными голубыми огоньками.

Я улыбнулась. Красиво. И, глядя на кавалера в упор, тихонько добавила от себя: «В власах её месяц сияет, пространство вокруг озаряет».

Серебристый свет, заструившийся из моей заколки, мягко лёг нам с Шоном на плечи, выделяя из толпы, привлекая взоры восторженной публики.

Нежные звуки скрипки, шум плескавшихся волн, таинственный полумрак, в котором одни эфемерные образы сменялись другими, – всё это создавало поистине романтическую атмосферу. И мне бы поддаться очарованию момента и раствориться в приятных ощущениях, но имелось одно «но»: иллюзию надо было удержать. А господин Феррен, казалось, поставил себя задачу во что бы то ни стало её развеять.

Очередной поворот… Резкий выпад – и его хриплое:

Одетая в морскую гладь,

Полубогиня на берег ступила.

Волна неспешно отступила,

Являя белую девичью грудь.

С ужасом ощутила, как материализованный наряд начал медленно стекать вниз, грозя обнажить мои прелести на глазах у широкой общественности. Шон перехватил контроль над моей фантазией – а разве так можно?! Ситуацию надо было срочно спасать, и я, неотрывно глядя на своего потерявшего всякий стыд кавалера, тихо сказала:

Водные плети, словно капкан,

Обхватили тонкий девичий стан.

Широкие бёдра русалки земной

Ласкает, лобзает вечерний прибой…

Сапфировая волна тут же окутала моё тело чуть ли не до самого подбородка. На всякий случай. Во избежание рецидива. Надо сказать, весьма своевременно, потому что в следующий миг господин Феррен вернул меня в вертикальное положение и с будоражащей хрипотцой в голосе прошептал на ухо:

– Вы очаровательны, Карина. – Моя иллюзия снова побледнела, а Шон, добившись желаемого, самодовольно улыбнулся.

Это был танец-вызов, танец-борьба… А господину Феррену нравилось меня смущать, наблюдать за тем, как я теряю контроль от его хриплого голоса, демонически притягательного взгляда и нежных прикосновений сильных горячих рук… И зачем только с ним связалась? Он был океаном, а я – всего лишь морем. Но проиграть в этой схватке я позволить себе не могла:

Он служит ей преданно и беззаветно,

Как рыцарь младой, что влюблён безответно.

Она улыбается – он плещет игриво,

Грустит – он сметает лачуги бурливо,

Кипит, пеной хлещет, бьёт скалы в порыве.

Народ покоряется его страшной силе…

Подол моего платья тотчас взметнулся и бурлящей сапфировой волной, в зеркальной глади которой отражались звёзды, грозно обрушился на материализованные прибрежные скалы. Зрители слаженно охнули, послышались робкие аплодисменты, а мой кавалер, сделав очередной оборот, заглянул мне прямо в глаза и прошептал:

Девица, что любит, признаться боится.

Ей движет не стыд, а боязнь оступиться.

Но пенный прибой был настойчив и смел

И ласок ответных добился. Как и хотел.

Чуть не потеряла дар речи от подобной наглости, а морская стихия, словно ластящийся зверь, мигом вернулась к моим ногам.

– Нет, там было не так, – игриво пропела, обходя кавалера по кругу, и, вложив остаток ресурса в слова, закончила историю:

Но стоит девице его поманить

Или о чём-то заветном любя попросить,

Он тут же несётся исполнить желанье,

Выносит жемчужны на брег, как своё покаянье,

Лодчонки людские и тех, кто не хочет тонуть,

Чтоб дать им на дивный мир снова взглянуть.

Пенная гульливая волна опять всколыхнулась и вынесла на песчаный берег испуганного рыбака, что крепко держался руками за края своей прохудившейся лодки, заполненной доверху жемчугом.

Музыка стихла, тьма развеялась, унося с собой наши ожившие фантазии, и мы с Шоном замерли друг напротив друга. Он сделал лёгкий полупоклон, а я, улыбнувшись, изобразила некое подобие реверанса. И под оглушительные овации мой кавалер неспешно повёл меня обратно к приятелям.