Читать книгу Детокс - Катерина Яксон - Страница 2

Из всех времён года больше всего я люблю конец весны. Всё вокруг уже зелёное, всё уже цветёт, но пока ещё не плодоносит. Это время, дышащее невинностью и смутными обещаниями. Небо высокое и голубое, дожди пахнут свежестью и прохладой, а воздух такой душистый, что я не могу им надышаться. Особенно хороши ночи, когда смолкает гул машин и наступает тишина, прерываемая только взрывами чьего-то смеха и рёвом мотоциклов. Байкеры так любят наш проспект Славы, полупустой ночами. А ранним утром, когда я вылезаю покурить на балкон, воздух пахнет цветами, на траву выпадает роса, а облака плывут по небу так легко и безмятежно, что, понаблюдав за ними, я сама начинаю чувствовать себя таким же облачком. Прошлой весной я снимала всё это на старенькую видеокамеру: весенний ливень, и солнце сквозь ветви деревьев, и первые распускающиеся цветы. Жаль, нельзя заснять запах сирени, влажность капель дождя на лице и удивительное чувство внутри – ощущение свободы и какого-то неясного предвкушения.

Но, когда я просыпаюсь этим субботним утром в самом начале июня, мне не до раздумий о красотах природы. Этим солнечным утром я в совершенно растрёпанных чувствах. Дело в том, что до вчерашнего дня у меня была цель, а вчера оказалось, что она недостижима.

Мою цель, мою несбыточную мечту зовут Владом.

Влад… Закрываю глаза, и он стоит передо мной как наяву: очень высокий, слегка сутулый, светлые волосы, глаза за стёклами очков, взгляд – мечтательный и слегка отстранённый. Я смаргиваю непрошеные слёзы; какой толк плакать – теперь?

Влад – наверно, один из самых необычных людей, с которыми я сталкивалась за свою недолгую семнадцатилетнюю жизнь. Даже странно, что я не оценила его раньше. Гораздо раньше, когда у меня ещё были какие-то шансы.

Хотя, с другой стороны, ничего странного в этом нет.

Влад – мой сосед по подъезду. Он старше меня на год, и он… Словом, я и все мои друзья всю жизнь называли таких людей старым добрым словом «ботаник».

Он музыкант, играет на гитаре и ударных, что само по себе, конечно, не плохо. Даже здорово. Плохо то, что ради этих умений он всё детство ходил в музыкальную школу. Плюс один к «ботанику».

Влад окончил школу с золотой медалью и поступил в СПбГУ. Сам. На бюджет. Теперь это меня восхищает, но прежде, когда я целыми днями шлялась по солнечным улицам, а Влад в это время корпел дома над учебниками, это вызывало во мне лишь скрытую усмешку. Или даже не очень скрытую.

Но за последний год я многое переосмыслила.

Мне кажется, весь прошлый год прошёл у меня под девизом «чем хуже – тем лучше». Я увлеклась рок-музыкой (увы, не самого лучшего пошиба), начала курить, выпивать и перебирать мальчиков, и в итоге прибилась к тусовке местных панков. Я не помню, чтобы меня волновало что-либо, кроме новообретённых друзей и бесконечных развлечений. Тусовки, вечеринки и вписки, песни под гитару, концерты и пиво рекой – так я прожила почти год. А потом вдруг остановилась и задумалась – не в последнюю очередь благодаря Владу.

Просто однажды я стрельнула у него сигарету, и мы разговорились. До сих пор помню этот момент: он сидит на скамейке, откинувшись на спинку и скрестив ноги, и курит. Помню сигарету в его пальцах – крепкая Marlboro, помню дым, который он пускал колечками, помню, как из-за солнца его светлые волосы казались почти золотыми, помню его взгляд, задумчивый и отрешённый, словно он здесь – и одновременно где-то далеко. Я помню, как почувствовала себя Скарлетт О’Хара, встретившей Эшли на крыльце Тары и моментально влюбившейся в него. Потом я много раз спрашивала себя: почему? Почему раньше я не замечала Влада? Где были мои глаза?

Потихоньку мы начали общаться всё больше и больше. Влад заставил меня взглянуть на мир шире. Для начала он показал мне настоящую рок-музыку, и вместо визгливых воплей подвальных панк-команд я стала слушать Deep Purple и Radiohead. Потом оказалось, что он любитель природы, ходит в походы и может рассказать массу всего интересного. Он вообще знает удивительно много – обо всём. Его всегда интересно слушать.

Но зацепило меня в нём даже не это, а его отношение к жизни. Он смотрит на мир несколько безразлично, отвлечённо, как учёный, но вместе с тем от него исходит какой-то внутренний свет. Не припоминаю, чтобы он когда-нибудь выходил из себя. Не могу представить себе, чтобы он волновался из-за девушек, или комплексовал из-за внешности, или… ну, что там ещё волнует парней? Ленка утверждает, что Владу просто плевать на всё на свете, потому что он не от мира сего. Я не согласна. Спокойный позитив, мир и гармония – вот что это. То есть, вот как я бы это назвала.

Он был первым человеком, ради которого мне захотелось меняться. Ради него мне захотелось стать лучше. Я бросила вредные привычки – кроме курения, но тут уж ничего не поделаешь. Активно начала готовиться к поступлению в институт. Занялась спортом и села на диету. Выкинула в помойку свои рваные панковские одёжки и начала, наконец, одеваться как настоящая девочка. У меня была цель – стать лучше, чтобы быть достойной его. Влада.

Наши отношения, тем временем, оставались приятельскими. Мы общались достаточно много и на самые разные, – но почти всегда отвлечённые, – темы. Влад всё-таки очень закрытый человек. Я не дура, и, конечно, понимала, что он не считает меня близкой подругой и не выворачивает передо мной душу наизнанку.

Тем не менее, такого подвоха я не ожидала. Не ожидала, что него есть девушка, с которой он встречается уже почти два года. И он переезжает к ней, в её город. Воронеж. Или Владивосток. Я не запомнила, и с географией у меня по-прежнему полный затык. Да и какая разница теперь?

Вот она, эта фраза: какая теперь разница? Зачем мне всё это теперь? Почти полгода я жила и дышала одной единственной целью: измениться, стать лучше для Влада. А теперь – зачем? Утренняя пробежка – зачем? Краситься, укладывать волосы – зачем? Учиться…

Я глухо стону в подушку. Как бы то ни было, поступление в институт никто не отменял. Все последние месяцы я училась чуть ли сутками, прямо-таки с каким-то остервенением. Мне хотелось повторить подвиг Влада – поступить учиться бесплатно. Не в СПбГУ, конечно, и всё же… Меня грела мысль о моей цели, и всё, абсолютно всё доставляло удовольствие – и ночные бдения над учебниками, и ежедневные пробежки в семь утра, и даже ограничение количества выкуриваемых сигарет. Теперь всё это стало абсолютно неважным. Ненужным.

Но поступать всё равно придётся…

Я вытаскиваю себя из кровати и закуриваю, посильнее высунувшись из окна. Какое красивое, душистое утро, и ещё вчера я бы просто вставила наушники в уши и побежала по проспекту Гагарина навстречу солнцу, а сегодня…

А сегодня в голову приходит только одна мысль, которая способна хоть как-то поднять мне настроение и развеять хандру.

Мне нужно напиться.

* * *

Не сказать, чтобы до этого я была большой любительницей алкоголя – в сущности, по-настоящему я напивалась всего пару-тройку раз в жизни, а потом всегда болела голова и было очень стыдно. После того, как однажды меня вырвало, я зареклась перебирать со спиртным, и твёрдо придерживалась своего решения, даже на панк-тусовках, даже на днях рождения друзей. К тому же, моя мама – ярая противница алкоголя, я и помыслить не могла, что заявлюсь домой пьяной в дым, да ещё и без всякого повода.

До сегодняшнего дня.

Сегодня алкоголь кажется мне превосходным выходом из положения. Хмельное забытьё видится спасительной гаванью, в которой можно переждать бушующий в душе шторм. Я думала, всё думала и думала целую ночь – как мне жить дальше? Где теперь найти смысл, чтобы продолжать двигаться вперёд, учиться, поступать и становиться лучше? Я размышляла, прикидывала так и этак, но ничто не отозвалось у меня в душе. Но, возможно, если я хорошенечко выпью, мне снова станет весело и радостно, я снова почувствую прелесть наступающего лета, прелесть начала новой, взрослой жизни. Снова захочется эту жизнь начинать. И во всём этом вновь появится какой-то смысл.

В таком настроении я собираюсь на встречу с Ленкой, моей лучшей на данный момент подругой. Как бы там ни было, и какой бы смысл у меня не потерялся, я пока ещё не готова выглядеть пугалом. Так что я выпрямляю свои тёмные волосы, пока они не начинают блестеть и аккуратно падать чуть ниже плеч. Крашу глаза. Чёрный карандаш – дань моему панковскому прошлому, к тому же, хотя мои светло-зелёные глаза мне, в общем-то, нравятся, я убеждена, что без теней они совершенно не заметны. Одеваюсь: футболка, открывающая плечи, и узкие джинсы. Я так и не могу заставить себя регулярно носить юбки и платьица. Смотрюсь в зеркало и прихожу к выводу, что выгляжу очень даже неплохо, а тени вокруг слегка опухших после бессонной ночи глаз, кажется, даже добавляют мне некоторого трагического обаяния. Словом, к Ленке я отправляюсь в слегка улучшившемся настроении, готовая к подвигам.

Однако почти сразу оказывается, что готовиться мне особенно не к чему.

Как только мы встречаемся у входа в Парк Победы, берём себе по коктейлю и устраиваемся на лавочке у пруда, Ленка заводит разговор об учёбе. Она сдаёт сессию и просто не в состоянии думать о чём-либо ещё. Я потягиваю напиток и молча киплю от злости. В последнее время я только и делала, что училась, уж точно, не меньше, чем Ленка, и мне предстоит зубрить ещё долгих полтора месяца до конца поступления. Но сегодня меня волнует совершенно не это! Сегодня мне хочется поговорить о моей любви, и о разочаровании, и о моём разбитом сердце. Хочется поплакаться Ленке в жилетку, восклицая, что жизнь утратила всякий смысл. Мне хочется, чтоб она утешала меня, говорила, что я замечательная, а Влад – просто слепой идиот, что я найду себе десяток парней гораздо лучше. Хочется, чтоб она придумала какой-то гениальный план – как его вернуть, нашла бы какую-нибудь лазейку – как не дать ему уехать. И мне очень, ужасно хочется напиться!

Но с «напиться» тоже предсказуемо возникают проблемы. Ленка согласна выпить максимум по паре коктейлей, потому что ей ещё нужно делать домашку по английскому, а завтра, непременно на свежую голову, готовиться к какому-то зачёту. Я злюсь всё больше и больше, со злости выпиваю свой коктейль куда быстрее Ленки, и мне приходится сидеть и ждать, пока она прикончит свой, что не улучшает моего настроения.

Вечер определённо не задаётся. Ленка не относится серьёзно к моей влюблённости во Влада и отказывается осознать масштаб трагедии. От темы учёбы разговор плавно перетекает на школьные воспоминания, потом Ленка заводит речь о каком-то фильме, и каждое слово её пустой болтовни отзывается болью у меня в сердце. Я не могу, просто не в состоянии поддерживать этот разговор ни о чём, когда моё сердце разбито. Если сначала я планировала вернуться домой как можно позже, то теперь буквально отсчитываю минуты до того момента, как мы допьём и наконец разойдёмся. Хочется остаться одной со своим горем, которое никто не в состоянии со мной разделить.

В девять вечера или около того мы прощаемся у метро, и я иду домой через парк, чтобы не возвращаться как можно дольше. Я и так была взвинчена и взбудоражена, а три выпитых коктейля довершили дело. Мне совершенно не хочется возвращаться в свою унылую комнату, к постылым учебникам и тетрадям. Хочется встряски, хочется сделать что-то безумное, что выдернуло бы меня из оцепенелого состояния. Я перебираю варианты: поехать на место старой тусовки и попытаться кого-нибудь найти, сесть на любой автобус и уехать неизвестно куда, купить коктейль и ещё подумать…

Я останавливаюсь на алкоголе, это проще всего, к тому же, я всё равно собиралась напиться. Вооружившись заветной баночкой, устраиваюсь на скамейке и втыкаю в уши наушники. Нет никого лучше Вилле Вало, когда у тебя разбито сердце – впрочем, как и в любое другое время.

Я так погружена в музыку и в собственные невесёлые мысли, что не вижу ничего вокруг и буквально подпрыгиваю, ощущая прикосновение к своему плечу. Но это всего лишь парень. Высокий, очень худой светловолосый парень, который преувеличенно вежливо говорит мне:

– Здравствуйте!

* * *

Я смотрю в его глаза и не нахожу ничего подозрительного. Открытый, добрый, чуть насмешливый взгляд, тонкие губы, искривлённые в едва заметной усмешке. Он садится рядом, и мне ничего не остаётся, кроме как ответить:

– Здравствуйте.

Молодой человек широко улыбается и продолжает беседу в том же тоне.

– Почему вы сидите тут совсем одна? Да ещё и пьёте? Нехорошо пить одной. Позволите мне к вам присоединиться?

Я слегка сбита с толку и отвечаю немного невпопад:

– Да. В смысле, да, вы можете… – тьфу ты, что за глупости? – Ты можешь присоединиться, почему бы и нет?

– Я Рома, – он протягивает руку и снова улыбается.

– Кристина, – я тяну руку в ответ, он перехватывает её и церемонно целует мои чуть дрожащие пальцы. Всё это начинает забавлять меня и отчасти увлекать.

– Так почему всё-таки вы расстроены? – спрашивает Рома, когда с приветствиями покончено. Он потягивает свой напиток из какой-то цветной баночки, и я никак не могу понять, что у него там – пиво или что-то покрепче. – Что случилось?

Я делаю глоток из своей банки и угрюмо молчу. Он улыбается, и в его улыбке сквозит насмешка пополам с сочувствием.

– Всё ясно. Разбитое сердце. Кто же оказался таким глупцом?

– Просто… один человек, – мямлю я. Не могу же я просто взять и выложить этому незнакомцу всё, что у меня на душе!

Оказывается, могу. За историей о Владе следует повествование о поступлении в институт, потом – о панковском прошлом, и не успеваю я оглянуться, как оказывается, что я рассказала Роме почти обо всей моей жизни. Он умеет слушать. Не тянет одеяло на себя, как Ленка, не пытается представить мои проблемы незначительными и не стоящими внимания. Он действительно меня слушает, и я разливаюсь соловьём, повествуя о своём разбитом сердце, бессонных ночах за учебниками и сегодняшнем желании отвлечься от всего этого любой ценой. Я так увлечена собственным рассказом, что не сразу понимаю: Рома-то практически ничего о себе не говорит.

Спустя некоторое время мы идём за следующей порцией коктейлей, и по дороге он берёт меня за руку. Я делаю вид, что не замечаю этого. На самом деле, мне приятно, что он рядом, такой высокий, такой подчёркнуто мужественный, несмотря на странноватые манеры. Такой взрослый – я подозреваю, что он лет на шесть-семь старше меня, и думаю, что нужно всё же непременно спросить его о возрасте. И ему ведь явно интересно со мной, не зря же, в самом деле, он так внимательно меня слушает!

Уже в магазине я спрашиваю у него, что же такое он пьёт, и он со своей всегдашней усмешкой покупает мне такую же красненькую баночку. На ней написано Ред Девил. Красный Дьявол, надо же.

Из парка мы перемещаемся на детскую площадку, и Рома качает меня на качелях. Красный Дьявол ударил мне в голову, и всё стало нипочём. Мне весело как никогда в жизни, я заливаюсь смехом, взлетая к небесам, а мои проблемы, – разбитое сердце, Влад, поступление, – все словно отошли на второй план. Не хочу думать об этом сейчас. И не буду!

Когда мы окончательно выдыхаемся, Рома внимательно смотрит на меня и внезапно спрашивает:

– А вы не хотите зайти ко мне в гости? Я живу здесь, совсем неподалёку, вот в том доме. Мы могли бы выпить вина и послушать музыку.

Я замираю. Разумная часть моего существа вопит: «Вот оно! Он заболтал тебя, напоил, а теперь тащит к себе, чтобы трахнуть! И ещё вопрос, как трахнуть! Недаром он разговаривает как какой-то ненормальный или маньяк!»

Но, положа руку на сердце, Рома совсем не кажется мне маньяком. Немного своеобразным, разве что. «А насчёт секса – почему бы и нет?!» – говорит во мне Ред Девил и все коктейли, выпитые до него. Новый знакомый вполне симпатичный, а мне абсолютно некому хранить верность. И вообще – не я ли хотела сегодня выкинуть что-нибудь безумное? Я никогда не соглашалась идти в гости к человеку, которого знаю всего пару часов – так почему бы и нет?

Так что я киваю, выключаю телефон, на который вот-вот начнёт названивать мама, и выкидываю из головы мысли об обязательствах хорошей девочки. Завтра, всё завтра. Сегодня я хочу веселиться.

Мы заходим в магазин и покупаем пару бутылок вина, а спустя несколько минут уже оказываемся на его кухне. Рома спрашивает, не буду ли я против, если он включит Дельфина, и, пока он разливает вино, кухню заполняет музыка и странные, грустные, щемящие сердце слова:

Песня завораживает меня, и некоторое время я просто молча слушаю, потягивая вино. Рома смотрит куда-то вдаль, полуприкрыв глаза, смотрит, словно сквозь меня, сквозь стены кухни, сквозь пространство и время… и мне кажется даже кощунственным начинать разговор.

Однако песня заканчивается, оцепенение рассеивается, и я наконец начинаю расспрашивать Рому о нём самом. Он немногословен, говоря о себе. Я узнаю, что ему двадцать пять, что он работает, что приехал из далёкого северного городка, а эту квартиру снимает – вот и всё, пожалуй. Зато он долго и с удовольствием рассказывает о друзьях, о студенческих годах, проведённых в общежитии, о всяких забавных случаях… Я заливаюсь смехом, попиваю вино, и вечер на незнакомой кухне с чужим, по сути дела, человеком, становится удивительно уютным. Таким уютным, что я не сразу понимаю, что, разливаясь соловьём, Рома не рассказал мне почти ничего личного, почти ничего о себе самом.

На часах почти два ночи, когда я, наконец, спохватываюсь. Несмотря на увлечение панками, за всю свою жизнь я считанные разы не бывала дома ночью, и каждый раз это было по предварительной договорённости с мамой. Сейчас же я просто исчезла! Да ещё и телефон выключила! Мама, наверное, названивает то Ленке, то в полицию, представляю, какой разнос ждёт меня дома! Я замираю в нерешительности: не очень-то мне нравится признаваться, что в свои почти восемнадцать я всё ещё должна спрашивать разрешения у мамы, чтобы задержаться. Но, похоже, другого выхода нет – тем более, мне очень не хочется идти домой одной по тёмным улицам.

Так что я рассказываю Роме всё без утайки: про нервничающую маму, про выключенный телефон, про то, что мне, вообще-то, нужно усиленно заниматься, а не шастать по ночам. Рома понимающе улыбается и говорит, что, конечно же, проводит меня прямо до дома. Удивительно, похоже, ему это даже нравится – что я ещё маленькая, что должна отпрашиваться у мамы и не могу гулять с ним всю ночь. Это странно, но в данный момент я слишком занята предвкушением грядущей ссоры дома и продумыванием оправданий, так что просто выбрасываю это из головы.

Я выхожу в коридор и наклоняюсь, чтобы завязать шнурки на кедах, но тут выпитое играет со мной злую шутку: я запинаюсь и почти падаю. В тот же момент меня подхватывает сильная мужская рука. Я перевожу дыхание, – хороша бы я была, уткнувшись носом в пол, – и слышу хриплый шёпот:

– Иди ко мне!

Рома прижимает меня к двери и целует. Сейчас мне кажется, что этот поцелуй – лучший в моей жизни. Это мой первый поцелуй в этом году, первый поцелуй с тех пор, как я решила стать хорошей девочкой. Боги, я и забыла, как прекрасно ощущать мужские губы на своих. Я буквально таю, ноги подкашиваются, а руки сами собой обвиваются вокруг Роминой шеи. Я ещё не понимаю, что происходит, но уже целую его в ответ. Все мысли исчезают, улетучиваются, и я не могу, просто не могу сейчас от него оторваться!

Рома отстраняется сам, бережно расцепляет мои руки, чмокает в губы напоследок. Улыбается.

– Ну что, пойдёмте?

* * *

Я несколько ошарашена случившимся, но Рома делает вид, словно вообще ничего не произошло, и мне ничего не остаётся, кроме как вести себя также. Мы выходим на улицу и дворами направляемся от Парка Победы к Московской, в сторону моего дома.

Несмотря на все мои заботы и тревоги, несмотря на недоумение из-за поцелуя, я не могу не замечать, как прекрасен наш район в начале лета, в поздних июньских сумерках. Я люблю свой дом, и его окрестности кажутся мне замечательными. У нас самые зелёные дворы, самые живописные дорожки для прогулок, самые красивые и нарядные улицы. Я впитываю в себя эту атмосферу раннего лета, прохладный душистый воздух, ароматы цветов и зелени. Мне так легко дышится, что я забываю обо всём, просто иду и улыбаюсь, а Рома снова держит меня за руку.

По дороге Рома предлагает ещё немного выпить, и я соглашаюсь – терять мне всё равно уже нечего, а набраться храбрости перед встречей с мамой не повредило бы. Мы устраиваемся на уединённой скамейке посреди заросшего зеленью двора. Деревья окружают нас со всех сторон, травы и цветы пахнут просто одуряюще, и я легко могу себе представить, что мы не в Питере, а где-то посреди волшебного леса.

– Как хочется за город, на природу! – вырывается у меня.

– Так давайте поедем, – живо отзывается Рома. – В Приозерск. Или в Солнечное. Вы там были когда-нибудь?

– Нет, – качаю я головой, и тут меня прорывает. Я вообще не поклонница увиливаний и недосказанности, а тут ещё алкоголь развязывает язык. – Ладно, скажи честно, зачем тебе всё это нужно, а?

– Что? – спрашивает он, кажется, искренне недоумевая, но глаза его улыбаются.

– Я. Нет, не отвечай. Всё это просто глупо – разговоры эти, вино, приглашение за город. А кончится тем, что мы просто потрахаемся и разбежимся.

– Потрахаемся и разбежимся? Вот как? – теперь он уже откровенно смеётся. – Это то, чего вы хотите?

– Нет, я… Просто, а как же иначе? Зачем бы тогда ты…

Рома обнимает меня за талию, притягивает к себе, так что я могу разглядеть золотистые точки на серой радужке его глаз. Почему-то он внезапно делается серьёзным.

– Потому что ты мне нравишься. Не только внешне. Нравишься по-человечески. Мне интересно с тобой. Ты такая прикольная. Забавная, весёлая. Как фейерверк. Мне хорошо с тобой, – он отпускает меня и закуривает. – И я не собираюсь с тобой спать. Я не сплю с несовершеннолетними.

– Мне будет восемнадцать через четыре месяца, – зачем-то бормочу я.

– Вы меня как будто уговариваете, – он опять смеётся, и я шутя ударяю его по плечу.

– Не дождётесь.

А потом мы снова идём сквозь ночь. Идём по улице Ленсовета, мимо Чесменской церкви и наискосок, мимо кладбища, которого я жутко боялась, когда была помладше. Мимо освещённых фонарями пустых детских площадок и моей старой школы, – и выходим к моему дому. Всё это время Рома обнимает меня за талию.

Подойдя к дому, я прячусь за угол и осторожно выглядываю. Ну, конечно, так и есть! Так оно и есть, чёрт! Мама стоит на балконе и напряжённо вглядывается в темноту. Я ныряю обратно за угол. Вот я попала!

– Что такое? – спрашивает Рома.

– Там моя мама, – шепчу я. – На четвёртом этаже, на балконе.

Рома выглядывает из-за угла.

– Выглядит спокойной, – замечает он. Я только качаю головой. Знаю я, что означает это мамино спокойствие: она доведена до крайней степени бешенства. Вдобавок ко всему, на улице начинает накрапывать дождь.

– Мне трындец, – констатирую я.

Внезапно Рома поднимает меня на руки и тащит прочь от дома. От неожиданности я даже не сразу соображаю, что сказать, только спустя несколько мгновений вопрошаю яростным шёпотом:

– Ты чего? Куда ты меня несёшь?

Он останавливается, но не спускает меня с рук.

– Ну, вы сами сказали, что вам уже трындец. Вот я и подумал, почему бы не вернуться ко мне? Мы бы ещё поболтали, вы спокойно переночевали бы у меня, выспались… Маме можно и позвонить, сказать, что всё в порядке. А утром мама бы успокоилась, и вы бы нормально поговорили. Как вам моя идея?

Я кладу голову на его плечо и прижимаюсь к нему всем телом. Его речи – как музыка для моих ушей. Как хорошо было бы вернуться в его уютную кухню, выпить ещё вина, послушать ещё пару песен… И снова целоваться с ним, опять и опять, ещё и ещё. И уснуть в обнимку. А может быть, даже… всё-таки…

Но голос разума берёт верх. Видимо, я всё же не настолько пьяна.

– Отпусти меня, – горестно шепчу я. – Прости, я не могу.

Рома послушно ставит меня на землю и обнимает за плечи. И молчит.

– Во-первых, мама не успокоится, а рассвирепеет ещё больше, – говорю я, уткнувшись в его плечо. – И потом, мне действительно нужно заниматься. Прости. Ты не представляешь себе, как мне хотелось бы пойти с тобой.

– Правда? – спрашивает он. Я киваю. Дождь усиливается, у меня уже все волосы мокрые.

И под этим дождём он снова целует меня, и снова мир становится расплывчатым и ненастоящим, и нет ничего реального, кроме ощущения его тела, прижимающегося к моему. И вновь мне кажется, что я могу целовать его вечно, что просто не в состоянии, не в силах от него оторваться.

– Мы увидимся завтра? – спрашивает он шёпотом. В моей голове проносятся десятки аргументов против. После того, что я выкинула сегодня, мама никуда меня не отпустит. Мне нужно заниматься, я и так пропустила целый день, а времени всё меньше и меньше. Я люблю Влада, в конце концов!

Но все эти аргументы растворяются в пустоте и исчезают, когда он снова целует меня. Я обвиваю руками его шею и отвечаю:

– Конечно, увидимся. Если ты хочешь.

Он улыбается и чмокает меня в нос.

– Я позвоню тебе завтра, – и подмигивает. – Постарайтесь выжить после встречи с мамой, ладно?

В ответ я кривлю рожицу и уже совсем было собираюсь уходить, но в последний момент снова бросаюсь к нему на шею и целую его – опять. Это просто наваждение какое-то!

– Иди, – хрипло шепчет он. – Иди уже, а то я тебя не отпущу.

Я чувствую то же самое. Ещё один поцелуй, и я сама просто не смогу уйти.

– До завтра, – говорю я и, чудовищным усилием сдвинув себя с места, заворачиваю за угол.

* * *

Дома всё предсказуемо ужасно. Мама молчит. Она всегда так делает, когда рассержена: никогда не кричит, просто замолкает на неопределённо долгое время и смотрит на меня как на таракана. Удивительно неуютное ощущение.

Я собираюсь было что-то сказать, как-то оправдаться, но вовремя соображаю, что дьявольски пьяна, и, даже если соберу всю волю в кулак и смогу притвориться трезвой, меня выдаст запах. Так что я решаю оставить покаянный монолог на завтра, быстро умываюсь, тихонечко прокрадываюсь в свою комнату и ныряю в постель.

И не могу уснуть. Несмотря на долгую прогулку и огромное количество выпитого – не могу.

Пытаюсь вспомнить, чем я раньше занималась перед сном, о чём думала. О, у меня было о чём подумать! Я мечтала о Владе, строила планы на завтра, иногда от нечего делать повторяла пройденное за день. Хотя чаще всего засыпала сразу же, как только моя голова касалась подушки.

Сегодня об учёбе не хочется думать категорически, а мысли о Владе устойчиво отдают горечью. Да, знаю, он мне не принадлежит, да и вообще он уезжает. Он не мой, а я не его, и значит, я никак не могла бы изменить ему. Но почему мне кажется, что я изменила самой себе? Что променяла своё светлое чувство на пьяные обнимашки и поцелуйчики?

Тем не менее, стоит вспомнить об этих поцелуях – и меня охватывает трепет. Может, всё же что-то в этом есть? Не пытаться что-то изменить, не стремиться бесконечно к какой-то цели, а просто наслаждаться летом и теплом… Рома определённо не тот человек, ради которого я могла бы становиться лучше, да мне и не захочется. А всё же просто здорово, что я нравлюсь ему такая, какая есть.

На часах почти четыре утра и за окном начинает светать. Я поднимаюсь с кровати, распахиваю окно и прикуриваю сигарету – очень тихо, чтобы не услышала мама, спящая в соседней комнате. Дождь закончился, воздух неописуемо свеж и душист, словно он впитал в себя ароматы всех цветов на земле. Я вдыхаю его вместе с сигаретным дымом и внезапно понимаю, что улыбаюсь, потому что прошедший вечер волшебным образом вернул мне интерес к жизни и будущему. Мне всего семнадцать, всё только начинается! Интересно, что же будет дальше?