Читать книгу Михаил Есенәлиев: Өнегелі өмір. 26-шығ. - Коллектив авторов - Страница 3

(1965 – 1970-е годы)

«Наш дом» – это наши родные и близкие – сын, родители, внуки, сестры и братья, их дети – «алматинско-ленинградский» альянс, как говорил Михаил Иванович. И наши друзья.

Сын был всегда с нами, наша радость и жизнь, он проходит через все радости, печали, потери, достижения, с ним пришла новая жизнь – невестка, дети…

Самые родные были отец, мать, о ком Михаил Иванович с такой любовью написал в своей книге «Штрихи к портретам». Для меня это были близкие и родные, простые скромные люди, очень доброжелательные, заботливые. Они обладали народным чувством юмора и глубоким оптимизмом. Их любили и уважали.

О любимой сестре Михаила Ивановича Розочке, можно много писать – она была своим человеком в нашем доме. Добрая, заботливая, бесконечно преданная своему любимому брату, на нее всегда можно было положиться. Она нянчила нашего сына, самозабвенно играла с ним, чуть не до 10-го класса, была другом его друзей. Михаил Иванович, придя домой, спрашивал: «А Роза звонила?». Если нет – шел звонить сам. Он просто не мог без родных. Таким же родным стал для нас ее муж – Агылшин Мигманович, глубоко порядочный, уважаемый в Республике человек, надежная опора своей многочисленной родни и нашей семьи. Их дети – Тлекжан и Айечка, семья Тлеки – Айнура и маленький Ануарик были радостью и гордостью Михаила Ивановича. Очень любил он и дочку младшей сестры Гали – Айнурочку. Заботился о них, помогал. Тяжело пережил безвременный уход брата Юры – несчастный случай. И все время укорял себя, что не может съездить, навестить среднюю сестру – Майю, рано уехавшую со своим Павлом в Россию и создавшую там прекрасную семью.

Я подружилась с «тетей Полей» – старшей из Саратовской родни, она приезжала к нам, жила подолгу, привозила с собой хорошую белую шерсть, пряла, оставляла мне пряжу и я щеголяла потом в белоснежных кофточках и шалях. Последний раз она спрашивала: «Ты приедешь меня хоронить?». Но мы с Михаилом Ивановичем смогли поехать только через год, поклонились ей на Саратовской земле. Великая, скромная казашка – труженица земли русской. Ее дочери, внуки – все здесь в России.

Мои родители – Иван Климентьевич и Лидия Ивановна сразу нашли общий язык с Михаилом Ивановичем и с его родителями (они приезжали к нам в гости в Павлодар). Мою маму уважали и любили в Мишиной родне – она шутила со сватом, она благословила Розочку с Аликом на долгую жизнь, а потом и Тимура с Галей. Она всю казахскую родню принимала у себя в Ленинграде и шутила, что как девочки приедут, так потом сразу выходят замуж. Она часто приезжала к нам и жила, и помогала, и отводила ветры от нашего дома. Михаил Иванович очень тепло к ней относился – интеллигентная, мягкая она создавала в доме спокойную и доброжелательную атмосферу. Если что-то возникало между нами, и я была недовольна, мама говорила: «..Маечка, Миша по большому счету всегда прав». И мне нечего было сказать.

Приезжала моя родная сестра Ирина с мужем Валерием и детьми – Светой и Сашенькой. Он был еще мал, но видимо полюбил своего казахского дядю – когда случилась беда – первый неординарно откликнулся:

«По Астане на белом коне – Едет казах, – печаль в глазах. Даже не страх – какой там страх..Все кругом занесло песком, ни звук какой, ни плачь какой…Просто покой – Вечный покой» (19 августа 1999 года). Братья Герман Иванович и Игорь Николаевич с супругами, а потом и их дети – всех мы принимали с радостью, а Михаил Иванович старался лучше показать им Алма-Ату, организовать их отдых.

Сейчас диву даюсь – как много приезжало к нам близких людей – и родные, друзья Михаила Ивановича, и мои – из Саратова, Кокчетава, Павлодара, Ленинграда, Москвы, Ташкента – у нас несколько лет воспитывался сынишка друга Михаила Ивановича из Самарканда, учились племянники из Саратовской области. Жила дочь подруги из Будапешта, сын подруги из Ленинграда. Всем хватало места и тепла.

Мы никогда не жили в роскоши, но в нашем доме всегда было красиво и уютно для родных и друзей. Михаил Иванович любил красоту – сам вешал в комнате подаренные или приобретенные картины, сувениры. У нас висел (и висит у меня) натюрморт А. Галимбаевой «Ваза с цветами и чайники», автолитография Е. Сидоркина «Коляска» из серии «Кыз-Жибек» (находится в Музее г. Павлодара), а в кабинете – его неподражаемые рисунки из серии «Казахский эпос»; моя любимая акварель «Джунгария», художник А. Калимов, пейзажи предгорий Алматы – художники Ж. Шарденов, У. Ажиев и др.

В квартире были большие светлые окна. Михаил Иванович любил, когда мы с Тимуром и Нурланом (сыном подруги) ездили осенью в горы и привозили охапку кленовых веток с золотистыми листьями. Мы их гладили и делали на зиму большой букет удивительной красоты. Всем нравилось. Однажды зашел к Михаилу Ивановичу писатель Абдижамил Нурпеисов, восхитился – «Ведь это настоящее искусство!».

Но главным в нашем доме для Михаила Ивановича была библиотека, которая занимала весь кабинет плюс шкаф с книгами по искусству в зале. Кабинет он тоже оформил по-своему: купил простую, но очень удобную белорусскую стенку. Часто перебирал и переставлял книги. Не раз просил свою сестру Розу, а потом и племянниц – Айечку и Айнуру – хорошенько проветрить его книги,

После долгих поездок отдыхал в кабинете, сын подсаживался рядом и вызнавал у папы все, что мог. Михаил Иванович всегда с собою что-то привозил, часто это были книги, подаренные ему москвичами или ленинградцами (Г. и И. Курбатовы – профессора ЛГУ, Ю.В. Асеев – философ, Р. Казакова – поэтесса, Д. Гранин – писатель, А.Чепурнов – поэт и др.). Из-за рубежа – книги по искусству, по городам, в которых он бывал.

Как в большинстве гуманитарных семей, у нас были все произведения классиков Мировой Литературы. Но у Михаила Ивановича были и раритеты европейских, русских классиков: Канта, Каутского, Плеханова. Например, из серии «Капііапа» – руководство для изучения философии Канта – «Ход мыслей в «Критике чистого разума» Карла Штанге, М. 1906 год. Очень зачитана и, видно, что не он один пользовался книгой. Таково было веление времени! «Античный мир, иудейство и христианство» Карл Каутский. СПБ, 1909 год, и др. Было несколько изданий «Библии», «Корана» ( и толкования к нему), книги по буддизму, конфуцианству, индуизму и др.

Еще во время учебы в Москве Михаил Иванович делал конспекты, выписки из редких книг – истории Александра Македонского, древнегреческих и восточных философов. Законспектировал историю древнего Казахстана (Радлова, М. Вяткина, Чокана Валиханова и др.), много выписок из европейских «закрытых» авторов.

Интересно, у него целая полка была занята книгами афоризмов, изречений из отечественных и зарубежных авторов – «Симфония разума» В.Л. Воронцова, «Сокровища античной и библейской мудрости» Ю.А. Ракова, «Испанская классическая эпиграмма», пер. с испанского В.В. Васильева, в «Мире мудрых мыслей» разных вариантов, не говоря уж о восточных мудрецах – рубаи Омара Хайяма он постоянно носил с собой…

Возможно, один из источников его неординарного ораторского искусства, образного мышления именно здесь, т.к. на многих блокнотах, листках и даже на рабочих бумагах – как уже писал об этом наш друг Габбас Кабышев – Михаил Иванович собирал, особенно на казахском языке, и берег бриллианты остроумных и мудрых высказываний. И стихи – он выписывал, перепечатывал Пушкина, Тютчева, Абая… Такая натура.

Его библиотека во многом формировалась и пополнялась за счет книг, подаренных ему писателями, поэтами, учеными, деятелями литературы и искусства. И казахских, и русских авторов. Главное в том, что автографы на каждой книге очень теплые, сокровенные. Библиотека стала не только собранием книг – она как бы создала духовный облик ее хозяина и его почитателей. Спасибо директору БАН К.К. Абугалиевой и профессору А.Ж. Аманбаеву, что они смогли собрать и сохранить часть этого богатства. (См. А.Ж. Аманбаев – «О чем повествуют автографы», «Книга автографов». – Алматы, 2005. На казахском и русском языках. – С.5. Михаил Исиналиев. Избранное. II том, «Арыс» баспасы. – Алматы, 2007 год. – С. 497).

У Михаила Ивановича было небольшое хобби – он собирал книги маленького формата. Переписывался с любителями – был у него хороший друг в Душанбе – Халмурат Шарипов – обменивались. Друзья привозили из Саратова, из Москвы, присылали из Вильнюса, из Петрозаводска, из Тбилиси, Праги, из Казани, Челябинска, Свердловска и даже «Новый завет», изданный в Швеции. Здесь в Алма-Ате любителями этого жанра были Анвар Шманов, Санжар Джандосов, Борис Самсонов и др. Настоящим шедевром у Михаила Ивановича были его любимые эпиграммы – «Эпиграмма – хохотунья, эпиграмма – егоза, трется, вьется средь народа и завидит лишь урода – разом вцепится в глаза» – Е. Баратынский. Пять совсем маленьких книжечек на пяти языках. Издательство «Книга». – М., 1986.

Михаил Иванович прекрасно знал расположение книг в кабинете и, оглядев его, сразу спрашивал: – «А, где эта книга?». У нас многие пользовались библиотекой – дети друзей, соседи, аспиранты, а особенно мои студенты из Консерватории, когда готовили рефераты. Михаил Иванович ворчал: – «Все книги по искусству растрепали!», но не возражал – таких книг тогда было мало.

Кабинет был хранилищем мыслей Михаила Ивановича и Тимура. Сын здесь делал уроки, спал, запоем читал фантастику, на что Михаил Иванович смотрел не очень одобрительно. «Ну что ты перечитываешь одно и то же?» – говорил он, с презрением глядя на потрепанную книжку А.Толстого «Гиперболоид инженера Гарина». При всей своей загруженности Михаил Иванович следил за чтением сына и пополнял библиотеку. Поддерживал его интерес к животному и растительному миру в детстве (в кабинете по очереди жили рыбки, хомячки, попугаи, канарейки и др.), к исторической литературе, истории разведки, дипломатии в старших классах. Нашел время провести в его школе беседу о международных отношениях, когда сын учился в 10-м классе. Помог ему с подготовкой по английскому, когда тот определился с будущей учебой. Они хорошо дружили. Особенно это пригодилось, когда Тимур уехал на учебу в Москву. Михаил Иванович сам подыскал ему квартиру, т.к. на первом курсе не было общежития. Вот что он писал Тимуру по поводу первых его экзаменов в МГИМО: «Сынка, мой дорогой!

Крепись, держись, сдавай, не унывай и не зазнавайся, все экзамены и наиболее сложные впереди…Крепи здоровье, волю и характер, они и только они верные союзники в жизненной борьбе. Обнимаю. Папа» (личный архив М.И.).

А потом, уже в общежитии, бывая в Москве, навещал, угощал его однокурсников казахскими деликатесами. Подружился с соседом по комнате студентом из ГДР Райнером Брандау. Они с женой были в гостях у нас в Алматы, переписывались с нами, когда Тимур с семьей был за границей, а позднее Райнер встречал Михаила Ивановича в Берлине во время его поездок по Европе.

Осенью 1980 года мы должны были ехать на Кубу, а Тимур в это время заболел. Михаил Иванович не захотел оставлять его в общежитии и перевез к своему другу-дипломату Дастану Раимбекову, под присмотр его заботливой жены Людмилы Дмитриевны. Раимбековы – наши близкие друзья с 50-х годов. Он приезжал к нам на целину, когда работал инструктором ЦК ВЛКСМ. Потом его путь ушел в дипломатию, более 20 лет он работал в посольствах Венгрии, Румынии, в МИДе, но мы продолжали общаться и в Москве, и в Алматы. Позже они знали не только Тимура, но и наших внуков.

Будучи за границей в те годы, Михаил Иванович был катего- рически против приобретения каких-либо «шмуток», да у нас и денег тогда не было. Только книги – а это было самое дорогое. Он с вожделением смотрел на фигурки Венеры – Афродиты – хотелось купить, но, увы, не купили. Долго жалел. А однажды принес домой казахскую детскую люльку – «бесик». Изумительная резьба по дереву (исполнил Калназаров из Кзылординской области): «Вот, знаешь, не смог удержаться. Такая тонкая работа – уговорил продать». Была выставка кустарных промыслов. «Бесик» долго стоял в нашем доме.

Дома, по молодости, у нас всегда было много народу. И хорошо – и плохо. Мои подруги. Товарищи сына. Племянницы, племянники – тут как тут. Все обедали, всем было хорошо. Вечно звонил телефон – моя мама жаловалась: «Очень шумная у вас квартира – звонят, приходят, двери не закрываются – нет покоя».

Вскоре я и сама стала понимать, что это нелегкая нагрузка. Стала ограничивать присутствие «гостей» в неположенное время. Михаилу Ивановичу нужен был отдых. Иногда входил он в квартиру, я вижу, что он весь зажат – напряжение не только умственное, но и физическое – я клала ему руки на плечи, смотрела в глаза и говорила: «Все, ты пришел домой». Он глубоко вздыхал, раздевался и проходил уже спокойно.

Мы любили вечера, накануне праздников – чей либо день рождения или какое-нибудь торжество. Я уже «набегалась», все основное вроде готово, даже Роза с Аликом ушли домой. Остальные спят. И вот, Михаил Иванович берет две стопочки, наливает себе коньяк или виски, мне хорошего вина. Мы садимся друг против друга – можно спокойно поговорить, подумать, посоветоваться – завтра придут люди – родные, друзья – будет некогда. Это нам помогало отдохнуть от спешки, вздохнуть, просто по- смотреть друг на друга.

А рано утром он спешил на улицу Калинина (где до сих пор цветочный базар) и возвращался домой с прекрасными букетами цветов. Это был у него такой ритуал по праздникам.

В нашем доме собирались друзья. Приходили Кусай Аликулович с милой Биганым, Сагындык Жунусович с улыбающейся Нагимой, Канапья Габдулинович с маленькой изящной Салимой, Анет Иманакишевич Бектемисов с шумной красавицей Лерой. Спокойно входили Курман с Салимой, и, беспокойные в своей заботе, Шакир с Джамилей, Диляра с дочкой, Магрифа, Сансызбай, Мунира. Мои консерваторские «родные» – Батеш Казыханова, Тамара Мухамедьяровна с супругом, Райхан – невозможно всех назвать. Как-то, однажды, зайдя к нам, Вагиз Ибрагимович Ибрагимов с Лейлой, глядя на наш стол, сказал: «Что-то Михаил Иванович у тебя стол маловат!». И через день прислал прекрасное покрытие, которое увеличивало наш стол на 20 человек. Так и жили. (Передала потом любимым соседям – Нуртазиным, пусть продолжаются тои).

А когда у нас собирались родные, друзья – звучали хорошие песни. Михаил Иванович очень любил и слушать хорошее пение, и петь – у них в семье все хорошо пели. Начинала Розочка – приятный мелодичный голос, под нее легко было подстроиться. Подхватывал Михаил Иванович, подпевали Зоя, Джамиля, Галя (младшая сестренка). Репертуар был обширный, многообразный, на разных языках. Любили комсомольские песни и песни военных лет, особенно в компании Розы Есельбаевой, Гайникен Бибатыровой, Венеры Кармысовой, Гали Татариновой, Гриши Соломахи, Артура Артемьева и других «комсомолят». Михаил Иванович всегда запевал – «Забота у нас такая, забота наша простая, была бы страна родная…».

В свободное от работы время Михаил Иванович любил ходить по горам, не на вершины, а по ущелью. Брал с собой собаку Альфу и уезжал. Бродил там, сидел. Собака принадлежала сыну, но после его отъезда на учебу приходилось гулять с ней нам.

Он долго шутил над сыном – «Твоя собака, забирай в комитет комсомола института», на что сын отвечал – «Нет уж, пусть вас сторожит». Действительно, я была спокойна, что Михаил Иванович бродит по горам не один, Альфа была надежной защитницей. «Хорошо думается», – говорил Михаил Иванович, возвращаясь домой. Возвращался он к своим книгам, бумагам. Одной из любимых была книга «Закон Паркинсона». Одно время он держал ее при себе, зачитывал вслух отдельные места, весело шутил по поводу разных ассоциаций, давал друзьям почитать.

В начале 70-х гг. мы как-то сразу, год за годом, проводили родителей Михаила Ивановича. Михаил Иванович очень переживал. Но если мама ушла мгновенно, то отец угасал медленно, был тяжело болен. За ним неотрывно ухаживали дочь Роза и ее муж Агылшин. Утром до работы Михаил Иванович шел к нему домой, вечером, возвращаясь, заходил туда. Отец держался молодцом, но от этого легче не было. Конечно, работа требовала всего Михаила Ивановича, и, в этом, может быть, было спасение. Проводив родителей, Михаил Иванович сам создал проект памятника родителям. Довольно необычный – обнявшись за плечи, две слившиеся фигуры уходят от нас…Его идею смогли воплотить в светло-сером камне замечательные скульпторы Ольга и Виктор Андрющенко.

Отступление. Когда все произошло, стало легче. Приходят люди, двигаются, провожают. В голове остаются мысли. Они трансформируются в память. Это уходит уже с нами. Ее держит каждый по-своему. Михаил Иванович все держал при себе. Но младших родных успокаивал, подбадривал. Интересно, что когда он был доволен – радовался вместе. А когда было что-нибудь тяжелое – носил в себе. Только глаза выдавали.