Читать книгу Мир без конца - Кен Фоллетт - Страница 12

В четверг Мерфин закончил вырезать дверь.

С делами в южном приделе тоже было покончено, строительные леса стояли. Опалубку для каменщиков мастерить не пришлось, поскольку Годвин и Томас намеревались сохранить деньги аббатства, применив тот самый способ работы без опалубки, за который он ратовал. Мерфин вернулся к резьбе и быстро понял, что дверь почти готова. Около часа он подправлял волосы одной из мудрых дев, еще час дорезал глупую улыбку на лице одной из неразумных, но сам не знал, стало ли от этого лучше. Было трудно сказать что-то определенное, и еще он постоянно отвлекался на мысли о Керис и Гризельде.

Юноше всю неделю едва удавалось заставлять себя вести разговоры с Керис. Мерфин изводился и, что называется, сгорал со стыда. Каждый раз, завидев Керис, он вспоминал, как обнимал Гризельду, как ее целовал, как сошелся с нею в самом тесном человеческом единении, а ведь эта женщина ему даже не нравилась, о любви и говорить нечего. Раньше он чуть не всякий миг погружался в блаженные грезы, воображая телесную близость с Керис, но теперь сама эта мысль его пугала. С Гризельдой все прошло благополучно – ну хорошо, не все, но не в том суть: пожалуй, он испытывал бы схожие чувства, окажись на месте Гризельды любая другая женщина, кроме Керис. Сойдясь с Гризельдой, он словно лишил телесную близость всякого смысла, и потому не смел смотреть в глаза девушке, которую любил.

Пока Мерфин разглядывал резьбу, стараясь отделаться от мыслей насчет Керис и прикинуть, пора ли сдавать работу, в собор вошла бледнокожая Элизабет Клерк, красавица двадцати пяти лет, чье лицо обрамляло облако белокурых волос. Ее отец был епископом Кингсбриджа до Ричарда Ширинга. Подобно Ричарду он жил в епископском дворце в городе Ширинг, однако частенько бывал в Кингсбридже, и случилось, что запал на служанку из «Колокола», будущую мать Элизабет. Будучи незаконнорожденной, Элизабет весьма остро воспринимала любые намеки на свое положение в обществе, не терпела ни малейшего неуважения и обижалась по всякому поводу. Но Мерфину Элизабет нравилась: умная, красивая, – а когда ему было восемнадцать, позволяла целовать и гладить ее плоские груди, напоминавшие две плошки; он хорошо помнил, как твердели соски под осторожными прикосновениями. Отношения оборвались из-за того, что для него было сущей ерундой, а вот для нее оказалось чем-то непростительным: юноша имел глупость пошутить про распутных священников, – однако Мерфин по-прежнему питал к ней теплые чувства.

Элизабет тронула его за плечо, потом посмотрела на дверь. Ее рука будто сама собой поползла к губам, и девушка охнула:

– Как живые, честное слово!

Мерфин был польщен: Элизабет всегда отличалась скупостью на похвалы, – но все же счел необходимым проявить скромность и смирение.

– Я просто сделал их разными, а на старой двери все девы были одинаковые.

– Скажешь тоже: просто… Они выглядят так, будто готовы сойти с двери и заговорить с нами.

– Спасибо.

– Имей в виду: ничего подобного в соборе еще не было. Что скажут монахи, ты подумал?

– Брату Томасу вроде нравится.

– А ризничему?

– Годвину? Не знаю. Если поднимется шум, пойду к приору. Антоний вряд ли захочет заказывать новую дверь, ведь тогда придется платить дважды.

– Что ж, в Библии не сказано, что они все были на одно лицо, – задумчиво произнесла девушка. – Там лишь говорится, что пять мудрых подготовились и встретили жениха, а пять неразумных ждали до последнего, не позаботились залить в светильники масло и потому не попали на брачный пир. А Элфрику ты уже дверь показывал?

– Зачем? Его это не касается.

– Он же твой мастер.

– Его волнуют только деньги.

Элизабет не согласилась.

– Беда в том, что ты лучше его в вашем ремесле. Это стало ясно несколько лет назад и всем известно. Элфрик никогда этого не признает, но именно потому он тебя ненавидит. Смотри, как бы тебе не пожалеть.

– Вечно ты все видишь в черном цвете.

– Вот как? – обиделась Элизабет. – Что ж, поглядим. Надеюсь, я ошибаюсь.

Она было собралась уходить.

– Погоди.

– Что?

– Я правда очень рад, что тебе понравилось.

Девушка не ответила, но, кажется, несколько смягчилась. Помахав на прощание рукой, она ушла.

Мерфин признался себе, что дверь готова, и обмотал свой труд грубой мешковиной. Все равно предстоит показать дверь Элфрику, так почему бы и не сейчас. Дождь-то прекратился, по крайней мере на время.

Юноша попросил одного из работников помочь ему с переноской двери. У строителей имелся особый способ перетаскивания тяжелых и громоздких вещей. На землю клали два крепких шеста, а на них поперек укладывали посредине доски, служившие основанием для груза, и на эти доски затаскивали тяжесть; затем двое мужчин вставали спереди и сзади досок и поднимали шесты на плечи. Такую конструкцию называли носилками и применяли, к слову, для доставки больных в госпиталь.

Но даже на носилках дверь оказалась очень тяжелой. Мерфин, правда, успел привыкнуть к переноске тяжестей, благо Элфрик не давал ему поблажек из-за хрупкости телосложения, и в результате, к собственному удивлению, он изрядно нарастил мышцы.

Вдвоем с работником они занесли дверь в дом Элфрика. Гризельда сидела на кухне. Она на вид становилась крупнее с каждым днем, и без того пышная грудь грозила вывалиться из платья. Мерфин терпеть не мог ссориться с людьми, поэтому попытался проявить учтивость.

– Хочешь посмотреть мою дверь?

– Чего я там не видела?

– Она резная. Я вырезал притчу о мудрых и неразумных девах.

Гризельда невесело усмехнулась:

– Только не надо мне про дев.

Пронесли дверь во двор. Мерфину подумалось, что он напрочь не понимает женщин. После той близости Гризельда была с ним неизменно холодна. Если таково ее истинное отношение к нему, то зачем, спрашивается, соблазняла? Она ясно давала понять, что больше близости не желает. Он бы охотно уверил ее, что разделяет ее чувства – его буквально воротило от воспоминаний, – но это было бы оскорбительно, и потому Мерфин молчал.

Носилки опустились на землю, и работник ушел. Коренастый Элфрик, наклонившись над кучей деревяшек, пересчитывал доски, постукивал по каждой квадратным бруском в пару футов длиной и цокал языком, как делал всегда, когда ему выпадало поразмыслить. Он сердито посмотрел на Мерфина и вернулся к своему занятию, а юноша молча снял с двери мешковину и прислонил дверь к груде камней. Он чрезвычайно гордился своей работой: еще бы – он следовал установленному канону, однако сумел сотворить нечто свое, нечто такое, отчего люди восторженно ахали. Поскорее бы эту дверь навесили на петли в соборе.

– Сорок семь, – буркнул Элфрик и, наконец, повернулся к Мерфину.

– Я закончил дверь, – гордо сказал юноша. – Как она вам?

Элфрик окинул дверь оценивающим взглядом. Ноздри его крупного носа раздулись – верно, от удивления, – а затем он без предупреждения ударил Мерфина по лицу бруском, которым пересчитывал доски. Брусок оказался увесистым, так что удар вышел сильным. Мерфин вскрикнул от боли и от неожиданности неловко попятился, оступился и упал.

– Кусок дерьма! – выкрикнул Элфрик. – Ты обесчестил мою дочь!

Мерфин рад был бы возразить, но мешала кровь, заполнившая рот.

– Да как ты посмел? – прорычал Элфрик.

Будто дождавшись сигнала, из дома выскочила Элис.

– Змея! – взвизгнула она. – Пробрался, аспид, в наш дом, опозорил юную девушку!

«Притворяются, что узнали случайно, – подумал Мерфин. – Но на самом деле все спланировали заранее». Он сплюнул кровь и ответил:

– Обесчестил? Она не была девушкой!

Элфрик замахнулся вновь. Мерфин сумел увернуться, однако брусок болезненно задел его по плечу.

Элис не унималась:

– Как ты мог поступить так с Керис? Моя бедная сестренка! Когда она об этом узнает, это разобьет ей сердце.

Мерфин не замедлил уколоть в ответ:

– А ты, конечно, поспешишь ей сообщить, сволочь.

– Знай, ты не сможешь жениться на Гризельде тайно! – воскликнула Элис.

– Жениться? – Мерфин изумился. – Я не собираюсь на ней жениться. Да она меня ненавидит!

Тут из дома вышла Гризельда.

– Я не хочу выходить за тебя замуж. Но мне придется. Я беременна.

Мерфин уставился на нее.

– Это невозможно. Мы были близки всего один раз.

Элфрик грубо рассмеялся:

– Достаточно и одного раза, олух ты этакий.

– Я не женюсь на ней.

– Значит, вылетишь вон. – Мастер был непреклонен.

– Вы этого не сделаете.

– Почему же?

– Да плевать! Я на ней не женюсь.

Элфрик отложил брусок и взялся за топор.

– Боже милостивый! – вырвалось у Мерфина.

Элис сделала шаг вперед.

– Элфрик, только не убивай.

– Отойди, женщина. – Мастер вскинул топор.

Мерфин на четвереньках быстро пополз по двору, страшась за свою жизнь.

Элфрик опустил топор, но не на Мерфина, а на дверь.

– Не-ет! – завопил юноша.

Острое лезвие вонзилось в лицо длинноволосой девы и расщепило его надвое.

– Прекратите! – вскричал Мерфин.

Элфрик вновь занес топор и с силой опустил. Дверь раскололась.

Мерфин вскочил на ноги. К своему стыду, он ощутил слезы на щеках.

– Вы не имеете права! – Хотелось кричать во весь голос, но с губ срывался разве что шепот.

Элфрик поудобнее взял топор и повернулся к подмастерью.

– Отойди, козявка, не искушай меня.

Мерфин углядел в его глазах безумный блеск и отступил.

Элфрик обрушил топор на дверь.

Мерфин стоял и смотрел, а по щекам текли слезы.