Читать книгу Не отпускай меня никогда - Кэтрин Райан Хайд - Страница 9

Прошло два или три дня. Как-то вечером, около семи часов, Рейлин и Грейс услышали, что мама зовет ее домой. С лестничной площадки донесся сердитый крик:

– Грейс, где ты? – Мама едва успела спохватиться о том, что девочки нет рядом, но уже злилась как тысяча чертей.

– Иди, покажись ей на глаза, – сказала Рейлин.

– Яичный рулет остынет!

– А ты скажи, что никуда не пропала, и возвращайся.

– Идти будет трудно.

– Старайся не прижимать вату и пальцы на ногах держи пошире. Тогда лак не размажется.

– Я думала, вата для того и нужна, чтобы пальцы растопырить.

– Просто разведи их еще сильнее.

– Ладно, попробую.

Грейс соскользнула с деревянного стула и поковыляла к двери, прихватив по яичному рулету в каждую руку. На пороге пришлось запихнуть один рулет в рот – иначе дверь не откроешь. Но на пальцах все равно остался жир, поэтому Грейс поступила по-хитрому и прихватила дверную ручку подолом рубашки.

Пока она возилась перед дверью, мама крикнула во второй раз, еще сердитее.

Грейс потихоньку начала жевать засунутый в зубы рулет, и к тому времени как она показалась маме на глаза, вести разговор было совершенно невозможно.

– Вот ты где, – сказала мама. – Пойдем домой.

Волосы у мамы были спутаны и взъерошены, совсем как у Грейс пару дней назад. Синяки под глазами. Выглядела она плохо, однако, разумеется, вслух Грейс этого не сказала. Даже если бы рот не был занят.

Про некоторые вещи лучше не говорить.

– Не могу, – ответила Грейс, но получилось только громкое неразборчивое мычание.

– Что-что?

Грейс показала на рот другим рулетом и жестами попросила маму подождать.

– Что ты там жуешь? – Казалось, мама не поняла намека. Или притворилась, что не поняла.

Грейс изобразила пантомиму заново, дожевала остатки и, наконец, произнесла:

– Яичный рулет. Не волнуйся, это здоровая еда!

– Пойдем домой.

– Не могу. У меня там рулеты! И ногтекюр.

– Педикюр. Кто угощает тебя рулетами и учит красить ногти?

– Рейлин. Она за мной присматривает.

– Ясно. Рейлин, значит. А она знает, что я не собираюсь ничего ей платить за услуги няньки?

– Наверное. Я уточню! Ладно, мне пора.

– Иди-ка домой! Я ведь даже не знала, где ты находишься.

Грейс решительно уперла руки в боки. Даже ту, в которой держала яичный рулет.

– Мам. Ты уже давным-давно не знаешь, где я нахожусь. До сих пор ты об этом даже не вспоминала. И теперь я должна бросить рулеты и ножной маникюр, потому что ты проснулась и обнаружила, что меня нет дома?

– Я совсем недавно спрашивала у соседа, где ты.

– Ага, а потом снова уснула – я даже домой прийти не успела.

Грейс прекрасно понимала, что говорит очень смелые вещи. Они рождались из злости, из старых ссор. Слова скрывали за собой осуждение и обиду.

Она ждала маминого ответа. Раньше мама непременно разозлилась бы.

– Хорошо, – сказала мама. – Когда доешь и… закончишь свои дела, возвращайся домой.

– Угу, – ответила Грейс и снова вцепилась в рулет.

Потом проковыляла обратно в квартиру соседки и взобралась на стул, чтобы Рейлин могла закончить свою работу (хотя осталось только проверить, высох ли лак, и убрать вату между пальцев).

Дожевав, Грейс спросила:

– Думаешь, я слишком резко вела себя с мамой?

– Да нет, честно говоря. В самый раз. Ни убавить, ни прибавить.

Грейс прошлепала босиком вниз по лестнице, держа туфли в руках и предвкушая вечер с мамой. Для разнообразия. Дернула ручку – заперто.

Она громко постучала и крикнула:

– Мам, это я! Впусти меня!

Дверь распахнулась, и мама Грейс замерла на пороге с ошеломленным выражением лица.

– Господи! – выдохнула она. – Грейс Эйлин Фергюсон, что ты сделала с волосами? Отрезала?

Грейс хотела было ответить, но ей не дали. Мама ухватила ее за подбородок и заставила повернуть голову, разглядывая стрижку сначала с одной, потом с другой стороны.

– Нет, не отрезала. У тебя бы так не получилось. Это работа профессионального парикмахера. Настоящая стрижка, дорогая. Кто тебя подстриг?

– Белла, – ответила Грейс, выдергивая подбородок из маминых рук.

– Кто такая Белла?

– Подруга Рейлин. Они работают в одном салоне. А почему ты спрашиваешь? Тебе не нравится? Все говорят, что получилось красиво.

Мама ничего не ответила. Просто взяла Грейс за руку и стремительно зашагала вверх по лестнице.

На ходу Грейс пыталась возмутиться:

– Ты же меня видела. Вот только что! Видела, как я стою здесь с яичным рулетом и с ватой между пальцами. И ничего не сказала!

– Я не заметила.

– Я же стояла прямо перед тобой!

– Нет, ты была далеко. Я подумала, что ты завязала хвост.

– Тебе не нравится? Все говорят, что получилось красиво.

Они остановились прямо перед дверью Рейлин. Мама Грейс громко постучала, вложив в удары такую силу, будто хотела снести дверь с петель, как делают полицейские по телевизору.

Приоткрылась дверь в квартиру Билли. Он осторожно смотрел на них сквозь узенькую щель. Грейс собралась было помахать ему, но он приложил палец к губам, – девочка поняла намек и притворилась, что вообще никого не заметила.

Рейлин открыла дверь, увидела гостью и подбоченилась, готовясь драться, пусть и не кулаками.

– Вам не кажется, что это уже чересчур? – спросила мама Грейс. Голос у нее был злющий.

– Понятия не имею, о чем вы.

– Да неужели? Послушайте, я благодарна за то, что вы разрешаете Грейс заходить в гости. Очень благодарна. Но вы делаете это добровольно и бесплатно. Вы понимаете, что я не собираюсь вам платить?

Рейлин молчала. Лицо у нее было каменное, и Грейс видела, что соседка тщательно взвешивает каждое слово.

– Это уже слишком. Вы перегибаете палку. Грейс моя дочь, не ваша. Понимаете? А что получается? Стоит мне ненадолго прилечь, как вы переделываете ее на свой манер!

Долгое молчание. Каменное. Грейс начинала понимать: чем сильнее Рейлин злится, тем тише себя ведет.

– Грейс ходит с новой прической уже три дня, – наконец сказала Рейлин. – Долго же вы спите.

Снова повисла тишина, от которой волосы на затылке становились дыбом.

– Ну ладно. Я и вправду вам благодарна. Почти за все. Но нельзя ни с того ни с сего взять и решить, что моей дочке больше пойдут короткие волосы вместо длинных. Как будто у вас есть право…

Рейлин перебила ее. Оборвала на полуслове:

– Так вот что вы подумали! Грейс, расскажи маме, как все было.

– Э-э… Хорошо. Мам, понимаешь, расческа лежала на комоде, и я не могла ее достать. Лезть наверх побоялась, хватило прошлого раза – ты же помнишь, как я тогда свалилась? В общем, волосы спутались очень сильно, так что Рейлин отвела меня в салон и попросила Беллу вычесать колтуны, но Белла сказала, что будет больно до чертиков и выдернется много. Тогда они велели мне самой решать. Ты же знаешь, что я не люблю, когда мне распутывают волосы! А тут было в сто тысяч раз хуже, так что я попросила их отстричь. Тебе не нравится? Все говорят, что получилось красиво.

Грейс ждала ответа. Мама молчала и уменьшалась прямо на глазах – не в прямом смысле, конечно, просто будто бы стала занимать меньше места. Злость, распиравшая ее, таяла и сжималась.

– Стрижка и вправду симпатичная, – сказала мама.

А потом заплакала. Грейс тут же расстроилась: за всю свою жизнь она видела мамины слезы всего два или три раза.

– Извините, – сказала мама Рейлин, продолжая всхлипывать все громче и громче.

Взяла Грейс за руку и повела домой; проходя по лестничной площадке девочка помахала Билли, и он помахал ей в ответ. Потом они спустились по лестнице; шагая по ступенькам, мама снова и снова просила прощения.

«Что ж, по крайней мере, сегодня мы побудем вдвоем, – подумала Грейс, – даже если она будет продолжать плакать и извиняться».

Но Грейс опять ошибалась. С мамой побыть не удалось.

Не прошло и часа, как она снова постучалась к Рейлин. Очень аккуратно, чтобы сразу стало ясно, что гость пришел с миром.

Рейлин ожидала увидеть на пороге взрослого человека: ее взгляд скользнул над головой Грейс и только потом опустился ниже.

– Можно зайти? – спросила Грейс.

– Конечно. Ты в порядке?

– Вроде бы. Можно я сегодня переночую у тебя?

– Если мама не возражает. Что с ней?

– Опять под кайфом.

Через некоторое время, расстилая для Грейс постель на кушетке, Рейлин сказала:

– Интересно. Раньше ты всегда говорила, что мама спит.

– Ага. А теперь мне надоело. Под кайфом – значит, под кайфом.