Читать книгу Каждый час ранит, последний убивает - Карин Жибель - Страница 23

Таму, как магнитом, тянет к окну гостиной. Высоко в небе светит яркое солнце. Она хотела бы почувствовать его нежные прогоняющие усталость лучи на своей коже.

Когда Тама оборачивается, Вадима нет. Еще несколько секунд назад он был на своем коврике для игр. Он не может быть далеко!

Вбежав в кухню, Тама видит, что ребенок стоит рядом с плитой. Над его головой – ручка ковша с кипящей водой. Тама перестает дышать, кровь стынет у нее в жилах. Вадим поднимает руку и хватается за ковш. Тама с криком бросается к нему:

– Нет!

Поздно.

Слишком поздно.

* * *

Она горько плачет у себя в постирочной. Прижимает к груди Батуль и мерно раскачивается.

– Это я виновата… Я виновата…

Сефана с мужем еще не вернулись из больницы. Наверное, они проведут там с Вадимом всю ночь, пока другие дети у Межды.

Тама одна.

Одна наедине со своим огромным горем. Со своей виной, раздирающей ей душу.

Она не знала, что может так сильно страдать. Ей хочется умереть. Сердце девочки, маленькое и хрупкое, больно сжимается в груди, отчего ей кажется, что оно вот-вот разорвется. Больше всего на свете ей хотелось бы оказаться на месте Вадима. Взять на себя его боль, прожить ее, выстрадать самой. Ни одно из выученных ею слов не может описать то, что она сейчас чувствует. Ни одно из них не может прийти к ней на помощь. В это бесконечно длящееся мгновение Таму сжигает пламя отчаяния.

Тама хотела бы только одного.

Умереть.

Когда открывается входная дверь, Тама приподнимается на своем матрасе. Она внимательно прислушивается, надеясь различить тонкий голосок Вадима. Но до нее доносятся только голоса Сефаны и ее мужа.

И Таме становится страшно.

Как будто ей изо всех сил дали кулаком в лицо.

До этой минуты она думала только о Вадиме и его страданиях. Но сейчас она понимает, что расплата близка. Что она должна будет заплатить. Что это неизбежно и даже правильно.

Дверь постирочной отпирается с ужасающим шумом. На освещенном пороге показывается огромная фигура. Это Шарандон, он пристально смотрит на нее, как готовящийся броситься на свою добычу лев. Тама ясно увидела картинку из одной прочитанной книги.

Картинку ужасного дракона.

– Ну что, довольна?

– Я не хотела, чтобы с Вадимом что-нибудь случилось, – прошептала Тама. – Где он?

– В больнице. И надолго. Из-за тебя.

– Простите, месье. Я всего на секунду отвернулась.

– «Всего»?!

Он был странно спокоен. Опасно спокоен. Тама начинает дрожать.

– Выходи, – приказывает он.

Наказание Тамы приближается. Шарандон тащит ее за шею в кухню, где их поджидает Сефана с красными от слез глазами, с искаженным ненавистью лицом. Она бросается на Таму, сжимает ей плечи и вонзает в ее беззащитную нежную кожу ногти.

– Из-за тебя мой сын останется на всю жизнь изуродованным! – орет она.

– Я не хотела! Не хотела, клянусь!

Сефана вцепляется девочке в волосы, приподнимает и толкает в стену. Она в истерике и должна на кого-то выплеснуть свой гнев и свое горе.

На кого-то, кто всегда под рукой.

На Таму обрушиваются удары. Она не пытается ни убежать, ни даже защититься. Она перестает думать о собственном теле, чтобы спрятаться в уголке своей души. В самом укромном уголке.

* * *

Вспомнит ли кто-нибудь обо мне, когда они меня убьют?

Вчера, убираясь в доме, я нашла альбом с фотографиями. Я быстро его пролистала, чтобы никто не увидел. В нем были фотографии всей семьи. Сефаны с мужем… Он и раньше был страшным и не очень-то изменился! Вот Фадила, еще совсем малышка, в Марокко, Адина, Эмильен и Вадим… Куча фотографий, на каникулах и в разных других местах. И еще фотографии класса.

Думаю, не существует ни одной моей фотографии. Ни одной «настоящей» фотографии. Только те, что делала Сефана на каждый мой день рождения. Но они не считаются.

Так вспомнит ли кто-нибудь обо мне, когда они меня убьют?

Быть может, Вадим, да еще, наверное, Афак. Отец – не знаю. Потому что, по всей видимости, он обо мне позабыл. Он не звонил уже по крайней мере два месяца.

Нет, он не мог позабыть обо мне. Вероятно, он просто очень сердится на меня из-за вранья Сефаны.

Уже неделя, как Вадима привезли из больницы. В общем, все не так плохо. У него останутся шрамы на лопатках и на одной руке, если я правильно поняла.

Пока что мне не разрешают к нему приближаться. Но я знаю, что Сефане надоест им заниматься и она снова вверит мне смотреть за ним.

К тому же он меня зовет. Ей, Сефане, это должно быть неприятно…

В тот вечер, когда они вернулись из больницы, Сефана чуть меня не убила. Она долго и сильно меня била. Так, что до следующего утра я не приходила в сознание. Когда я очнулась рано утром, то лежала на полу в постирочной, на животе. Мне удалось доползти до матраса, все лучше, чем лежать на плиточном полу. У меня распухло все лицо, я не могла открыть правый глаз и пошевелить левой рукой.

Я и сейчас еще плохо выгляжу. Большая рана на губе, синяк под глазом и гематомы по всему телу. Сефана вырвала у меня половину волос. Так что я вынуждена надевать платок, чтобы прикрыть образовавшуюся проплешину. Настоящие проблемы у меня с рукой. Я по-прежнему не могу ею пользоваться, это очень мешает работе по дому. И потом Сефана меня так сильно била, что сломала зуб, и я стараюсь не улыбаться своему отражению в зеркале, когда чищу раковину. К счастью, зуб просто сколот.

Главное, что Вадиму лучше. Вчера, пока Сефана его кормила, я делала ему знаки так, чтобы она не заметила. В ответ он улыбнулся мне своей самой широкой улыбкой. Наверное, это значит, что он меня простил. А это для меня самое главное.

Остальное не важно.

Но каждый день я молюсь о том, чтобы Изри не пришел к Шарандонам, пока я полностью не поправлюсь. Я бы не хотела, чтобы он увидел меня такой. Ему бы стало противно. Несколько раз заходила Межда, но, к счастью, без сына.

Так что иногда и мне везет.