Читать книгу Богословие, история и практика миссий. Альманах Миссионерского факультета. Выпуск 2 - Каллум Хопкинс, Коллектив авторов, Сборник рецептов - Страница 4

Каждый человек на своем жизненном пути для достижения экзистенциального бытия может проделать три стадии, даже не вполне осознавая это. Первая стадия чувственная. На этой стадии находятся люди, которые упиваются чувственными удовольствиями. Смысл жизни для этих людей – в удовлетворении своих чувственных желаний. Такого человека истина уже не интересует – он «познал» ее, и для него остается лишь путь чувственных удовольствий.

Но этот путь неизбежно ведет к страданиям. Человек все время чувствует себя не удовлетворенным настоящим, не удовлетворенным своим чувственным бытием. Поэтому в своем развитии человек начинает переходить на нравственную стадию. Этот переход необходим, потому что человек, ощущая недостаточность существования на чувственном уровне, осознает его как некоторое зло. Поэтому нравственная стадия характеризуется прежде всего противостоянием между добром и злом. Человек, ощущая недостаточность своего чувственного существования, воспринимает его как некоторое зло, противостоящее чему-то более высокому, более доброму. Противоположность между добром и злом возникает в человеке и ставит его перед другими проблемами. Возникает проблема выбора, критерия нравственности, критерия моральных ценностей. Нравственный человек вынужден делать вывод о существовании чего-то общего, поддающегося не только чувственному познанию, но познанию другому. Но это общее существует именно как общее, а человек прежде всего осознает себя как личность. Такой разлад между человеком как личностью и добром и злом как категориями общими также не удовлетворяет человека. И тогда человек переходит на религиозную стадию, когда религиозность устраняет существование объективных критериев нравственности, объективного добра и объективного зла. Человек испытывает разлад между осознанием себя личностью и существованием объективных нравственных ценностей, он не ощущает себя индивидуальностью. Переходя на религиозную стадию, человек прежде всего порывает с общим.

Образ Авраама есть образ, иллюстрирующий состояние религиозного человека. Понять позицию Авраама с точки зрения нравственности совершенно невозможно. Бог дает Аврааму единородного, долгожданного сына, а потом требует, чтобы его принесли Ему в жертву, – ситуация абсурдная. Бог как бы отменяет Свое действие, что, с точки зрения человека, просто неразумно, а кроме того, принуждает Авраама совершить грех – убить человека, совершить то, что запрещено заповедью. И вот перед Авраамом встает проблема, что делать: жить по закону или слушаться Бога, что в том и в другом случае означает слушаться Бога. Возникает трагическая ситуация. Но Авраам поступает правильно, и происходит чудесное превращение: вместо сына он приносит в жертву агнца, и Бог тем самым показывает правильность выбранного Авраамом решения. Правильность выбора Авраама показывает, что к религиозной стадии не подходят никакие этические критерии. Авраам мог бы отказаться, предположив, что это искушение, но в таком случае Авраам поступил бы как всего лишь человек нравственный[1].

О рождении Исаака, которое само было непостижимым для человеческого разума, Господь известил Авраама и Сарру лично, явившись им в образе трех гостей у дуба в Мамре (Быт 18). Это было началом последнего и важнейшего испытания Авраама.

Явление Исаака в этот мир, также как и принесение его в жертву на горе Мория, прообразовало вочеловечение и распятие Господа.

Не могла родить ребенка бесплодная мать; не могла родить непорочная дева; так же как еще раньше не могла прорости сама земля, которая не была возделана и не принимала в себя семян, на которой борозды проведены не были; было произнесено одно слово – и произросли бесчисленные роды растений, и земля получила свое украшение через это слово. Бог сказал: «Да произрастит земля» (Быт 1. 11) – и тотчас это слово проникло в недра земли, возбудило ее к рождению, и девственная земля родила[2].

Мертвая утроба Сарры зачала против естества, и сухие сосцы питали млеком Исаака; против естества было также то, что Дева Мария зачала без мужа и без растления родила Спасителя вселенной. Господь Сарру в старости соделал матерью, а Марию после рождения показал Девой. Ангел говорил Аврааму, когда он сидел при входе в шатер свой: «Будет у Сарры сын» (Быт 18. 14). Ангел в Назарете сказал Марии: «Зачнешь во чреве, и родишь Сына» (Лк 1. 31). Рассмеялась Сарра, зная свое неплодство, смотря на омертвение, не поверив слову: «Мне ли, когда я состарилась, иметь сие утешение? и господин мой стар» (Быт 18. 14). Недоумевала и Мария, видя свое девство и храня его печати нерушимыми: «Как будет это, когда Я мужа не знаю?» (Лк 1. 34). Обрадованы были Сарра и Авраам, когда родился Исаак, как сказал Бог; обрадованы были Мария и Иосиф, когда родился Иисус, как сказал Гавриил; обильно текли в уста Исааку источники млека от заматеревшей летами; обильно сосцы Девы источали млеко Питающему все концы мира. Не ради Исаака смеялась Сарра, но ради Того, Кто родился от Марии. И как Иоанн Предтеча взыгранием, так Сарра смехом выразили радость[3].

Суть прообразования в том, что Бог, намереваясь совершить какое-нибудь необычайное великое дело между людьми, всегда предупреждает и предначертывает его в тени, чтобы, когда явится истина, люди не усомнились в ней, чтобы, имея в виду предшествующий образ, не остались неверующими истине и таким образом прообразованная истина была удобоприемлемой; тень предшествует, а потом приходит истина, скрытая в тени, и являет чистый предмет[4].

Вселенной надлежало освободиться и избавиться от клятвы кровью Христовой. Столь возлюбил Бог созданные им мир и человечество, что во спасение их принес в жертву даже Своего единородного Сына (Ин 3. 16).

По общему мнению святых отцов, принесение Авраамом Исаака в жертву предзнаменовало Распятие Спасителя[5].

Авраам не слышал слов Господа: «Кто любит сына или дочь более, нежели Меня, не достоин Меня» (Мф 10. 37), и между тем подражал Отцу, о Котором сказано: «Который Сына Своего не пощадил, но предал Его за всех нас» (Рим 8. 32).

В лице Авраама человечество сделало достойный шаг к Богу. Он совершил невозможное для погрязшей в грехе человеческой природы деяние, когда ради Бога обрек на смерть своего единородного сына, тем самым уподобившись Богу и став Его другом.

Божественная прообразовательность образов и событий особенно отчетливо прослеживается в акте жертвоприношения Авраамом Исаака на горе Мория. Исаак был единородный, и Бог единородный; Исаак нес на плечах дрова, и Христос нес на плечах крест; этот, не сделав никакого греха, имел быть заклан, и Сын Божий, не сделав никакого греха, был распят; этот был и заклан и не заклан, и единородный Сын Божий был и заклан и не заклан, и умер и не умер; этот по намерению умер, а в окончании события не умер, и Сын Божий по плоти умер, а Божество Его осталось бесстрастным[6].

За Исааком, идущим на заклание, следовали осел и рабы его. И Христос, когда шествовал на страдание, воссел на жребя (Мф 21. 7), прознаменуя тем призвание язычников, и следовали за Ним ученики Его. Нож, поднятый Авраамом на Исаака, предзнаменовал копие, которым прободены Христовы ребра; жертвенник, на котором возлежал Исаак, – лобное место; овен, запутавшийся в чаще рогами своими (Быт 22. 13), – прообраз Христа, Божиего Агнца, двумя руками распятого на Кресте. Исаак разлучен был со своими спутниками; разлучен был и Христос со Своими учениками, когда шел на заклание[7].

Исаия взывал: «Как овца, веден был Он на заклание, и как агнец пред стригущим его безгласен, так Он не отверзал уст Своих» (Ис 53. 7). Господь, видя день страдания в образе Исаака на горе святой, сказал Иудеям: «Авраам, отец ваш, рад был увидеть день Мой; и увидел и возрадовался» (Ин 8. 56).

Бог Аврааму повелел принести в жертву сына, потому что хотел всем живущим в мире показать, как сильно Авраам любил Бога и для Него не пощадил единственного сына Исаака, и этим Бог Аврааму, как другу, показал великую и необычайную тайну. Через жертву Авраам стал иереем, а по прообразованию сделал его Бог пророком. И открыл ему Всевышний Бог, что и Сам Он даст за спасение мира Единородного Сына, чтобы Бог, вочеловечившись, спас род человеческий от заблуждения[8].

Отец касается сына, и природа не противится делу; сын предает себя отцу, пусть делает с ним все, что угодно. Один возвышается над естеством, другой рассуждает, что воспротивиться отцу – хуже смерти. Затем отец связывает сына узами. Исаак лежит перед отцом у самого жертвенника, припав на колено, и с руками, загнутыми назад; отец же, став поодаль отрока на согнутое колено и левой рукой отведя к себе волосы сына, наклоняется к лицу, смотрящему на него жалостно, а правую ножом вооруженную руку направляет, чтобы заклать сына, и острие ножа касается уже тела, – тогда приходит к нему свыше глас, останавливающий дело: «Не поднимай руки твоей на отрока и не делай над ним ничего, ибо теперь Я знаю, что боишься ты Бога и не пожалел сына твоего, единственного твоего, для Меня» (Быт 22. 12).

Бог Отец не может быть ангелом. Следовательно, беседовавший с Авраамом есть Единородный Сын, о Котором говорит пророк: «Нарицается имя Его велика совета Ангел» (Ис 9. 6)[9].

С Авраамом еще раз был случай, когда он лицом к лицу встретился со вторым Лицом Пресвятой Троицы Спасителем нашим Иисусом Христом. Это было после поражения, нанесенного Авраамом эламскому царю и его союзникам, захватившим его племянника Лота. Авраам напал на войско четырех царей с вооруженным отрядом численностью 318, который есть прообраз числа участников I Вселенского собора, и разгромил их (Быт 14. 13–16). По возвращении с войны произошла встреча Авраама и Мелхиседека, царя Салимского, то есть Иерусалимского, священника Бога Всевышнего, который вынес Аврааму хлеб и вино и благословил его, Авраам же, в свою очередь, выделил Мелхиседеку десятину от добычи (Быт 14. 17–24).

Благословение Авраама Мелхиседеком через хлеб и вино есть прообраз евхаристии[10].

Мелхиседек с греческого переводится как «царь правды», салим – «мир» (евр.); Мелхиседек царь Салимский по своему названию и по силе значения этого названия есть царь правды и царь мира (Евр 7. 2), кем может быть только Христос, прообраз Которого Авраам узрел в Мелхиседеке.

Когда царь Салима предложил ему забрать всю добычу себе, Авраам не взял ни нитки, ни ремня от обуви, чтобы никто не мог сказать, что обогатил Авраама (Быт 14. 22–24). Побеждая видимых и невидимых врагов и ничего не принимая от мира, а напротив, чествуя вышнее богатство, Авраам получил благословение Христа, Царя мира, через Мелхиседека, принимая таинственное, как бы дар неба и напутствие жизни[11].

Авраам глубоко верил в то, что если до конца довериться Господу, Тот не пожертвует им и не случится ничего плохого. Взамен этой великой веры он обрел дар пророчества[12]. Он дважды еще до жертвоприношения на горе Мория невольно произнес пророчество, когда велел слугам остаться у подножия горы (Быт 22. 5) и сказал Исааку, что Бог сам выберет «агнца для всесожжения» (Быт 22. 8). Он верил, что сын его тотчас же по заклании воскреснет[13], поскольку Бог сказал ему: «В Исааке наречется тебе семя» (Быт 21. 12). Твердо помня это обетование, которое должно было исполниться через того, кого Бог повелевал убить, благочестивый отец и не усомнился, что ему может быть возвращен закланный, ибо он был и дан нежданном (Евр 11. 17–19). После того как Авраам услышал голос, запрещающий поднимать руку на Исаака, и увидел овна, запутавшегося рогами в кустах, закланием которого закончилось знаменательное кровавое жертвоприношение, он как пророк удостоился узреть Иисуса, увенчанного перед Своим закланием иудейским тернием.

Без такой всепоглощающей веры нормальному человеку было бы совершенно невозможно исполнить то, что совершил Авраам, когда положил дрова на плечи Исааку и, взяв огонь и нож, пошел на гору. Исаак называл его отцом, а он называл того сыном; в это время эти имена были действительными, но потом могли потерять значение. У человека в таком состоянии должны «распадать колена», сокрушиться члены, должен смутиться ум. Однако Авраам поднял и связал Исаака, и взял нож в правую руку, чтобы заклать сына своего. Божие повеление было могущественнее его сердца, и повинующийся повелению Авраам попрал природу. Только по этой причине у него не оцепенела десница, вооруженная против сына, не выпал нож из руки, он не ослабел весь и не изнемог, смог стоять и смотреть на связанного Исаака, ему продолжали служить нервы, оставался в действии ум и он не умер сам. Такой ценой Авраам со ступени полноценного нравственного служения в конечном итоге возвысился до ступени полноценной религиозности и первый из людей удостоился чести величаться другом Бога. Он чувствовал, как человек, но любомудрствовал, как любящий Бога[14].

Когда свыше нисшел голос, исполненный милости и человеколюбия, и удержал Авраама, Господь Исаака назвал отроком, хотя на горе Мория ему было 37 лет. Он его называет так уничижительно потому, что, хотя Исаак и был прообразом Христа, но при этом оставался человеком. Для спасения должен был быть предан закланию Сам Сын, а не прообраз, не ребенок, не раб, а истинный Сын Единородный, посланный к нам не от Авраама-отца, а от Отца Небесного. Преобразование завершилось, и дальше должна была последовать истина[15].

Скрывая свое намерение от рабов, оставленных внизу у горы Мория, Авраам пророчествовал то, что, возвращаясь с Исааком, теперь видел сам. Сказал он им не то, что имел в уме; но случилось так, как сказал, а не так, как он думал. Рабов он оставил для того, чтобы не быть принужденным поступить против воли Божией, чтобы они не помешали ему исполнить Божие повеление.

Еще раньше он скрыл свое намерение от Сарры, опасаясь, что она стала бы удерживать его и не дала бы увести сына своего, которого получила сверх чаяния, которого обрела за страннолюбие, которого Бог даровал ей в глубокой старости. Он опасался, что Сарра, женщина нежная и чувствительная, не смогла бы допустить, что Бог мог явиться Аврааму и потребовать сына, которого Он дал ей сверх чаяния; что Сам даровал и Сам отнимает, поскольку если Он дал его для того, чтобы отнять, то лучше было бы, если бы не давал, потому что не столько тяжело не иметь, сколько получить и потерять. Она стала бы возражать Аврааму и воспрепятствовала бы жертвоприношению, и таинство не совершилось бы. Она не могла бы допустить, чтобы сын, рожденный сверх чаяния, был умерщвлен, чтобы сын, дарованный ей в самой старости, был заклан, чтобы руки отца совершили детоубийство; не перенесла бы этого Сарра, но произвела бы великую ссору с Авраамом, а за ссорой неизбежно последовала бы какая-нибудь хитрость, а хитрость воспрепятствовала бы совершению таинства, после чего он больше не смог бы ее любить. Авраам не сказал жене, чтобы не потерять ее саму[16].

И в этом случае Авраам как пророк оказался прав. Сарра, которая родилась у него на глазах, росла вместе с ним, была его первой и единственной любовью на протяжении долгой жизни, единомышленницей с отроческих лет, сотрудницей и соратницей в миссионерской деятельности еще в Уре Халдейском; безропотной и верной спутницей в преклонном возрасте в чужой стране в диких условиях и вражеском окружении; которая из любви к нему бесстрашно последовала в гарем сначала фараона в 65-летнем возрасте, а затем царя филистимлян Авимелеха в возрасте 90 лет, будучи беременной; которая ради любви к Богу не только смирилась с близостью любимого мужа с чуждой и недостойной рабыней, дочерью фараона Агарью, а наоборот, сама настойчиво убеждала Авраама в том, чтобы он не нарушил завет, данный ему Богом; единственная женщина в истории человечества, которой лично довелось беседовать с Пресвятой Троицей; Сарра, которая благодаря своей твердой и непоколебимой вере до конца защищала достоинство семьи и потомков Авраамовых; которая стойко сносила всю тяжесть нелегких испытаний на протяжении 127 лет совместной жизни с Авраамом, очевидно, не смогла бы выдержать это последнее испытание, которое сделало Авраама другом Бога в его экзистенциальном одиночестве.

Исаак, возвратившись с горы Мория, рассказал матери о случившемся. Сарра не смогла вынести этого известия и умерла. «И пришел Авраам рыдать по Сарре и оплакивать ее» (Быт 23. 2). Как пророк Авраам не мог этого не знать заранее, но такова была цена.

Исаак тоже пострадал. Хотя через три года он женился на Ревекке, внучке своего дяди Нахора, одной из прекраснейших женщин Ветхозаветной истории, и жил с ней счастливо дольше всех патриархов позднего времени до своих 180 лет, на горе Мория у него резко ухудшилось зрение, в результате чего на старости лет он совсем ослеп.

Авраам, который для домостроительства человечества[17] позже родил еще шестерых сыновей от наложницы Хеттуры (Быт 25. 1–6), похоронил Сарру, жену свою, в пещере поля в Махпеле, против Мамре, что ныне Хеврон, в земле Ханаанской, которую купил за четыреста сиклей серебра (Быт 23. 3–20), где после смерти был погребен и сам.