Читать книгу Правила склонения личных местоимений - Катя Райт - Страница 9
Мы
Первое лицо множественное число
8
ОглавлениеЯ на кухне завариваю кофе, а Ксюшке надо бы сделать какао. Каникулы. Мы теперь можем спать хоть до обеда – я сказал в детском саду, что вся наша дружная большая семья едет к бабушке в Саратов. Надо будет только Ксюшке хоть что-нибудь про этот Саратов рассказать, хоть фотографии показать, чтобы на вопросы отвечала со знанием дела.
Пока в чайнике закипает вода, в кухню входит моя старшая сестра Катя. Ей девятнадцать лет. Она считает себя очень умной и поэтому сразу после школы поступила в университет и уехала подальше от всех нас. Да, Катя просто сбежала от всей своей прекрасной любящей семьи и оставила нас с Ксюшкой одних. Теперь вот, спустя полтора года, Катя решила нас навестить – как мило с ее стороны!
Уже третий день каникул, и третий день Катя живет у нас.
– Блин! Что за хрень! – возмущается Катя, потому что вляпалась рукой в соус, который мы с Ксюшкой вчера размазали по разделочному столу. – Что у вас тут за бардак кругом!
– Так убери! – отвечаю я, повышая голос.
Просто я не могу по-другому разговаривать со своей старшей сестрой. Просто я вообще с ней с трудом могу разговаривать, поэтому предпочитаю большую часть времени молчать. Но не всегда это удается. Вот как сейчас.
– Ты что, нормально разговаривать не можешь? – спрашивает сестра.
– Кать, – отвечаю, – я, вообще, не хочу с тобой разговаривать!
– Почему? – теперь она спрашивает очень жалобно, почти обижено.
Конечно, ее же не было почти полтора года! Все же должны были безумно соскучиться. Мы должны были ей на шею кинуться и с цветами на вокзале встретить. Может, еще и с оркестром? Ксюшка-то маленькая, она, вроде как, нормально с Катей общается, но от меня не надо ждать подобного проявления семейных привязанностей.
– Потому что ты свалила! – отвечаю я на ее повисший в кухонном пространстве вопрос. – Ты свалила и бросила нас тут одних!
– Мне надо было учиться. – как будто оправдывается сестра. – Я поступила в университет. Это что, плохо?
– Это прекрасно! – говорю, размешивая ложкой какао. – Это просто здорово! А у нас в городе же вузов нет ни одного!
– Господи! Ром, ты так меня ненавидишь?
– Да. – отрезаю я.
– Почему?
Она какая-то совсем непонятливая, моя сестра. Как ее с такими причинно-следственными связями в институт на бюджетное отделение взяли!
– Потому что ты свалила! – повторяю.
Я, вообще, терпеть не могу что-то повторять дважды, но с моей старшей сестрой это, кажется, неизбежно.
– А ты бы не свалил, если бы представилась возможность? – Катя, кажется, предпринимает попытку перейти в наступление, но это она зря.
– Я не свалил, как видишь! – отвечаю. – Или ты думаешь, у меня возможностей не было? Возможностей у нас тут масса. Поезда ходят, самолеты летают. Бери билет и вали на все четыре стороны. Но я не свалил!
– И теперь строишь из себя моралиста и мученика? Типа весь такой правильный, так тебе здесь тяжело…
– Заткнись, Кать! – грубо обрываю я ее тираду.
– Да нет уж, Ром, давай поговорим! – не унимается сестра. – Давай уж, скажи все, что ты обо мне думаешь!
– Я никого из себя не строю и ничего о тебе не думаю. Ты приехала на каникулы – наслаждайся! Только меня не трогай!
– Ты думаешь, тебе тут тяжело, а всем остальным легко, да? – продолжает Катя. Нет, ее точно теперь не унять, так что надо смириться. – Как будто я там как сыр в масле катаюсь! Я тоже, между прочим, работаю. У меня тоже, знаешь ли, куча проблем! Жизнь везде не сахар!
– Не знаю. – перебиваю я.
– Что не знаешь? – Катя, кажется, теперь в ступоре.
И тут бы мне помолчать, чтобы подольше насладиться тишиной, но я же не могу сдерживаться! Черт, я такой несдержанный! И я моментально отвечаю:
– Не знаю, какие у тебя там проблемы! У нас тут до хрена проблем! Мы переболели ветрянкой, гриппом – я сейчас говорю о Ксюше. – У нас обнаружилась аллергия на некоторые ягоды, нам повысили квартплату, а с недавних пор мы еще и ругаемся матом в детском саду, но это, честно говоря, не проблема. Это так, к слову. – я делаю паузу, дожидаюсь, пока у Кати созреет ответ, и только она открывает рот, чтобы возразить, я спрашиваю. – Кофе будешь?
– Что? – теряется она.
– Кофе делать тебе? Что-что! – ворчу я.
– Ну сделай. – уже совсем потеряно отвечает сестра.
Катя быстро успокаивается, пока я делаю ей кофе, и потом продолжает, как будто снова оправдываясь.
– Ром, прости меня. Может быть, я должна была остаться, но ты же понимаешь. Мне хотелось вырваться из всего этого. Я просто устала… И потом… Все-таки надо строить собственное будущее, не держась за прошлое, каким бы оно ни было…
Катя бы еще долго продолжала сыпать книжными фразами и красивыми мудрыми цитатами из неизвестных мне источников, но только я не собираюсь этого выслушивать.
– Может быть? – передергиваю я и кривлю губы.
– Что может быть? – снова не понимает Катя.
Нет, она совершенно не улавливает ход моих мыслей! Я после слов «может быть, я должна была остаться…», вообще, перестал ее слушать.
– Ты сказала: «может быть». – отвечаю. – Хорошо, что у тебя хоть какие-то сомнения остались. И что ты потом про «вырваться» говорила?
– Я говорила, что хотела вырваться… – совершенно подавлено мямлит сестра.
– Откуда вырваться, Катя? Ты о чем, вообще?! – я уже разошелся не на шутку. – Да он тебя никогда пальцем не трогал! С чего тебе так плохо-то было?! И чего ж ты приперлась, если так рвалась отсюда свалить?!
– Я соскучилась… – уже чуть ни плача отвечает сестра. – Я хотела вас увидеть… Рома…
– Увидела? – снова перебиваю я. – Всё?
– Хватит! – срывается, наконец, она. – Хватит меня тут обвинять! Я ни в чем перед тобой не провинилась! А если тебе покоя не дает, что папа меня не трогал, так я не знаю, почему так вышло! Вот за это и правда прости!
Моя старшая сестра теперь хочет побольнее меня уколоть. Вряд ли у нее что-то получится. Хотя, меня, конечно, цепляет та мысль, что Катю-то папаша никогда не бил, но не это главное. Главное, чего я ей никогда не прощу, это того, что она свалила в свой университет, оставив нас тут, меня, Ксюшку и маму. Главное, что нам бы совсем не помешала ее помощь в эти полтора года, но сестренка даже летом не удосужилась приехать. У нее там, видите ли, был жесткий период адаптации. А у нас тут был просто сказочный период все это время! Когда мама совсем слетела с катушек, когда ей стало совсем хреново, когда отец так технично сплавил ее в больницу, а потом окончательно на все забил и нашел себе новую бабу, и мне пришлось из кожи вон лезть, чтобы придумать что-то, что позволило бы нам избежать всего этого кошмара со службами опеки, – это был очень легкий период для нас, просто прекрасный! Когда мне в пятнадцать лет пришлось освоить все домашние дела, включая готовку, уборку, стирку и Бог знает что еще, когда мне приходилось ходить в школу, искать работу, успевать следить за Ксюшкой, да еще врать всем подряд, чтобы не приставали с расспросами. Когда мне пришлось врезать еще один замок, чтобы отец не мог просто так войти к нам, когда мне приходилось отбиваться от его кулаков… Да, это был офигенный период. Но в какое он может идти сравнение с периодом адаптации в университете!
– Соскучилась, говоришь? – отвечаю я, терзаемый всеми этими нерадостными мыслями и сжигаемый острой нелюбовью к своей старшей сестре. – Ты у мамы давно была?
– А ты сам давно был? – передергивает Катя, пытаясь, видимо, в чем-то меня уличить.
– Вчера! – бросаю я ей в лицо, и Катя мгновенно затихает.
– Почему ты не сказал мне? – вполголоса говорит сестра.
– Потому что ты не спрашивала! – отвечаю. – Ты ведь спешила повидаться со своими школьными друзьями!
– Как она? – Катя берет со стола чашку кофе и опускается на стул.
– Сходи – узнаешь.
– Я не знаю, куда. Ты дашь мне адрес? – теперь она вдруг заговорила совсем робко. Впрочем, это правильно, это не так меня раздражает.
– Папочке позвони. – говорю, делая ударение на первое слово. – Он тебе расскажет. Он в курсе.
Тут в кухне появляется Ксюшка, и я делаю Кате жест, чтобы молчала. Слава Богу, это она понимает.