Читать книгу Ассира - Катя Верба - Страница 11

Интересно, а это вообще реально – почувствовать себя другим человеком? Я думаю, нет. Что бы со мной ни случалось, я всегда оставалась собой. Мы – самое ценное, что есть у нас в жизни. Некоторым полезно подумать над этой фразой.

***

Когда мы с Игорем вышли от меня в вечер риса и жареных котлет, по его лицу видно было, что он зол на меня. Но, тем не менее, он прошел это испытание. Я знала, что ему можно доверять. Мы сели в машину, он завел мотор, посмотрел на меня. Я молчала. Мне было безразлично, куда он меня сейчас повезет. Я хотела ощущать себя рядом с ним, чувствовать, как наше тепло смешивается. Пока что мне больше ничего не было нужно.

Мы выехали за город. Он включил музыку – известный американский рокер пел о любви и свободе. Мимо нас в темноте проносились деревья, маленькие деревушки. Хотелось вот так ехать и молчать до утра. Но через какое-то время он свернул на проселочную дорогу, которая вела к лесу.

– Боишься? – он бросил на меня насмешливый взгляд, взъерошил волосы и снова пристально уставился вперёд – туда, где колеса иномарки то и дело попадали в ямы и рытвины.

– За машину переживаю. За себя не особо, я же не в твоем вкусе. – ответила я, даже не взглянув на него. Меня укачивали волнообразные движения. Интересно, сколько ещё нужно ехать.

Минут через пять деревья расступились и мы оказались у частного сектора: здесь стояло несколько красивых особняков, огороженных высокими заборами и оснащенных системами видеонаблюдения. Мы подъехали к одному из них. Игорь припарковал машину, заглушил мотор. Мы несколько минут посидели в полной тишине, чтобы привыкнуть к тому, что в ушах больше нет постороннего шума.

– Лора, скажи, тебе, действительно, не интересно, куда я тебя привёз?

– Пока нет. Не говори. Я же все равно сейчас узнаю.

Он замолчал, посмотрел на меня с удивлением. Он был невероятно красив сейчас. Мне до дрожи в коленях захотелось попробовать на вкус его губы. В машине был полумрак, а в его глазах горели огни. Я точно знала, что то новое чувство, которое растет во мне – это любовь. Больше я ни о чем сейчас думать была не в состоянии.

Мы зашли в дом, он включил свет. В доме было довольно уютно, но не прибрано. И еще, что важно, здесь не было женского запаха. Как я ни втягивала в себя воздух, чтобы уловить его – женщины здесь я не чувствовала. Если это его дом, то он одинокий и свободный мужчина.

Пока он разжигал камин, я ходила по дому и смотрела. Здесь было не так много места – кухня и гостиная внизу и маленькая спальня наверху. Я поправила накидку на диване, собрала мусор с пола, сложила в пакет пустые бутылки из-под алкоголя и воды. На кухне нашла метлу и подмела пол.

– Ты поддерживаешь бардак в своей комнате, но тебе не нравится мой бардак. Так получается?

– У меня на полу лежат рисунки, одежда. А у тебя грязь и пустая посуда. Это разные вещи.

– Ну все, хватит. В холодильнике на кухне есть бутылка вина. Возьми бокалы и садись со мной.

Я поставила метлу на место, оглядев еще раз гостиную с чувством удовлетворения. Взяв с кухни бутылку вина, штопор и два бокала, я вернулась к нему, сняла угги и залезла с ногами на диван.

– Я не знаю, зачем я тебя сюда привез. Я не знаю, какого черта мы тут сидим и делаем вид ,что знаем друг о друге все.

– Давай выпьем по бокалу вина, – спокойно сказала я, но сама при этом пить не собиралась.

– А потом ты будешь любить меня?

– Я еще не решила, – я улыбнулась и сняла резинку с волос. Взъерошив рукой свою шевелюру, я подтянула к себе колени и положила на них голову. Он внимательно наблюдал за каждым моим движением, а потому сказал:

– А я решил.

Он выпил бокал вина, на смуглых щеках выступил румянец. Он подсел близко, и я обняла за шею. Его кожа была горячей и мягкой. Я провела рукой по волосам, уткнулась носом ему в щеку. Наконец-то можно к нему прикасаться, чувствовать его тепло на своей коже. Казалось, я ждала этого момента вечность. Вся моя жизнь до этой минуты показалась бессмысленной. Его руки гладили мое тело, которое отзывалось на каждое прикосновение ударами тока. Я любила его, причем так сильно, что, казалось, не выдержу и взорвусь прямо сейчас. Но нужно было не подать виду. Слишком рано, слишком опрометчиво.

***

– …Я всегда считал себя самым лучшим. И, вроде как, это так и было. Школа, универ – с учебой никогда проблем не было. Рос без отца. Мать воспитывала меня одна, работала на двух работах, вкладывала в меня все свои деньги, силы, нервы. Но не опекала меня, как это часто бывает у матерей-одиночек. С раннего детства я был своенравным, независимым и доставлял ей много хлопот. Она не читала мне морали, не била, не наказывала. У нас с ней были теплые, по-настоящему близкие отношения. В ее единственный выходной мы всегда были вместе: гуляли в парке, качались на качелях, ездили за город на пикник.

У нас всегда были деньги. Она покупала мне дорогую одежду, никогда не ограничивала мои развлечения с друзьями. Когда был маленький, особо не задавался вопросом, откуда она деньги эти берет, ведь она работала продавцом в магазине женских шмоток. А когда подрос, стал понимать, что к чему. Подростки очень мнительны, особенно парни. Как-то друг, который жил с нами на одной лестничной площадке, сказал мне о том, чем занимается моя мать по ночам. Типа, подслушал от своих родителей, когда они про нее что-то там говорили между собой. Он рассказал мне, что моя мать спит с разными мужиками, и за это они ей платят деньги.

Я не поверил, стал следить за ней, и все стало сходиться. Она почти каждую ночь выходила из дома около полуночи, садилась в такси, а потом, через три-четыре часа возвращалась домой – тоже на такси. Я вынашивал свою злость примерно неделю. Не мог ни есть, ни спать. А потом не выдержал и устроил ей допрос с пристрастиями по поводу ее ночной подработки. И ей не хватило доказательств, она сломалась и подтвердила, что это не слухи, а правда.

Я ударил ее тогда по лицу и выбежал из дома, в чем был. Две недели скитался по своим друзьям, прятался от их родителей, чтобы не прогнали меня домой и не сдали в милицию. Потом она нашла меня сама. Выследила как-то, хотя я маскировался и на школу забил. Скорее всего, меня кто-то сдал. Она была бледная, глаза впали, на ней не было ни грамма косметики, что на нее было совсем не похоже. Она плакала, умоляла вернуться домой.

Я вернулся, но невозможно описать словами, что творилось тогда у меня в душе. Мне было почти четырнадцать, я уже все понимал, и я понимал, насколько мерзко и отвратительно то, чем ей приходится заниматься ради меня. Я винил во всем только себя, и не мог справиться с этой виной. С тех пор мы почти перестали общаться. Я старался меньше попадаться ей на глаза, а она мудро не навязывала мне свое общество. От былой привязанности не осталось ничего. Я замыкался в себе, уходил в свою тьму, которая меня поглощала все больше и больше. Иногда все казалось простым: мне хотелось простить ее, обнять, поддержать, я видел, как она страдает. Но как только я подходил к ней для разговора, то перед глазами возникали отвратительные, пошлые сцены, в которых она трахается с мужиками в дешевых гостиницах. И к горлу подкатывала тошнота. Я не мог ее простить.

Однажды в мой день рождения на своем письменном столе я увидел новый компакт-диск – альбом группы “Metallica”. Называется ReLoad, перезагрузка, может быть, слышала… Это, наверное, лучшее, что она могла подарить мне в тот момент. Я полюбил рок, а потом всерьез увлекся рок-музыкой. С другом мы организовали свою группу и все вечера репетировали в теплом гараже его отца. Домой я приходил только поесть и поспать. Мы учились работать в команде, сочиняли свои первые песни и даже пытались исполнять их.

Примерно через год у нас состоялся серьезный разговор с матерью. Она клялась мне, что покончила со своим прошлым, что хочет вернуть наши прежние отношения. Она прекрасно выглядела: стройная, привлекательная, совсем еще молодая женщина. Ее повысили на работе до заведующей магазином. По ее глазам видно было, что ее раскаяние искреннее. И я, наконец, простил ее. Отгонял от себя, как мог, свои темные мысли. Мы снова стали общаться, она была первой слушательницей моих песен, которые я писал по ночам.

Она страстно болела за меня, купила мне втайне в кредит дорогущую электрогитару. Я тогда впервые в жизни прямо при ней разревелся. Как ребенок или как идиот. До того неистово счастье рвало мне душу, что невозможно было не зареветь.

Иногда она правила мои тексты, которые находила на смятых листах в моей комнате. И у нее это здорово получалось. Первые свои хиты я написал, благодаря ей и посвятил тоже ей. Мы с друзьями притирались друг к другу, иногда даже дрались на репетициях, но маленькими шагами шли вперед к своей цели. Вскоре мы стали организовывать небольшие самодеятельные концерты для своих друзей и одноклассников. Со временем, концерты стали собирать целую толпу наших поклонников. Мать приходила на каждое такое уличное выступление. Но я никогда не подавал виду, что я знаком с этой молодой женщиной в черных джинсах и короткой кожаной косухе. Ее можно было принять за одну из старшеклассниц, наших фанаток. Только мудрый и взрослый взгляд и то, что она не визжала после каждой песни, выдавал то, что ей намного больше шестнадцати.

Однажды мне пришлось спрыгнуть с импровизированной сцены прямо во время песни и разбить рожу какому-то молокососу, который нагло стал к ней приставать. Она тогда посмотрела на меня с восхищением. Как будто я был героем, хотя я никогда не отличался смелостью.

Она видела, что рок – это моя жизнь, что это то, ради чего я просыпаюсь по утрам. Когда я смотрел по телеку концерты любимых исполнителей, она разрешала мне досматривать до конца, даже если я выключал телевизор уже далеко за полночь. Она понимала меня. Она шла со мной плечом к плечу. Она была мне матерью, другом. Главное – это то, что она была моим другом. Да.

Когда у меня появилась первая девушка, она спокойно сказала мне, что я уже взрослый и могу приводить ее домой. Ненавязчиво она объяснила мне о необходимости контрацепции, сказав со смехом, что шестнадцать – это не возраст для отцовства, даже если я считаю себя очень ответственным человеком.

И я привел девушку домой. Сначала одну. Потом вторую. Потом третью. А потом я перестал их считать. Поклонниц было много, и мне казалось тогда, что они все мне нравятся. Выбрать какую-то одну было непросто: у одной мне нравилась грудь, у другой – задница, у третьей лицо. Такого, чтобы в ком-то все красивое соединилось вместе – не было. Поэтому я с ними просто спал, а потом посылал их… домой. Да, я вызывал такси и посылал их домой, не дальше. Мать была со всеми вежлива, ни разу она не бросила на меня неодобрительного взгляда. Ни разу не сказала мне, что я слишком часто меняю девок.

После школы я поступил в вуз, познакомился с новыми приятелями. Они иногда бывали у меня дома. От рока они были далеки, но на концерты мои приходили постоянно. Я видел, что один из парней, Серж, неровно дышит к моей матери. Он все время ее обхаживал, делал комплименты, глаз с нее не сводил, если она тоже была на концерте. Лишнего он себе не позволял, но все равно, я однажды не выдержал, врезал ему в челюсть так, что она захрустела от удара. И еще прошипел на ухо, что мозги вышибу в следующий раз. Самое забавное, что у Сержа была девушка: миниатюрная девчонка с подведенными черным карандашом глазами. Этот раскрас уродовал ее, но у женщин вообще странные представления о красоте. Девчонка эта постоянно крутилась около Сержа, поэтому я после той стычки успокоился и проводил почти все время в гараже, где мы записывали новую песню. Учеба-гараж-учеба-гараж. А потом я как-то пришел домой и увидел это: на кухонном столе, раздвинув ноги лежала моя мать, а Серж трахал ее стоя – так, что у нее груди подпрыгивали в разные стороны. Задница его сверкала от пота. Играла музыка, стоны раздавались на всю квартиру. Они настолько увлеклись процессом, что не услышали, как открылась входная дверь. Я включил свет в прихожей и, не снимая ботинок, прошел на кухню. Мать вскрикнула, наспех прикрылась скатертью, которую я зло выдернул у нее из рук, после чего ударил ее по лицу наотмашь. Она схватилась за щеку, выбежала из кухни. То, что случилось потом, я с трудом вспоминаю, потому что ярость и тьма застилали мои глаза. Казалось, я ослеп. Я колотил кулаками куда придется, неистово, долго, пока какие-то люди, как позже выяснилось, соседи снизу, два брата, не скрутили меня и не заставили остановиться.

Серж месяц после этого лежал в больнице с сотрясением. Я думал, что он напишет на меня заявление в полицию, но он, почему-то, этого не сделал. Может, эта сука его попросила все замять, пообещав ублажать его до конца своих дней. Я не знаю.

Я снял квартиру с такими же студентами, как я. Пил, накуривался травой, гулял, искал смысл жизни. Музыку забросил, из группы своей ушел, гитару, пьяный, разбил об голову одного из собутыльников. Так четыре года пролетели, даже не успел опомниться. Потом устал от всего, казалось, от самой жизни, понял, что еще немного и выброшусь из окна. Пришел к ней, стал жаловаться на жизнь, она жалела, гладила рукой мои волосы. Я заметил тогда у нее новое кольцо на пальце. Она так и не сказала мне, чей это подарок, но у меня как-будто тогда сердце разбилось снова.

Я устроился работать грузчиком, чтобы не было времени на пьянку. Там, на продуктовой базе, я случайно познакомился с Ти Джеем. У него была своя рок-группа. Та музыка, которую они играли – она была не похожа на ту, что играли мы в школе. Она была не просто крутая, она была нереальная. Космос. Я показал ему, что я умею, показал старые тексты, записи с концертов, и он взял меня к ним. И снова понеслось, завертелось. Рок, тусовки, тексты, песни. Пришел к матери, сказал, что с пьянками завязал, сказал, что на нее зла держать не буду, если она решит устроит свою личную жизнь. Она мне рассказала, что уже давно живет с мужчиной, который любит ее и хочет жениться на ней. Свадьба будет ближайшим летом. Вообщем-то, ей и не нужно было мое разрешение. И я обнял ее, не отпускал долго-долго, а потом уехал, не простившись. И не видел ее с того дня три года. Закончил универ, и всего себя посвятил музыке. Раскрутили группу, выступали на концертах, в клубах и на разных тусовках. Заработал денег, купил себе этот загородный домик, чтобы было куда приезжать после гастролей. Писал песни, играл на гитаре, трахал женщин, и снова искал себя. Да вот беда. Нигде меня не было, нигде себя не находил. Я и до сих пор до конца не знаю, где себя искать…

А потом она пришла ко мне сама, на голове был повязан платок, как у старухи. Лицо бледное, губы странного серого цвета. Старая, больная женщина. Не моя мать. Я вглядывался в знакомые черты и не мог поверить, что это она. Потом, когда у нее из глаз потекли слезы, я подошел, обнял за плечи, и все понял без ее объяснений. Она была больна. Рак завладевает человеком полностью – день за днем распространяет свою гниль все дальше и дальше, не давая больше нормально жить, дышать и, что самое страшное, – мечтать. Она всхлипывала в моих объятиях: такая маленькая, такая беззащитная, такая родная. И я вдруг понял, что ближе нее у меня и не было никого в жизни. Все эти бабы, все друзья, готовые отказаться от меня в любой сложный момент – все это пустое, ненастоящее. А она всегда была и остается тем человеком, которому я был небезразличен. И вот теперь она от меня уйдет навсегда. Сколько ей осталось? Месяц? Два?…

Она умерла через неделю. На моих руках. Мучилась страшно, но светилась вся изнутри и ежеминутно повторяла, что никогда она не была так счастлива, как теперь, когда я держу ее голову на своих коленях. Я молчал, гладил ее по голове и остатки волос клочками прилипали к моим ладоням.Она улыбалась мне сквозь боль, и серые губы дрожали от переполняющего ее счастья. Это было страшно. Эти воспоминания… Они преследуют меня теперь. Они живут во мне, и будут жить вечно. И я злюсь на себя, что поступал с ней так, а она все прощала…

Еще она сказала мне перед тем, как замолчать навсегда, что я ищу не там. Себя ищу не там. Что искать надо не снаружи, а внутри: глубоко-глубоко, там где бьется под ребрами живое, настоящее, горячее…