Читать книгу Каждый час ранит, последний убивает - Карин Жибель - Страница 37

Это произошло в прошлое воскресенье. Сефана с Вадимом и Эмильеном отправилась в гости к Межде, а Фадила с Адиной ушли в кино. Что же касается Шарандона, он сказал жене, что ему надо закончить кое-какую работу и он не может пойти вместе с ней.

Когда я поняла, что останусь с ним на долгое время одна, то почувствовала, как сердце сжалось от страха. Я спрятала в карман рубашки маленький кухонный нож, потом пошла доглаживать груду белья.

Но Шарандон не заявился.

Едва его жена ступила за порог, как он позвонил по телефону. Полчаса спустя он вышел из дому. Сквозь кухонное окно я увидела, как он разговаривает с какой-то женщиной, которая припарковала машину у калитки. Они поцеловались, а потом исчезли в гараже. Я сняла обувь и как можно тише открыла ведущую в нежилую часть дома дверь. Из гаража доносились странные звуки. Я немного постояла у двери, но любопытство оказалось сильнее. Поэтому я шагнула на две-три ступеньки вниз и заглянула в гараж. Незнакомка полулежала на капоте машины, Шарандон расположился между ее ляжек. Со спущенными до щиколоток брюками.

Обратно я вернулась так же тихо и закрыла за собой дверь. Я была в шоке от увиденного, и мне стало жаль Сефану.

Но я поняла, что теперь у меня против этого человека есть оружие пострашнее ножа. Я взяла тетрадь и записала цвет машины, на которой приехала женщина, и номер.

* * *

Чтобы полностью порвать наши с папой отношения, Шарандоны поменяли номер телефона. В конце концов он прислал письмо. Я знаю это, потому что слышала однажды, как Сефана говорила об этом с мужем. Она спрашивала, нужно ли отвечать, а Шарандон бросил, что это бессмысленно.

Я долго плакала у себя в постирочной. Я плакала дни напролет, потому что понимала, что отец все еще беспокоится обо мне, что он обо мне не позабыл. Я плакала от жалости и от тревоги, потому что представляла, как он волнуется и переживает.

Я бы так хотела написать ему, рассказать всю правду! Но не могу, не сейчас. Когда Вадим подрастет, когда сможет сам сходить и опустить в ящик письмо, вот тогда напишу. А пока что один на улицу он не выходит, вот я и плачу.

* * *

Еще одно Рождество у Шарандонов.

У нас Рождество не отмечали. Некоторые марокканцы празднуют, но папа с Афак – никогда, они говорили, что это праздник христианский, а не мусульманский. Праздник для нечестивцев.

Когда я вижу, что происходит в доме у Шарандонов, то понимаю, что от христианства тут ничего не осталось. Мне кажется, это скорее праздник для тех, кто продает подарки и еду! А вот для индюшек и куриц праздника никакого нет… В этому году я запекла каплуна, но попробовать его мне не удалось. А 25-го утром, пока дети распаковывали бесконечные подарки, я скромно дожидалась своих. Как обычно, Сефана подарила мне блузку и несколько сушеных фиников, а вот шоколадку не положила. Наверное, забыла.

Блузка синяя в белую клеточку. Мне кажется, рисунок не очень веселый. Мне больше нравилась та, что с бабочками, но я ничего не сказала, кроме спасибо.

На рождественский обед пришли Изри с матерью. Сейчас Изри девятнадцать лет. Он очень высокий, очень сильный, и у него по-прежнему удивительные глаза. Серые, похожие на небо, зимнее, но не хмурое.

После обеда, пока я мыла посуду и убирала в кухне, он пришел взять из холодильника воды и выпил ее, стоя рядом со мной. Он спросил меня, как дела, и этот простой вопрос согрел мне сердце.

Он нашел работу, но не захотел сказать, какую именно. Я не настаивала, он и так был очень добр, что заговорил со мной…

Когда он ушел, я почувствовала себя одиноко. Ужасно одиноко.