Читать книгу Гарем. Реальная жизнь Хюррем - Колин Фальконер - Страница 7

Всякий раз по приходу в гарем в старом дворце Сулейман прежде всего посещал свою мать. Таково было требование.

Валиде-султан приняла сына на террасе. На ней был цветистый парчовый кафтан, а весеннее солнце искрилось на вычурных узорах из перламутра и гранатов в ее волосах. Ей же эти безделицы были милее настоящих драгоценных камней.

– Мать. – Сулейман поцеловал ей руку. Он присел на диван подле нее, а одна из служанок поспешила за шербетами и розовой водой. – Ты в порядке?

– Мерзну сильнее, чем раньше. В моем возрасте ждешь не дождешься весны.

– Да не так уж ты и стара.

– Я бабушка, – сказала она. – Правда, внук у меня один-единственный. Не впечатляет.

Сулейман, закинув голову, залился смехом:

– Только не это, сколько можно-то?

– Я опечалена твоим легкомысленным отношением к страхам старухи-матери. – Отняв руку, она взяла ею отборную фигу из стоящей перед нею чаши с фруктами. – А что покоритель Родоса? Куда тебя призывает Диван нанести следующий удар?

– В этом году военных барабанов ты больше не услышишь. Мои генералы пока зализывают раны. Пройдет какое-то время, прежде чем они изготовятся снова выпустить когти.

– Ну а ты?

– Мысль о еще одной кампании претит моей душе, – сказал он, тяжело вздохнув.

– Султан, отказывающийся идти на битву под знаменем Мухаммеда, надолго в султанах не задержится. Янычары за этим проследят.

Сулейману вспомнились слова отца, которыми тот напутствовал его, отправляя в Манису на первый в его жизни официальный пост губернатора: «Если турок слезает с седла ради того, чтобы рассесться на ковре, он обращается в ничтожество».

Ну так отец-то его в ту пору был воистину дик нравом.

– Не нужно напоминать мне о моем долге ни перед ними, ни перед Аллахом. Но на этот сезон я сыт войной по горло.

– Долг султана лежит не только на поле брани.

Так вот в чем дело: первые слова матери должны были его насторожить. Им снова предстоит разговор о Гюльбахар.

– У Османов есть наследник, – сказал он.

– А что, если он занеможет? У султана должно быть много сыновей.

– Чтобы они друг друга поубивали после моей кончины?

Сулейман снова вспомнил об отце. Ведь Селим-султан недаром получил в народе прозвище Грозный, а начал свое правление со свержения с помощью янычар собственного отца, которого затем еще и отравили по дороге к месту ссылки. Затем он порешил еще и двух своих братьев, и восемь племянников, дабы никто не оспаривал его власть. И даже трех других собственных сыновей он повелел казнить, дабы не обременять самого Сулеймана столь грязным делом, как учинение расправы над родными братьями. Или сомневался, не тонка ли у его наследника кишка на это?

– У тебя есть долг.

– Он включает множество обязанностей.

– И ни единой из них тебе не должно пренебрегать.

– Но я счастлив с Гюльбахар.

– Не о счастье речь, а о наследниках по линии Османов.

Сулейман отвернулся и уставился на панораму минаретов и куполов поверх нагромождения деревянных домов над Золотым Рогом.

– На этот миг в доме Османов бьются лишь два сердца, – сказала валиде. – Этого мало.

– Чего ты от меня хочешь?

– Я не прошу тебя отказываться от Гюльбахар. Естественно, у тебя должна быть любимая жена. Но в гареме много девушек. Кто-то из них вполне может послужить усладой для твоего взора.

– А я, значит, должен заступить на роль быка-производителя ради дома Османов?

– Грубо сказано, тем более перед пожилой-то женщиной, но да, именно в этом твой долг. Другое дело, если бы Гюльбахар родила тебе больше сыновей. Но она ведь уже девять лет твоя кадын…

– Мне с нею хорошо.

– А с другой разве не может быть хорошо?

Сулейман вскочил с дивана. Одна из материных служанок робко состроила ему подведенные сурьмой глазки. Его вдруг обуяло нетерпение поскорее покончить с этим разговором. Что с ним действительно не так? Ведь большинству мужчин исполнение такого долга было бы не в тягость, а в радость. Или, может, это он так доказывает всем и самому себе, что не такой, как все те грубые животные, что восседали на троне до него?

– Сделаю, как ты просишь, – сказал он и поцеловал матери руку. «Всех их покрою по очереди, если тебе так хочется, – подумал он. – Пусть дворец ломится от колыбелей с моими детьми».

А потом вернусь к своей Гюльбахар.

Кяхья вырвала из рук Мейлиссы подушку, швырнула ее на пол и принялась топтать.

– Это что такое?! Ты меня нарочно доводишь?

Мейлисса жалобно покачала головой.

– Ты только погляди на эти стежки! Я бы такое крестьянке в поле под задницу не дала подложить – не то что валиде-султан под голову!

– Простите.

– Что вообще с тобою? В последние недели ты сделалась просто несносной! – С этим словами кяхья больно ущипнула Мейлиссу за щеку. Девушка взвыла, старухе это понравилось, и она ущипнула ее и за другую.

Хюррем вскочила со своей рабочей лавки и выхватила шелковую подушку из-под ног у кяхьи.

– Вовсе не плохо. Оставьте ее в покое.

– Не сидится смирно, когда перья летят, дорогуша? – переключила свое внимание на нее женщина.

– Ей нездоровится.

– Ну так в лазарет ее тогда! А у тебя, смотрю, все стежки-то ровные да гладкие, вот и выполнишь всю работу и за себя, и за нее.

Хюррем швырнула старшей в лицо свою вышивку.

Кяхья замахнулась на нее, но на этот раз Хюррем оказалась проворнее и едва не сбила старуху с ног мощной оплеухой. За звоном пощечины последовала гробовая тишина.

Лицо кяхьи медленно расплылось в победной улыбке.

– А вот за это тебе точно причитается бастинадо, – шепнула она. – Капы-ага тебе своими батогами подошвы-то до костей обдерет. Теперь у нас весна на дворе. Почитай за счастье, если к зиме снова ходить начнешь.

На пороге появилась пара стражей. Один вошел и взял Хюррем за руку со словами:

– Тебе со мною. И шитье свое прихвати.

Хюррем была ошеломлена. Разве могла стража прийти за нею так скоро? Разве что караулила за дверью… Она сделала, что было велено: собрала свои иглы, пакетик с наждачным порошком и отрез зеленого шелка, который вышивала.

– Куда это вы ее уводите? – спросила кяхья.

– Куда капы-ага приказал, туда и уводим, – ответил стражник и увлек Хюррем за собою на выход.

– Ее же нужно в темницу, на бастинадо! – кричала им вслед кяхья.

Хюррем же позволила стражам побыстрее увести ее прочь по коридорам. Ведь если за нею послал сам капы-ага, это могло означать лишь одно – и отнюдь не бастинадо.