Читать книгу Штабная - Катерина Гашева - Страница 6
Глава четвертая
ОглавлениеОни поженились за четыре года до войны. Долго не решались, мотались по коммуналкам и съемным квартирам. Бездомные, ходили по осенним улицам допоздна. Виктор был старше Машки почти вдвое. У него за плечами военное прошлое, у нее – школа и ВУЗ. Они познакомились, когда Машка была на третьем курсе, ее прислали к нему на практику. В первый же вечер они поругались. Машке не понравилось, как он говорил об общей знакомой, и она не стала этого скрывать.
На следующий день она пришла в Центр, который по причине секретности так и называли – «Центр». Не успела войти, как Виктор схватил куртку, ключ и сказал: «Пошли».
Она кивнула, настороженная до предела.
– Я придумал, чем ты будешь заниматься. Мы с тобой будем квартирщики.
– Воры?
– Не домушники, а квартирщики. Специалисты по восприятию пространства.
Машка ничего не поняла и пошла за ним.
Она чувствовала интерес к себе, это и льстило и пугало. Она взглядывала на него исподтишка. Он был невысокого роста, в непонятной форме, широкоплечий, массивный. «Неужели я когда-нибудь смогу с ним? – возникла мысль, и сразу же она представила картинки прикосновений, поцелуев. – Нет, не может быть».
Машка отчетливо запомнила пышную, но заросшую клумбу с золотыми шарами. Из зарослей показался глаз – местный мальчишка сидел в засаде на кого-то. Дверь подъезда открылась и закрылась.
Здесь пахло пряно и тяжело. Виктор дал Машке привыкнуть к темноте. Выплыли из мрака стертые ступеньки, покореженные почтовые ящики.
– Итак, даю установку. Сейчас будешь уклоняться от вооруженного противника, коим буду я, – Виктор расстегнул кобуру. – Бежишь до пятого этажа.
– Я же не умею, – растерялась Машка.
– Вперед, – сказал Виктор.
И Машка кинулась вверх. Она не знала, что умеет так быстро уходить с линии огня. И линию эту не представляла. А потом на всем скаку с разворота влетела в нишу возле двери на пятом этаже.
– Очень хорошо, – сказал Виктор, он не дал Машке даже отдышаться.
– Что это было?
– Просто проверка на сообразительность, кстати, это газобалонник, почти игрушка, – он повертел в руках пистолет и сунул его в кобуру. – А теперь наша работа…
Это была обыкновенная квартира, и здесь явно жили. Жили давно и уверенно. Виктор запер дверь, Машка с интересом оглядывалась.
– Что это за квартира? Кто здесь живет?
– Здесь живет объект. Разувайся. Проходи.
Она зашла и села в кресло, предварительно вынув оттуда плюшевого зайца. Виктор блаженно откинулся на спинку дивана.
– Сегодня и следующую неделю мы с тобой живем тут. Мы изучаем квартиру, вещи чтобы узнать объект. Но мы не должны оставить и следа. Так что, если что-то берешь, запоминай, откуда взяла.
– А где объект?
– На море укатил.
Машка огляделась, принюхалась к запаху чужого жилья.
– Просто жить… Вы думаете, я справлюсь?
Это странная работа Машке нравилась. Она рассматривала фотографии, ела с чужих тарелок и просто жила. Странное чувство. Ты живешь в чужом доме, в чужой экосистеме, и вдруг начинаешь меняться. Улыбаешься улыбками с фотографий на стенах, читаешь книги хозяина, и они начинают тебе нравиться. И внезапно понимаешь его тайны.
Только потом долго пришлось отходить.
– Ты хорошо справилась.
– Наверно. Спасибо за практику.
Потом они долго не виделись. Только на четвертом курсе, она написала Виктору сама. Ей не с кем было поговорить.
Они много времени проводили вместе. Она перестала злиться и бояться. Она узнала, что он болен, и тогда же почувствовала странное родство с этим человеком. Через год они поженились. Все лето жили на даче. За окнами и бревенчатыми стенами начиналось водохранилище. Плыли в темноте огоньки барж. Машка была счастлива счастьем тревожного человека.
Они много гуляли по ночам. Позже Машка вернулась туда. «Не ходи ближе меня к обрыву, – говорил Виктор, – я чувствую осыпь».
Было ветрено. Ветер рвал волосы, траву. Когда она выходила к обрыву одна, она шла по следам Виктора, невидимым для других. И никогда ближе, чем он, к обрыву не подходила.
– Знаешь, что! – она висла тогда на его шее. – Знаешь, я люблю тебя больше своих восьми жизней!
– А девятая?
– Посмотрим на твое поведение.
В город они вернулись уже к холодам. Виктор много работал, и только по выходным они гуляли, вычисляли, где возле памятника конвою в парке у тюрьмы стоят камеры скрытого наблюдения.
Еще у них была своя внимательная улица – улица, по которой они проходили и запоминали все, от номеров машин до выражений лиц случайных прохожих. Машка сначала бунтовала, но вид у Виктора был такой таинственный, и получалось с каждым разом все лучше и лучше.
Виктор возвращался с работы поздно, усталый, напряженный, злой. Предвоенное время пахло тревожно сладкими духами уличных девок, ветром, пылью, порохом. Однажды Машка возвращалась по внимательной улице и увидела Олега Глумуса. Она еще не знала, что это именно Олег Глумус, просто запомнила высокий покатый лоб и злые огненно-синие глаза. Олег курил в подворотне, от него не укрылся взгляд Машки, но он только улыбнулся.
В тот вечер Машка быстро забыла о нем. Она несла яркую распечатку – почему-то в Центре ей выдали результат теста на глянце.
В квартире она разулась, переоделась в домашнее, включила чайник, оттягивая удовольствие, и сунула мужу листок.
Виктор просмотрел бегло, потом внимательно, потом перевел глаза на жену.
– Но это ведь очень серьезно, Маша.
– Ага, зато меня возьмут теперь, куда захочу. Ты не рад?
Виктор помолчал, потянулся и провел пальцами по ее щеке.
– Рад, конечно, рад.
– Я ведь так многого хочу. Ну! Чего ты, а?
– Будь аккуратней с этой бумажкой.
Машка немного дулась на мужа из-за этого. Он волновался, но она! Она хотела жить и рисковать, хотела быть нужной и незаменимой.
Через неделю Машка ночью проснулась и долго не могла понять, что случилось. Потом увидела узкую полоску света из-под двери. Виктора рядом не было, из прихожей раздавались голоса.
– Привет, динозавр! – сказал кто-то незнакомый.
– Заходи. Только громкость сбавь. Жена спит.
– Ты женат?
– Женат. И она, похоже, проснулась. Подожди.
Виктор подошел к двери в спальню, прислушался и заглянул внутрь.
– Проснулась?
– Ага. Это кто?
– Приятель мой. Ему деваться некуда. Скоро уезжает.
Машка посмотрела на часы – было без четырех минут три.
– Угу.
Машка накинула халат и пошла на кухню.
В кухне сразу стало мало места.
Олег, так звали приятеля, еле поместился у небольшого стола, такой он был высокий и широкоплечий, что казался неуклюжим. Глаза усталые, лицо насмешливое. И форма без опознавательных знаков, безликий камуфляж. И наушники.
«Кого занесло на мою кухню?» – подумала Машка. И почувствовала – Олег рассматривает ее… по-мужски.
– Здравствуйте, – сказала она, – кофе будете?
– Чай было бы неплохо. Продрог.
– Это моя жена Мария, – сказал Виктор и сел на табуретку рядом.
Машка заваривала чай. И он почему-то стал пахнуть порохом.
– Так вы давно моего мужа знаете?
– Со школы еще.
– И он меня вам не показал?
– Я не мог! Олега где-то шесть лет носило…
– Ага, сам-то. Динозавр…
Машка смотрела на них, похожих и непохожих одновременно, и не могла понять, как ее занесло на этот остров в океане тайной жизни. Она поставила чашки и прижалась к Виктору.
Ночь заканчивалась. Снежное утро скользило по карнизу. Машка устала и ушла спать. Она еще слышала сквозь дверь:
– А ничего у тебя она.
– На чужой каравай… Ладно, шучу.
– Мне пора, ко мне взывают. То есть вызывают. Давай как-нибудь увидимся.
– Опять через шесть лет?
– Постараюсь побыстрее.
Виктор открыл замок. Звякнула цепочка.
– Бывай, динозавр.
Потом началась война. Виктора вызванивали со всех фронтов. Телефон так и разрывался. А еще он стал держаться за сердце. И Машка не знала, что делать. Она ушла с работы, неумело прибиралась и готовила еду.
Он подошел как-то, обнял сзади.
– Ты очень вкусно готовишь.
– Ага, когда все не сгорает.
– Ты себя недооцениваешь, ты еще можешь пересолить.
– А что нужно солить?
Она потянулась за солонкой. Виктор развернул ее к себе.
– Хочешь снова поработать квартирщиком?
– Когда?
– Завтра. Вместе со мной.
Это был очередной чужой дом. Почти пустая квартира, где посреди белых пустых стен попадались разные предметы: шелковая рубашка, портсигар, бутылка дорого джина.
Они прожили там почти месяц. Телефон Виктора больше не звонил, кажется, и болезнь отступала.
С фронтов шли туманные сводки.
Новый звонок раздался в предпоследний день февраля. Виктор снял трубку, долго молчал, затем кинул на рычаг.
– Что?
– Мне надо на фронт.
– Ты же болен! Тебе нельзя!
– Придется, милая. Я завтра уйду. А ты оставайся здесь.
– Но… без тебя… у меня нет лицензии на изучение.
– Маш, это квартира Олега. Олега Глумуса, – Виктор подошел к ней вплотную, обнял, – я сделал это, чтобы нас оставили в покое.
– Витя…
– Да. Тебя тоже уже искали. Ты есть в базе данных. Не хочу, чтобы тебя послали на фронт.
Злиться было поздно и бессмысленно.
Утром Виктор вышел из квартиры, и Машка проснулась оттого, что хлопнула входная дверь. Она вскочила, озираясь, схватила куртку.
Квартира была рядом с вокзалом. Голоса диспетчеров долетали по ночам. На привокзальную площадь снег как будто не ложился, под ногами расползалась грязь. Толкался народ. Кто-то кричал на одной ноте.
– Виктор! – голос потонул, да она и не рассчитывала.
А он шел в толпе себе подобных. Было холодно. Болел висок. Хотелось пить. Где-то рядом, но уже далеко плакала Машка. Но уйти, оставив записку, было проще и правильней.
Он сунул руку в карман – пальцы наткнулись на что-то. Это была резная бусинка, смутно знакомая, кажется, он потерял ее еще в детстве и долго плакал…
– Виктор! – кричала Машка.
Звуки исчезли. Виктор лежал на асфальте. Падал снег и смешивался с грязью. Вокруг собралась толпа. Машка пробилась к нему, упала на колени.
…Он так и не доехал до фронта. Врачи сказали – остановилось сердце. Машка осталась одна.
– Привет, – сказала Машка.
В квартире было темно, но она ощутила чье-то присутствие.
Кто-то двинулся. Машка отрешенно наблюдала за собой, как будто не его, а ее душа витала вне тела.
В прихожую вошел Олег. Постоял.
– Выпить хочешь?
Она затрясла головой, так что слезы посыпались дождевыми каплями.
– Витя… – плакала она, – Витя умер.
– Да знаю, мать, знаю. На похоронах был. Чего ты в коридоре то сидишь? Ну-ка выпей.
Он протянул ей бутылку. Машка глотнула, закашлялась и еще раз глотнула. Олег помог ей подняться.
– Помер, динозавр, – сказал он и откупорил новую бутылку джина, – пусть ему там все будет пухом. Или как там говорят?
– Олег, – сказала Машка, – ты скоро вернешься на фронт?
– Через недельку.
– Возьми меня с собой. Он мне звание завещал. И я сама кое-что могу.
Все плыло перед глазами. Машка сжимала пальцы. Тело было какое-то чужое. Восемь жизней ушли, восемь жизней – оставалась одна – девятая, и ее надо было чем-то занять.
– Дура, – сказал Олег.
– Я и без тебя уйду.
– Да-да, на фронт добровольно, я уже понял.
– У меня восьмая вера! – закричала Машка. – Меня возьмут!
Олег хлебнул из бутылки.
– Хороший джин, – сказал он. – Ты вот что, ложись спать. Завтра поброди по городу. А через неделю попросишься. И я возьму.
Он улегся на диване и закрыл глаза. И тогда Машка увидела его лицо по-настоящему. Кажется, он часто терял друзей.
Машка лежала долго на полу. Матрас, на котором она спала, был прямо под подоконником. «Так тебя точно снайперы не снимут», – сказал Олег. Отсюда был виден угол стола, комод. Улица скрывалась от взгляда, но был слышен обычный шум.
Олег куда-то ушел. Утро текуче переходило в день. Машка вдруг поняла, что наслаждается своим страданием, и испугалась. Это было неправильно, даже взять и умереть прямо тут – неправильно.
Машка встала, оделась и вышла в город.
На знакомых улицах ее накрыло. Она стояла среди человеческого потока. И снова видела себя со стороны. Стояла и плакала. А ее обходили, не замечали, как будто она для всех была в слепом пятне.
Город не изменился. И это было самое страшное. Мир не сдвинулся ни на миллиметр с привычной траектории. Машка все пыталась найти где-то прореху в обычной городской сутолоке. Но цвета не выцвели, лица людей были такие же, как обычно.
– Поменяйте цвет ауры! Окраска ауры! – кричала девушка в рыжей шапке и раздавала листовки – Гарантия три месяца!
Машка засмеялась сквозь слезы.
Она даже съездила на дачу, но и там все было так же. Только водохранилище посерело, но это вопрос времени года.
– Ну, что решила? – спросил Олег, когда она вернулась.
Он был одет уже для похода, все собрал, пил чай из безукоризненной тонкой чашки и, как будто, не торопился.
– Я еду с тобой.
– Ну, дура-девка.