Читать книгу Гарем. Реальная жизнь Хюррем - Колин Фальконер - Страница 19

Антонио Гонзага уловил неявную перемену в настроениях дочери и встревожился. Горько ему было глядеть на ее нездоровый румянец и нервозность поведения. Подобные признаки при всей их малости не подобало являть миру юной даме, которой полагалось все свое время делить между религиозным воспитанием и плетением кружев.

Служанка поставила перед отцом и дочерью по тарелке. Гонзага наблюдал за дочерью. Та взяла ложку.

– Расправь плечи.

Джулия исполнила.

Гонзага раздраженно нахмурился. Чем раньше он сбагрит ее замуж с глаз долой, тем лучше.

– Скоро ты будешь женой члена Consiglio di Dieci. Он будет ждать от тебя хороших манер.

Видел он и раньше такие коровьи глаза на женском лице: у жены в их первую брачную ночь и у любовницы всякий раз, как она беременела от него очередным ублюдком, а делала она это с незавидной регулярностью.

Мужчина пил вино, не закусывая. Да ведь точно, это из-за мыслей о предстоящем замужестве у нее щеки так пылают.

От осознания этого он издал долгий и тяжелый вздох.

– Что-то мне нехорошо, – сказал он дочери. – Мне нужно пойти прилечь. Извини. – И отец оставил ее заканчивать ужин в одиночестве.

Друзья вывались из таверны, опираясь друг о друга, от них разило вином. Людовичи скрючился, упершись ладонями в колени, и блеванул на мостовую. Аббас прислонился к балюстраде каменного моста и залюбовался лунными бликами в канале.

– Никогда еще не чувствовал себя столь живым, – сказал он. – Я люблю ее.

Людовичи вытер рот.

– Ты же о ней ничего не знаешь. Если ты чем и очарован, так это собственной наглостью.

– В горьком же мире ты обитаешь.

– Это не горечь. Просто я вижу мир таким, как он есть, и ничего более. Мне тут ясно одно: если бы ты мог завтра на ней жениться с благословения ее отца и твоего, она бы тебя привлекала не больше первой встречной шлюхи в дверном проеме.

– Погоди, однажды и ты влюбишься.

– Только если лишусь ума. Аббас, ты мой лучший в мире друг. Но ты все-таки послушай, что я тебе скажу: любая женщина – это всего лишь женщина, и в мире их полным-полно. Она не более чем мягкая подстилка для твоего тела и теплое вместилище для твоего семени. Допускаю, что кто-то из них может оказаться и доброй спутницей, и однажды я и сам обзаведусь женой – хозяйкой моего дома и матерью моих детей. Но женюсь я на той, кого выберу по трезвому уму, а не по зову сердца. Муж, поступающий иначе, – конченый дурак.

– Значит, я и есть дурак, потому что, клянусь тебе, я полюбил ее навеки.

– Если твоя любовь к ней продлится до следующей недели, с меня два золотых дуката.

– Жаль мне тебя, Людовичи. Бесчувственный ты внутри. Но однажды жизнь вынудит тебя снова испытывать чувства.

– Просто ты влюблен не в нее, а в собственную влюбленность.

– Вот увидишь. Так что лучше гони два дуката сразу.

Людовичи покачал головой. Бутылка выскользнула у него из руки и разбилась о брусчатку. Над головой у них из окна высунулся мужчина в ночной рубашке и принялся громко звать ночного сторожа, и друзья со смехом убежали прочь.

Гонзага сидел в кабинете, пристально глядя на пламя свечи. В убранстве комнаты над всем доминировало «Успение Богородицы» кисти Карпаччо; по обе стороны от него висела пара подношений поскромнее – «Мадонна с младенцем» Беллини и его собственный портрет, заказанный им пятью годами ранее у Якопо Пальмы. Каминную полку украшали две бронзовые статуэтки работы Андреа Риччо.

В дверь постучали.

– Да?

– Синьора Кавальканти, Ваше Сиятельство.

– Войдите.

Дуэнья прокралась в кабинет и склонилась в поцелуе к рукаву его бархатного платья.

– Посылали за мною, Ваше Сиятельство?

– Да. Я глубоко встревожен, синьора Кавальканти.

– Не каким-нибудь моим недосмотром, надеюсь?

Гонзага нащупал на рукаве выбившуюся нить и предельно аккуратно удалил ее.

– Даже и не знаю, синьора.

– Заверяю Ваше Сиятельство в своем безмерном усердии, – развела руками она. – Все свои обязанности я выполняю неукоснительно.

– Точно? – Старая дама отпрянула в испуге. – А я вот имею основания полагать, что госпожа Джулия от вас кое-что утаивает.

– Не думаю, Ваше Сиятельство.

– Правда? Много ли она с вами говорит о предстоящей радости выхода замуж?

– Очень мало.

– Стало быть, предвкушение свадьбы не доставляет ей удовольствия? – Гонзага решил дать ей время подумать над ответом или хотя бы изобрести нечто вразумительное и занялся приведением в порядок меха у себя на плечах. – Без присмотра она ведь никогда не остается?

Ага, вот оно! Взор дуэньи чуть потупился, щеки едва заметно покраснели. Готовится солгать.

– Никак нет, Ваше Сиятельство.

– Вот и продолжайте следить, – с притворным облегчением выдохнул он. – Пристально следить. Глаз с нее не спускайте! Понятно?!

– Да, Ваше Сиятельство. Еще как понятно. – И дуэнья с небывалой поспешностью откланялась.

«Хорошо, должно сработать», – подумал Гонзага. Как и собирался, он и запугал, и насторожил ее. Если там есть нечто, о чем ему нужно знать, она теперь это точно выведает.