Читать книгу Каждый дар – это проклятие - Кэролайн О’Донохью - Страница 11

Выйти из комнаты совершенно бесшумно невозможно, а я не могу вечно торчать за книжным шкафом, поэтому просто выхожу и делаю вид, что ничего не видела.

– Мэйв! – восклицает Лили озадаченно.

– Я ничего не видела! – громко говорю я и торопливо выхожу через дверь на крыльцо.

Фейерверк продолжается, и Фиона сжимает свой напиток, устремив взгляд прямо в небо. Вспышка лиловых искр озаряет ее лицо, по щекам текут слезы. Я обнимаю ее.

– Ты в порядке, подруга?

– Да, – говорит она, сжимая меня в ответ. – Просто мне немного страшно, в этом дело.

Я киваю, потому что и мне ситуация кажется немного страшной. Не такой страшной, как «конец света», к которому мы привыкли. Но страшной, потому что она входит в новый мир, в котором уже наполовину находится Ро. Мир взрослых.

Мы наблюдаем за фейерверком вместе, перекидываясь обрывочными фразами. Ночное небо теперь походит на мысленную картину в моем сознании, когда я пытаюсь запустить свой «процесс». От этой мысли «процесс» невольно запускается.

Разноцветные вспышки смешиваются с цветами всех окружающих меня людей. Красные и желтые, темно-синие и бутылочно-зеленые. Все их секреты и тревоги перетекают в меня, все их семейные проблемы, имена их домашних животных. Я стараюсь не перегружать себя этим и не обращать слишком много внимания на подробности.

Трудно заниматься телепатией на вечеринке.

– Эй, – раздается у меня за спиной голос Лили. Я поворачиваюсь и ухмыляюсь.

– Ну как, нравится вечеринка? – спрашиваю я.

– Ничего никому не говори, слышишь?

– Случайно оказались под омелой?

– Заткнись.

Когда Лили только вернулась из реки, я думала, она никогда не станет прежней. И была права. Она не стала прежней. Это уже не та Лили, с которой я росла, не застенчивый ребенок, увлеченный фэнтези-романами. Она другая, она постоянно меняется. Она оригинальная, добрая, остроумная и красивая, и я чувствую, как моя грудь разрывается от гордости за то, что именно я узнала ее первой.

Наступает полночь, и температура опускается ниже нуля. Около пятнадцати человек залезают на батут в саду Холли. Мы сняли обувь, а телефоны разложили по чашкам. Играют рождественские песни. Даже завернувшись в пальто и одеяла, я все равно чувствую, как быстро моя задница впитывает сырость батута. Но это стоило того чудесного момента. Единственные источники освещения – звезды и оранжевые огоньки сигарет. Лили и Марк больше не пытаются подойти поближе друг к другу, и я размышляю над тем, что это в их духе. Они оба скрытные. Или Марк всегда казался таким, насколько я его знаю. В конце вечера он возьмет у нее номер телефона, и вскоре мы с Лили будем вместе ходить на двойные свидания.

В воздухе слышатся хлопки крыльев, я поднимаю голову и замечаю Паоло. Я подталкиваю локтем Фиону. Вдруг он принес какие-нибудь сведения о Ложе.

– Пойду прогуляюсь, – говорю я. – Подышу воздухом.

– Я тоже, – одновременно отзываются Фи с Лили.

– Только если вы хотите поблевать, смотрите, чтобы вас не стошнило на розы, – предупреждает нас Холли.

В конце сада стоит каменная ванна для птиц, скорее декоративная, чем функциональная, но Паоло садится на нее и ждет нас. Фиона протягивает руку, и он летит к ней, как дрессированный ястреб. Закрыв глаза, Фи гладит его чернильные перья.

– Пока ничего, – говорит она, снова открывая глаза. – Но, с другой стороны, он исключил уже много мест.

– А что так долго? – спрашиваю я. – Наверняка в Килбеге не так уж много фальшивых замков?

– Паоло – птица, – раздраженно говорит Фиона. – Он не знает, что такое «замок», как мы с тобой. Он просто видит формы. Он как бы делает снимки в своем мозгу и показывает их мне, а я говорю, насколько он близок к разгадке. И чем дальше, тем ближе он подходит к ответу.

– И какие же снимки он принес сегодня?

– Ну, например, показал мне большой супермаркет «Олди».

– «Олди»? О боже, да так мы будем искать целый год.

– Прояви чуточку терпения.

– Не знаю, насколько мы это можем позволить себе, – говорю я. – Мы только что узнали, что Лорна встречалась с одним из «Братьев целомудрия». Она точно отправилась в Ложу.

Фиона прикусывает губу.

– Паоло старается изо всех сил.

– Не сомневаюсь, – дипломатично вставляет Лили. – Но он… всего лишь птица.

– Не просто птица, – возражает Фиона. – Он как бы… Он часть меня.

Мы с Лили молча переглядываемся, потом смотрим на Фиону, что странно, потому что обычно мы так переглядываемся с Фионой, когда Лили говорит о реке, испытывая смутное чувство, как будто что-то понимаем и одновременно нет.

– Да, звучит безумно, – признается Фиона, тоже ощущая наше напряжение. – Но именно благодаря ему я перестала… ну, знаете.

Она неопределенно машет рукой, как будто что-то режет.

Я стараюсь не показывать своего изумления. Я думала, Фиона перестала калечить себя больше месяца назад, когда была жива Хэзер Бэнбери. Я и не знала, что она продолжала.

– Не то чтобы я это делала часто, – торопливо добавляет Фиона. – Просто, знаете, после похорон все казалось таким мрачным и напряженным. Мне нужно было… – она закрывает глаза, – как-то расслабляться. Но затем я заметила, что Паоло от этого тоже страдает. И больше не могла расстраивать его. Ну ладно, – резко подводит она итог. – Он обязательно найдет Ложу. Я в него верю.

Мы возвращаемся к батуту и пролезаем обратно через черную сетку. Моим глазам требуется секунда, чтобы перестроиться, но я вижу, что теперь на нашем прежнем месте лежит парочка.

И один из них Марк. Целуется с кем-то. Когда не прошло и часа с тех пор, как он подарил Лили первый в ее жизни поцелуй.

– Это еще что за хрень?! – кричу я внезапно.

Зачем я кричу? Да, он ведет себя как последняя мразь, но зачем же кричать?

Это дерьмовое поведение, но разве можно кричать? Марк внезапно приходит в себя и либо вспоминает свой поцелуй с Лили, либо сожалеет о своем нынешнем поцелуе.

– Блин.

Марк поворачивается к Лили.

– Извини… – неловко мямлит он. И будь я потрезвее, наверное, позволила бы себе поверить в его искреннее сожаление.

Но я не настолько трезва. А он не настолько искренне извиняется.

– Лили О’Каллахан? – с отвращением произносит Бекки. – Марк, да ты хоть знаешь, какая она на самом деле?

Я чувствую, как что-то подступает в ее горле, готовое выскочить на свет – какое-то длинное перечисление ужасных фактов про Лили, список ее прегрешений, как реальных, так и воображаемых. Все что угодно, лишь бы отгородить себя от того факта, что она целовалась с тем же парнем, что и Лили О’Каллахан, самая жалкая чудачка во всем классе.

– Бекки Фогарти, – огрызаюсь я, прежде чем она успевает произнести хотя бы еще слово. – А ты знаешь, что Холли с Фионном называют тебя «Бекки Соплежуйка»?

– Что? – Бекки содрогается, будто попав под град.

– Это еще не все, – продолжаю я, вспоминая все обрывки мыслей, которые уловила во время фейерверка. – Бекки-уродина, Бекки – полнейшее дерьмо.

– Мэйв, – резко, на вдохе произносит Холли, напоминая мне, что это ее вечеринка.

– Ты даже не нравишься своим подругам, Бекки, так что я на твоем месте не слишком бы беспокоилась о репутации Лили.

– Успокойся, хватит, – дергает меня за рукав Фиона.

– Да как ты смеешь? – гневно восклицает Бекки. – С какой кстати…

– Потому что ты все время врешь и постоянно болтаешь о каких-то глупостях, – заканчиваю я. – Ладно, уходим отсюда.

Лили и Фиона настолько поражены, что застыли на месте. Я ощущаю, как меня рассматривают девочки, которых я едва знаю, и мальчики, чьих имен я не помню. Рассматривают, скрывшись за огоньками зажженных сигарет. Сейчас самое время остановиться. Но я вижу глупое лицо Марка, который переглядывается с парнем с другой стороны батута – типа, мол, «ты только посмотри на этих придурочных», и я вихрем бросаюсь к нему.

– А тебе было бы вообще за счастье встречаться с Лили, – не унимаюсь я.

– Мэйв, – дергает меня за плечо Лили.

– Хватит пьяных драм, Мэйв, – говорит Холли, отчаянно пытаясь восстановить порядок на вечеринке, которая до этого была очень успешной. – Просто уходи. Не могу поверить, что я вообще тебя пригласила.

– Да, – выплевываю я в ответ. – А я не могу поверить, что ты не пригласила того парня, с которым изменяешь Фионну.

Затем я поворачиваюсь к ошарашенному Фионну, который вообще ничего мне не сделал.

– Надеюсь, тебе нравится татуировка.

– Ты сука, – рычит Холли. – Ты всегда была мерзкой сукой.

И тут я со всего размаха бью ее по лицу. Все происходит как бы в замедленной съемке, как будто я смотрю фильм про кого-то другого.

– Господи Иисусе! – кричит один из парней.

Холли пытается ударить меня в ответ, но теряет равновесие на батуте и падает вперед, внезапно наваливаясь на меня всем весом.

Уголком глаз я вижу Лили, освещенную лунным светом, с искорками статического электричества в волосах. О боже! Лили собирается устроить вспышку – чтобы защитить меня. Потому что я попыталась защитить ее.

– Отвали! – кричу я, пытаясь отпихнуть Холли от себя.

Все это так глупо, похоже на борцовский ринг, но в то же время достаточно тревожно, чтобы запаниковать. Разлившаяся внутри меня ярость по поводу Лили начинает превращаться во что-то другое, более сильное и стремящееся поглотить своего хозяина.

Я освобождаю руку и ударяю Холли по лбу. Это не производит особого эффекта, но выражение ее лица меняется. Глаза теряют цвет, становятся мутно-белыми. Прямо как у Ро. И у Аарона.

Она так громко кричит, что привлекает внимание любопытного Паоло, приземляющегося в центр батута. Холли переворачивается, и теперь все видят ее глаза. Светящиеся белые радужки, словно кошачьи зрачки посреди темной дороги.

Наступает мертвая тишина. А затем все начинают визжать и кричать:

– Что ты наделала!

– Холли! Холли! Холли!

– Гребаная Мэйв Чэмберс. Я знала, что не надо было приглашать ее.

Затем Холли моргает. Глаза ее возвращаются в нормальное состояние, но сделанного уже не исправить. Волосы Лили потрескивают от статического электричества, ее тело бьет током. Паоло в бешенстве взлетает и садится, взлетает и садится – такое впечатление, что он собирается выколоть кому-то глаза.

– Паоло! – кричит Фиона. – Прекрати!

Паоло успокаивается, как собачка, которая внезапно вспоминает, чему ее учили в школе дрессировки. То, что сорока так послушно выполнила приказ Фионы, вызывает еще больший ужас. Милой, нормальной Фионы, девушки, которая всем нравится.

– Это еще что…

– Фиона? И ты туда же?

– Это твоя птица? Ты командуешь птицей?

– Кто ты?

– Значит, это правда? Господи Иисусе.

Мы втроем бежим обратно к дому, бросив обувь, даже не попытавшись ничего объяснить. Босые ноги Лили искрятся на росистой траве, электричество стекает с нее как слой пота.

Не осталось никаких сомнений. Мы выглядим как ведьмы.

Не остается ничего другого, как идти босиком к моему дому вдоль берега реки. Холодный моросящий дождь стекает по нашим волосам, проникает под одежду, пробирая до костей. Ступни режет гравий, и все же я согласилась бы на еще большую физическую боль, лишь бы не подвергаться яростным нападкам со стороны Лили и Фионы.

– Что это было, Мэйв? – шипит Фиона. – С какой стати ты взбесилась? Это было так… жестоко. И не нужно.

– Я… – я запинаюсь. – Бекки Фогарти собиралась сказать что-то такое же ужасное о Лили. А Марк… То он целуется с Лили, то, не успела она отойти, целуется с кем-то другим. Что это, черт возьми, такое?

– Спасибо, что всем рассказала, – жалобно говорит Лили. – Поделилась со всеми личным моментом. Правда. Не знаю, как и благодарить тебя.

– Я тебя защищала, – подчеркиваю я. – Мне показалось, он доставил тебе боль. Это было ужасное поведение с его стороны.

– Я что, по-твоему, стеклянная? – говорит Лили, и в ее голосе звучит искреннее непонимание. – Не нужно меня защищать, Мэйв. Тем более от какого-то случайного парня на вечеринке, который целуется со всеми подряд. Это вечеринка. Я знаю, как они устроены.

Слова Лили звучат совершенно логично, но я не могу избавиться от ощущения, что моя работа – защищать ее. Это инстинкт, яростный и смертельный, бегущий по моим венам, как по ее венам струится электричество.

– Так ты не злишься? – спрашиваю я. – Не злишься на него за то, что он поцеловал тебя, а потом поцеловал Бекки Фогарти?

При этих словах Лили охватывает ярость. Она не просто повышает голос, а кричит на меня:

– Я была рекой!

И река как будто слышит ее. Она как будто немного ярче сверкает, отражая огни фонарей.

– Я была рекой, Мэйв, как ты этого не поймешь?

Лили прикрывает глаза ладонями. Как будто отблески реки доставляют ей боль.

– Там полно костей. Костей, истертых почти до пыли; полно выпавших из карманов ключей, полоски кожаных бумажников, обглоданных рыбами. Это все было частью меня. Думаешь, мне не все равно? Что какой-то случайный парень, который рано или поздно умрет, поцеловал меня на вечеринке, а потом поцеловал кого-то еще?

– Да, – шепчу я. – Да. Потому что ты река, но ты также и девочка.

Она пристально смотрит на меня. Фиона уже ускорилась, обхватив себя руками, чтобы немного согреться.

– Фи, – зову я ее. – Не спеши.

– Я просто не понимаю, почему ты это сделала, – говорит она безэмоциональным тоном. – Чего ты на них налетела? Почему выдала их секреты?

Я борюсь, пытаясь найти слова, чтобы описать то, что и сама до конца не понимаю. – Лили…

– Вот хватит этого… – огрызается она. – Тебе это явно доставляло удовольствие. Тебе нравится быть жестокой.

Я не перечу ей. Честно говоря, я даже не знаю, что сказать в ответ.

– Твой сегодняшний поступок будет иметь последствия, понимаешь? Ты вообще осознаешь это?

Паоло садится на ограду вдоль реки, склонив голову набок и рассматривая Фиону с выражением: «Ты как, в порядке, дорогуша?»

– Как поступит Бекки, когда поймет, что ее знакомые действительно ее презирают? Что будет с Холли и Фионном?

– Думаю, Бекки найдет себе новых знакомых, которые будут слушать ее, открыв рты, – отвечаю я, делая вид, что все просто. – Ну а Холли с Фионном, наверное, расстанутся. Или, не знаю, переживут как-нибудь. Как это делают «популярные» ученики и ученицы.

– Как? – резко спрашивает Фиона. – Наладить отношения в школе уже не получится. А скоро все разойдутся навсегда. Ты, возможно, только что изменила траекторию всей их жизни.

Чувство вины холодом погружается в желудок, черной змеей затягивается в узел.

– Не преувеличивай. Кроме того, подумаешь, какие у них заботы. Не чета нашим. Подумаем лучше о нас.

– Да, – говорит она с отвращением. – Подумаем о нас.

Я надеялась, что после того, как мы придем ко мне, холод немного растает, но ошибалась. Девочки одалживают у меня обувь, вызывают такси и ждут в тишине. Атмосфера не улучшается, даже когда они садятся за мой кухонный стол, уставившись в свои телефоны.

– Холли ослепла, – пытаюсь я снять напряжение. – Может, поговорим хотя бы об этом?

Они откладывают телефоны нарочито агрессивно, как будто их об этом сердито просят родители за обедом.

– Думаю, теперь об этом будут вспоминать еще долгое время, – категорично заявляет Лили. – Завтра о происшествии точно напечатают в газете.

– А все же, есть какие-то предположения? – настаиваю я. – То же самое случилось той ночью с Ро и Аароном. Только на минуту, и когда я очень разозлилась.

Фиона снова просматривает свой телефон.

– Может, твой талант развивается, – рассеянно говорит она. – Может, он становится лучше с каждым разом, как ты ведешь себя как стерва.

– Фиона, я же сказала, что сожалею, и извинилась.

– Но не перед ними.

– О боже, Фи, успокойся уже! Ладно, извинюсь и перед ними. Давай поговорим о слепоте, ладно?

– Раньше я нравилась тем людям, Мэйв, – говорит Фиона. – Они неплохо ко мне относились.

Я напрягаюсь.

– И что это должно значить?

Она смотрит на меня сквозь полуприкрытые веки, словно я сама должна догадаться.

– Ты же читаешь мысли, – огрызается она.

Мне не нужно читать ее мысли. Подружившись со мной, она закрыла для себя некоторые дороги, отказалась от некоторых преимуществ, и теперь, хотя бы на минуту, хочет вызвать во мне чувство вины.

– Что ж, извини, что тебе пришлось променять популярность и обыденность на чудаковатость и необычность, – огрызаюсь я.

Это жестко. Слишком жестко. Но ведь, в конце концов, Фиона выиграла. Она будет сниматься в сериале, как раз потому что десять месяцев назад решила подружиться со мной. Предположение слишком нелепое, чтобы произносить его вслух, но Фиона все равно строго смотрит на меня, словно догадывается, о чем я думаю. Потом встает и говорит:

– Я ухожу.

Они обе уходят, и я остаюсь одна. Сижу и дрожу в мокрой одежде.

Никаких веских причин идти в школу у меня нет. Мы с Ро не договаривались о встрече; кроме того, этим я ничего никому не докажу. Но меня добивает как раз одиночество; меня охватывает паранойя и чувство нереальности происходящего, как будто вокруг одни ловушки. Я хочу найти что-нибудь реальное, настоящее, что-то принадлежащее и подвластное мне.

В конце концов мне становится так одиноко, что я готова скорее поговорить с призраками, чем вообще ни с кем.