Читать книгу Тал Жайлау. Библио-роман - Кисиков Досжан Бекнур - Страница 4

Дала Ар лежал в темной, сырой комнате, где робкий, еле видимый свет, проникал сквозь маленькое окошко прямо под потолком. Это было даже не окошко, а всего лишь дыра, из которой струился небольшой ручеек света и свежего воздуха.

Он не понимал, где находится. Не знал, сколько сейчас времени. Не понимал, как он вообще здесь оказался.

Последние дни, а может, даже недели, прошли, словно в тумане. Та далекая жизнь, где он был свободным человеком, простым учеником Великого Книгочея, осталась в прошлом. Жизнь, где он просыпался рано утром, до восхода солнца, чтобы поймать время до того, как белая нить будет различима. И бежал принять омовение, чтобы успеть прочитать намаз до первых лучей. А потом, начинался его солнечный день прислужника и ученика в городском Доме Чтения. Он спешил в огромное хранилище, чтобы начать день в благословенной рукописной. И каждый раз он_с трепетом открывал большие, деревянные ворота своим ключом и был невероятно горд тем, что день книг в городе начинался с его первого шага в священное хранилище.

О, Всевышний, спасибо за то, что ты даруешь! И пусть он, Дала Ар всего лишь ученик, мелкий служка, но лишь ему дарована огромная честь хранить ключи от этой книжной сокровищницы. И каждый раз он с благовеением смотрел, как медленно открываются скрипучие, тяжелые двери, напоминающие крепостные ворота, и осторожно делал первый шаг. Настолько тихо, словно боялся разбудить ночных читателей. А потом, на миг замирал, вдыхая носом этот невероятный запах предвкушения, наполненный ароматом сырости и пергамента. И снова выдыхал, чтобы вновь набрать в легкие трепетный запах книг. Порой, первый шаг длился так долго, словно вбирал в себя протяженность всей ночи, за которой помощник Хранителя успел соскучиться по своим книгам. И лишь после этого ритуала, он делал следующий шаг, чтобы разбудить заснувшие книги.

А ласточки, свившие гнездо в углу зала, приветственно щебетали ему, и вылетали в открытые двери, чтобы найти дневной корм для своих птенцов. Солнечный свет, крадучись и дрожа мелким пересветом, мягко пробегал по книгам. День чтения начинался в славном городе Дженда.

Говорят, в других странах есть хранилища, где книг намного больше. В два, в три, а то и в десятки раз. Но Дала Ар только слышал об этом, но никогда не видел_Он часто разговаривал с приезжими купцами и торговцами, монахами и пилигримами, странниками и бродягами. Он находил их везде, на улице, в дороге под городом, на базаре и постоялом дворе, чтобы расспросить о книгах в странах, откуда они прибыли. Как же он мечтал увидеть те великие дома книг, о которых рассказывали эти говорливые, вечно веселые купцы и истощенные бродяги! Порой, их рассказы казались сказкой, ведь трудно представить книгохранилище, где не видно конца и края. Но ведь сказка лишь на вид кажется выдумкой, а за ней всегда есть жизнь. Хоть бы одним глазком увидеть эти хранилища! Ведь он с детства грезил книгами. Родившийся на берегах Сейхуна7, сын_переписчика Касыма, внук поэта Истара, Дала Ар только жил книгами, и в них путешествовал по всему миру, хотя не был дальше другого берега Сейхуна._Но пусть его хранилище еще маленькое, и в нем всего лишь несколько сот книг, он все сделает, чтобы здесь их было тысячи._А пока, начинается новый день, и он, ученик-переписчик, до самой ночи будет переписывать великие мысли, скрытые в этих буквах.

Вот уже слышатся шаги-Великого Книгочея, почетного окырмана8. Он слышит его кряхтенье. Скоро Окырман войдет сюда, и спросит:

– Как славятся книги, дорогой ученик?

А он пока подготовит перо-калам и бумагу, чтобы пробудить слова и книги.

….

В темноте кто-то заворочался, закряхтел и что-то проворчал на незнакомом языке.

– Кто здесь? – раздался сиплый, хриплый голос, и в темноте зашевелилось что-то большое, огромное, словно это была громадная туша медведя.

Дала Ар испуганно посмотрел в тот угол. И его глаза, уже привыкшие к темноте, разглядели лохматого, обросшего бородой, рыжего мужчину преклонных лет.

Незнакомецтяжело поднялся и сел на лавочку. Затем исподлобья уставился на своего соседа по каморке, и неприветливо спросил на арабском:

– Ты перс?

– Нет, я тюрк.

– Тюрк, – удивленно округлил глаза здоровяк. – Редко встретишь в наших краях вашего брата.

Он опять покряхтел, пытаясь встать, но то ли лавочка, на которой он лежал, скрипела, то ли скрипели его старые кости. Здоровяк слегка было приподнялся, но, не удержав свое тело, опять плюхнулся на лавочку, сморщившись от боли.

– Вчера изрядно перепили, а стража за это влепила нам по сто палок, – застонал он, поглаживая спину. – Ох, больно как. А ты за что здесь? Ты_раб?

– Нет, – возмущенно ответил Дала Ар, с вызовом взглянув на собеседника. Он пока еще вольный пленник и в рабство ни к кому не поступал.

– А как же ты сюда попал тогда? – недоверчиво спросил здоровяк, разглядывая его прищуренными, серыми глазами.

– На меня напали возле Бухары. Оглушили и связали. И дальнейшее я не помню. Очнулся только здесь. Я даже не знаю, где нахожусь.

– И ты не можешь отсюда уйти по своей воле? – насмешливо спросил незнакомец.

– Получается, да, – беспомощно пожал плечами юноша, и посмотрел на окно, словно примеряя, пролезет ли он в него.

– Значит, ты тоже раб, – ухмыльнулся здоровяк. – Все, кто не может уйти по своей воле – рабы.

– Как и ты? – ехидно отозвался Дала Ар. – Или ты можешь уйти?

– Да, я тоже теперь раб, – охотно согласился он. – Мы теперь с тобой в одной лодке.

Они замолчали, обдумывая свое положение. В маленький проем влетела ласточка. Она покружилась по каморке, _громко защебеча, и тут же вылетела обратно. У молодого пленника заныло сердце, он вспомнил своих ласточек из книгохранилища Дженда9. А может быть, это те самые ласточки, с которыми он начинал каждый свой день в родном городе?

С улицы донесся шум. Кто-то кричал зычным гортанным голосом:

– Sozumupasteri10!

Слышна была речь на арабском, румейском11, и даже китайском, и, перемежаясь с другими незнакомыми говорами, они создавали шумную, пеструю многоголосицу, влетающую обрывками в маленькое окошко. Дала Ар пытался по этим отрывкам узнать о новой реальности, которая окружала его. Несмотря на то, что он с детства учил языки, и легко разговаривал с чужестранными купцами, здесь он слышал совершенно незнакомые говоры.

– Значит, тебя продали согдийские работорговцы, —пробормотал здоровяк, нарушив молчание. – В их руки попадешь, не отделаешься.

Дала Ар ничего не ответил, и сердито молчал.

– Кстати, меня зовутБраас. _Я из вольного города Неймегена12. Ты слышал о таком городе, тюрк?

Дала Ар не знал, но продолжал упрямо молчать.

– Этот город находится далеко на севере. На землях, про которые, наверное, ты никогда не слышал.

Дала Ар равнодушно закрыл глаза, словно ему было неинтересно, что говорит сосед. Но, несмотря на внешнее безразличие, внутри он не упускал ни одного слова из его рассказа.

– Жаль не вижу твоего лица, тюрк. Но по голосу чувствую, что ты – юноша.

– Меня зовут Дала Ар, старик, – наконец отозвался Дала Ар. —Я из города Дженд, что на берегу Сейхуна.

– Старик, – попытался рассмеяться он, но, схватившись за бока, вновь застонал и надсадно закашлялся.

– Что же ты делал так далеко от своих степей, Ар?

– Меня зовут Дала Ар, – недовольно перебил юноша.

– Да ладно, – махнул рукой здоровяк, – Ты же не араб, любящий удлинять краткое. _Мы, люди севера, любим упрощать имена. Так что ты делал так далеко?

Дала Ар ничего не ответил. Он и сам не знал, что он делал так далеко от своего города. Сказать, что он поехал в далекий город, чтобы посетить библиотеку и увидеть книги? Вряд ли этот здоровяк поймет. Сказать, что он тайком сбежал из своего города, не уведомив никого? И сейчас, в родном городе, его, поди, уже хватились. Ах, как глупо все это получилось. Нет, он лучше ничего не скажет этому подозрительному здоровяку. Может он лазутчик, и что-то пытается разузнать? Впрочем, что полезного может сказать он, несмышленый юноша, попавший в такую передрягу, врагам? Какой от него толк? Он кроме книг-то в своей жизни ничего больше не видел.

Брасс обиженно засопел, и прилег на свое ложе. И, немного покряхтев, вскоре захрапел.

– Turа!13 – донесся сердитый окрик и следом хлесткий звук удара плетки.

– Ааа! – закричал от боли кто-то и застонал, слезливо прося пощады. Дала Ару стало жутко и страшно. Он пытался скрыть, спрятать страх, но от этого стало еще тревожней.

– У тебя есть дети, тюрк? – донесся голос Брааса, и Дала Ар облегченно вздохнул. Беседа, хоть немного, но все же отвлекала от ужаса неизвестности, охватившего пленника.

– Нет, – с трудом выдавил из себя Дала Ар.

– Ты еще совсем юн, тюрк, снисходительно усмехнулся чужестранец. – А вот у меня есть дети.

– А где же твои дети? —боязливо прислушиваясь к шуму на улице, спросил Дала Ар.

– Они далеко, Ар, – неопределенно махнул здоровяк. – В той далекой прежней жизни.

– Тебя тоже захватили в плен?

– Нет, – пробурчал Браас, беспечно сложив руки на широкой груди. – Я попал в кабалу за долг. За дурацкий долг. Все получилось глупо, что уж там говорить. Эх!

Здоровяк вздохнул и отвернулся к стене. А снаружи продолжал стонать человек, моля о пощаде. Но суровый палач не унимался и продолжал нещадно стегать его плетью.

– Скажи Браас, а ты из алеманов14? – пытался поддержать разговор Дала Ар, чтобы не слышать эти чудовищных звуков. Но все было бесполезно, к одному голосу добавились другие, и все вокруг наполнилось истошными воплями.

А Браасу было все равно, он словно не слышал ничего. Равнодушно зевая, он приподнялся и приготовился рассказывать:

– Нашим городом действительно владеют алеманские короли, но там живет другой народ. Их называют баваты.

– Баваты? – удивленно протянул Дала Ар. – Баваты! – беззвучно повторил он про себя.

– Но наш род помнит свои корни, и мы ведем свой род с древнего кельтского рода Хорана. Кстати, кельты, говорят, пришли из ваших степей. Ведь в переводе с вашего языка, слово «кельты» означает пришедшие.

– Действительно, кельты – пришли, – удивился Дала Ар.

Наконец голоса за окном стихли, и опять донеслась далекая многоязыкая разноголосица, из которой Дала Ар пытался выцедить что-то знакомое и понятное, но из-за волнения ничего не получалось. Слова превращались в единый гул.

– Кха кха… Замучил этот кашель, – захрипел Браас. – Я белг, кха кха. Те земли принадлежали кельтам. Потом пришли баваты, а после них римляне и алеманы. Это долгая история.

– Твои земли, наверное, красивые? – с тоской в голосе спросил Дала Ар, вспоминая наполненный весенней силой, великолепный Сейхун. Сердце защемило от тоски по родным землям.

– Мои земли, …они очень красивые, Ар. Эх-х-х, они удивительно красивые. Там много полей, лугов, полных рек. Сочных трав и красивых женщин. Там сильное вино, юноша. Как я скучаю по нашим винам, если бы ты знал… Эх…

Скажи, Ар, у вас пьют вино?

– Нет, – возмутился он. – На то запрет. Мы молимся Аллаху.

– Как скучно, – зевнул Брас и разочарованно вздохнул. – Мне скучно там, где не пьют вина.

Дала Ар промолчал о том, что, несмотря на запреты и наказания, пьянство есть и у них. Пьяницы находят пути, чтобы предаться хмелю, и с ними трудно бороться. Но ему не хотелось говорить об этом белгу. Его, Дала Ара, город, непорочный и целомудренный. И даже о нем мысли должны быть чистые, как прозрачные воды Сейхуна

– Ты тоже воин, Дала Ар?

– Я из рода великого Коркыта15. Мои предки были музыкантами при дворе правителя.

– А кто такой Коркыт?

– Это наш великий предок! – горделиво вытянулся Дала Ар. – Он создал музыку.

– Так ты музыкант?

– Я писарь. Переписчик при книгохранилище.

– Как же так получилось, что ты попал в это подземелье? – сочувственно покачал головой Браас. – Ведь это казарма, где готовят воинов. Мы солдаты. Нам нужно уметь махать мечом, а не пером макать.

– Разве меня кто- то спрашивал? – усмехнулся Дала Ар.

– Ты прав, покупатели не спрашивают, – согласился Браас. – Но ничего, я тебя научу держать меч.

– Но ты ведь стар, чтобы воевать?

– Мне всего лишь 35 лет, юноша, – усмехнулся здоровяк. – Не юноша, но и не старик. И поднять меч я еще в состоянии. Я ведь рыцарь, а они не бывают стариками. Я командовал отрядом меченосцев при осаде Иерусалима и являюсь опытным воином Крестового похода. Я вольный воин и добровольно вступил в войско Раймунда IV16.

– Но как ты попал сюда? – снова повторил вопрос Дала Ар. – Неужели твой долг был таким большим?

– Дело не в долге, а в одном мерзком псе. Рыцарь, которому я задолжал, продал меня сарацинам.

– И ты дал себя взять?

– Почему? – возмущенно поднялся здоровяк. – Да я бился, как лев. Я уничтожил дюжину, прежде чем они меня взяли. Ведь в этих самых руках все еще много силы. А ты говоришь – старик, – обиженно насупился Браас.

– Прости, я не хотел обидеть тебя.

– Да ладно, ты еще совсем молод, чтобы понимать обиды. Да и я так много ранен, что обиды не трогают меня.

– А ведь Иерусалим и для нас священный город, – задумчиво произнес Дала Ар. – Такой же священный, как и благословенные Мекка и Медина.

– Там Гроб Господний, друг мой. И для нас он более священен. Мы столько пролили крови ради этого города и дрались ожесточенно. Враги бежали при виде нас. Но потом рыцари обезумели от трофеев, алчность и жадность стали нашими спутниками. Воины разлагались на глазах. Кутеж и пьянки стали царить в некогда строгих гарнизонах. И если бы не все это, то не оказался бы я, славный воин из рода Хоранов, здесь, в настолько темном подземелье, что не вижу даже своего собеседника.

Здоровяк внезапно вскочил на ноги и угрожающе помахал невидимому врагу.

– А сейчас? – развел руками и жалостно вздохнул Браас. – Я действительно стал стариком. Оборванный, грязный, жалкий. Ты прав, я старик. И мы все, воины крестоносцы, стали стариками. Жалкие остатки некогда великого войска стали ныне рабами. Эх!

Брас нервно стал ходить по узкой каморке и со злости ударил кулаком в стену.

– А ведь до войны я работал гончаром. Меня знал весь наш город. Ко мне приезжали за кувшинами из других графств. Даже из самого Великого Рима. Все знали Брааса из Неймегана.

– Зачем ты пошел на войну?

– Я был глуп. Был юн. Мне казалось стыдно обжигать горшки, когда люди воюют за священное дело. Наши бароны кинули клич, и мы, тогда еще юноши, побежали на священный призыв. Я даже оставил жену и детей. Священный долг был важнее.

– Трудно, наверное, бросить семью и уйти на войну.

– Мне хотелось быть героем. Вчерашние голодранцы приезжали героями, облаченными в доспехи. А в их мешочках звенели золотые монеты. Они становились богачами и уважаемыми людьми. Перед ними преклонялись, их любили. А я все продолжал обжигать горшки. И мне захотелось поймать удачу за хвост. Тоже вернуться рыцарем с огромным мечом и с блестящими доспехами, чтобы я гордо ехал на своей лошади по своему городу, а люди при виде меня приветствовали бы и отдавали честь. Они бы восторженно кричали: – Да это же сам великий рыцарь Браас из рода Хоран. Славный воин, истребитель неверных. Спаситель Гроба Господнего.

Мне хотелось славы, Ар. Мне хотелось почета. И много денег.

– Все хотят этого.

– О, я знаю, что вы, тюрки, славные воины. И воинская слава для вас не пустой звук.

– Я никогда не был воином. Я даже меч не могу держать. И из лука плохо стреляю. Меня учили переписывать книги в библиотеке правителя Дженда. Мы – хранители книг. Для других все тюрки – воины. А мы тоже разные. И я вышел в путь, чтобы посетить славные города, где были большие хранилища книг. Я вышел за знаниями, а меня записали в солдаты.

– Печально, мой друг, – сочувственно сказал Браас. – Теперь ты не книгохранитель. Теперь ты воин. Мы гулямы17, и наша участь теперь воевать за наших хозяев.

– Но я не хочу быть воином, – запальчиво воскликнул Дала Ар. – Я не хочу убивать. Война несет зло, а мои руки хотят творить добро, но не зло.

– Теперь не мы хотим, а за нас хотят. Мы – всего лишь орудие, и наша воля больше не принадлежит нам, – вернулся на свое место Брасс. – Забавно, что книгочей и гончар стали гулямами. Но такова жизнь. В ней все случайно. Ты лучше не думай об этом, завтра ты ко всему привыкнешь. А теперь давай спать. Сон важнее всего. Он лечит душу и исцеляет тело. Спи, мой друг. Спи!

И что-то пробормотав на незнакомом языке, громко захрапел.

А юноша никак не мог заснуть. Он видел величественно несущий свои воды Сейхун, своего учителя – мудрейшего Окырмана, и бесчисленное количество книг в Доме Чтения, наполняющих его сердце вечным восторгом и ощущением нескончаемого праздника. Увидит ли он теперь их? Кто его знает? Прав чужеземец, все в этой жизни случайно. И лучше всего в данном случае – научиться быстрее засыпать.

А на улице в темноте громко ухала чужестранная сова.