Читать книгу Каждый час ранит, последний убивает - Карин Жибель - Страница 33
30
ОглавлениеЯ не видела его по крайней мере год.
Изри изменился, стал еще красивее. Возмужал. Ничего удивительного, ведь ему исполнилось уже восемнадцать. Он высокий, мускулистый, но его лицо по-прежнему сохранило детское выражение.
Он зашел с матерью, остался совсем ненадолго. Но не пожалел нескольких минут и зашел поцеловать меня в щеку. Он спросил, как дела, и увидел, что у меня перевязана рука. Я сказала ему, что со мной так поступил Дьявол. Он нахмурился и ответил, что Дьявола не существует. Тогда я прошептала, что Он живет здесь.
Прежде чем уйти, Изри пообещал мне, что однажды я покину этот дом. Сердце у меня забилось. И думаю, я улыбалась.
Три месяца назад, в мае, мне исполнилось двенадцать лет. Сефана сказала, что фотографироваться не надо. Что моему отцу «уже совершенно наплевать» на меня.
Я снова стала воровать книги. Вернее, брать их на время с полок. Теперь я читаю книги Сефаны и ее мужа. К счастью для меня, у них много романов. Интересно почему, ведь я ни разу не видела их за чтением. Быть может, книги нужны им для красоты, а может, чтобы показать, что они якобы образованные. В общем, не важно.
Иногда мне попадаются захватывающие истории. Иногда они меня смущают, иногда они скучные. Тогда я ставлю книгу на место и беру другую. Это единственная возможность сбежать из постирочной, из этого дома, из моей жизни.
Книги заставляют работать воображение, и я придумываю еще больше историй. Шарандоны считают, что я в кухне или глажу. А на самом деле я далеко. Я выхожу из тела и улетаю, как птица, в далекие страны. Туда, где жизнь – чудесна, мир – лучше, где маленькие девочки спят не у стиральных машин, а в объятиях более или менее прекрасных принцев. Принцев, у которых часто лицо и улыбка Изри.
Вчера вечером, пока дети спали, а я была в постирочной, я услышала, что Сефана с мужем ссорятся. Она обвиняла его в том, что он встречается с другой. Меня бы это не удивило, сволочь он! Он ответил, что у нее есть все, что только может пожелать женщина, и что ей нечего жаловаться. Сефана стояла на своем, и тогда он ее ударил и приказал заткнуться. Сефана спряталась в кухне и долго плакала.
Сефана столько врала моему отцу, что, наверное, сейчас я должна была бы испытать чувство радости. Но мне стало ее жаль. Даже не знаю почему. Может, потому, что теперь Шарандоны стали моей единственной семьей. Или потому, что у меня больше нет мамы, а Сефана могла бы быть мне мамой.
Тогда я вышла из постирочной, чтобы согреть воды. Я приготовила Сефане чаю с мятой и села рядом с ней. Она отерла слезы и посмотрела на меня, ничего не говоря. У нее на лице остались следы ударов, как у меня, когда ее муж меня бьет. Я думаю, что ей стало неприятно, что я увидела ее в таком состоянии. Она медленно выпила свой чай. Потом поднялась и впервые за все время пожелала мне спокойной ночи.
* * *
Тама сидит в гостиной за швейной машинкой. Она должна подшить новые брюки для Эмильена и Адины. Сефана и Фадила валяются на диване. Обе уставились в свои смартфоны, не разговаривают и не смотрят друг на друга. Тама думает, что если бы только она могла посидеть рядом со своей мамой, то не отрываясь смотрела бы на нее, часами бы с ней говорила. Делилась бы с ней своими маленькими тайнами, обнимала бы.
Но Фадила еще не знает, что такое не иметь мамы. Таме же известна эта боль, она выжжена в ней каленым железом.
Тама поглядывает на них. Мать и дочь могут часами сидеть в своих телефонах и вообще с ними не расставаться. Да и Адина и Шарандон тоже.
Тогда Тама понимает, что есть тысячи вариантов рабства.
* * *
Вчера вечером в постирочную пришел Вадим и принес мне кусок хлеба с сыром. Пока я ела, он присел на матрас. Было поздно, и я спросила у него, почему он еще не спит. Он проснулся из-за кошмара.
Ему приснилось, что я умираю с голоду.
Он хотел спать со мной, но я сказала ему идти к себе в комнату, пока его не нашли родители и не рассердились. Тогда он ушел, но сначала поцеловал меня в щеку.
Должна признаться, что спала я хорошо. С едой в желудке и с радостью в сердце.
Утром, убирая комнату девочек, под кроватью у Фадилы я нашла маленький блокнот. Я знаю, что не следовало так делать, но я его полистала и поняла, что это ее дневник. Я присела на кровать, чтобы немного почитать. И прочитала, что Фадила спит со своим парнем. И покраснела.
Она такая юная, но главное, они не женаты! На родине ее родня за такое выставила бы ее на улицу! Она бы всех своих опозорила! А тут ей, наверное, ничего особенного не грозит, разве что родители выйдут из себя.
Я положила дневник туда, где нашла, и закончила уборку. И пока я убирала у Эмильена, я сказала себе, что буду делать, как Фадила. Как Клим из книги Труайя. Буду записывать то, что у меня в душе, буду чернить бумагу чернилами своей жизни.
Несмотря на то что в моей жизни происходит что угодно, кроме чего-то интересного.
* * *
Вечером, пока все спят, я открываю последнюю чистую тетрадку и беру почти уже исписанную ручку. Вывожу дату, а потом задумываюсь.
С чего начать? Что сказать? И главное – кому?
В конце концов мне не удается собраться с мыслями, и я бросаю начатое. Может быть, в другой раз.
Я ложусь на матрас и смотрю на Батуль, которая сидит на коробке. Теперь, раз Шарандоны ее обнаружили, ее можно не прятать. Она сидит рядом с лампой.
После того как Шарандон вбил мне в руку гвоздь, других наказаний не последовало, так, несколько пощечин.
Но пощечины – это ерунда.
Надо сказать, что я себя вела хорошо, вопросов больше не задавала, была вежливой.
Ниже травы тише воды.
А страшно все равно. Потому что я что-то в себе чувствую. Какой-то яд, он дремлет в моих жилах. То, что я чувствую по отношению к Шарандону, моя ярость, – это яд, который медленно распространяется у меня в голове, в теле. И иногда мне ужасно хочется, чтобы этот яд выплеснулся наружу.
Я читала книгу про вулканы… Мне кажется, что у меня внутри бурлит раскаленная лава и что она при первой же возможности вырвется из меня. Кажется, что меня разорвет и что я убью всех, кто меня окружает.
Я знаю, что не должна, знаю. К тому же и Сефана в последнее время не так строга со мной. После того как я приготовила ей чаю, кажется, она начинает меня чуть-чуть любить. Самую малость, но портить и эту малость не следует.
Не сейчас…