Читать книгу Пути России. Народничество и популизм. Том XXVI - Коллектив авторов, Ю. Д. Земенков, Koostaja: Ajakiri New Scientist - Страница 14

Популизм поверх границ
Штефан Мерль[91]. Подъем правого популизма – кризис демократии? Сравнительный взгляд из исторической перспективы
5. Почему правый популизм распространяется именно в данный момент. взгляд из исторической перспективы

Оглавление

Ситуация в межвоенный период имела много общего с сегодняшним днем: распространялись националистические идеи, популисты успешно использовали новые медиа для своей пропаганды в народе, демократия во вновь возникших национальных государствах была слаба, а ответственные граждане редки. Сегодняшние популисты, как и диктатуры 1930-х, используют стратегию политической коммуникации, фокусирующуюся на создании образа врага, который представляется якобы ответственным за все возможные ошибки и недостатки. Эта стратегия очень успешно работала на дискредитацию политических оппонентов, эмоционально подогревая общественные настроения против существующих властей. Поскольку многие сегодняшние обстоятельства отличны от того, что было тогда, мы не можем напрямую узнать либо перенести знание из предшествующей исторической ситуации. Однако в поиске сходств и различий сравнение может позволить нам лучше понять риски сегодняшних политических констелляций.

Как и в межвоенный период, одновременное укрепление популистских правых партий приобрело новое качество после избрания президентом США правого популиста Трампа. Это повторяет ситуацию в Европе 1920-х годов после окончания Первой мировой войны. В то время во многих европейских странах появились фашистские режимы и партии. Бенито Муссолини, бывший премьер-министром Италии с 1922 года, после принятия в 1925 году титула «дуче фашизма» стал ролевой моделью для других диктаторов-популистов. Уже в межвоенные годы популисты, несмотря на националистические цели, были тесно связаны друг с другом задачей преодоления демократии.

В Европе в начале 2000-х годов похожую роль вместо окончания войны сыграло падение коммунистических режимов: оно породило политическую дезориентацию во многих европейских странах. Внешние рекомендации предлагали как можно скорее трансформировать эти государства в демократии, установив в них рыночные экономики, основанные на частной собственности. Путь к этой цели был отмечен предложениями, очень схожими с популистским упрощением: свободные выборы, свободные цены, превращение экономических активов страны в частную собственность. Это не сработало, поскольку не было никакой концепции необходимых переходных шагов в направлении к этой цели. Проблемы с воплощением этой концепции стали очевидны, однако политически ими пренебрегли, так как казалось, что их можно разрешить, включив эти государства в Европейский союз.

Ожидание, что членство в Евросоюзе помешает правым популистам прийти к власти, было очевидно наивным – ему недоставало практических доказательств. Оно также дискредитирует «единство ценностей», которым якобы скрепляются вместе государства-члены. Очевидно, что наивное убеждение в существовании дороги с односторонним движением по направлению к демократии не выдерживает проверки. Это конкретная проблема, которая заключается в том, что у Евросоюза нет никаких эффективных механизмов по выводу из игры авторитарных режимов, если они оказываются у власти в результате «свободных» выборов. Любые ограничения и давление на государства, наносящие вред демократическим балансам власти, наталкиваются на единство всех государств-членов: так, Польша и Венгрия выступают против санкций заодно.

В 1920-х годах в Европе появилось множество слабых «национальных» государств. Новые политики и партии должны были иметь дело с борьбой за народную поддержку и веру в легитимность их правления. Германия стала демократией, отказавшись от монархии, только в конце Первой мировой войны. В оппозиции к новому государству находилась значительная часть элиты и военных/правых кругов. Все государства – преемники Габсбургской империи определяли себя по этнической принадлежности: заявляли о включении всех «настоящих» участников этничности. Им было необходимо завоевать доверие своего народа. Это обернулось широко распространенным ренессансом националистического мышления о титульных этносах новых государств, соединенным с подавлением меньшинств. Отсутствовала какая-либо рефлексия по поводу воспитания ответственных граждан. Сегодня бывшая коммунистическая часть Восточной Европы заново переживает процесс государственного строительства. Политики и партии, не имея возможности сослаться на предыдущие успехи и все еще не обладая твердой и устойчивой базой избирателей, борются за выполнение этой задачи. Сначала определенную роль играли демократические, социалистические или посткоммунистические партии. Однако зачастую в процессе трансформации ориентация на национальные ценности и ксенофобия становились многообещающими концептами, помогающими завоевать поддержку народа, не сталкивавшегося со сложными вопросами, привыкшего к патерналистскому правлению и готового принять простые лозунги и решения популистских партий, обещающих защитить его от безумного влияния из-за рубежа, в том числе и от политики ЕС.

Еще одно сходство с 1920-ми годами – появление новых коммуникационных технологий: в то время популисты успешно использовали новые средства массовой информации, такие как радио, кино и массовая постановка. Сегодня быстрое распространение правых националистических идей было бы невозможно без социальных сетей и интернет-алгоритмов. Они способствуют укреплению предрассудков и распространяют правые популистские лозунги, вместо того чтобы нести просвещение. Они обесценивают знания и критическое мышление, притом что интернет, казалось бы, должен делать обратное.

Социальные сети сегодня предоставляют новые возможности: популисты могут получить прямой доступ к своим сторонникам. Таким образом, у них появляется возможность распространять свои идеи и интерпретации непосредственно и исключительно на собственную аудиторию. Как бы безумно ни звучали сообщения Трампа для тех, кто не входит в число его подписчиков, его Twitter – хороший пример того, что трамповская аудитория будет верить любым его словам. Чем очевиднее он лжет, тем больше верят ему его последователи. Видные правые лидеры (такие как Ле Пен или Трамп) часто имеют несколько миллионов подписчиков, доверяющих их суждениям. Обвиняя другие средства массовой информации во лжи, они легко сохраняют свою поддержку: никто не станет им возражать в случае прямой коммуникации. Некоторые другие политики, такие как Курц, также используют широкие сети своих сторонников.

Социальные сети дали группам, бывшим ранее маргинальными, шанс вступить друг с другом в коммуникацию. Они объединяются и образуют сообщества, чтобы донести свои дикие идеи до широкой публики. Кроме того, некоторые правые популисты, продуцирующие антигосударственные послания, предоставили трибуну всему, что соответствует их интересам и целям: их интернет-форумы распространяют теории заговора и фейковые новости.

То, что социальные сети и интернет позволяют широко делиться своей точкой зрения, имеет серьезные последствия: они превращают в «истину» даже экстремистские позиции и спекуляции, если таковые открыто поддерживаются множеством других людей. Анонимность интернета побуждает людей писать и делиться тем, о чем в ином случае им было бы стыдно говорить публично. Таким образом, конкуренция в социальных сетях все более разрушает границы, заставляя писать со все большей ненавистью, превосходящей все то, что ранее было написано другими. Эта анонимность социальных сетей позволяет распространять враждебные ненавистнические сообщения вплоть до заявлений об убийствах.

Основываясь на эмоциях, популистские лидеры намеренно внушают своим подписчикам вражду к тем, кого они обвиняют, будь то политики, местные представители власти, журналисты fake news media или кто-либо еще. Эти обвинения устраняют остатки всякого уважения к людям в гражданском обществе. Объявить этих людей врагами – значит объявить их «вне закона». Популисты часто даже публикуют личные адреса и номера мобильных телефонов своих жертв. В результате эти «преступники» получают огромное количество наполненных ненавистью телефонных звонков, электронных писем и сообщений в социальных сетях. Разговоры об убийстве были первым шагом и в межвоенный период: за этим следовали дела. Диктатуры 1920-х годов также начинали со словесных персональных обвинений в адрес врагов. Затем из слов и лозунгов возникали поступки, заканчивавшиеся убийством миллионов невинных людей. Переход от словесных нападок на жизнь оппонентов к действиям уже произошел в нескольких европейских странах, в том числе в Великобритании во время кампании Brexit.

До осени 2019 года немецкая полиция, судьи и политики считали враждебные сообщения пустыми угрозами. Это было ошибкой. Первое убийство политика в Германии – после того как он годами получал подобные сообщения – произошло летом 2019 года, затем последовало нападение на синагогу. Лишь случай не позволил произойти массовому убийству евреев: не сломалась входная деревянная дверь. Только после этого немецкое государство начало относиться к ксенофобским посланиям более серьезно, однако до сих пор нет эффективной контрстратегии, лишающей анонимности тех, кто пишет подобные сообщения, чтобы привлечь их к суду: можно всего-то просить провайдеров социальных сетей такие сообщения уничтожать. Для борьбы с нынешним правым популизмом необходим более жесткий контроль за социальными сетями, подразумевающий удаление из них враждебного и ксенофобского контента. Сообщения, призывающие к смерти и убийству тех, кого подвергают виктимизации, должны стать позором для их авторов и для популистов-политиков, подобные действия поощряющих. Защита данных не должна распространяться на подобные сообщения, но многие судьи и политики все еще недооценивают опасность правого популизма.

Увеличивающаяся дистанция памяти о Второй мировой войне способствует тому, что правый националистический популизм может распространиться вновь. Спустя 75 лет после окончания войны многие забывают о ее причинах: о националистических подходах к экономическим и социальным кризисам в межвоенный период, об эгоистической политике отдельных государств, примером которой в то время были США, способствовавшей обострению кризиса 1930-х годов и усугублению его последствий для каждой из стран в отдельности. Националистические лозунги несут свою долю ответственности за возникновение и распространение диктатур в ряде европейских стран. Все вместе это закончилось Второй мировой войной. Создание международных организаций после войны в полной мере учитывало уроки, извлеченные из провала эгоистического национализма 1930-х годов. Они обеспечивали, по крайней мере, основу для коммуникации между государствами с различными политическими целями и порядками и очень эффективно работали наряду с международными дискуссионными форумами на протяжении последних десятилетий. Это защищало мир от несогласованных действий национальных государств и позволяло предотвратить новую мировую войну. Чтобы реализовать свою эгоистическую идеологию America First, Трамп начал борьбу с этими международными организациями ради их ослабления или ликвидации. Он хочет обратно отвоевать свободу для своих националистических и эгоистических действий, чтобы сделать Америку снова великой за счет других наций. Тот же самый аргумент стоял и за Brexit: отвоевать свободу для независимых национальных действий и получать собственную прибыль за счет чужих издержек. Россия поддерживает евроскептиков, чтобы ослабить ЕС. Все правые популистские движения едины в стремлении избавиться от международных организаций и ограничений, устанавливаемых ими для эгоистических действий отдельных наций.

Важным отличием от межвоенного периода является то, что в сегодняшнем обществе нет такой глубокой нищеты среди широких слоев населения, но правые популисты часто появляются в достаточно богатых и благополучных обществах, чтобы защитить от иммигрантов достигнутый уровень благосостояния. Эта ситуация сильно отличается от левого популизма в Латинской Америке, который гораздо больше базируется на настоящей нищете. Новыми движущими силами стали ощущаемая дискриминация ранее привилегированных групп и тревога по поводу будущей ситуации.

Пути России. Народничество и популизм. Том XXVI

Подняться наверх