Читать книгу Нелюдь - Кэт Фоллз - Страница 10

Пользуясь слабым светом от моего диска, Эверсон быстро обшарил полки, нашел марлевую повязку и кинул ее мне:

– Прижми к ране, это замедлит кровотечение.

Я осторожно прижала пакет к ране, почувствовав укол боли. У меня не было ни единой лишней минуты, а тут я оказалась в западне, да еще и с раной.

– Кто был этот мерзавец?

Эверсон проверил руками по обе стороны от двери в поисках выключателя.

– Просто вор, который превратил Арсенал в подобие личного мини-супермаркета. – Он подошел и присел на корточки возле меня. – Выключатель, похоже, снаружи. Покажи мне руку.

Я приподняла окровавленную марлю и чуть не вскрикнула: этот дикарь разрезал мне руку на три дюйма – без всякой причины. Да что они за люди? Что здесь считается цивилизованным поведением – не съесть соседа заживо?

– Могло быть и хуже, – Эверсон потянулся за бутылочкой перекиси водорода, стоящей на полке.

– Да уж, прямо повезло, – проворчала я. Хорошо хоть, прививка против столбняка еще действовала.

– Тебе повезло больше, чем охраннику, в которого Рейф всадил нож, когда тот случайно зашел в кладовую, где Рейф в это время хозяйничал.

Так мне на самом деле повезло!

– Ты можешь прибавить яркость диска? – Эверсон открыл новый перевязочный пакет.

Я подняла диск и только тут вспомнила, что все это время шла непрерывная запись. Если я выживу и смогу привести записи в порядок, получится чертовски интересный фильм. Я коснулась диска пальцем, и экран озарился изумрудным светом – не столь ярко, как фонарик, но достаточно, чтобы видеть, что делаешь.

Я сидела, прислонившись к двери – все остальные стены были заняты полками. Эверсон пригнулся, осторожно взял мою руку, наклонил ее и полил рану перекисью. Я вздрогнула от боли, а он осторожно стер марлей лишнюю жидкость. Движения его были неторопливыми и уверенными. Впрочем, неудивительно, учитывая, сколько врачей было в семье. Когда он наклонился над раной, чтобы перевязать ее, я поймала себя на желании провести ладонью по ежику его коротко стриженных волос. Не в смысле неловкого кокетства – мне просто хотелось почувствовать это ощущение.

В этот момент он поднял голову, увидел мой пристальный взгляд, и я немедленно пожалела, что не могу провалиться сквозь пол. Я быстро схватила диск и притворилась, что пытаюсь позвонить кому-то.

– Позвонить никому не получится, – сказал Эверсон, вставая и укладывая остатки перевязочных материалов обратно на полку. – Патрули глушат сигнал.

– Зачем?

– Они не хотят, чтобы какая-то информация просочилась на Запад. Поэтому у нас здесь нет ни дисков, ни камер – никаких записывающих устройств. По идее, я должен был бы конфисковать твой диск.

Он двинулся в мою сторону, и я невольно покрепче вцепилась в диск, но Эверсон просто подошел к двери и принялся колотить по ней, пытаясь привлечь чье-нибудь внимание.

– Я уложил Кэсси поспать на одну из пустых коек в лазарете. Мне нужно доставить ее в лагерь для сирот, пока кто-нибудь не отправил ее обратно через мост.

– Ты уже проверил ее кровь? – Я очень надеялась, что девочка не заразилась.

– Да, результаты чистые у обоих. Пара врачей пытаются спасти ее отца, но, боюсь, уже слишком поздно. Он потерял много крови.

А я тут сидела и жалела о потерянном времени. Конечно, каждый час имел значение для моего отца, если он хотел избежать казни, но для того покалеченного мужчины разница между жизнью и смертью измерялась минутами.

Эверсон снова принялся барабанить в дверь. Когда это не принесло никаких результатов, он тоже сполз по стене и уселся рядом со мной, касаясь плечом моего плеча, закрыв глаза и сердито закинув голову назад, так что напряглись мускулы на шее.

– В следующий раз, когда я поймаю этого урода, я ему челюсть сверну.

В обычной жизни подобная угроза заставила бы меня испуганно отодвинуться, но сейчас я даже ухом не повела. Эверсон явно умел держать себя в руках. А может, мне так казалось, потому что он по-прежнему напоминал моего любимого огромного дога Самсона. Но Эверсон не был собакой, он был охранником, работающим на «Титан», и я едва знала его. К тому же по эту сторону стены схожесть с животным вряд ли могла считаться комплиментом.

– Почему мы на Западе ничего не знаем о том, что происходит здесь? – спросила я.

– «Титан» тщательно охраняет всю информацию. Все наши переговоры, телефон, радио и даже письма – все просматривается. Письма вообще можно писать только на другие базы. Пока мы находимся на службе возле стены, нам запрещено разговаривать с любыми гражданскими лицами. – Он искоса глянул на меня, приподняв темную бровь. – Так что я уже нарушаю правила.

Он что, пытался флиртовать со мной? Да нет, невозможно. Роботы не флиртуют.

– А когда вы уезжаете домой? Что может помешать вам рассказать тогда?

– Наша служба считается особо секретной, – сказал Эверсон. – Если охранник разгласит какие-либо сведения о том, что он видел или делал здесь, его ожидает военно-полевой суд.

Мы сидели, соприкасаясь плечами и бедрами, и я начала чувствовать легкую неловкость. Возможно, охранники, привыкшие жить в скученных условиях, даже не замечали этой постоянной близости друг к другу, но я к этому не привыкла. Я еще никогда не была физически так близко к кому бы то ни было, кроме отца и Ховарда. Я раздумывала, заметит ли Эверсон, если я слегка отодвинусь, и вообще, вызовет ли это какую-то реакцию. В результате я осталась сидеть там, где была, побоявшись обидеть одного-единственного охранника, который мог мне помочь.

– Я только не понимаю, почему никто не обратил внимания на мутировавших людей вокруг еще до того, как построили стену?

– Они стали появляться всего за несколько лет до окончания строительства стены. Во время первой волны заражений ты либо умирал от лихорадки, либо сходил с ума, вот и все. Сейчас мы наблюдали все больше несмертельных штаммов, потому что, когда зараженный переживает лихорадку, он заражает этим штаммом других.

– Я все равно не понимаю, зачем делать из этого такой секрет? Что случится, если мы узнаем, что люди теперь не умирают от заражения, а мутируют? – Я с трудом выдавила это слово.

– Подумай сама. Ты же знаешь, с какой быстротой люди покинули зараженную местность. У многих на зараженных территориях остались родные и близкие. Что, если они так и не узнали, живы их родственники или погибли? Если люди узнают о шансе, что кто-то из их семьи остался в живых, они сделают все, чтобы их найти. Они будут искать любые пути пересечь карантинную линию. – Эверсон бросил на меня быстрый взгляд. – Когда боишься за любимого человека, тебе все равно, чье здоровье ты подвергаешь опасности, даже если свое собственное.

Удар попал в цель.

Стало быть, по логике компании, все обитатели Запада должны были оставаться в неведении о происходящем, пока не будет найдена вакцина против вируса. Я вспомнила что-то, что Эверсон сказал в кабинете у деда:

– Если у твоего деда есть восемнадцать разных штаммов вируса, означает ли это, что люди могут превращаться в восемнадцать разных животных?

– На самом деле в пятьдесят. Заражение происходит всего один раз, но существует пятьдесят различных штаммов вируса «Ferae», каждый из которых несет в себе ДНК определенного животного. Пока дедушка не соберет образцы всех штаммов, он не может создать вакцину или лекарство от вируса.

– Но откуда вам известно, что штаммов именно пятьдесят?

Опершись руками на колени, Эверсон пристально разглядывал свои длинные пальцы.

– Ты в курсе, откуда вообще взялся вирус? – Голос его звучал напряженно.