Читать книгу Не отпускай меня никогда - Кэтрин Райан Хайд - Страница 3

Как ни крути, Кертис Шенфельд был редкостным придурком, и Грейс всегда об этом знала. Непонятно, с чего она вдруг прислушалась к его словам и позволила себя задеть.

Зачем вообще поверила такому?

Поверила же, вот в чем подвох.

Иногда даже самый добрый человек может взять и накричать на тебя, если ты слишком много болтаешь, а он в это время думает о своем или переживает из-за чего-то – ну, знаете, всякое случается. А с придурками все наоборот. Бывает, ляпнут какую-нибудь гадость, а она вдруг окажется правдой.

Был вечер субботы, и они пришли на собрание в церковь. Не на службу, а просто в церковь. Там была специальная комната, где проводили уроки рукоделия, совместные ужины и занятия воскресной школы, – но до воскресной школы оставался еще целый день.

Некоторые называли это «собранием с детьми», потому что к программе присоединилось много новичков, которым было не с кем оставить малышей. Услуги няни стоили слишком дорого, и детей брали с собой. Комната была большая и длинная, поэтому взрослые устраивали собрание в одной половине, а дети занимались своими делами в другой.

Детям надлежало вести себя тихо. Взрослым позволялось шуметь.

На собрании выступал парень, который любил повсюду вворачивать словечко на букву «б». Грейс он не нравился. Злой какой-то, вечно срывался на всех без разбору – даже на тех, кого видел в первый раз. И постоянно вставлял это самое слово, которое начиналось на букву «б» (Грейс такие дурные слова старалась не повторять).

– Нет, правда, – жаловалась она маме. – Заладил, как попугай! Купил бы уже словарь, что ли.

Не то чтобы Грейс это задевало, слово на букву «б» она знала и слышала много раз. Но звучало грубо.

Короче говоря, Грейс сидела в противоположном конце комнаты вместе с Кертисом Шенфельдом, Анной и Ривер Ли. Анна и Ривер Ли играли в микадо; Кертис в игре не участвовал, потому что сидел в инвалидной коляске и не мог дотянуться до пола. У него была какая-то болезнь позвоночника: «спина-что-то-там». Когда Кертис говорил про свою болезнь, он всегда ставил ударение на «и» – «спИна». Однако Грейс твердо знала, что в слове «спина» ударение ставится на «а», а Кертис просто лентяй или совсем дурак. Он был старше Грейс – наверное, лет двенадцать. В двенадцать лет полагается знать такие простые вещи.

Грейс тоже не стала играть в микадо, чтобы Кертису было не так обидно. Великодушный поступок, правда? А Кертис повел себя как самый настоящий вонючка – удачно выбрал время, ничего не скажешь, возмущенно думала Грейс.

Она так и заявила. И ни секундочки не жалела об этом.

В общем, Кертис наклонился к Грейс (голова у него была огромная, а лицо красное) и сказал:

– Я слышал, твоя мама уже не с нами.

– Балда ты, Кертис. Мама с нами, вон там сидит. – Грейс указала в сторону взрослых.

Он расхохотался – каким-то неестественным смехом, как у дурака или клоуна. Сначала вонючка тоненько захихикал – такой звук получается, если надуть воздушный шар, а потом оттянуть резиновый хвостик и медленно выпустить воздух. Через некоторое время хихиканье переросло в настоящий ослиный рев.

С людьми в инвалидных колясках полагается вести себя очень вежливо, и Грейс обычно старалась не говорить Кертису, что он вонючка, но в этот раз Шенфельд перегнул палку. Грейс была твердо убеждена, что в жизни случаются такие ситуации, когда вонючку надо назвать вонючкой. И не важно, на чем он там сидит.

– Я не про собрание, – ответил Кертис, – а про программу. Твоя мама сорвалась. Снова подсела. Неужели ты не заметила?

На секунду комната поплыла у Грейс перед глазами; стало слышно, как изо рта сердитого парня разлетаются плохие слова на букву «б», словно пульки из игрушечного ружья или звонкие петарды. Грейс вспомнила, что в последнее время мама и вправду была какой-то сонной, но тут же одернула себя и решила, что Кертис все это выдумал.

Она вскочила, расправила плечи и заявила ему в лицо:

– Кертис Шенфельд, ты такая козявка, каких свет не видывал!

Поток слов на букву «б» резко прекратился. Все, кто находился в комнате, замолчали. «Ой, громковато вышло», – подумала Грейс.

Такое случалось часто. Голос у нее от природы был оглушительный, и говорить тихо получалось с большим трудом.

Мама встала из-за стола и направилась в детский угол. Приятели покосились на Грейс с глубокомысленным выражением на лицах. Будто хотели сказать: «Ну и влетит же тебе!»

Мама взяла Грейс за руку и вывела наружу.

На улице стемнело и похолодало. Почему-то принято считать, что в Лос-Анджелесе всегда жарко, хотя на самом деле холода тут не редкость. Да и район был не очень хороший, в таких местах лучше не высовываться наружу лишний раз. Однако Грейс решила, что бояться нечего, ведь в церкви полно людей и они стоят совсем рядом. А если к ним кто-нибудь подойдет, она завопит изо всех сил и побежит внутрь за помощью. Судя по всему, мама тоже ни о чем таком не беспокоилась: она закурила и села прямо на холодный асфальт, прислонившись к церковной стене.

Потом запустила пальцы в волосы и глубоко-глубоко вздохнула. Грейс заметила у нее на джинсах дырку.

– Ох, Грейс, Грейс… – сказала мама. Девочка ждала взбучки, но голос у мамы был спокойный. Даже слишком. – Неужели ты не можешь посидеть тихонько хотя бы пару минут?

– Я стараюсь не шуметь, честное слово.

Мама снова глубоко вздохнула и затянулась сигаретой; все ее движения были медленными и неторопливыми.

Грейс собралась с духом и выпалила:

– Ты опять на наркотиках?

Она сжалась, опасаясь вспышки гнева, но ничего не произошло.

Мама просто выпустила длинную струйку дыма и проводила ее взглядом, будто серые клубы могли пуститься в пляс или устроить представление прямо у нее под носом. Грейс снова подумала, что раньше она двигалась гораздо быстрее.

Наконец мама заговорила:

– Я ведь хожу на собрания. Вот сегодня, к примеру. И каждый день звоню Иоланде. Я жилы себе рву, деточка. Чего еще ты от меня хочешь?

– Ничего, – быстро откликнулась Грейс. – Мне больше ничего не надо. Извини, что получилось громко. Я старалась сидеть тихо, но Кертис Шенфельд начал говорить всякие гадости. Врет как дышит!.. Не хочу больше на собрания с Кертисом. Давай будем ходить на другие?

Мама долго не отвечала.

– Какие еще другие? С детьми не везде пускают, знаешь ли.

– А в реабилитационном центре? Для анонимных алкоголиков.

– Сейчас мне нужны собрания анонимных наркоманов.

– А-а…

– Просто поиграй с Анной. Или с той другой девочкой со странным именем.

– Ривер Ли.

– Ага.

– Я не играла с Кертисом! Он просто начал говорить гадости ни с того ни с сего. Ведет себя как козявка.

Мама потушила окурок и посмотрела на часы, почти уткнувшись носом в циферблат – в темноте иначе не разглядишь.

– Потерпи еще двадцать пять минут, ладно?

Грейс вздохнула погромче, чтобы мама точно услышала.

– Ладно, – сказала она. Прозвучало это как у того сердитого парня: фразу «приятно познакомиться» он произносил так, что всем становилось ясно – ничего приятного в знакомстве нет.

Друзья встретили Грейс выжидающими взглядами. Ривер Ли спросила шепотом:

– Она устроила тебе взбучку?

– Не-а. Вообще не ругалась. Ничуточки.

Грейс немножко задирала нос перед Кертисом и не пыталась этого скрыть.

Почему-то ребята не сразу вернулись к игре. Заняться было нечем, и оставалось только слушать, что рассказывают на собрании. Выступала женщина. Страшно потрепанная – так выглядят бездомные, которые ночуют под открытым небом. Она помогла своему парню ограбить банк, поэтому ее посадили в тюрьму, а детей забрали в приют. Но началось все с наркотиков. Она была готова душу продать, лишь бы раздобыть себе новую дозу.

Унылая история.

Потом выступали другие. Их жизнь тоже сложилась невесело.

Собрания не всегда нагоняли на Грейс такую тоску. Встречи в реабилитационном центре были куда лучше: восстановительная программа для анонимных алкоголиков длилась дольше, и от их историй не хотелось повеситься.

После собрания к Грейс подошла Иоланда. Она улыбнулась девочке, и Грейс улыбнулась в ответ.

– Привет, Грейс! У тебя есть мой номер телефона?

Грейс помотала головой:

– Нет, зачем он мне? Это мама должна вам звонить, не я.

– Мало ли, вдруг пригодится.

Она протянула Грейс клочок бумажки с цифрами, и Грейс прочитала их про себя. Будто ее вызвали к доске, и Иоланда спросила: «Вот, посмотри-ка! Знаешь эти цифры?»

– Ага, спасибо. Так зачем он мне?

– На всякий случай.

– На какой случай?

– Если тебе что-нибудь понадобится.

– Я у мамы попрошу.

– Ну, вдруг ее не будет рядом. Или не сможешь попросить.

– Почему не смогу?

– Не знаю. Всякое бывает. Если одна дома останешься. Или маму разбудить не сможешь. В общем, если чего-нибудь испугаешься, звони мне.

После такого объяснения Грейс решила, что больше не станет ничего спрашивать. Ни одного вопросика.

– Ясно, спасибо, – ответила она и засунула бумажку в карман.

– Только маме не говори.

– Ага.

«Хватит, перестаньте», – подумала Грейс.

Потом Иоланда отвезла их с мамой домой. Хорошо, что не пришлось ехать на автобусе по темным улицам – Грейс и так уже успела натерпеться страха за этот вечер.