Читать книгу Сын моего босса - Катерина Сергеевна Снежная - Страница 1

Воздух в кабинете Майкла Маршалла пах старыми деньгами, полированным деревом и слабым, назойливым ароматом его сигары. Кейт Риччи стояла перед массивным столом, ощущая, как холодок от кондиционера полз по спине под идеально скроенным пиджаком Chanel и терпела.

На столе лежало два предмета, заставлявших её желудок сжиматься в тугой узел. Первый – толстая папка с контрактами. Знакомый логотип саудовского холдинга Аль-Мади. Тот самый арабский контракт, ради которого они работали последние полгода. Мечта любого юриста. И её личный кошмар. Второй – лаконичное, тяжеловесное письмо на фирменном бланке BROOKS HOLDINGS. Подпись угловатая, агрессивная: Леон Брукс.

– День настал, Кейт, – голос Майкла казался спокоен, но в нём все равно звенел нерв. Он отодвинул письмо Брукса к ней. – Брукс напоминает о джентльменском соглашении. Его подпись нужна на этих бумагах. Без неё вся сделка с Аль-Мади – мыльный пузырь.

Она не была робкой. В тридцать два она была восходящей звездой Маршалл и Ко: острая, как лезвие бритвы, в судебных прениях, безупречная в деловом костюме цвета морской волны, подчеркивавшем её холодную классическую красоту и ясные голубые глаза. Волосы, убранные в строгий пучок, казались выкованными из светлого золота. Сейчас в этих глазах, обычно уверенных, мелькнула тень быстрая, как вспышка боли. Майкл поймал её взгляд.

Кейт взяла письмо. Бумага ощущалась плотной, дорогой, от неё веяло холодом стали и старой кровью. Она знала историю. Знаменитый джентльменский договор между её покойным боссом Джорджем Маршаллом и отцом Леона – Томо Бруксом. Доверие, скреплённое рукопожатием, а не чернилами. Доверие, которое, по мнению Леона, Маршаллы предали, приведя к краху и гибели Тома. Теперь сын требовал свою долю – не денег, а ритуала. Подпись на этих контрактах была для него не бизнесом, а актом власти. Последним доказательством, что Маршалл и Ко всё ещё склоняют голову перед именем Брукс.

– Сэр, – голос Кейт звучал ровно, она чувствовала, как подушечки пальцев холодеют. – Вы знаете, что произошло с Эндрю Лоуренсом. Он до сих пор в реанимации с сотрясением мозга и переломом двух рёбер. Официально – несчастный случай в лифте. Неофициально все знают: он был последним, кого мы послали к Бруксу с документами.

Майкл вздохнул, выпустил струйку дыма. Его взгляд был усталым, непреклонным. – Эндрю был самоуверен. Он пытался читать Бруксу лекции о корпоративном праве. Ты умнее. У тебя есть то, чего не было у него.

– Что именно? – спросила Кейт, уже зная ответ и ненавидя его.

– Ты – исполнение нашего обещания. Джентльменского соглашения. Мы посылаем не просто юриста. Мы посылаем лучшего. Наше лицо. Это знак уважения. Брукс ценит такие жесты. Или, по крайней мере, не ломает рёбер за них.

От этой правды Кейт стало физически плохо. В горле встал ком. Она почувствовала, как бумага в руке становится тяжелее, будто впитывала страх.

– Уважение? – её голос дал трещину, в нём впервые зазвучала не профессиональная холодность, а сдавленная боль. – Вы посылаете меня, потому что Томо Брукс называл меня своей маленькой принцессой-адвокатом? Потому что он… любил меня?

Воспоминание нахлынуло, яркое и беззащитное: огромный кабинет Томо, пахнущий кожей и дорогим виски. Она, двадцатипятилетняя стажёрка, робко поправляющая очки. А он – седовласый гигант с глазами, видевшими слишком много, – громко смеялся над её точной поправкой в контракте, хлопал по плечу и говорил своему сыну, мрачно стоявшему у окна: смотри, Леон. Вот как надо зубы точить. Не кулаками, а статьями. Леон тогда лишь холодно посмотрел на неё, и в его взгляде не было ни отцовской теплоты, ни интереса. Только оценка. Как оценивают потенциальную угрозу или актив.

– Именно потому, – голос Майкла стал тише, почти отеческим, от этого становилось только хуже. – Для Леон это не просто сделка. Это проверка. Он хочет видеть, помним ли мы его отца. Помним ли мы… его чувства. Если мы пошлём кого-то другого – это будет окончательным плевком на могилу Томо. А если пошлём тебя… – Он сделал паузу, давая ей понять страшную истину. – Это будет самым болезненным и самым честным жестом. Мы признаём, что знаем, как он к тебе относился. И используем это.

Кейт закрыла глаза на секунду. Это было чудовищно. Её превращали в живое напоминание – и о любви отца, и о предполагаемой измене семьи Маршаллов. В разменную монету в игре, где ставки – её безопасность и её душа.

– Он ненавидит Маршаллов, – прошептала она. – А я – ваше лицо. Вы отправляете меня на заклание. Он может сломать меня, чтобы окончательно унизить вас. Или… – Она открыла глаза, и в них вспыхнул холодный, ясный ужас. – Или сделать что-то ещё. Что-то, что будет больнее, чем просто вышвырнуть меня вон.

Майкл молчал. Он не стал отрицать. Он просто смотрел на неё, и в его взгляде читалось: это цена. Цена за Аль-Мади. Цена за будущее.

– Ты обещала Томо!

Кейт стояла, чувствуя, как её идеальный мир рушится под тяжестью этого одного предложения. Обещала Томо. Эти слова висели в воздухе, как приговор.

– Он попросил тебя, – тише добавил Майкл, и в его голосе не было больше деловой хватки, только усталая тяжесть. – В тот день в больнице. Когда мы с Джорджем пришли проститься. Он взял тебя за руку и сказал: присмотри за моим делом, малышка. И за моим мальчиком, когда придёт время. Ты кивнула. Ты плакала. И ты сказала: обещаю.

Кейт вспомнила. Запах антисептика. Холодную, огромную руку Томо в её ладонях. Его потухший взгляд, искавший её. Она думала, он бредит. Думала, это слова умирающего, не более. Она дала это обещание из жалости, из уважения к титану, к легенде, которая умирала на её глазах.

– Он не бредил, – сказал Майкл, словно читая её мысли. – Он всё продумал. Он оставил тебе один процент акций Brooks Holdings в своём завещании. Не Леону. Не своим старым товарищам. Тебе. Чтобы у тебя был законный голос и, что важнее, законный интерес в том, чтобы его наследие не было растоптано. Чтобы ты могла стоять перед его сыном не как наёмный слуга Маршаллов, а как партнёр. Хранительница его воли.

Кейт почувствовала, как пол уходит из-под ног. Один процент. Это была не награда. Это была цепь. Причём цепь, о которой она узнала только сейчас, когда её уже затянули на шее. Этот процент делал её соучастницей в глазах его сына. Не просто посланником врагов, а преемницей, которую выбрал его отец вместо него. Это было хуже любой угрозы. Отличная причина для личной, яростной ненависти.

– Почему я не знала? – её голос выхреп до шёпота. – Почему вы молчали все эти годы?

– Потому что это был страховой полис Томо, – безжалостно продолжил Майкл. – На случай, если мы… не справимся. Если Леон пойдёт войной на нас. Ты была его козырем. Его маленькой, блестящей пешкой, которую он поставил на доску из могилы. И теперь, Кейт, пришёл твой ход.

Он снова положил ладонь на контракты.

– Ты идёшь к Леону Бруксу не как юрист «Маршалл и Ко». Ты идёшь как Кейт Риччи, исполнительница последней воли Томо Брукса и миноритарный акционер его компании. Ты идёшь, чтобы выполнить обещание, данное умирающему. Чтобы его сын поставил подпись, которая спасёт дело его отца от краха. И чтобы… – Майкл сделал паузу, его взгляд стал тяжёлым. – чтобы напомнить ему, кем был его отец. Не якудзой. А джентльменом, который доверял слову.

В кабинете повисла тишина, густая, как смог. Кейт понимала всю гениальную жестокость этой ловушки. У неё не было выхода. Отказаться – значит предать обещание, данное человеку, который относился к ней с добротой. Значит признать, что её процент – просто бумажка, а не долг чести. А согласиться… согласиться значило войти в логово волка, который уже давно считает её предательницей и узурпаторшей.

Она с трудом выпрямила спину. Голубые глаза, ещё минуту назад полные ужаса, застыли, как зимний лёд. В них не осталось страха. Только решимость и холодная, безжалостная ясность.

– Хорошо, – сказала она, и её голос прозвучал худо, но без колебаний.

И всё же внутри неё всё дрожало. Не самый лучший день в её жизни… Внешне – ледяная статуя, воплощение профессионализма. Внутри – всепоглощающая дрожь, от кончиков пальцев до самого сердца. Это не просто страх перед физической расправой. Страх перед моральным разоружением, перед тем, что её заставят увидеть в Леоне не монстра, а раненого сына, чью боль она, сама того не желая, усугубила.

Она взяла папку с письмом о контрактах. Бумага казалась обжигающе холодной. Её взгляд упал на окно, за которым кипела беззаботная жизнь города. Сегодня у неё была назначена встреча с подругой на ланч. Она собиралась купить новые туфли. Это должен был быть обычный, даже скучный день.

Теперь он пах кровью и старыми клятвами.