Читать книгу Правила склонения личных местоимений - Катя Райт - Страница 8

Я сижу на английском. Вернее, я лежу на парте, уткнувшись в локоть, и сплю. Такой уж это день, понедельник – всегда не высыпаешься. Сначала я уснул на истории, и мне влетело, потом я вырубился на русском и тоже получил от Елены Петровны. И вот, теперь английский, а я все никак не могу взбодриться. Сначала я слышу, как Анна Олеговна что-то бормочет по-английски. Сначала я даже что-то понимаю, но очень скоро слова сливаются в один сплошной гул, моя голова падает на руку, лежащую на парте, и я моментально проваливаюсь в сон.

– Веригин! – вдруг слышу я голос Анны Олеговны. – Веригин! Подъем! – она стоит надо мной и внимательно наблюдает.

Я открываю глаза, смотрю на нее и тру лицо, пытаясь проснуться. Англичанка укоризненно качает головой. Вообще, Анна Олеговна очень молодая. Она всего пару лет назад окончила институт и с тех пор работает в нашей школе. Она ничего, с ней можно поржать, можно легко увести разговор в сторону, далекую от ее предмета, а можно и просто дурака повалять. Анна Олеговна любит обсуждать с учениками новые фильмы или играть по сети в компьютерные игры, но при всех этих очевидных плюсах ей абсолютно до лампочки, знаем ли мы ее предмет. Никто ни фига не знает английского, но зато спроси кого, так Анна у нас любимый учитель.

– Ром, – продолжает Анна Олеговна непринужденным и почти дружеским тоном, – ты не выспался за выходные?

– Чем ты занимался всю ночь, придурок? – ржет Леха Карпенко, наш местный авторитет. – Ты же не развлекаешься! Ты же псих! – и он кидает в меня скомканную бумажку.

Вообще, конечно, обычно тех, кто ни с кем не дружит и держится одиночкой чмырят по-черному. Но со мной этот номер у них не прошел с самого начала. Пару раз, еще классе в седьмом Карпенко со своими дружками пытались наехать на меня, сделать меня мальчиком для битья, но получили жесткий отпор. С тех пор меня не трогают. К тому же, за мной прочно закрепилась репутация нелюдимого психа, поэтому в какой-то степени меня даже побаиваются. Впрочем, я понятия не имею, с чего и когда меня вдруг начали называть психом. В общем, ко мне особенно никто не лезет, но иногда Карпенко отрывается вот таким незамысловатым способом, швыряя в меня бумажки. Не много – всего пару-тройку раз за четверть, так что меня это не сильно напрягает. Однако я тут же хватаю со стола ручку и что есть сил запускаю в Леху. Он успевает увернуться.

– Ладно, мальчики, хватит войн! – говорит Анна Олеговна. – Не на моем уроке, пожалуйста!

Она такая нелепая, когда пытается разыгрывать из себя эдакую лучшую подружку! И главное, я-то знаю, что за спиной ее все равно всерьез никто не воспринимает. Все знают, что она готова ставить четверки и даже пятерки только за то, чтобы сохранить статус «любимого учителя». Потом Анна Олеговна просит меня задержаться после урока.

Я сижу на первой парте прямо перед ее столом.

– Ром, – очень доверительно и мило начинает она, – что с тобой происходит? Ты же способный мальчик! Тебе и усилий не надо прилагать, чтобы быть лучше всех по английскому, с твоей-то памятью.

По большому счету, Анна Олеговна ничем не отличается от всех остальных учителей. Разве что детей она не ненавидит. Но, возможно, это приходит с опытом. Хотя, может быть, лютая ненависть к подросткам – это пережиток поколения советских училок, которые так и не смогли вписаться в ритм новой современной жизни. Меня всегда интересовал вопрос, какими станут такие как наша англичанка лет через тридцать? Будут ли они, сейчас молодые и игривые, похожи на всех этих унылых теток с аккуратными гнездышками волос на головах. Однако поучить и повоспитывать и молодые учителя не против. Методы немного другие, но в сущности, то же самое.

– Вы сейчас будете опытом со мной делиться? – спрашиваю я совершенно серьезно.

– Что? – не понимает Анна Олеговна.

– Я просто спать хочу, и в такие моменты опыт совершенно не воспринимаю.

Она не просекает фишку и продолжает попытки наставить меня на путь истинный.

– Ром, я все понимаю, конечно, но дело ведь не только в английском, правда? Ты же не только на моих уроках такой?

Понятно, думаю, нелегкая роль посла доброй воли выпала на хрупкие плечи Анны Олеговны. Пробиться к сердцу закрытого подростка Ромы Веригина – вот боевое задание, которое получила наша учительница по английскому. Не знаю, рада она этому или нет, но таковы побочные эффекты статуса «любимого учителя». Мне смешно от того, как Анна Олеговна уверена в себе. И еще мне смешно называть ее Анна Олеговна. Да потому что Юля, например, почти ей ровесница. А Юля же практически моя старшая сестра.

– Попытка не удалась. – отвечаю я. – Но попытка засчитана.

– О чем ты, Рома? Какая попытка?

– Попытка найти ко мне подход.

– Господи! Веригин! – Анна смеется и изо всех сил старается, чтобы смех ее звучал непринужденно, но видно же, что она ни черта не поняла. – Ты все шутишь!

– Да не шучу я. – отвечаю. – Просто подхода нет. Можете так и передать на педсовете, что все подходы блокированы.

– Ты издеваешься надо мной? – уже немного раздраженно произносит англичанка.

– Нет, Анна Олеговна. Просто у вас ничего не выйдет.

– Что не выйдет? – нет, она совершенно не успевает за моей мыслью.

– Ну, затея вся эта ваша, подружиться со мной: гиблое дело.

Повисает минутная пауза. Ну что они, в самом деле, взялись вдруг вокруг меня какие-то полигоны доверия выстраивать! Уж на тройки-то я стабильно учусь, а большего мне не надо! Неужели не могут просто отвалить, просто оставить меня в покое! А еще как начинают эту пластинку с ЕГЭ и институтами, так хоть вешайся! И ведь нельзя им сказать правду, нельзя сказать, что не собираюсь я ни в какой институт, что на фиг не сдалось мне ваше высшее образование – мне бы со школой поскорее разобраться.

– Ну, я пойду уже? – прерываю я затянувшееся молчание и встаю со стула.

Анна Олеговна только головой кивает. Да, подорвал я ей мозг, кажется. Надо же, и не сделал, вроде бы ничего, а так приплющило.