Читать книгу Жёлтый - Князь Процент - Страница 7

Есть и другая причина, по которой мать Канцлера выступает-таки его союзником в вопросах продолжения школьного образования и поступления в университет. Насколько Промилле знает, эта причина весомее полупьяного разговора с родственниками.

Через неделю после шестнадцатилетия Канцлера умирает отец институтской подруги его матери. Вплоть до смерти он обещает родителям Промилле решить вопрос с армией, когда мой будущий клиент достигнет призывного возраста. Мать верит обещаниям: некогда отец подруги избавляет от необходимости служить своих внуков. После его смерти остается единственный, по мнению матери Канцлера, способ решения вопроса призыва: получение отсрочки из-за учебы в ВУЗе.

Страх матери отдать Промилле служить больше даже ее же опасения, что ребенок попадет в ад или (в качестве промежуточного пункта) в дурную компанию. Тем удивительнее, что она не пытается найти другие способы устранения этой проблемы, ведь в Москве масса умельцев, способных достать медицинский отвод от военной службы.

Со временем Канцлеру становится ясно, что отец семейства, будучи хитрее и хладнокровнее жены, держит в уме вариант освобождения сына от службы по какому-нибудь надуманному и подкрепленному деньгами основанию: благодаря этому можно будет сохранить на ферме единственного работника. Однако деньги на взятку придется занимать (если дела внезапно не пойдут лучше), а семья и так должна всем родным и друзьям. Кроме того, отцу претит мысль, что невзгоды армейской жизни, воспоминания о которых живут в нём, минуют Промилле. Ребенком мой будущий клиент чувствует ревность родителя. Того раздражает, что жена уделяет внимание другому мужчине, пусть даже этот мужчина – их общий сын.

Главная же причина, по которой отец позволяет юноше продолжить школьное образование, заключается в форме последнего. У тетушки Канцлера (той самой, что работает учительницей) есть приятельница, занимающая должность директора одной из московских школ. С недавних пор эта школа (в остальном непримечательная) предоставляет способным старшеклассникам возможность учиться экстерном, то есть с сентября по апрель не посещать занятия, а в мае сдать экзамены по всем предметам программы, окончив два класса за один год.

Тетушка разговаривает насчет племянника с Ольгой Жоржевной (директором школы). Та утверждает, что места в экстернате заняты, но выражает готовность пообщаться с юношей и понять, можно ли ему помочь. Мать дает Промилле коробку конфет и отправляет его в Москву на встречу с Ольгой Жоржевной.

Автобус, везущий Канцлера до железнодорожной станции, минует пшеничное или ржаное поле (мой клиент замечает, что не разбирается в сельскохозяйственных культурах, выращиваемых в промышленных масштабах, а не на огороде). На окраине поля пирует компания старшеклассников. Картина беспечной пьянки его тогдашних ровесников врезается в память Промилле. Спустя полтора десятка лет он в подробностях рассказывает, как один из пирующих, бахвалясь перед девочками, запрокидывает голову и высасывает пиво из кажущейся огромной бутылки. Его красная футболка выделяется (не ярко, а матово) на фоне золотого поля. Парень в белой рубашке растягивается на земле: юного выпивоху морит от алкоголя и духоты (собирается дождь). Посреди моря колосьев, отражающего свет заходящего за тучи солнца, к ребятам спешит еще один их товарищ. В правой руке у него большущая красная бутылка колы, в левой – не менее здоровенная черная бутыль какого-то зелья.

(Трудно не заметить любовь рассказчика к использованию скобок. Читатель встретил их четыре раза только за последние два абзаца. Однако скобки принадлежат математике, а не прозе. Даже документальной или, если угодно, наполовину художественной прозе скобки не пристали. Забавно отметить это в скобках.)

Сценка, которую Канцлер несколько секунд наблюдает из окна автобуса, до сих пор снится ему. Промилле рассказывает мне варианты развития событий: чаще всего он подходит к старшеклассникам, и порой те гонят пришельца, а иногда приглашают присоединиться к пирушке. Любопытно, заключает мой клиент, что снящиеся ему ребята уже давно взрослые, наверняка не помнят ту пьянку и не подозревают, что являются ярким воспоминанием для человека, который с ними даже не знаком.

Канцлер добирается до Москвы поездом, едет на метро до остановки «Улица Подбельского», а потом проезжает пару остановок на трамвае. Несмотря на воскресный вечер, встреча происходит в школе. Там, кажется Промилле, никого нет, кроме него, директора и охранника.

Ольга Жоржевна – женщина лет сорока пяти. У нее эффектная внешность, строгий голос, множество колец на руках и тяжелый парфюм. Минут пять она расспрашивает Канцлера о жизни на ферме и прежних успехах в учебе. Затем закрывает кабинет на ключ, садится на стол, кладет ногу на ногу (ее юбка задирается, обнажая полные бедра) и интересуется, как у юного визитера обстоят дела с девочками. Промилле мямлит. Ольга Жоржевна спрашивает у моего будущего клиента, знает ли он, как выглядит женская вагина.

– О боже… – не выдерживаю я.

– Да-да, что-то вроде этого, – скрипит Канцлер.

– Неужели вы… Неужели она вас…

Я пытаюсь подобрать деликатные выражения.

– В некотором роде, – отвечает Промилле. – Однако только в некотором. Видите ли, дражайшая Ольга Жоржевна не изменяла супругу.

Я вздыхаю с облегчением, но ненадолго.

– В классическом смысле не изменяла, – продолжает мой клиент. – Иными словами, в ней бывал только член мужа. Это не мешало директрисе практиковать с талантливыми учениками фистинг и кунилингус. Каковым она и научила юного Промилле. Мы великолепно делаем куни, не сомневайтесь.

– Какой кошмар… – говорю я. – Неужели вы не хотите обратиться в правоохранительные органы?

– Вы это серьезно? – спрашивает Промилле. – Минуло пятнадцать лет. Ольга Жоржевна, не ровен час, померла, ее могли зализать до смерти. И что бы мы сказали? На что бы пожаловались? Милейшая Ольга Жоржевна даже не изнасиловала Канцлера. Мы полагаем, Канцлер был в состоянии отказаться.

– Но в шестнадцать лет ребенок – несовершеннолетний! – восклицаю я.

– Логично, совершеннолетний-то не ребенок. Понимаете, шестнадцать – это как раз возраст согласия. По крайней мере, в России. И потом, Канцлеру было чертовски любопытно. Он, еще девственник, получил возможность раздевать и ласкать женщину. А со временем Ольга Жоржевна так прониклась к нему, что делала минет.

– Описываемый вами случай не единичный?

– Ладно вам, Канцлеру было не особо противно. А уж если Ольга Жоржевна мылась хотя бы накануне, то в чём-то и приятно. Однажды у Канцлера и директрисы был четырехчасовой сексуальный марафон. Точнее, ограниченно сексуальный. Язык Промилле едва не отвалился. Бедолага пару дней им еле ворочал.

Я содрогаюсь.

– Мы пошутили, – говорит мой клиент и смеется.

Сквозь растерянность я отмечаю, что впервые наблюдаю его в таком веселом расположении духа. Смех у Промилле заливистый, почти детский. Видно, что он в восторге от собственного остроумия.

– Канцлер не имел половых сношений в экстернате, – продолжает мой клиент. – Это шутка, хотя директриса была ничего так. Она напоминала Канцлеру его первую любовь из числа взрослых женщин. Платоническую любовь. Когда-нибудь мы расскажем вам о ней.

– Так ваша история об экстернате… – начинаю я.

– Канцлер поступил туда, – перебивает Промилле. – Тетушка уговорила директрису, обошлось без кунилингуса. Да и мамаша тогда поехала в школу с Канцлером.

– Почему вы так странно шутите?

Даже я не могу понять, чего в моем вопросе больше: профессионального любопытства или человеческого недоумения.

– Мы хотели проверить вашу наблюдательность, – говорит Промилле. – Вас не удивило, что Канцлера отпустили с фермы. А могло бы удивить. Кроме того, мы подумали о записях, что вы делаете. Наверняка они выходят пресноватыми. Там унылая история о чудовищном результате грубых недочетов воспитания. Уж не обижайтесь, таково мнение Промилле. Канцлер написал довольно откровенный роман, живее этих записок.

Упоминаемая моим клиентом книга носит, кажется, самое непроизносимое название из всех возможных: «69 ± 1 = Ad hoc». К этому разговору я успеваю ознакомиться с текстом романа и считаю мягкой характеристику, которую дает ему автор. Книга описывает донжуанские похождения главного героя, которые неизменно заканчиваются грязными постельными сценами. Герой беспрестанно сыплет сексистскими выражениями и унижает женщин, а те падают к его ногам, несмотря на все мерзости, что он говорит и делает.

– У вас же там не было фистинга и кунилингуса? Записки ведь не содержали подобного? – продолжает Канцлер. – А теперь содержат. Если, конечно, не вычеркивать этот диалог. Мы бы не вычеркивали. Как-никак, чувство юмора – важная характеристика пациента. Извините, клиента, разумеется, а не пациента.

В экстернате Промилле не приходится учиться в привычном понимании слова. В мае он худо-бедно сдает экзамены по всем предметам двух последних классов школы. Так моему клиенту удается получить аттестат, а с ним и возможность попробовать поступить в университет.