Читать книгу Богословие, история и практика миссий. Альманах Миссионерского факультета. Выпуск 2 - Каллум Хопкинс, Коллектив авторов, Сборник рецептов - Страница 5

Иосиф был великим миссионером. В его жизнеописании (Быт 30–50) не подчеркивается миссионерская мотивация его деятельности, а в качестве его главнейших добродетелей представлены кротость, непорочность, дар предвидения и прощения. Однако участие Иосифа в домостроительстве человечества в первую очередь проявляется в его свидетельствовании и проповедании величия Господа как среди язычников, так и среди своих ближних. Несмотря на выпавшие на его долю многочисленные тяжелейшие испытания, Иосиф как пророк не мог не знать, что Господь поставил его в Египте прежде всего для того, чтобы просветить язычников[18], и что перенесенные испытания были ниспосланы в основном с этой целью[19]. С его именем связано понятие миссионерства внешнего – египтянам как среде инаковерующей, и миссионерства внутреннего – своим братьям как маловерной среде. Своим смирением, терпением, упованием, прощением, трудом, верностью, святостью и непоколебимой верой – вот некоторые необходимые качества миссионера – он не только одолел тьму неверия и инаковерия языческого Египта и маловерие своих братьев, но и воссоединил духовность Израиля с земным благоустройством Египта и тем самым достиг, по-видимому, высшей цели миссионерства – гармоничности своего общества.

Волею или неволею вся жизнь Иосифа представляет собой прообраз жизни Христа. Прослеживается множество совпадений и параллелей между житием Иосифа и Христа, что по содержанию еще больше углубляет и делает значимым миссионерскую деятельность Иосифа по отношению к своим братьям и народу, а также по отношению ко всей вселенной того времени: благодаря своей глубокой вере и человеколюбивому милосердию Иосиф в течение семи голодных лет сохранил жизнь не только семимиллионному населению Египта[20], но и другим народам, проживающим вблизи этой огромной империи.

Первое миссионерское влияние, имевшее существенный результат, Иосиф оказал на семью Потифара, который был царедворцем фараона, начальником его личной охраны. Он с самого начала произвел сильное впечатление на Потифара, который подробно выяснил происхождение и воспитание Иосифа. Наследник Авраама, Исаака и Иакова отличался добродетелью и благонравием, особенно же страхом перед Господом. Единственное, что удручало Иосифа, – горе, вызванное предположительной смертью отца, и тоска по нему.

Потифар, видя благонравие юноши, его обширные познания и честность, все, что ни имел у себя, отдал в руки прекрасному Иосифу, как родному сыну, а сам совершенно не знал, что и как делал Иосиф. Потифар не касался сего даже словом, а только ел хлеб в урочный час, ибо знал, что Иосиф весьма верен, особо изведав на опыте, что все имения его умножились в руках Иосифовых; и великая была радость рабам и рабыням, которые под смотрением Иосифа наслаждались всеми благами[21].

Иосиф был очень хорош собою. В Ветхом Завете описывается красота лишь нескольких мужчин. По мусульманской традиции, он был настолько прекрасен, что знатные дамы, узрев его входящим в зал, потрясенные его красотой, порезали себе руки острыми ножами, которыми чистили лимоны. Жена Потифара, которую по позднейшей еврейской традиции называют Зулейкой (соблазнительницей)[22], воспылала по отношению к Иосифу порочной сатанинской страстью. Внешний облик египетских женщин и их манеры должны были сильно поразить сына патриархального пастуха, получившего строгое религиозное воспитание, но госпожа, по словам святого Ефрема Сирина, «видя Иосифа, украшенного красотою и сведениями, уязвилась к нему любовию и сатанинскою страстию, и сильно желала пребыть с ним, желала этого честного юношу, этот источник целомудрия ввергнуть в пропасть распутства. Расточая тысячи ухищрений и нарядов, думала подействовать на обольщение молодого человека; каждый час переменяя одежды, придавая блеск своему лицу, убираясь в золото, сатанинскими взглядами и мерзкими улыбками приманивала несчастная святые очи праведника; она предполагала, что этими своими приемами легко запутает в сети свои душу святого. Но Иосиф, огражденный страхом Божиим, не обращал на нее даже и взгляда. И она, видя, что многие придуманные ею убранства не действуют на праведника, распалялась еще большим пламенем и сильно задумывалась, не находя, что еще сделать с ним. Наконец, задумала открыто вызвать его на бесчестное дело и, выждав время, когда бы, подобно разъяренному аспиду, излить на него весь яд распутства, с бесстыдным лицом сказала святому: “Лязи со мною” (Быт 39. 12). Но этот, и телом и душою, адамантовый камень не поколебался в душе, особливо среди такой бури, и, отразив все страхом Божиим и приличным прекрасным благонравием, убеждал ее Божиим словом, говоря ей так: “Нехорошо это, жена, сделать мне грех с тобою, госпожою моею. Бога боюсь я; ибо вот господин мой все имение свое и в доме и в полях отдал мне, и ничего уже иного нет, что не было под моими руками, кроме тебя одной, госпожи моей. Потому непристойно мне обратить в ничто такую любовь такого господина, особливо же столько меня полюбившего. Как сотворю такой грех пред Богом, испытующим сердца и утробы?”»[23].

Потифар был язычник. Праведность и глубокая вера Иосифа поразили его с самого начала. Он проникся к нему доверием и, несмотря на то что сам не веровал в истинного Бога, не ограничивал религиозной свободы Иосифа. Потифар осознавал, что достаток и изобилие, наполнявшие его дом, не могли быть следствием только лишь сноровки и пусть даже самоотверженного и квалифицированного труда человека. Сверхъестественные способности Иосифа особенно подчеркиваются в позднейших устных преданиях, в которых описывается, например, как кубок в руке Иосифа сам собой делается горяч, если Потифару хочется горячего вина, и холоден, если ему хочется холодного, и т. п.[24]

Потифар чувствовал мистическую связь личности Иосифа с реально существующей сверхъестественной силой, гарантией чему для него являлось в первую очередь безупречная нравственность Иосифа – по его разумению глубокая вера Иосифа не позволила бы ему совершить какое бы то ни было нравственное преступление, будь то воровство, прелюбодеяние или тому подобное, в отличие от воззрений египтян, для которых эти человеческие слабости были настолько привычными, что даже не считались преступлением. Потому и доверил Потифар Иосифу свою семью и весь дом. И когда госпожа обвинила Иосифа в посягательстве на честь семьи, это, конечно, было оскорбительным для Потифара, но гораздо болезненнее для него было разочароваться в новообретенной вере. Вопреки респектабельной логике он доверился иудею – рабу и проникся верой, благодарностью и уважением к его Богу, и вдруг и раб, и этот неведомый Бог так его подвели и оскорбили! Мир пошатнулся для Потифара, и его едва смягчившееся сердце ожесточилось, и чтобы никогда в жизни не слышать более его имени, он заточил Иосифа в самую глубокую темницу, в самый страшный острог.

Минуло два года. Тяжелая травма еще не была полностью забыта Потифаром, когда фараон с другими визирями призвал его, представил ему Иосифа, восседавшего в его собственной колеснице, и потребовал от всех поклониться ему как наместнику фараона. Это было еще более страшным ударом для Потифара: с одной стороны, ошибся обожаемый им фараон, за которого он не задумываясь отдал бы жизнь; с другой стороны, он должен был поклониться бесчестному человеку и, следовательно, признать его абсолютно неприемлемую и чуждую систему ценностей; и, несмотря на его верность и беспрекословное повиновение фараону, Потифар внял голосу совести и покинул дворец, не поклонившись лжи.

С появлением Иосифа многое изменилось в жизни Потифара. Вначале он по зову сердца совершил непонятный и странный для его социального круга поступок, объявив полное доверие иноплеменному рабу и доверив ему дом и семью, в чем его упрекала даже жена (Быт 39. 17). Затем странно повел он себя и во время заточения – принял решение, толком и не разобравшись в происшедшем: если поверил тому, что слова египтянки правдивы, то Иосиф заслуживал уже не заключения в темницу, а смертной казни – самого высшего наказания, если же он не верил жене, то не следовало заключать его в темницу. Господь являет свой промысл и смягчает его сердце – так этот железный человек стал кротким[25].

Благие порывы были, очевидно, не чужды Потифару и раньше. Он любил своего фараона и служил ему верой и правдой; он был превосходным воином; наделен и другими добродетелями, но был язычником, жил в языческой среде, где повседневность определяется инстинктом самосохранения, основанными на нем общественными правилами, а не голосом совести, который должен привести человека к Богу.

Иосиф же, напротив, жил как глубоко верующий человек, соблюдая традиции предков и прислушиваясь к совести, что особенно отчетливо проявилось в той новой среде, в которой он оказался в доме Потифара.

Для Потифара встреча с Иосифом была примером, свидетельством того, как человек должен осуществить свой жизненный план, исполнить моральные обязательства перед Богом и людьми и в то же время быть успешным в земной жизни. То, что совмещать жизнь согласно совести с мирским величием невозможно, он хорошо знал на своем примере, – не найдя другого выхода, он вынужден был пойти на компромисс с совестью и предпочесть мирские блага, так как тогда не знал истинного Бога. По мере сближения с Иосифом ему постепенно открылось, что есть истинный, живой, сущий Бог, который помогает верующему совершить невозможное. Это было глубоким откровением для Потифара, озарившим его жизнь новым светом, наделившим новым смыслом.

Обращение Потифара и его челяди было бы слишком значимым достижением, которому злой дух воспротивился, использовав своим оружием госпожу, оказавшуюся впоследствии честным, благодарным и верующим человеком, она воспылала греховной страстью к Иосифу. Непоколебимая воля и нечеловеческая стойкость Иосифа, ниспосланные ему Богом, только ожесточили и повергли в отчаяние госпожу, которая до обретения истинной веры полагалась только на собственные силы, прислушивалась к разуму, ведомому злым духом. Она оклеветала Иосифа, и Потифар вынужден был прореагировать соответствующим образом. Как стало ясно впоследствии, Господь допустил это страшное испытание, обрушившееся на их семью, чтобы через сильный эмоциональный стресс и раскаяние наставить на путь служения истинному Богу.

Без разрешения покидая дворец фараона, разбитый и сокрушенный, Потифар сознавал, что тем самым отказывается от своего общественного положения и всех земных благ ради правды и чести. У него не было на свете никого ближе супруги, и он, разумеется, открылся ей. Госпожа и сама сожалела о случившемся. Искушение, по допущению Господа посланное ей, оказалось сильнее ее. Она вела себя неподобающим образом. Иосиф был рабом, к тому же по возрасту годился ей в сыновья, что даже теоретически делало этот мезальянс невозможным, и все же ее безумство дошло до того, что она ежечасно меняла наряды, золотые украшения и макияж, дабы обольстить его. И в случае успеха для сохранения греховной связи она помышляла даже убить ни в чем не повинного, верного ей мужа.

К тому времени, когда Иосиф спасся бегством, обуревавшая госпожу греховная страсть переросла в ярость; она окончательно отчаялась заполучить Иосифа. Умертвить его было единственным способом освободиться от страшного влечения, и она обвинила его в преступлении, караемом смертной казнью.

По милости Божией Иосиф избежал смерти, но попал в острог, откуда не только сам заключенный, но даже весть о нем не могла выйти. Потифар был занят служением фараону и забыл об Иосифе. Госпожа тоже постепенно освободилась от напасти злого духа, и очищенный от скверны разум оценил случившееся должным образом. Она глубоко раскаивалась в своем грехопадении и переживала положение Иосифа. Она хотела искренне признаться во всем Потифару, но, с одной стороны, опасалась разбередить рану, а с другой – боялась, что возможное освобождение Иосифа станет новым искушением для нее.

Внутренняя порядочность, отвага и искренность Потифара вселили в нее силы, подвигли на ответный шаг, и она во всем призналась ему. Она рассказала супругу все, что мучило ее два года, тяжелым бременем лежало на душе, и сказала, что Иосиф совершенно чист, он свято хранил тайну об истинной причине своего заточения, оберегая тем самым честь семьи Потифара. Для доверчивого Потифара неверность жены была, разумеется, страшным ударом; подобно праведному Иову он испытал все: одновременно утратил веру в языческих богов, доверие к фараону, лишился службы, друзей и, наконец, единственного пристанища – семьи. Причиной же этого была его честность, правдивость и бескомпромиссность в вопросах, касающихся совести. Но истинный Бог Авраама, Исаака и Иакова никогда не оставляет человека, борющегося за правду. Господь открыл духовное око Потифару – он узрел истинного Бога. Он посмотрел на все и вся с духовной точки зрения и все обрел вновь: истинного Бога вместо языческих египетских богов, фараона как высочайшего правителя, Иосифа как наставника, друга и сына, супругу как единоверного соратника и, наконец, он обрел радость общения с Богом, к которой приобщился благодаря Иосифу и которой был лишен два года. Первым, кому он сообщил эту благую весть, был, конечно, Иосиф: Потифар встал, пошел и почтительно поклонился Иосифу[26].

Благодаря миссионерскому подвижническому труду Иосифа Потифар, его супруга и домашние обрели истинного Бога.

Иосиф всю жизнь проповедовал истинного Бога, и его рабство, заточение, испытания были допущены для того, чтобы, по словам царя Давида, он в языческом Египте наставлял вельмож по своей душе и старейшин учил мудрости (Пс 104. 17–22).

Но главной миссией Иосифа было то, чтобы как Господь из Отчего недра послан спасти всех нас, так и он с отеческого лона был послан к своим братиям[27], погрязшим в смертных грехах, которым в будущем суждено было стать праотцами 12 колен Израилевых; потому внутреннее миссионерство было высочайшей ступенью его духовного подвига, так как, по словам Господа нашего Иисуса Христа, труднее всего для пророка быть услышанным в своей отчизне и в своем доме (Мф 13. 57).

Проповедовать своим близким и своему народу Иосиф начал еще, когда был дома и пересказывал сновидения (Быт 37. 5–11), чем вместо покаяния вызвал гнев и ненависть очерствевших в греховной жизни братьев[28]. Обрекая Иосифа на погибель, продав его в рабство и обманув отца, они достигли апогея своей греховности.

Последующие два десятилетия[29] до неожиданной встречи с Иосифом для каждого из них были периодом раздумий и возможного раскаяния, что и выразил с самого начала старший брат Рувим, когда вернулся к колодцу, чтобы спасти Иосифа, и не нашел его. После того как они продали брата в рабство и убедили отца в его смерти, их гнев несколько утих, уступив место угрызениям совести, которые, однако, были не настолько сильны, чтобы привести к раскаянию и принятию кары. Для покаяния требовался соответствующий поступок, без которого и Иосифу было бы трудно простить, поскольку это решение далось ему в результате крайнего напряжения душевных сил. Величайшая жертва Иосифа, страдания, пережитые им до встречи с фараоном, обретенный в Египте огромный духовный жизненный опыт, сделавший неискушенного, глубоко верующего юнца подлинным мудрецом, привели к должному результату. Усилием закаленной испытаниями воли, величайшим самообладанием с благословения Божиего он поставил братьев в положение, когда они сами должны были отказаться от чести, неоднократно ими самими же поруганной, или же восстановить себя в праве старших братьев, искупив вину достойной жертвой перед Богом, отцом и братом, обреченным на смерть. И вот Иуда, потомок Иакова и прямой предок Господа нашего Иисуса Христа, выразил общее настроение братьев и совершил исторический шаг. Он вместо Вениамина, младшего брата Иосифа, принял на себя участь вечного пленного и узника, заслужив тем самым прощение и милость Господа для себя и своих братьев. Такова была миссия Иосифа перед братьями, венчавшая его величайший миссионерский подвиг.